ямо напротив, еще не тронутые чернотой, но уже оттененные сиреневым
и карминным, уходили ввысь ступенчатые горы, поначалу чем-то поросшие, потом
удручающе  голые, а дальше и до самого горизонта -  а  если не видеть  этого
сверху, то  можно предположить, что и до  самого края света  - снежно-белые.
Облака вихрились в вышине, нацеливаясь пасть  на притягательную сахаристость
ледников, как только  скроется солнце;  но  пока между ними и незатупленными
остриями горных вершин было видно смягченное пепельностью розоватое небо.
     Дали  небесные, и зачем же занесло  сюда таких громоздких и  неуклюжих,
как мы! Таких  совершенных,  неуязвимых, бронированно-скафандровых -  в этот
мир, который и дик, и чуден.
     - Связь, - предупредил  Вафель, хотя никто  его  об  этом  не просил, и
помешал  мысли о том, что этот мир  был бы почти идеален, если бы поблизости
было море.
     И тотчас же из клипса донесся голос Сусанина:
     - Ау, Варвара!
     - Здесь! - поспешно откликнулась она и тут же рассердилась на себя, что
голос прозвучал как-то испуганно.
     Ну да, она вылезла из корабля, но  ведь этого ей не запрещалось, и скоч
с генератором  рядом, и она даже  не вышла  за пределы  тени,  отбрасываемой
"Дунканом". А в конце концов, если что и  не  так, то каким образом ее можно
будет наказать -  отправить  обратно на  Степаниду?  Но Сусанин  был слишком
занят общими бедами, чтобы обратить внимание на оттенки ее интонаций.
     - Значит, так: мы лезем под одеяло,  то есть под всю эту зеленую толщу.
Думаю,  что увидим что-нибудь впечатляющее.  Жалко  только - темнеет. Мы тут
рядом  с  интересующим  нас  баобабом обнаружили каменный  куб  двадцать  на
двадцать, смахнем с него пыль и  зелень и сядем нормальненько, так что ты за
нас  не  волнуйся.  С  него  будем  спускаться по  силовому  коридору,  тоже
абсолютная безопасность. Спустимся -  доложим.  Ты там  еще  не перетрусила,
если честно?
     - Не успела. Обедала.
     - Варвара, не буди во мне зверя!
     - Хорошо тому, в ком спит сухопутный зверь...
     -  Да, о  воде:  западнее  нас, внизу и километрах  в шести, либо очень
широкая река, либо  фьорд.  Наша долина ниже твоей метров на  сто пятьдесят,
так вот что удивительно: с нашей стороны от  самых утесов, Фермопил то есть,
спускается настоящая катальная горка -  так  и  тянет плюхнуться на задницу,
как в детстве. И что удивительно - накатана до блеска.
     - Там что, какой-нибудь выход?
     - Явного ничего не просматривается, да и ущелье ведь завалено до полной
непроходимости, но может - щель...
     - А поверху?
     -  Вот уж  исключено! Видали  мы  эти ужасы с вертолета. Ну,  нам пора.
Варвара  хотела сказать  что-нибудь традиционное, но не успела - из плошечки
снова  закапали  тугие  ртутные  дробинки  метрономного  сигнала.  Она  тихо
вернулась к трапу и медленно поднялась на три ступеньки. Справа от  Фермопил
солнце, совсем бледненькое и полиловевшее, как накануне  ветреного  дня, уже
коснулось подбородком края ступенчатого амфитеатра. Слева высунулась и стала
быстро  набирать высоту  первая луна, и девушка вспомнила, что на подлете  к
Чартаруме они насчитали шесть абсолютно  безжизненных  спутников, достаточно
крупных, чтобы ярко светить в ночи.
     - Что  будем делать? - негромко проговорила Варвара, привыкшая общаться
со своими  роботами.  -  Возвращаться  на  "Дункан" скучно, гулять в  полной
темноте будет неуютно. Сходим-ка в гости! Трюфель!
     - Слушаю.
     -   Поставь   защитный   коридор   между  кораблями.  Напряжение   поля
минимальное, но если что - усилишь.
     Трюфель,  как это водится у скочей,  о готовности  выполнить приказ  не
доложил, но  через десять секунд на потемневшей, почти черной траве пролегла
объемная белесая  прямая,  словно протянулся ватный шнур; из  него молочными
фонтанчиками выплеснулась струящаяся масса, образовавшая очень зыбкую на вид
стеночку,  которая, поднявшись  метра на два, плавно закруглилась вправо  и,
упав  снова  на  траву,  выстроила  полупрозрачный  тоннель,  упирающийся  в
спущенный трап соседнего звездолета.
     - Собственно, ты  можешь остаться, там  ведь  мне ничего не угрожает, -
сказала Варвара и двинулась по тоннелю.
     Сзади  послышалось  характерное  лязганье  -  скоч,  строго  выдерживая
дистанцию в один метр, семенил следом.
     - Раз уж увязался, то хоть фонарик зажги,- приказала ему Варвара.
     В  защитном  коридоре  было  почти  темно,  только  слабыми  пятнышками
просвечивали  луна  и солнышко.  Сзади  вспыхнул  фонарь,  и  девушка  пошла
быстрее, ступая  по собственной тени.  В какой-то момент ей показалось,  что
вон там, за черным овалом  выхода,  начнется вечерняя  улица Пресептории, по
которой недалеко уже и до Майского Луга, а там и полоска прибрежного сада, и
пляж, и лиловый яшмовый монолит под скалой... Она встряхнулась и почти бегом
выскочила  из тоннеля.  Трап как трап. Люк как  люк,  тоже  забран  сетчатой
защитой, и такая же послушная  клавиша справа, чтобы набрать  шифр входа, не
меняющийся  десятилетиями,  -  незачем. Он  ведь  от  зверей. Она  влезла  в
тамбурную, щелкнула  тумблером  люминаторов,  и потолки  на  кораблике разом
засветились. На полу  центральной  площадки по-лягушачьи  расположились  три
киба.  Они  все  видели,  все  слышали,  а  толку  от  них,  как  от  любого
подъемно-транспортного механизма.  Перешагнув  через одного из них,  Варвара
направилась прямо в рубку. Сейчас она уже могла признаться себе, что сюда ее
погнало не простое любопытство, а смутная догадка. Сейчас проверим.
     Она включила  корабельный МИМ - малый интегральный  мозг, и задала  ему
предельно простую задачку: воспроизвести звуковой сигнал, принятый от одного
из  членов экипажа  и ретранслированный затем в  виде пакета SOS.  Щелкнуло,
шваркнуло, прошуршало на бешеной скорости, и внезапно  на полуслове зазвучал
прерывистый, задыхающийся  голос. Он  был абсолютно незнаком и в то же время
ужасно  напоминал  кого-то  своей  мягкой,  словно  искусственно  заниженной
хрипотцой. Варвара прослушала раз, ткнула кнопочку повтора и прогнала еще  и
еще.  Задумалась.  На  пульте  уже  лежала  едва  заметная  пленочка  пыли и
несколько трогательных ирисок. Незнакомый ей Иван  Вуд, любитель сладкого  и
обладатель рокочущего баса, задал-таки задачку...
     Она наклонилась над плошкой фона, согревая ее дыханием:
     - Сусанин, Сусанин, вызывает Норега...
     - Что? - выскочил короткий чмокающий звук. - Только собирался...
     - Евгений, ты прослушал...
     - Давай быстро, Варька, что у тебя?
     - Я на корабле разведчиков.  Вуда было очень плохо слышно. Поэтому киб,
отправивший  фонограмму, одно слово не разобрал и подставил самое близкое по
звучанию  из всех, ему известных. Я слушала  неоднократно, и это  слово - не
"капибары".
     - А что?
     - Не разобрать. А догадываться я боюсь...
     - Понятно. Пять минут назад  я бы  тебя попросту обругал  за панику. Но
сейчас... Мы только что нашли сапог.
     - Кого?
     - Не кого, а сапог. С правой ноги. Висит на дереве, на высоте три метра
сорок сантиметров. И не заброшен, а подвешен, и затяжной шнур завязан на два
узла. На заклепке второй номер.
     Варвара невольно  вскинула  глаза на  стену, где  на  привычном  месте,
справа  от  пульта,  в алой рамочке  висел список  экипажа корабля. Пилоты и
пассажиры в  галактическом  поиске  как правило  владели  таким  количеством
профессий, что свободно  заменяли друг  друга. У Гюрга, впрочем, тоже имелся
диплом пилота.
     Под  вторым номером  в красной  рамочке  значилось:  Фюстель Монкорбье,
штурман, вакуум-механик, ксенофизик.
     - А  ты не  допускаешь,  что он сам прятался на этом дереве и  зачем-то
подвесил ботинок? - спросила Варвара.
     - Кто, Монк? Исключено. По этой ветке  мог бы забраться только ребенок.
И потом...
     - Ты что, Сусанин, боишься меня напугать?
     -  Тебя  напугаешь...  У  меня впечатление,  что  это...  вроде  нашего
Майского Дуба. На него всякое вешают.
     Варвара вспомнила ленточки, крышки от консервных банок и живого ленивца
-  игрушечную  дань  памяти  о язычестве  предков,  таком  привлекательном с
расстояния в доброе тысячелетие.
     - Ритуальное дерево, - подсказала она.
     - Вот-вот. И под ним - обглоданные кости. Тоже ритуальные.
     - Сусанин! - ахнула она.
     - Так я и знал, уже и обморок. Да не человечьи!..
     -  Евгений, миленький,  ну что тебе стоит - прикажи скочу прибрать их в
какой-нибудь контейнер! Ну хочешь, я тебя поцелую? За одну косточку?
     - Варвара, ты серьезно?
     - Конечно нет. Но ты понимаешь значение...
     В фоноклипсе что-то злобно крякнуло, словно переломилось.
     -  Варвара,  под  этот  каменный  куб уходит  лаз...  Если  не тоннель.
Широченный.  И  следы,  только чьи - не  разобрать.  Мы уходим вниз. Наверху
остается Гриша, держи связь с ним.
     - Хорошенькое дело, если внизу - ловушка!
     -  Ты  еще тут  будешь встревать!  - резко  оборвал ее  Сусанин. - Идем
впятером и один скоч. Точка. А то все раскомандовались...
     Ага,  вот  где  они  сцепились   с  Гюргом!  Но  Сусанин  -   начальник
спасательной группы, его голос решающий.
     - Жень, ты хоть дай ориентировочное направление, куда эта нора ведет.
     - Само собой. Все.
     Тик, тик, тик... Она  бесшумно, словно могла кого-то спугнуть, вышла из
чужой рубки, еще  раз перешагнула через бесполезного киба и замерла, стоя на
верхней ступеньке лестницы. Совсем недавно - и тоже на закате - она вот  так
же  стояла,  не решаясь ступить  на почву первой незнакомой  планеты. И была
чертовски занята собой: так  ли поздоровалась, и что подумали, и как посмели
до плеча дотронуться, и куда бы ей провалиться...
     Теперь перед ней была незнакомая планета номер два, и не  просто почва,
а поверхность,  скрывающая подземные ходы, горбатые пещеры, ледяные и мутные
ручьи... И туда ушли ее ребята. Пятеро. На поверхности,  если что  случится,
только  они с Гришей Эболи.  Если снизу  придет  призыв о  помощи  или,  что
гораздо хуже,  все затихнет  и долго-долго не  будет  доноситься  ни  единой
весточки - Грише  придется  слетать за ней, и тогда пойдут они с оставшимися
скочами.
     Так что ей, возможно, придется сунуться в совершеннейшую неизвестность,
а  она,  вместо  того  чтобы  приготовиться  к  этому,  раскинула  тут  себе
персональные тоннели, словно боится по травке пройти...
     - Трюфель, убрать защиту между кораблями!
     Только теперь, когда ровный снежный вал, соединяющий два звездою  лета,
мгновенно превратился в кисель  и растаял, словно впитавшись в  землю, стало
видно, насколько же здешняя луна светозарнее земной.  Солнце, уже скрывшееся
за правой грядой, еще освещало снежные горы и подсвечивало  чудовищные скалы
Фермопил,  придавая  им  зловещий темно-лиловый  отблеск,  а  вся долина уже
светилась ровным серебристым сиянием, и  только на  том месте, где  пролегал
тоннель, осталась темная, точно влажная, дорожка примятой травы.
     - Двинулись, - сказала Варвара и пошла по этой дорожке. Там,  где трава
была  не   вдавлена   в  землю  утюгом  силового  поля,  она  топорщилась  и
поблескивала, словно была вырезана из тончайших полосок белой жести, и даже,
казалось, звенела  - а  может, это подымалась на  промысел вечерняя мошкара.
Все  усиливающийся фиалковый запах  мешался  с неистребимым металлическим, и
это  странно  сочеталось  с сухостью долины -  наверное,  надо  было ожидать
ночного тумана. Девушка прибавила шаг.
     Внезапно метроном, щелкающий из фоноклипса, умолк.
     - Внимание, - раздался голос Трюфеля, на этот раз звучавший  скорее как
женский,  а  такое  изменение  значило,  что  скоча  обуревают отрицательные
эмоции. - На нижней террасе большого  экваториального хребта  появилась стая
крупных,  предположительно   копытных,  животных.  Направляются  в   долину.
Ориентировочное расстояние четыре целых четыре десятых километра.
     Варвара  остановилась  и  обернулась  к  снежным   горам.  Вершины  еще
розовели,  но  подножие  совершенно  не  просматривалось, -  видно.  Трюфель
пользовался  инфракрасной  аппаратурой.  Ну  что ж,  как  раз  добраться  до
"Дункана", выпить  чашечку кофе,  поговорить с Гришей и тогда  готовиться  к
первому контакту с чартарумской фауной. А света хватит - луна забирается все
выше,   и   у   здешней   травушки-муравушки   феноменальные   отражательные
способности... И правда, в долине  сделалось светлее  и свет этот был ровен,
без прежних игольчатых бликов; дорожка размывалась, но это было не страшно -
"Дункан" высился чужеродной  нездешней громадой, и до  него оставалось всего
половина пути. Вот  только запах стал насыщенным до омерзения. Не зацвела ли
травка?
     Цветов видно не было, но стали неразличимыми  и отдельные травинки: они
были  утоплены  молочным туманом, который стремительно растекался от черного
ущелья.
     -  Ишь ты, - сказала Варвара, - а  если нас скроет с  макушкой, найдешь
дорогу домой?
     - Найду. - Вафель, как всегда, был лаконичен.
     - Ну и ладно. В случае чего пойдешь  первым, а  я буду держать  тебя за
хвост.
     Хвостов у скочей не  было, но  Вафель  правильно понял,  что в качестве
такового  может  быть  использован запасной  опорный манипулятор,  а  поняв,
промолчал.
     Туман подымался, густея, хотя казалось, что дальше некуда, был уже выше
колен  и  приводил  в изумление  тем,  что  совершенно  не  мешал  движению.
Напротив, стало  легче,  и мелькнула  шальная мысль:  вот станет по  грудь -
поплыву...
     - Расстояние до стаи три с половиной километра, - прорезался Трюфель.
     А,  ерунда  - три с  половиной  километра! До корабля рукой подать. Вот
только захлюпало под  ногами, и это противно, но при такой влажности иначе и
быть не могло: идет стремительная  конденсация, и накопившаяся вода сразу же
утекает - вон как  тянет ботинки, словно по ручью  идешь, вот и  у Монкорбье
ботинок сорвало,  ничего удивительного  (неправда,  экспедиционный  ботинок,
пока он  не расшнурован, не стянешь и лебедкой...), и  то-то было бы смешно,
если бы на здешнем Майском Баобабе красовалась вот такая золушкина туфелька,
- ой, да она еще и светится (наведенная люминесценция, осторожно, наведенная
люминесценция...), и ничего удивительного, ведь  светится этот белый кисель,
и  не белый  он,  а перламутровый,  и  проступает  какой-то  узор  (ячеистые
структуры   типа  эффекта  Бернара...)  шестигранный,  а   вон  там   змейка
закруглилась  голубая на желтовато-медовом  фоне,  ну  прямо Жучка  со своим
хвостом, и еще, и дальше целых три - красота-то какая! Ногам только холодно,
и  тянет,  тянет  (глубина  не  меньше  полуметра, скорость  течения  метров
шесть-семь  в  секунду - как это я еще  держусь  на ногах?..), а то бы так и
села и смотрела всю ночь и на эти громадные белые кувшинки, что распускаются
на  глазах и  тут же обрастают  тысячью  лепестков, и  на  тонкие колоннады,
просвечивающие в толще тумана...
     -  Расстояние  до  головного  животного  -  две  тысячи   метров.  Стая
насчитывает двадцать семь особей.
     ...и  особи  со мной  вместе полюбуются,  подогнут  коленки,  сядут  на
плоские задницы и поднимут добрые морды к луне, как скоч мой миленький, - ты
не  утонул  там, Вафель (роботы  стратегической  разведки приспособлены  для
передвижения под  водой...), ау,  не слышу ответа, утопленничек (я не говорю
вслух, а мысленную информацию скоч не принимает...)
     -  Прошу разрешения поставить  индивидуальную  силовую  защиту. В  воде
могут находиться мелкие животные, смытые со склона.
     Утеньки, трусишка ты кибернетический! Тебе бы только заткнуть мне уши и
заслонить глаза, чтобы не видела я всей  этой красоты,  - и золотого купола,
что медленно-медленно  подымается из  перламутровых глубин, как зачарованный
остров  (используются  все частоты  видимого  спектра,  следовательно, можно
опасаться сильного  ультрафиолетового  излучения...),  и  звенящие  лимонные
шары, скатывающиеся с этих  пизанских башен, чтобы у  их подножия раскрыться
огромной  королевской лилией, - и чтобы всего этого  не  увидеть за колпаком
защиты?
     - Ни-ка-ких фокусов,  дражайший мой телохранитель, и не бодай меня  под
коленки, я уже дошла до трапа, только - тс-с-с... На "Дункан" полезешь ты, а
я останусь.  Я так долго ждала  воды,  моей воды, а теперь ее  вдоволь... Ты
слышал команду? Топай наверх, многоноженький ты мой, топай и сушись!
     - До головного животного тысяча двести метров.
     Ах, да какое это имеет значение, разве они смогут плавать так, как она,
- неповоротливые клячи в мелкой воде! Ну, наконец-то набрать полные горсти -
а  вода  холодна и  кипуча,  как ледяной нарзан,  - и  ткнуться  в  эту воду
лицом...
     Колючие пузырьки  обожгли щеки, и  разом пришло отрезвление.  Полотнище
тумана  -  экран фантастического проектора.  Но не это  важно. Черные точки,
приближающиеся со стороны гор...
     - До головного животного восемьсот метров.
     И не это!
     "Да ты что, Варвара, оглохла?" - шепнул голос Сусанина.
     Она подпрыгнула сразу на три ступеньки и выгнулась, придерживаясь одной
рукой  за поручень, а другой прикрываясь от слепящего серебряного  света,  -
что-то доносилось оттуда,  от чернеющей  в  лунной ночи бесформенной громады
каменного завала,  по  которому пробегали  пугливые эльмовы огни. Да что же,
что там? Крик? Боль?
     - До головного животного...
     - Тихо! Не мешай!
     Плеск  и  рычание двух  ручьев, справа  и  слева,  вода  уходит,  обмыв
вечернюю  долину, вершины  хребта  вот-вот совсем угаснут,  и  вместе  с  их
факельным  свечением  торопливо выключаются все эти  световые  эффекты,  как
театральные  прожекторы  после  окончания  спектакля,  и   только  на  самых
верхушках башен-минаретов, подчеркивая  их  невероятную высоту,  остается по
слабенькому огоньку.
     И все  травинки снова вытянулись в струнку, словно приемные  антенны. И
легкость такая,  что  можно пробежать на  цыпочках, едва наступая на  острия
этих  травинок. И чуткость. Былая, едва  не  потерянная  навсегда  чуткость.
Ведьминская.
     Только как это  при  всей обострившейся чуткости она забыла, что  снова
нет связи с вертолетом?
     - Трюфель, вызови вертолет!
     - Нет связи.
     Три тучи разом: слева и справа огромные стаи крыланов, а прямо, как раз
между  башнями  Фермопил, грозовая, чья  чернота сделала  бы  ее невидимой в
ночи, если бы не судорожные прочерки коротких молний.
     -   Эболи...  Эболи...  Отвечайте,  Эболи...   Гриша,  где  вы,  Гриша,
отвечайте, отвечайте, черт бы побрал нашу коротковолновую связь, Гриша...  .
Гриша... Отвечайте, Гриша...
     - ...рега! Почему не слышу? Варвара Норега!
     - Гриша! Не так официально.
     - Это я со страху, что вы пропали. Что у вас?
     - Световые эффекты и микронаводнение. Уже кончилось.
     - Вы-то где? Сусанин мне голову оторвет!
     - Ну конечно. Вы его больше слушайте. Если бы он за меня волновался, то
не бросил  бы одну.  Так что я сижу  на верхней  ступенечке,  подобрав ноги,
чтобы никто за пятку не цапнул.
     - А что, есть претенденты?
     -  И сверху, и снизу.  Сверху  тьма громадных крыланов, буду надеяться,
что не вампиры...
     - Варенька, поосторожнее - а вдруг?..
     - Вдруг не может быть, такому количеству кровопийц было бы  нечем здесь
питаться.
     - И все-таки. А снизу?
     -  Мчится какое-то  стадо копытных, по-моему  просто играючи.  Вечерний
гон. Что от Сусанина?
     - Они двигаются от меня на северо-восток с небольшим уклоном вниз. Сеть
разветвленных пещер, похоже, что естественные полости вроде цепочки пузырей.
Эх, геолога с  нами нет, ведь на Большой Земле никто аналогичных структур не
припоминает.
     - Размеры?..
     - Первая - высотой до пяти метров, дальше все ниже и ниже.
     - Ладно с этим, а как со следами?
     - Да никаких следов. В первой пещере определенно стойбище, и  покинутое
совсем недавно, потому как, извините, помет...