есночный  перегар,
смешанный с табачной вонью и прокисшим винцом.
   Хьюстон сочувствовал ему.  Они  находились  здесь  уже  в  течение  часа.
Попросили клерка проверить налоговые декларации на Пьера де  Сен-Лорана,  но
подобного человека в списках обнаружено не  было.  Тогда  они  принялись  за
списки имен людей, которым принадлежала близлежащая пахотная земля. И  вновь
ничего.
   - Эстиль морт? - полюбопытствовал клерк и тут  же  пожалел  о  сказанном.
Позже, он хотел прикусить себе язык, потому что подобная идея означала новую
работу, розыск в папках со свидетельствами  о  смерти  за  многие  годы.  Он
вздохнул и начал выставлять на конторку коробки с папками.
   Хьюстон знал, что подобная  работа  может  исполняться  только  служащими
муниципалитета, но клерк великодушно принял их предложение о помощи.
   На самом деле клерк просто оставил все свое хозяйство  на  откуп  Симоне,
Питу и Дженис. А сам лишь щелкал подтяжками по полосатой рубашке,  оттягивая
и отпуская их, и покачивался с пяток на носки. И  постоянно  посматривал  за
спину Хьюстона, туда, где на стене висели запыленные часы.
   Пит мог  читать  по-французски,  хотя  говорил  не  очень  хорошо,  но  с
документами разбирался с трудом. Бумаги прилипали  друг  к  другу,  и  любое
неосторожное движение руки  могло  разорвать  их  напополам.  Чем  дальше  в
глубину времени удалялись они, тем светлее  становились  чернила,  и  каждый
писака карябал на листах по-своему. Они  с  Дженис  постоянно  обращались  к
Симоне за комментариями и объяснениями.  Восьмидесятые,  семидесятые,  затем
шестидесятые годы. В каждом коробе бумаги были сложены по алфавиту,  но  все
Сен-Лораны были свалены в кучи без разбора, алфавит имен  не  соблюдался.  В
промозглом подвале, без окон, со светом, жидко льющимся с  потолка  от  пары
запыленных лампочек, у Хьюстона вновь разыгралась страшная головная боль. Он
внезапно понял, что щурится.
   - Я бы сейчас выпила, - сказала Джен.
   - И не раз, - ответил Пит. - Мы просмотрели всего лишь половину бумаг. О,
Боже, нет, больше, чем половину. - Он ошибался.  Им  оставалось  просмотреть
всего лишь три короба. Он взял 1953-й, Симона 52-й, а Дженис 51-й.
   - Где же пятидесятый? - удивился Хьюстон. Клерк был озадачен.
   Симона перевела. Служащий пустился в пространное объяснение.
   - Больше бумаг нет, - сказала Симона Хьюстону.
   - Как так?
   - Записи  заканчиваются  на  пятьдесят  первом  году.  Все  правильно.  Я
совершенно позабыла.
   - Что позабыли?
   - Был большой пожар. Теперь я вспомнила. Как раз в пятидесятом.  Я  тогда
была совсем ребенком,  но  помню,  как  мать  носила  меня  смотреть.  Пламя
превратило ночь в день.
   - Сгорело здание суда?
   - Старое, но очень элегантное, настоящее здание суда.  Не  то,  что  этот
дурацкий склад. Кто знает, что там случилось. Может быть,  кто-то  кинул  не
потушенную сигарету, или была  повреждена  электропроводка.  Кто  знает?  Но
ущерб был колоссальный. Сгорело все дотла. Мать принесла меня посмотреть,  и
я глазела до тех пор, пока не заснула у нее на руках и  она  не  отправилась
домой. Но утром мы снова пришли вместе с ней, от здания кроме остова, ничего
не осталось. Несколько месяцев подряд, проходя мимо пепелища, я  ощущала  во
рту привкус дыма.
   - Но все-таки что-то должно было остаться?
   Она молча посмотрела на него.

Глава 7

   Они шли по покрытой булыжником улице. Небо  было  оранжевым,  но  в  этом
месте дома загораживали вид на закат, сгущая ранние  сумерки.  Прищурившись,
Хьюстон  наблюдал  за  тенями,  выплывающими  из  речного  тумана,   который
поднимался вверх и зависал над деревьями в дальнем конце улицы.
   - Ну, мы по крайней мере постарались, - проговорила Джен.
   Держа ее руку в своей, он апатично кивнул, размышляя над личностью  Пьера
де Сен-Лорана.
   - Похоже, что этот человек просто-напросто испарился.
   - В Америке вы бы сказали, что произвели выстрел с  дальним  прицелом,  -
сказала Симона. - Но против вас оказалось слишком много обстоятельств.
   - Но кто-то же должен его помнить! - проговорил Пит голосом, дрожащим  от
ярости.
   - Совершенно не обязательно, - пожала плечами Симона.
   Хьюстон зыркнул на нее.
   - После войны  большинство  деревень  оказалось  в  кошмарном  состоянии,
воспоминания о том, что в них  произошло,  казались  людям  невыносимыми,  -
объяснила  Симона  свои  слова.  -  Потерявшие  дом,  родителей,   знакомых,
родственников, они решали начать жизнь сначала в другом месте. Вы американец
и не поймете этого. Вам повезло: на вашей земле войн было раз-два и обчелся.
Но здесь, во Франции, мир - довольно  редкий  гость.  Война  длилась  целыми
веками без перерыва. - Она замолчала; глаза ее были печальны.  Это  довольно
трудно объяснить. Представьте себе вашу Гражданскую  войну,  Джорджию  после
нашествия  войск  Шермана.  Не  осталось  ни  единого  поместья.  Ни  единой
травиночки в поле не растет. Полный разгром. А теперь вообразите, что  через
тридцать семь лет вы приезжаете в эту самую  Джорджию.  И  начинаете  искать
человека  с  совершенно  обыкновенной   фамилией,   жившего   в   деревушке,
находившейся на  пути  движения  войск  Шермана.  Неужели  вам  не  очевидна
абсурдность этой затеи? Разве вам покажется странным то, что  его  никто  не
может вспомнить?
   - И все-таки должно что-то проклюнуться.
   -  Неужели  чувство  долга  настолько  сильно?  Вам   так   хочется   его
отблагодарить?
   Хьюстон едва не рассказал  ей  об  истинной  причине  своих  поисков.  Но
внезапно  что-то  внутри  него  захлопнулось.  Собственная  неуверенность  и
нежелание делиться своими мыслями встревожила его. Самому себе  он  объяснил
это как  невозможность  высказывать  вслух  свои  воспоминания.  Глубочайшие
чувства, столько сдерживаемые внутри, были крайне болезненны.
   - Тут, я думаю, дело в чести.
   Симона озадаченно нахмурилась.
   - Завтра можем сходить в полицию.
   Джен удивленно уставилась на француженку.
   - Зачем это?
   - Раз уж вы так решительно настроены.
   Хьюстон почувствовал огромную, опустошающую усталость. Он был  благодарен
Симоне за то, что она вывела их с узенькой, покрытой  булыжником  улочки  на
дорожку, находящуюся напротив парка. Тени исчезли. Закат  был  ослепительно,
завораживающе красив. За тихим парком туман, поднимающийся  над  рекой,  был
пастельно-оранжевых тонов.
   - Прямо, как у Сезанна, - проговорила Джен.
   "Зачем  мальчишечьим  горестям  позволять  портить  настоящее?  -   думал
Хьюстон. - Я здесь. Прекрасная страна. Вкусная пища, приветливые люди. Зачем
позволять прошлому уничтожать спокойствие сердца? Здесь и сейчас - вот,  что
имеет значение. И вино - добавил он. - Да, еще вино?.
   - Давайте-ка выпьем, - сказал он. - Вы поужинаете с нами, Симона?
   - Благодарю, но я нужна отцу. Меня чересчур долго не  было.  Может  быть,
как-нибудь в другой раз, перед вашим отъездом.
   - Тогда завтра.
   - А как же полиция?
   - Я думаю, что не стоит  туда  ходить.  Вряд  ли  они  чем-нибудь  смогут
помочь. - Рука Джен все также лежала в  его  ладони.  Он  почувствовал,  что
напряжение постепенно покидает ее. - Я  вам  заплачу.  Правда,  расценок  не
знаю...
   - Мне было необходимо попрактиковаться в английском. Все бесплатно.
   Пит понял, что  женщина  надеется  на  то,  что  он  не  станет  спорить.
Усталость боролась с твердым намерением во  что  бы  то  ни  стало  отыскать
могилу отца. ?Но, в конце концов, - сказал Хьюстон самому себе, -  я  сделал
все, что мог?. Какая разница в том, что он проиграл? Никакой. Вообще.  Поход
на могилу сопровождался бы сплошными волнениями и переживаниями.
   Зайдя в гостиницу, Пит повернулся к Симоне, намереваясь поблагодарить ее.
Но не успел. Потому что безупречно одетый, с золотой цепочной, свисавшей  из
кармашка жилетки, отец Симоны как раз  подходил  к  их  небольшой  компании.
Подтянутый, аристократического вида, с умными и  озорными  глазами.  Которые
тотчас же стали круглыми от ужаса, когда Симона объяснила, где они были.
   Мужчина побледнел.
   - Коммент? - Он в полной панике повернулся к Хьюстону и прошептал:
   - Куй? - Голос его выдавал неподдельную тревогу.
   - Пардон?
   - Пьер де Сен-Лоран? - В глазах пожилого человека светился ужас.
   - Уи.
   Отец заговорил с Симоной.  Резкие,  отрывистые  фразы  сыпались  с  такой
скоростью, что Хьюстон не мог понять ни единого слова. Симона нахмурилась.
   - В чем дело?
   - Отец сожалеет, что ничего не знал.  Он  говорит,  что  мог  бы  помочь,
предупредить, сберечь вам уйму времени и оградить от  неминуемых  бед.  Бед,
которые должны в скором времени произойти. Слышите?

Глава 8

   Пришлось подождать. Несмотря  на  то,  что  отец  Симоны  был  невероятно
возбужден и безумно хотел все им объяснить,  он  не  мог  пренебречь  своими
обязанностями гостиничного управляющего и должен был проследить за тем,  как
сервирован ужин. С невероятной неохотой он отошел от Джен и Хьюстона.
   - Попозже, - сказал старик по-французски, - поговорим об этом попозже.  -
Он пошел было прочь, но тут же раздосадованно  и  встревоженно  вернулся.  -
Долго, - сказал он и повторил, - лонгемент. Потому что вам  придется  многое
понять.
   Огромный  холл  напомнил  Питу,  насколько  он  сам  мелок.  Кожа  начала
чесаться. Он почувствовал спиной чей-то взгляд. Это уходила Симона.
   - Подождите, - попросил Питер.
   - Я должна помочь отцу.
   И  вот  Пит  и  Дженис  остались  в  одиночестве.   Приглушенные   звуки,
доносящиеся  из  столовой,  казалось,   издавались   привидениями.   Хьюстон
почувствовал себя в пустоте, в полной изоляции и от людей, и  от  окружающей
обстановки, ощущая себя в ином, ирреальном мире.
   Загудел лифт. Клеть опустилась и металлическую панель  кто-то  отодвинул.
Постоялец в черном  галстуке  и  костюме  прошествовал  мимо  Пита  и  Джен,
направляясь в обеденный зал. Он прошел достаточно близко  от  Хьюстона,  так
что тот смог учуять запах талька - он был лилейным. В то же самое время  Пит
видел человека будто бы издалека, словно смотрел  на  него  в  широкий  глаз
телескопа.
   "Нереально?, - подумал он.
   - Что тут происходит? - обратился Пит к Дженис.
   - Петер Лорре.
   - Чего?
   - Агент в бюро путешествий не упомянул о  международном  заговоре,  когда
продавал нам билеты.
   - Судя по всему, мы всколыхнули какое-то болото.  Может  быть,  старинный
скандальчик?
   - Мы кое-что всколыхнули, это точно. И что нам теперь делать?
   Посмотрев на джинсы, в которые и тот и другой были одеты, супруги поняли,
что переодеваться им хочется ничуть не больше, чем ужинать.
   Но они заставили себя подняться наверх и надеть что-то  более  строгое  и
официальное, затем снова спустились в столовую.  Квиш  был  превосходен,  но
Хьюстон даже не мог оценить его по достоинству. Желудок свело от нетерпения,
словно он ждал нужный телефонный звонок,  который  постоянно  откладывается.
Занятые своими мыслями, они задумчиво пили кофе, но управляющего  так  и  не
было нигде видно.
   Симона тоже куда-то исчезла. Пит с Джен вышли прогуляться и двигались под
желтыми фонарями, вдыхая  поднимающийся  с  реки  мозглый  туман.  Созвездия
холодными кристаллами повисли над их головами.
   Вернувшись в гостиницу, они увидели поджидавших их у конторки Симону и ее
отца. Они были взволнованы и очень напряжены,  Хьюстон  с  женой  подошли  к
французам.  До  сего  момента  отношения  между  управляющим   и   Хьюстоном
складывались крайне просто: хозяин и уважаемый гость. Теперь же отец  Симоны
стал доверенным лицом, приятелем.
   -  Жак  Монсар,  -  представила  его  Симона.  Имя,  столь  обыкновенное,
казалось,  совершенно  не  подходит  небольшому  стареющему  человеку  столь
аристократической наружности. Хьюстон тряхнул его руку  и  был  приглашен  -
крайне вежливо, но почему-то очень уж мрачно  -  выпить  в  кабинете  или  в
принадлежащей управляющему квартире, бренди.
   На первом этаже ближе к черному ходу там, где, была надпись,  что  проход
категорически воспрещен, находились две комнаты. Хьюстону не удалось увидеть
ту комнату, которая, по его предположению, являлась спальней. Зато  гостиная
оказалась просторной и хорошо обставленной, - несколько отлично  подобранных
антикварных вещей: стулья, столы и лампы. Просто, элегантно и очень  дорого.
Наибольшее впечатление на Хьюстона  произвела  общая  атмосфера  комнаты,  -
неяркое освещение, легкие полутени и обивка мягких нежных тонов.
   Бренди оказалось лучшим из всего,  что  он  когда-то  пробовал.  Пока  он
смаковал напиток, налитый в хрупкий  бокал,  часы  пробили  сначала  десять,
затем половину одиннадцатого.
   -  ...Он  был  дьяволом.  -  Голос  Монсара   завораживал.   Говорил   он
по-французски, Симона переводила. - Поймите, это крайне важно,  -  продолжил
управляющий. - Ни один мужчина, настоящий мужчина, не  стал  бы  вести  себя
так, как он. Он был мальчиком двадцати одного года. Но его действия простить
нельзя. Он был дьяволом. - Монсар формулировал свои мысли крайне  осторожно.
- Тысяча девятьсот сорок четвертый год. Вы слишком юны, чтобы это помнить. -
Он употребил местоимение ?вы? не только как форму вежливости, но еще  и  для
того, чтобы включить в категорию слушателей Симону и Дженис. - И  не  можете
представить себе, как это могу сделать я,  какие  тогда  были  времена.  Эта
гостиница была командным пунктом для наци. В  этой  самой  комнате  немецкий
генерал собирал совещания для разработки тактических маневров и планирования
боевых действий против союзников.
   Монсар замолчал. Увидев, что бокал Хьюстона пуст, он наклонился  и  налил
еще бренди. Пит закурил, не отрывая взгляда от лица Монсара.
   - Здесь, в этой комнате и в столовой,  в  свое  время  питались  немецкие
офицеры. Чтобы разместить штабистов, были конфискованы все лучшие дома вдоль
реки. Солдаты разбили лагерь и стояли в парке, по берегам реки и в полях. На
каждого жителя деревни приходилось по три  дюжины  фашистов.  Куда  ни  кинь
взгляд - везде их форма, шлемы. И их танки, их пушки, их... машинная смазка,
вот что мы вдыхали вместо воздуха. Выхлопы их механизмов. Пот. И еще  что-то
едкое, не поддающееся описанию, что я под  конец  определил  как  страх:  он
исходил как от немцев, так и от селян.
   Вспомнив это, старик поджал губы. Глубоко вздохнул.
   - Еды в деревне даже для кормежки жителей не  хватало,  да  еще  и  немцы
оказались не так уж хорошо снабжены продовольствием. Чтобы воевать, им  была
необходима еда, и поэтому они обыскивали наши дома. Все забрали,  обнаружили
все наши тайные склады продовольствия. Ничего нам не оставили.  Люди  начали
голодать. Мы потеряли силу и уже не могли обслуживать  немецких  офицеров  с
той быстротой и эффективностью, которой они от нас требовали.
   Монсар впервые выпил глоток из своего бокала. Подержав бренди  на  языке,
он всматривался наполненными горечью глазами в видения далекого прошлого.
   -  Пьер  де  Сен-Лоран,  -  наконец,  произнес  он.  У  Пита  на  затылке
зашевелились волосы.
   - Мы вместе ходили в школу. Были друзьями. Частенько играли и жалели, что
мы не братья. Он был высок, строен, очень хорош собой, и  по  нему  вздыхали
все  деревенские  девушки.  Он  обманул,  кучу  девчонок,  пообещав  на  них
жениться. Можете представить ярость их отцов. Из-за этого я потерял  к  нему
доверие.
   "Значит, все-таки местный скандальчик, - подумал Хьюстон.  -  Деревенский
повеса.  Ничего  удивительного  в  том,  что  священник  не  захотел  ничего
говорить?. Вновь его бокал опустел, и вновь  Монсар  его  наполнил.  Комната
плавала в дыму.
   - Ходили слухи, что в  деревне  где-то  спрятан  провиант,  целый  склад.
Глухой  ночью  -  немцы  очень  любили  терроризировать  спящих  -  они  его
разграбили. Склад продовольствия обнаружили за потайной дверью в подвале,  а
позже, утром, на мосту расстреляли всех  живших  в  этом  доме,  даже  двоих
маленьких детишек. Всей деревне было приказано смотреть. Затем тела швырнули
в воду, и они поплыли по течению. Все поняли, что на склад кто-то их  навел,
ибо как в таком случае его так легко и так быстро  обнаружили?  Информатором
оказался Пьер, хотя в то время я еще об этом не знал. Все это было настолько
подло и гадко, что я никак не мог сообразить, кто  же  на  подобную  пакость
решился. Наплевать на то, что спрятавшие еду были эгоистами и ни  с  кем  не
хотели  делиться.  Это  другой,  совершенно  другой  грех,  и  с  ним   надо
разбираться  отдельно.  Но  информатор,  доносчик,  спутавшийся  с  немцами,
совершил грех куда более тяжкий.
   - Затем пришли союзники, - продолжил старик. - Отклонившись на север, они
провели наци, бывших в полной уверенности, что в этой деревне  они  остались
для  противника  незамеченными.  И  поэтому  они  хотели  застать  союзников
врасплох,  преградив  им  путь.  Но  немцы  не  знали  того,  что  союзников
предупредили. Наци проиграли битву, хотя потери  с  обеих  сторон  оказались
невероятно огромными!
   - Союзники? Но кто же их предупредил? - раздался голос Хьюстона в  полной
тишине.
   - Правильно, - кивнул старик. - Вы все поняли.
   - Пьер?
   - Ночью он  проскользнул  через  немецкие  траншеи.  Добрался  до  постов
союзников.  И  добился  успеха.  Все  рассказал.  И  незамеченным  пробрался
обратно.
   На сей раз тишину нарушила Джен.
   - Но зачем? - Старик нахмурился. - Если он сотрудничал с  немцами.  Зачем
ему это понадобилось? - повторила она. -  Помогать  союзникам  ему  не  было
никакого смысла.
   - Ку эст, се куэ се? - спросил отец Симону. Она перевела, и он кивнул.
   - Уи. Се илложик. Но отсутствие логики - одна лишь  видимость.  На  самом
деле она была, он преследовал свои корыстные интересы. Так как для всех  нас
он оставался верным гражданином, и никто не подозревал в нем  предателя,  то
этот поступок возносил Пьера на недосягаемую высоту, делая из него героя. О,
он праздновал победу. Он хитрил. Стал в наших глазах патриотом и подмял  под
себя очередную порцию девушек.
   Старик посасывал бренди, сосредоточенно глядя в  окно,  в  темноту  ночи,
словно она являлась для него экраном, на котором возникали образы  прошлого.
Хьюстон услышал резкий крик какого-то животного и подумал,  что  для  ночной
птицы охота сегодня оказалась удачной. Он почувствовал  внезапный  холод,  и
даже свежий глоток бренди его не согрел.
   - Да, Пьер был умен, - сказал Монсар. - Он боялся, что мы его подозреваем
и планируем месть. В общем, чтобы защититься, он  должен  был  сделать  себя
неуязвимым  для  обвинений,  должен   был   продемонстрировать   ?искреннюю?
лояльность. А, может быть, немцы просто оказались недостаточно щедрыми.  Или
же Пьер думал, что союзники могут заплатить много  больше.  Из  алчности  он
искал более доброго хозяина. Но я не верю в то, что  союзники  ему  платили.
Американцы уважали бескорыстие и патриотизм, двигавшие поступками людей. Они
считали, что француз должен передавать им немецкие секреты из  одной  только
любви к свободе. Представляю себе, насколько  разочарован  был  Пьер.  Но  я
учитываю еще одно существенное обстоятельство. -  Глаза  старика  потемнели,
словно  от  долгой  и  безнадежной  болезни,  которой  он   изо   всех   сил
сопротивлялся.  -  Хочу  предложить  вам  совершенно  иное  толкование   его
поступка. Дьявольщина! Видите ли, меня всегда  озадачивал  тот  факт,  каким
образом Пьеру удалось пробраться через немецкие линии. Так легко. И с тем же
изящно и красиво проскользнуть обратно.  Давайте-ка  предположим,  что  наци
заплатили ему за то, чтобы он доставил  информацию  союзникам.  В  следующей
битве, которая произошла в пятидесяти милях отсюда, союзники  были  разбиты.
Американцы  проиграли  сражение,  потому  что  у  немцев  оказалась   тайная
информация. Вы, наверное, слышали о подполье. Я,  как  и  Пьер,  был  членом
подпольного комитета. Когда союзники захватили нашу деревушку, то американцы
сделали в этой самой комнате командный пункт