я-то
недоговоренность.
     -- Видимо, я все  время задаю нетактичные вопросы,  -- произ­носит  она
сухо.
     -- Не надо на меня сердиться, -- заглядывает ей в лицо вор.
     Раиса  его  и  привлекает и раздражает.  С одной  стороны, она помеха и
обуза,  с другой  --  вызывает покровительственное чувст­во.  К  тому  же он
постоянно помнит о  комизме  их союза,  что придает  его  поведению  оттенок
иронической игры.  И  сейчас  и  в  дальнейшем он  говорит Раисе  правду или
полуправду, что  она  принимает за особую манеру  выражаться  --  шутливо  и
уклончиво.
     Когда  машина  тормозит  в районе  новостроек, Раиса  уже  весе­ла: вор
только что рассказал что-то забавное.
     -- Спасибо, что подкинули! -- Он берет с заднего сиденья чемоданчик, по
размеру способный вместить японскую видеоп­риставку.
     -- Если недолго, я подожду.
     -- Да?.. -- он колеблется. -- Всегда надеюсь, что недолго...
     Возвращается он чрезвычайно довольный.
     -- Куда теперь? -- спрашивает Раиса, откладывая журнал.
     -- Раечка, мне неловко использовать вас как даровой транс­порт.
     -- Я же использовала вас как дарового взломщика. Надо отра­батывать.
     И  снова  они  едут по  городу. И  теперь  останавливаются  у  винно­го
магазина, где Царапов недавно сторговался с продавщицей Маней.
     Вор тянется за чемоданом -- там видеоприставка, которую он выкрал, пока
Раиса  ждала его  в машине. Но что-то удерживает  его и  заставляет выйти на
предварительную разведку.
     Стоя  на тротуаре, он  смотрит в  сторону магазина.  Оттуда появ­ляется
пьяненький  мужичок  -- тот, которому Маня  грозила не давать в  кредит. Вор
направляется навстречу, спрашивает:
     -- Батя, Маня сегодня работает?
     -- Не  работает,  -- бормочет тот. -- Таскают Маню. Замели нашу Маню...
Эх, парень,  даже -- веришь? -- нету настроения выпить! -- Он покачивается и
хватается за вора.
     Тот отцепляет от себя его пальцы.
     --  Батя, я  тебя уважаю! -- убедительно говорит  он и быстро  отходит.
Покупает ненужную газету, пачку сигарет: надо  привести в  порядок выражение
лица, прежде чем  показаться  Раисе. А мимо  нее, сидящей  в машине, шаркает
пьяненький, приговари­вая сам себе:
     -- Эх, Маня... хорошая была Маня... такая ласковая...
     Возвращающегося  Царапова Раиса встречает вопросительным  взглядом: они
сделали такой конец, чтобы он поговорил со слу­чайным алкоголиком о какой-то
Мане?
     -- В ваших глазах я читаю вопрос, -- говорит вор.
     -- Пожалуй, -- отзывается Раиса.
     --  Категорический  вопрос:  когда  мы  будем  обедать?  У вас  зверски
голодное лицо.
     Все время этот человек сбивает Раису с толку.
     --  Едем обедать,  --  объявляет он.  -- Я  только мгновенно заскочу по
дороге к одному приятелю.
     Теперь    машина   Раисы    подкатывает    к   комиссионному   магазину
радиоаппаратуры. Здесь Царапова, как мы помним, подстерегают коллеги Томина.
Но после происшествия  с  Маней он  осторожен вдвойне:  Раиса  сворачивает в
переулок.
     Задами подбирается вор  к  окнам  служебных помещений. За одним  из них
работает  тот  же  очкастый  товаровед.  Вор  останавливается  против  окна,
приподнимает  чемодан, товаровед  вскидывает  глаза, все понимает  и  делает
короткий отрицательный знак головой.

x x x

     У Знаменского сидят коллега Томина Птахин и таксист.
     На  бланке,  который  он  рассматривает,  наклеено  в  ряд   несколь­ко
фотографий.
     -- Вот этот, улыбистый, -- таксист указывает на Царапова. --  Позавчера
этот пассажир предложил мне джинсы.
     -- Взяли?
     -- У меня принцип: от пассажиров не брать. Вы бы их с меня сейчас даром
сняли!
     -- В котором часу вы его везли? -- спрашивает между тем Птахин.
     -- Под вечер, часов в девять.
     -- Было у него что-нибудь с собой?
     -- Чемодан не особо большой.
     -- Открывал?
     -- Нет, поскольку от джинсов я отказался.
     -- Обождите немного в  коридоре. С  вами поедет  наш  товарищ, покажете
поточней, где высадили.
     --  Именно позавчера  он  вдобавок к видеоприставке царапнул джинсы! --
говорит Знаменский.
     -- Так что, Пал Палыч, начинаем новый этап? -- торжествую­ще спрашивает
Птахин.
     -- Да, начинаем! Уже третий шофер возил его на Басманную, чего нам еще?
Давайте поднимать участковых: пусть прочесыва­ют территорию -- кто у них там
балуется жильцами без прописки?

x x x

     Раиса  и  Царапов  осматривают  небольшой  стадион, заглядыва­ют во все
уголки.
     -- Вы, по-моему, давно поняли, что никаких угнанных машин здесь нет, --
говорит Раиса. -- Лазаете для моего удовольствия.
     -- Да нет, мне  здесь нравится, --  улыбается вор, помахивая кейсом. Он
ловко и уверенно проходит по бревну. -- Очень просто, -- говорит, спрыгивая.
-- Надо только забыть о высоте.
     Они выходят на футбольное поле.  Безлюдье, кое-где  травка пробивается,
солнышко светит.
     --  Если бы не эти паразиты  --  была бы  сейчас  на юге!  До чего же я
ненавижу всякое ворье!
     -- А  я, как кончу тут свои дела, махну, пожалуй, на взморье! Люблю там
отдыхать.
     Раиса мимоходом срывает под забором одуванчик, подносит к лицу.
     -- Медом пахнет...
     Вдруг  вор  прислушивается,  оглядывается  и,  схватив Раису в  охапку,
кидается в укрытие -- за агитационный щит.
     -- Что такое? Отпустите! -- отталкивая его руки, сопротивляет­ся Раиса.
     -- Не брыкайтесь! -- резко обрывает Царапов. -- Директор едет.
     Ворота стадиона раскрываются, в  них въезжают две "Волги". Первую ведет
Пузановский, с ним сидит Молотков, из другой выходят Печкин с Тыквой.
     Кто-то затворяет ворота, а Пузановский с Молотковым ос­матривают вторую
"Волгу". Спрятавшиеся Раиса  и вор  не  слы­шат, о чем завязалась перебранка
между четверкой, они только видят,  как все  четверо усаживаются за врытым в
землю столом возле административной хибары.
     Вор  вынимает из  кейса  подзорную трубу,  наводит.  Близко ви­дит, как
Пузановский чистит апельсин.
     -- Ого!  -- говорит Раиса. -- Вы недурно оснащены! Дайте посмотреть. --
Она прилипает к трубе...
     -- Не возьму я  машину  в обработку! --  злится  механик. -- Из-за  той
стервы участковый зачастил.
     -- Прикажешь обратно хозяину подарить? -- негодует Тыква.
     -- Там как хотите, а я не могу!
     --  Выходит, мы с  Тыквой задаром работали? -- требовательно спрашивает
Печкин у Пузановского, который уминает второй апельсин.
     -- Я эту  машину у вас покупаю, -- самодовольно предлагает Пузановский.
-- Идет?
     -- И куда денешь? -- с любопытством спрашивает Печкин.
     -- Сожрет! -- радуется Тыква.
     -- Поставлю в тихом месте, а там посмотрю, -- скрытничает Пузановский.
     Во  время  разговора они  жестикулируют  и оглядываются  на машину, что
подсказывает Раисе догадку:
     -- Глеб,  наверно,  они эту  "Волгу" угнали!..  Теперь  "бегемот" вынул
деньги!..
     -- Это уже по моей части, -- говорит вор. -- Позвольте! -- и решительно
отбирает у нее трубу.
     Он  видит, как Пузановский отсчитывает Пчелкину и Тыкве по пачке купюр,
а солидный остаток сует в карман.

x x x

     Вечером Царапов дома. Он снимает ботинки,  садится в кресло, вытягивает
ноги.  Берет сигарету, лезет за  зажигалкой, вытаскива­ет  из кармана смятый
одуванчик. Нюхает, кидает в пепельницу. Невесело ему что-то.
     В  передней  раздается слишком  длинный  звонок,  затем шлепа­ющие шаги
хозяйки и ее голос: "Кто там?.. А в чем дело?.. Сейчас открою, сейчас! Халат
надену, минуточку..." Голос из недовольного становится испуганным.
     Вору  большего не  надо, чтобы все  понять.  Мгновение -- и ножка стула
засунута  в  ручку двери, еще мгновение  -- надеты ботинки  и  погашен свет.
Прихватив  кейс,  Царапов  перекидывает  ноги  через  подоконник.  Путь  для
отступления  был  им   предусмот­рен   еще  при  найме  комнаты:  под  окном
относительно широкий  карниз.  Правда,  внизу пять-шесть этажей пустоты,  но
вниз  вор  не  смотрит. Распластавшись по  стене -- правая рука  вытянута по
движению, в левой кейс, -- он осторожно, но достаточно быстро приближается к
балкону соседней квартиры, о котором расспрашивал хозяйку.
     Из коридора доносится: "Ваш жилец дома? Где его дверь?"
     Но  стука в дверь  он  уже не слышит,  так  как вышибает дверь балкона,
затем дверь из квартиры на площадку, стремительно сбегает вниз по лестнице к
наружным дверям, около которых ночуют две пустые детские коляски.
     И вот из подъезда выходит молодой заботливый папаша, хоть и поздновато,
но выкроивший время погулять с младенцем.
     А  у  соседнего  подъезда  оперативная  машина  ждет  "под  пара­ми"  с
невыключенным мотором.
     Вор с  коляской скрывается за углом,  достает из нее кейс -- и нет его,
сгинул...

x x x

     Раиса читает в  постели  перед сном. Вдруг -- кого принесло так поздно?
--  тренькает дверной  звонок.  Она  встает отпереть: "Кто?"  --  И  слышит:
"Глеб".
     --  Что случилось?  --  спрашивает  Раиса,  открыв,  и осматривает  его
изумленно. -- У вас такой вид... как будто из дому выгнали.
     --  Напротив!  -- кривовато  усмехается Царапов.  --  Очень  стара­лись
удержать. Но  я  все-таки ушел.  И  больше я в тот дом ни ногой... Извините,
если разбудил.
     -- Нет, я  не  спала...  -- В глазах  невысказанный  вопрос:  зачем он,
собственно, явился?
     -- Я уезжаю. Хотелось проститься.
     -- Надолго?
     -- Скорей, надолго.
     Раиса молчит.  В  обычное  время она только корректно попро­щалась бы и
пожелала счастливого  пути. Но,  застигнутая  врасп­лох, не успевает  скрыть
огорчения, разочарования. Сама того не заметив, в нарушение  своих жизненных
принципов, она стала как бы несколько зависима от Царапова за последние дни.
И вот стоит перед ним сейчас немного растерянная, немного растрепан­ная.
     Вор  достает  зачем-то железнодорожный билет с  плацкартой, показывает.
Раиса машинально смотрит, возвращает.
     -- Поезд через час десять... -- говорит вор.
     -- А как же я?.. Наши поиски?.. -- невольно вырывается у Раисы.
     --  Самому  обидно  уезжать...  Не  доделал  то, что  собирался.  Такой
убыток... другу моему. Но что поделаешь!
     Он уже берет свой кейс, медлит... И ставит его обратно.

x x x

     В обычном для новых кварталов дворе -- не дворе,  а простран­стве между
домами -- стоит ряд машин.
     Вдоль ряда идут Томин и Пузановский.
     -- Ты ж говорил, можно без документов, -- пыхтит на ходу Пузановский.
     -- И не  отказываюсь. Человек  купил списанную железку. Доку­менты есть
--  тачки  нет.  Но  вот  без  доверенности,  дорогой,  нельзя.  Как он  без
доверенности в Ростов погонит?
     -- Ладно, договоримся -- будет доверенность. В обмен,  между прочим, на
деньги.
     -- А я думал -- в кредит!  -- Томин подталкивает Пузановского кулаком в
бок и покатывается, дескать,  остроумно пошутил. Тот одышливо похохатывает в
ответ.
     Они подходят  к новенькой "Волге". (Той самой, что Пузановс­кий купил у
своих компаньонов).
     --  Во, гляди!  --  хвалится  Пузановский.  -- Экспортное  исполне­ние,
шипованная резина,  все любоваться будут! -- Он отпирает машину и приглашает
Томина  за руль, а сам садится с другой стороны и вставляет ключ  зажигания.
-- Обрати внимание: па­нель, обивка.
     И в этот миг взявшиеся буквально из-под земли люди в мили­цейской форме
окружают "Волгу".
     -- Выйти  из машины,  предъявить  документы!  --  командует старший  по
званию, капитан.
     Томин выскакивает резво, Пузановский пыхтя и наливаясь страхом.
     --  Документы! --  повторяют  Томину.  Он роется для виду по  карманам,
придумывая, как быть.
     --  Ничего  с  собой нету,  --  говорит он.  --  Да вы зря  думаете, мы
случайно  сели, дверца была открыта, --  это он кидает Пузановскому ориентир
на первое время.
     -- Молчать! -- обрывает капитан.
     -- Я его вообще не знаю, у него плохо  с сердцем стало, -- частит Томин
и  с  этими  словами  вдруг рывком выдирается  из рук  придер­живавшего  его
милиционера и пускается наутек.
     -- Стой! Буду стрелять! -- кричит капитан.
     Томин  начинает  выписывать зигзаги,  будто  не  замечая, что  один  из
милиционеров бежит ему  наперерез. Инспектор бросает­ся в сторону, и тут его
сшибает с  ног дюжий милиционер. Пока они  катаются по земле  --  достаточно
далеко от всех, -- Томин спокойно говорит:
     -- Повозись со мной... Я инспектор угрозыска.  Томин...  Да не отпускай
руку, балда,  заломи...  Ой!.. Позвони на Петровку следо­вателю Знаменскому.
Только  чтобы толстый  не догадался. В отделение нас надо доставить порознь.
Понял?.. Теперь пошуми на меня!
     --  Ты еще поговори тут! -- подыгрывает милиционер.  -- А ну вставай! А
ну  пошли!  -- И, как положено, ведет  беглеца назад  с заломленной за спину
рукой.

x x x

     В той же одежде, что и при задержании,  Томин торопливо подкрепляется в
буфете Управления. Видит Кибрит, окликает:
     -- Зинаида, подсядь к арестованному!
     --  Шурик!  О тебе  страшные  слухи,  пойман  с поличным, бежал  из-под
стражи... -- смеется Кибрит.
     -- Пытался, -- усмехается он и мнет плечо. -- Мм... Крепкие есть ребята
в отделениях.
     -- Я не пойму, это было запланировано?
     -- Что ты! Злодейская шутка судьбы! Участковый засек  угнан­ную машину,
отделение  устроило засаду.  А я работал с Пузановским под своей легендой. В
итоге мы оба задержаны, и вся опера­ция накануне срыва.
     -- Ну что за непруха! -- огорчается Кибрит.
     -- Пересеклись две случайности, -- он опять трет руку. -- Н-да, хороший
парень... Слушай,  в трудные минуты  мы всегда мыслили коллективно. Пошли со
мной к Пал Палычу, а?
     Знаменский  расхаживает  по  кабинету. Постучав, заглядывает  Кибрит --
один ли он -- и входит вместе с Томиным.
     -- Допросил? -- спрашивает Томин.
     --  Допросил...  --  кивает  Пал  Палыч.  -- Пузановский  -- солид­ный,
уважаемый человек. Закружилась голова, ухватился за дверцу,  она  открылась,
он  сел в машину отдышаться. Вдруг явился незнакомый брюнет. Возможно, хотел
обчистить карманы -- недаром потом удирал. Все.
     -- Молодец! -- удовлетворенно говорит Томин. -- С лету понял подсказку!
Трусил сильно?
     --  Больше возмущался:  "Больного человека  -- на  Петровку!"  Пришлось
намекнуть, что ты по приметам похож на одного бан­дита.
     -- Браво! Все гораздо лучше, чем я боялся!
     -- Да чего хорошего?! -- взрывается Пал Палыч. --  Мы  оба  в идиотском
положении! Что, по-твоему, дальше?
     -- Отпускать за недоказанностью!
     -- Вас обоих?
     -- Если ты не решил меня упечь!
     -- А ты понимаешь, чем это пахнет?
     -- Ну... не впервой же, Паша, вывернусь.
     -- Пузановский его подозревает? -- догадывается Кибрит.
     -- Не знаю, Зина. Этот трюк с побегом...
     -- Боюсь, именно это и растолкуют Пузановскому его прияте­ли!
     -- Побег я объясню, не  беспокойтесь, -- возражает Томин. --  Хуже, что
все у них до меня шло гладко, а со мной -- сразу забрала милиция. Хоть тут я
как раз ни сном ни духом, однако... немножко нехорошо.
     -- Словом,  если Пузановского освобождать  --  тебя  надо  выво­дить из
операции, -- резюмирует Знаменский.
     --  И  все  труды кошке  под хвост?! -- взвивается  Томин.  --  А новый
человек будет начинать с нуля? Не пойдет!
     -- А как пойдет?
     -- Почему  его  не  посадить, раз невыгодно отпускать?  -- вмеши­вается
Кибрит.
     --  Рано,  Зинаида, рано! Я даже  не  знаю полного  состава шайки и кто
делает документы!
     -- Посадить непросто, -- возражает и Знаменский. -- Это только кажется,
что Пузановского взяли  чуть не  с поличным.  На поверку доказательств  -- с
гулькин нос.
     -- Но если  Шурик предстанет в форме, с майорскими погона­ми... неужели
он не дрогнет?
     Знаменский пожимает плечами. Это, скорее, вопрос к Томину, он общался с
Пузановским и точнее предскажет его реакцию.
     -- Дрогнет. Но не признается, -- качает головой Томин. -- Тяжесть улик,
понимаешь,  должна  возрастать  на  килограмм  живого  веса... Паша,  нам  с
Пузановским надо уйти отсюда в обнимку! Только сложились нужные отношения --
и родная  милиция вдарила под  дых!  -- Томин страдает,  как  может страдать
опера­тивный работник, у  которого рухнула тщательно обдуманная операция. --
Докажи ему, что я не ваш человек!
     -- Доказать не моту... -- Знаменский снова начинает ходить.
     -- Можно показать на очной ставке, -- подает голос Кибрит.
     -- Очная ставка? Про что?
     -- Какая разница,  Пал  Палыч?  Придумай. В  чем-нибудь  да  есть у них
разногласия!
     Знаменский  останавливается,  и они с Томиным  некоторое  время смотрят
друг на друга.
     -- Хм, -- произносит Знаменский.
     -- Хм, -- откликается Томин.
     Чувствуется, что обдумывают одну и ту же идею.
     -- Ну, Томин, держись! -- говорит с веселой угрозой Пал Палыч и хлопает
его по плечу...
     И вот очная ставка. Пузановский заканчивает свои показания.
     -- Я принял валидол,  сердце начало отпускать. И тут  окружает милиция.
Верите, чуть не начался второй приступ!
     --  Верю,  верю, -- говорит Знаменский.  --  Но давайте  уточним: стало
плохо рядом с машиной или на расстоянии?
     -- Знаете, в такой момент уже слабо воспринимаешь... как бы в тумане...
Возможно, гражданин сам подвел меня и усадил... не могу утверждать.
     -- Понятно. Ну,  теперь что  вы скажете?  -- меняя тон, обраща­ется Пал
Палыч к Томину.
     --  А  что,  начальник?  Вижу  --  человек  сомлел, а  спереди  маши­на
открытая. Ну подвел -- чего такого? Пускай, думаю, посидит, очухается.
     -- А сам за руль?! -- беспощадно обличает Пал Палыч. -- Тоже сомлел?
     -- Зачем,  у меня здоровье приличное. Думал это... к врачу его отвезти,
если будет загибаться.
     -- Вы  не крутите! -- Знаменский  вскакивает, наклоняется  через стол и
трясет  указательным  пальцем  перед  носом  Томина.  -- Имя-фамилию  почему
скрываете, а?
     -- Нну-у...  ммм... -- тянет Томин,  и это по интонации близко  к  "сам
толком не знаю".
     -- А почему от милиции побежал? -- энергично напирает Знаменский.
     -- Да так... -- мямлит Томин.
     --  Из-ви-ни-те!  От  милиции просто так не бегают!  Молчите? По  часам
засекаю, сколько  молчите!  -- Знаменский гневно бара­банит по циферблату на
руке.
     -- Живот схватило! -- тонким голосом выпаливает "додумав­шийся" Томин.
     Завершая очную ставку, Пал Палыч говорит извиняющимся тоном:
     -- От  ошибок  мы не застрахованы, товарищ  Пузановский. --  Капитан  с
сотрудниками  случайно  проходил,  вдруг видит  --  номер,  который  недавно
объявлен  в  розыск.  Шипованная  резина.  А  в  машине  люди.  Естественно,
скомандовал задержать.
     -- Возможно, на мое счастье,  -- подхватывает Пузановский, окончательно
вошедший в роль. -- Еще неизвестно, что этот тип собирался со мной сделать!
     --  Зачем  плохо думаешь!  --  обиженно  укоряет  Томин.  --  Зачем его
слушаешь? -- кивает он в сторону наблюдающего за ними Знаменского.
     В кабинет, постучав, входит лейтенант и браво рапортует:
     -- Товарищ майор, просили передать  вам дактокарты на неиз­вестного. На
него ничего нет!
     Знаменский  делает  вид,  что  разочарован,  мечет на Томина угрожающие
взгляды: не удалось выяснить, что за птица попала в сети.
     -- Погоди! -- обещает он. -- Ты еще нам попадешься!
     Все намеченные мероприятия по дезориентации Пузановского выполнены.
     -- Прошу подписать протокол.
     Пузановский расписывается. Томин ставит крестик.
     -- Неграмотный, -- извиняется он.
     Знаменский нажимает кнопку, входит конвой и задержанных порознь (Томина
первым) выводят. Пал Палыч стоит в задумчи­вости. Что-то его беспокоит...
     Возвращается Томин.
     --  Уф!  И  как это преступный элемент  выдерживает  -- допросы,  очные
ставки,  я  уж не  говорю,  суд!  -- Он  переходит  к  делу.  --  Почему  не
отпускаешь? Что за финт?
     -- Ощущение, что я пер