десят  человек,  населяющих  Пресепторию, плюс три
космолетчика, и  впереди мчалась, подобрав кисейный  подол,  новобрачная,  а
где-то в арьергарде довольно похрюкивал на отцовском плече юный Пидопличко.
     Все  разом  высыпали  на пляж  и  остановились молча,  даже  галька  не
скрипела под  ногами. Потому  что  в море, к неуемной радости аполин, падали
никакие не медузы, а невиданной величины снежинки - двух, трех,  пяти метров
в поперечнике. Они  шлепались в воду с хрустом, разламываясь на бесформенные
ноздреватые  куски, которые стремительно таяли, не давая аполинам наиграться
вволю. Были они редки и бутафорски неправдоподобны, и только одна  промазала
и тяжко шлепнулась о гальку на  самой черте прибоя, так что кибы, выхватывая
и выдвигая  всевозможные датчики из  своих бурдюков, плотной цепью двинулись
на нее, хищно подрагивая вибриссами хеморецепторов.
     И это было все.
     Небеса,  если  не  считать кучевых  облаков,  опустели,  море  слизнуло
последние  капли  талой воды,  кибы  безмолвствовали,  не  обнаружив никакой
опасности,  а  аполины,  наглотавшись  снежной  массы,  недовольно  пошли  в
глубину.
     И только тогда кто-то прочувствованно произнес:
     - Во наша Степуха дает!..
     И все восторженно  зашумели;  жених  скинул ботинки и полез  в воду  за
последним кусочком льда  и, выудив его, понес на протянутых руках невесте, а
к мокрым до  колен брюкам  налипли  водоросли и  какая-то  чешуя;  и  Степка
Пидопличко, почувствовав себя обойденным  вниманием, обиженно взревел и  уже
больше не успокаивался, пока его не понесли  спать; и все потрусили обратно,
весело перекидываясь репликами, так что  стало ясно  - вечер вступал в  фазу
дружеской непринужденности, шуток и экспромтов; и  Варвара тоже повернулась,
раздумывая,  не  пойти ли домой по примеру первенца планеты, и в этот миг на
прежнем месте и в прежней позе увидела асфальтовую гориллу.
     С той только  разницей, что  теперь  на  ней был  классический вечерний
костюм  - что-то  вроде  смокинга  и  галстук  бабочкой.  И  Кони  на  своих
невероятных  каблуках летела навстречу этому чудовищу, а когда приблизилась,
то  повисла  у него  на локте и  похоже  было,  что принялась  его  с  жаром
уговаривать.
     Варваре  было крайне неудобно вот так стоять и глазеть на них, пришлось
идти обратно  за стол, тем более что ее подхватил под руку донельзя скромный
гений,  утверждавший (на весь парк), что именно он первым опознал в странном
атмосферном  явлении  самый  обычный  снегопад,   потому  что   однажды  уже
сталкивался  с подобным феноменом,  только никто ему  не поверил, хотя в тот
раз снежинки были не больше  сорока сантиметров в диаметре, но тогда в амбах
он был один, и без фотоаппаратуры, а кстати...
     Варвара   почувствовала,  что  разговор  переходит  в  профессиональную
область, где  прекратить его  будет просто  невозможно, и завертела головой,
беспомощно  отыскивая глазами Теймураза, -  тот на удивление  все  сразу  же
понял,  бесцеремонно схватил Варвару за рукав и со словами "Так мы  с  тобой
еще не обговорили одну деталь..." потащил к опустевшему было столу.
     - Извини,  - сказал он, когда дистанция  между ними и говорливым гением
достигла безопасной, -  но у того, кто обращается  на "ты",  всегда  имеется
преимущество  в свободе действий. К тому же,  мне было бы проще  и  приятнее
решить проблему наших взаимоотношений раз и навсегда.
     Варвара  сухо   кивнула.  Вообще-то  она   терпеть  не  могла  подобных
форсированных сближений,  но сейчас  она  была благодарна  Теймуразу за  его
мальчишескую  естественность  и еще  за  то,  что  он  обошелся  без  такого
традиционного   и   удручающе  уместного   здесь,   за  праздничным  столом,
предложения выпить на брудершафт.
     - А ты, собственно, кто? -  с той же  степенью бесцеремонности спросила
она, закрепляя обращение на "ты".
     - Гелиотермист. Закончил КАТ - Кутаисский аккумуляторный техкурс. Здесь
на двухлетней стажировке,  но  думаю,  что  задержусь  подольше. Степуха  на
редкость привязывает к себе. Потом думаю подавать в университет.
     Варвара  ловила  эти  коротенькие,  в  ее собственном  стиле,  фразы  и
невольно косила глазом - искала Кони  и того,  с пляжа.  Они подошли к столу
последними  - примолкшие, чопорные;  мужчина подвел Кони к ее  стулу, и  все
кругом засуетились, сдвигаясь  и  освобождая ему  место,  но он повернулся и
пошел вкруг стола, пока не заметил рядом с Варварой  единственный  свободный
табурет. Сел, так что его ножки со скрипом вдавились в землю, наполнил бокал
соком и  замер, глядя как-то сквозь толстенный ствол Дуба и больше ни к чему
не  прикасаясь. От  него пахло  прелыми  водорослями,  просоленной галькой и
осенней травой.
     И  еще  Варвара  почувствовала  -   по  его  усталой  оцепенелости,  по
безрадостному неприятию всей этой праздничной суеты,  - как же он бесконечно
стар.
     Ей стало безотчетно жалко его, и  она  поискала глазами,  что бы  такое
положить ему на  тарелку, и даже обернулась к Теймуразу, но  тот, не обращая
на нее внимания, вытягивал шею,  прислушиваясь к разгоравшемуся спору, какой
обычно вот так  мгновенно  вспыхивает  за столом, вокруг которого  собрались
люди, всего несколько минут назад оторвавшиеся от  общей работы. Реплики уже
летели  слева и справа, подобно  лазерным вспышкам, и сути  дела  Варвара за
недостаточностью информации уловить не  могла,  и она не знала даже, на кого
нападает   Теймураз,   когда  тот   крикнул:  "Да  это   же  худшая  сторона
аболиционизма!" - на что из-за  Майского Дуба  ему тут  же отпарировали: "От
консерватора слышим!"
     Похоже было, что здесь уже сложились  две какие-то непримиримые партии,
потому что никто не спрашивал чужого мнения, а только  утверждал собственное
типа: "Я согласен получать с Большой Земли только зонды, только, и ни-ка-кой
другой аппаратуры, и год, и  два..." - "Можно два года варить крутое яйцо, и
оно не станет  всмятку!" - "Тогда нам грош цена, потому что мы вырождаемся в
конвейеры  для  переброски  на   Землю  допотопной  биомассы!"  -  "Ну,  да,
автохтонов  не  спросили;  не  взяли,  видишь  ли,  письменное   согласие  у
стеллерова  бычка  Васьки".  -  "Тогда чем  мы  отличаемся  от  тех  граждан
Вселенной,  которые энное  число  тысячелетий назад крали все  это  с  нашей
планеты и перетаскивали сюда?" - "Этот  факт еще доказать надо, а вы рвете у
нас  время  и людей,  не  говоря  уже  об  оборудовании,  вместо  того чтобы
обеспечить  спокойную  работу  палеоэкологов!"   -   "Ага,  договорились   -
палеоэкологам  все  коврижки,  полная свобода  действий...  может,  и  право
работать на "черной стороне" тоже?" - "Но ведь это - действительно работа во
имя самой Степухи, а не для Большой Земли..." - "А вам не кажется, что  сама
Степуха  не  очень-то  довольна?"  - "Значит,  мы  в  чем-то  были  чересчур
бесцеремонны для гостей..." -  "Так вы,  наконец, соглашаетесь с тем, что мы
здесь не хозяева, а только гости? Да или нет?"
     Похоже,  что вопрос был  традиционный  и  отнюдь не риторический.  "Да,
здесь не соскучишься", - подумала Варвара.
     Но тут  на той стороне, за  стволом, кто-то мерно  постучал ложечкой по
хрустальному кувшину. Спорщики, против ожидания, стали послушно затихать.
     - Друзья мои! -  раздался властный и спокойный голос. - Несвоевременные
споры отвлекли  нас от  приятного  повода,  по которому  мы нынче собрались.
Здесь нет  хозяев, здесь только гости. Помните  это.  А теперь, Лерой, прошу
вас, провозгласите тост, как вы один умеете это делать!
     Варварин  сосед   поднялся,  и  тишина   под  "майским  деревом"  стала
прямо-таки мертвой.  Девушка  догадывалась, что  рядом с  нею сидел виновник
всех  раздумий  и тревог  Сусанина, но  разглядывать  его снизу  вверх  было
опять-таки неудобно. Она нарочито равнодушно отвернулась и невольно обратила
внимание на то, с каким выражением  все глядели на  Лероя: как будто ожидали
от него чего-то сверхъестественного.
     А  он  медленно  выпрямился  и  поднял  руку,  в  которой  бокал скорее
угадывался, чем был виден:
     - За дам, благослови их  небеса Вселенной! - сказал он. И по  тому, как
потрясение поднялись  все  мужчины  разом,  она  поняла, что такого тоста не
слышал никто и никогда.
     - Вот такой у нас дед! - шепнул Теймураз, усаживаясь. А Кони высунулась
из-за  штурманской спины  и  крикнула через  все  пространство,  разделявшее
противоположные стороны праздничного стола:
     - Лерой, а ведь дам у нас прибавилось - рядом с вами сидит  ваша  новая
соседка по коттеджу!
     У девушки екнуло сердце, хотя она совершенно не могла себе представить,
какие последствия могут возыметь эти небрежно брошенные слова. А последствий
не было. Лерой поставил пустой бокал  на  голубоватую миллиметровку,  словно
ничего не расслышал.
     Значит, вот кто будет жить у нее за стеной, и мягко, по-медвежьи топать
по  ночам  широкими  босыми  ступнями,  и наполнять  весь  дом, невзирая  на
перегородки, запахом мятой травы  и  водорослей. Недаром над его крыльцом, с
другой стороны домика, висели два  пожухлых  пучка  бессмертника  и гирлянда
луковок.  Сказочный  дед-лесовик,  хозяин  трав, повелитель  пчел,  владелец
заповедных  тайн и даров дремучих чащ.  Этот не терял  предрассветных росных
часов,  когда  в  каждом  бутоне  вся  нераскрытая,  не  выплеснутая  наружу
колдовская сила, высосанная стеблем из благодатной почвы;  этот не пропустил
уж точно ни одной скалистой расщелины, из которой сочится...
     Она замерла. Неужели правда? Ведь у него, может, есть даже...
     Это  было  мечтой  и  страстью  всего ее курса  -  восстановить  рецепт
старинного    консервирующего    снадобья    под    алхимическим   названием
"мумиен-пульвер", которым придворный таксидермист (впрочем, вряд ли носивший
в  действительности  подобный  титул) Петра  Первого  обрабатывал  экспонаты
будущей Кунсткамеры - экспонаты, просуществовавшие целые века!
     -  Скажите, пожалуйста,  - порывисто  обернулась  она к  своему  соседу
справа, - а не доводилось ли вам находить здесь природное горное мумие?
     Теймураз дернул ее за рукав,  но  было поздно.  Лерой  бесконечно долго
сидел, не шевелясь, словно раздумывал, к нему ли обращен вопрос, затем начал
медленно,  всем корпусом, оборачиваться к девушке, и она впервые  так близко
увидела его  лицо с бесчисленными  набегающими  друг на друга морщинками,  с
дважды перебитым плоским носом и глазами, лиловыми и  скорбными, как у негра
с вирджинской плантации.
     - Мумие? - переспросил он глубоким колодезным басом, и все кругом снова
примолкли.  - Зачем  же  искать мумие в  горах?  Получить его  можно гораздо
проще.
     Половина  стола,  что была по  эту  сторону  дуба,  уже  зачарованно  и
привычно глядела ему в рот.
     - Возьмите мышку.
     Воцарилась  пауза,  которую  никто не  посмел заполнить  ни словом,  ни
шорохом.
     - Полевку. Горную.
     И снова пауза. Ох,  и зачем так рано унесли этого горластого  карапуза,
он так непосредственно издавал вопли в самый неподходящий момент!
     - Се-реб-рис-ту-ю.
     Варвара всей кожей чувствовала, как уже все сто шестьдесят тамерян плюс
три  космолетчика переводят  взгляд с Лероя на нее  и  обратно. Над  верхней
губой у нее начали  собираться маленькие капельки пота.  Этот спектакль пора
было прекращать.
     - Серебристость принципиально необходима? - спросила она деловым тоном.
     - Весьма.
     Он  протянул широкую ладонь  к  своему  бокалу, и пока рука  двигалась,
емкость была уже снова наполнена.
     -  Благодарю  вас, - раскатилось  над столом, словно эта  благодарность
относилась ко всему коллективу колонии.
     Лерой  наклонился над  столом, углядел на  каком-то блюде пучок  травы,
напоминающий листом  и  духом  большеземельную  кинзу,  и ухватил  его двумя
перстами.
     - И вышеупомянутую мышку-полевку, горную,  серебристую, пол значения не
имеет,  необходимо  накормить  травкой,   которая  называется   гетеропаппус
седеющий.
     Псевдокинза  была гадливо  отброшена,  как  не имеющая ничего  общего с
гетеропаппусом.
     - Но это еще не все.
     Там, за стволом Майского Дуба, кто-то  застонал. Варвара  поймала вдруг
себя на  мысли, что если бы  адресатом  лероевского монолога  была не она, а
кто-нибудь другой,  то от всего происходящего  можно было бы получить бездну
удовольствия. Лерой же невозмутимо осушил свой бокал и продолжал:
     -  К  травке,  именуемой  гетеропаппус  седеющий,  нужно  присовокупить
зизифору  пахучковидную,  а  также  оносму  ферганскую  и  абрикос  -  самый
обыкновенный.
     - Теперь-то все? - с надеждой вырвалось у Варвары.
     -   Отнюдь   нет.   Чрезвычайно   существенно  не  забыть  можжевельник
туркестанский,  горец  альпийский   и  лук...  многолиственный,  если  я  не
ошибаюсь.
     - А чеснок? - мстительно вставила Варвара.
     -  О!  Вы   далеко  пойдете,  моя  юная  натуралистка.   Чеснок  -  это
непременнейший компонент,  равно как и  эфедра хвощевая, щетинник зеленый  и
тополь белый. И разумеется, кипрей.
     - Вульгарно? - не  сдавалась Варвара, впрочем прикладывая  все усилия к
тому, чтобы голос у нее не дрожал.
     -  Кипрей,  кипрей,  кипрей...  Так,   запоминайте  хорошенько:  кипрей
мохнатый, кипрей широколистный, кипрей высокогорный и кипрей тянь-шаньский.
     - Это одно и то же! - с отчаяньем проговорила она.
     - Ну знаете, тогда нам не о чем разговаривать!
     И он отвернулся от нее, возмущенный до глубины души.
     К ней со всех сторон тут же потянулись рюмки и бокалы:
     - За чеснок вульгарно!
     - За абрикос можжевелолистный!
     - За мышку гетеропапуасовую, седеющую! Теймураз наклонился к ее плечу:
     -  Ну вот, Лерой и  сделал из  тебя принцессу вечера,  как он один  это
умеет. Поздравляю.
     - Посмешище  он из  меня сделал. Иду спать. Все. Она поднялась, но уйти
было не так-то просто.
     -   Темрик,  перестань  секретничать  с  новенькой!  -  снова  возникла
царствующая за столом Кони. - Да что это, она уходит? Нет, Варюша, нет, этот
номер  не пройдет. Вы  уже двадцать четыре  часа находитесь на Степаниде. На
нашей сказочной, неповторимой  Степаниде. Теперь  за вами тост.  Скажите, за
какое из ее достоинств вы хотели бы выпить в первую очередь?
     Мало ей было одного  Лероя! Конечно, она всего-навсего маленькая усатая
сколопендра,  когда пребывает в ярости -  особенно; но врать и  притворяться
противно, тем более что и они все - просто фанатики со своей Степухой.
     - За то... - она помедлила, облекая свои смутные ощущения  в более  или
менее четкую формулировку. - За то, что Земля Тамерлана Степанищева - такая,
какой создала ее космическая  эволюция, - в принципе ничем  не отличается от
нашей Большой Земли.
     Она  отпила  глоток, поставила бокал на миллиметровку и пошла  прочь, в
быстро разливающуюся вечернюю полутьму.
     За  стеной плотной массой застыла возмущенная, не  пожелавшая понять ее
тишина.
     Она  нашла  свой  коттедж  по  запаху,  исходящему  от  Лероевых  трав.
Разделась. Опрокинулась в  жесткую  прохладную постель.  Ладно.  Сегодняшний
день  не в счет. Вот завтра - уже  работа,  приемка помещения, да еще и  эту
парочку распаковывать -  Пегаса и  Пегги; и первое  время они  от  изумления
будут только путаться под  ногами, как и  полагается верным, но не чрезмерно
информированным роботам, и посему преимущественно мешать, и если  все пойдет
подобру-поздорову, то после обеда можно будет  начать монтаж  аппаратуры, то
есть  монтировать-то  будут кибы,  нужно только  ходить за  ними по  пятам и
следить,  чтобы  они   какую-нибудь  моечную  камеру   или   холодильник  не
приспособили  вверх ногами.  А  это,  прямо скажем,  занятие не творческое и
посему утомительное. Следовательно, и завтра - день не из приятных...
     В окошко ненавязчиво постучали. Болтливый гений, не иначе.
     - Я сплю! - зарычала Варвара.
     -  И на здоровье,  - раздался веселый  голос Сусанина. - Утречком, пока
кибы всю вашу аппаратуру не  раскидают по разметкам, вам в своей лаборатории
делать нечего. Так что брошу-ка я вас на капусту. В восемь на пирсе, радость
моя!
     Варвара  чуть  не  подпрыгнула от бешенства. Это ж  надо,  обрела  себе
начальника,  который  будет  распоряжаться  каждым  рабочим  часом в  ее  же
собственной  таксидермичке!   Обретешь  тут  здоровый   сон.  Но  ничего  не
поделаешь,  теперь только  отдать себе  приказ  проснуться ровно  в половине
шестого по среднеземному, чтобы успеть выкупаться. В половине шестого.
     В половине...

x x x
     Проснулась она  много раньше от жуткого  ощущения, будто ее лицо лизнул
огненный язык.
     За окошком полыхал беззвучный пожар.
     Она  бросилась к окну,  распахнула  его - навстречу дохнула черемуховая
ночная прохлада.  Многослойные красно-зеленые  ленты  летели,  извиваясь, по
небу,  словно тутошняя Ирида,  позабытая  богиня радуг  и  прочих  красочных
атмосферных эффектов, вздумала заниматься художественной гимнастикой на ночь
глядючи.  Вовремя иллюминация, ничего  не  скажешь.  Как бы это  назвать? А,
северностепанидское сияние.
     Она сердито  фыркнула,  предчувствуя  жесточайший  недосып,  и  тут  же
пожалела   о  собственной  несдержанности:  справа,   под   соседним  окном,
принадлежащим половине  Лероя,  высилась монументальная фигура, расцвеченная
радужными бликами.
     - А-а, - протянул он своим звучным, точно  из  глубины колодца, басом,-
моя юная натуралистка!
     Варвара мысленно застонала.
     - Вы уж простите меня, старика, - продолжал он так, что его было слышно
в радиусе двухсот метров. - Дело в том, что я совершенно забыл про дороникум
продолговатолиственный!
     Она в сердцах захлопнула ставни.

x x x
     Они обогнули  мыс,  и воздух сразу же  наполнился подозрительным душком
гниющих  водорослей,  рыбы  и  конюшни.  Сопровождавшие  суденышко   аполины
проделали  два-три  дружных курбета,  разом повернули  и  отбыли  в  сторону
островов.
     Теймураз  управлялся с  парусом отменно, и  берег  (вместе  с  запахом)
стремительно надвигался.
     - Ага, кибы уже  навалили  целую кучу капусты, - удовлетворенно заметил
Теймураз. - Когда пристанем, ты в  воду не прыгай, тут на дне  всякое... Вон
те две плиты - наше обычное место.
     -  А  вон  тот камень удобнее,  - заметила  Варвара,  кивая через левое
плечо.
     - Это не камень. Это - корова.
     Варвара, несмотря не предупреждение и все свои тревожные ощущения, едва
не вывалилась за борт.
     - Ты что? - изумился Теймураз.
     - Естественная реакция человека, впервые  увидевшего  живую  стеллерову
корову...
     - Почему впервые? Тебе ж вчера аполины теленка подарили!
     -  Это зелененького-то?  А я  думала -  ламантеныш.  Впрочем,  я  его и
рассмотреть не успела - приплыл некто, влекомый аполинами, словно Лоэнгрин в
челноке, забрал и спасибо не сказал.
     -   Лоэнгрина   транспортировали  лебеди,  коих  на   Степухе  пока  не
обнаружено. А  был  это, несомненно, Светик Параскив, наш старый  телятник и
ксенопсихолог по совместительству.
     - Почему несомненно?
     - Иначе у тебя не возникло бы ассоциаций с Лоэнгрином. Беда Светозара в
том, что он красив, как языческий бог. Держись!
     Лодка ткнулась  носом  в берег,  и  они  соскочили на камни. Продолжать
разговор  о бородатом ксенопсихологе,  вызывающим  определенные  ассоциации,
девушка воздержалась.
     - Я  пойду  посмотрю,  а?  -  просительно  проговорила  она,  кивая  на
темно-бурую тушу.
     - Успеешь. Это,  по-моему, молодой бычок.  Они всегда голодные.  Сейчас
наши  осьминоги  явятся,  попробуем  отобрать  у них  что-нибудь лакомое.  С
коровьей точки зрения, разумеется.
     Мысли  свои  он   всегда  выражал  с  каким-то   особенным,  корректным
изяществом и  точностью, обычно свойственным более зрелым мужчинам.  Варвара
заключила, что это - следствие безупречного воспитания, одинаково редкого во
все века.