нщины
некоторое пространство.
     -- Читайте.
     -- Благодарю, -- насмешливо произносит  она  и, стоя  в кольце его рук,
читает до следующей остановки. Там  платформа  оказыва­ется расположенной со
стороны Раисы  и  она выходит,  оставив вора  несколько  разочарованным:  он
привык  к  вниманию. Но прежде чем скрыться,  Раиса  оглядывается,  а сквозь
стекло зак­рывшихся дверей он прощально и иронически приподымает руку.

x x x

     Пригородный   поселок.  Глухой  забор  и  крепкие  ворота,  в  кото­рых
прорезана  калитка. Раиса  Глазунова нажимает кнопку  звон­ка  и нетерпеливо
притопывает ногой.  Наконец калитка отворяется, взору Раисы предстает  давно
небритый мужчина неопреде­ленного возраста.
     --  Здравствуйте, Борис Анатольевич... Кажется, вы меня не  узнаете, --
снисходительно  улыбается Раиса, замечая, что  тот изрядно "под банкой".  --
Красный "жигуль", левое крыло и дверца.
     -- Помню, -- говорит хозяин. Привалясь плечом к забору, он не проявляет
желания впустить женщину внутрь.
     --  Не сделали!  --  догадывается  она, мрачнея. -- Это уже  фор­менное
свинство! Вы же знаете, что в среду я уезжаю!
     -- Где среда, там и пятница, -- тянет хозяин.
     -- Да поймите, мы едем компанией на трех машинах. Вы поп­росту срываете
мне отпуск!
     -- Как-нибудь перебьешься. Приболел я.
     -- То бишь запил. Ох, мужики!
     Из-за  ее  спины с механиком  здоровается проезжий,  который затормозил
против ворот.
     -- Боря, -- спрашивает он, -- чего-то у меня внизу звякает, не пойму.
     -- Тронься, -- просит механик.
     Тот трогает машину, проезжает метра полтора.
     -- Жмунькает, -- мгновенно ставит диагноз автомеханик. -- Крестовина.
     --  А-а... Вот спасибо тебе! -- И автомобилист отъезжает. Этот короткий
диалог напоминает Раисе,  что ее собеседник -- не только обманщик и пьяница,
но и искусный мастер.
     -- Борис Анатольевич,  миленький, -- говорит она. -- Будьте  человеком!
Если я в среду утром...
     -- Не-е. На той неделе.
     -- Тогда я забираю машину!
     Соловые глаза мастера открываются пошире. Помедлив, он отступает назад,
давая Раисе  войти.  Она обегает взглядом двор и оборачивается  к  хозяину с
вопросительным и сердитым видом.
     -- Нету, -- сообщает он. -- Увели.
     -- То есть как? -- медленно спрашивает она.
     -- Не знаешь, как уводят?.. Хошь кричи, хошь плачь -- "жигуля" нету!
     --  Я, кажется, не кричу и не плачу, -- каменным голосом говорит Раиса.
-- Но зачем вы морочили голову?
     --  Да  ведь жалко, начинаешь переживать,-- лицемерит хозяин. -- А это,
может, кто из своих. Может, еще пригонят.
     -- Из каких "своих"?
     -- Из  поселковых ребят, здешних. Тут  вот  свадьбу играли, трое  суток
колобродили, может, кто под парами и того...
     --  Борис  Анатольевич, вы заявили  в милицию?  --  пресекает Раиса его
скороговорку.
     -- Не.
     --  Послушайте, вы, конечно, нетрезвы, но все же в  своем  уме?  Я  вам
доверила машину -- машина пропала. Вы за нее в ответе. И не лопочите мне про
свадьбу!
     Видно,  механик  ожидал "ахов"  и  "охов",  его  удивляет  прояв­ленное
женщиной присутствие духа.
     --   Если  без  скандала,  полюбовно  если  --  буду   тебе  понемножку
выплачивать... сколько  смогу. Но чтоб  милиция не цеплялась, так и знай!  А
иначе -- и не видел, и не слыхал, и ничего не ведаю, поняла?
     -- Нет! Не на таковскую напали! -- взрывается Раиса.

x x x

     Квартирная хозяйка, словоохотливая женщина средних лет, вводит Царапова
в комнату. Он снимает себе жилье.
     -- Вот, пожалуйста, эта комната.
     Вор осматривается  и,  перегнувшись через подоконник,  выгля­дывает  за
окно.
     -- Вид из окна у меня превосходный! -- заверяет хозяйка.
     -- А балкон справа тоже ваш?
     -- Нет, балкон в другой квартире и даже в другом подъезде.
     -- И что там за соседи? Очень шумят?
     -- Мертвая  тишина!  Летом они  на даче...  Тахта  у меня,  пощу­пайте,
мягкая...
     -- Это немаловажно, -- улыбается  вор. -- Что ж, пожалуй, поживу. Такие
подробности, как прописка, вас не беспокоят?
     -- Н-ну... -- мнется женщина.
     -- Я бы с удовольствием, но при командировках мы должны прописываться в
ведомственной   гостинице.   А  условия   там,  сами  понимаете...   Да   не
беспокойтесь, заплачу вперед, гостей водить не собираюсь, мы с вами поладим.
     -- Ну... хорошо. В конце концов, приличного человека видно...

x x x

     Знаменский и  Томин получают взбучку от начальства.  Началь­ство новое,
чего от него ждать, никто пока не ведает.
     --  Позорный  провал операции!  -- Полковник  не дает воли  эмоциям, но
заметно,  что очень  недоволен.  --  Вы  себя  обнаружи­ли  и упустили шайку
буквально из рук!
     -- Виноваты, товарищ полковник.
     -- Безусловно. И будет приказ о наложении взысканий.
     -- Оперативную часть разрабатывал я, -- заявляет  Томин.  -- Знаменский
присутствовал для оформления следственных дейст­вий.
     Полковник бросает на него острый взгляд.
     -- Вы инспектор или адвокат? -- И,  не дожидаясь ответа, продолжает: --
Каким образом сорвалось преследование?
     --  Не  могу понять.  Куда-то  они очень  ловко  нырнули. Все ближайшие
патрули были оповещены по рации.
     -- Даю сорок восемь часов на разработку плана мероприятий.
     -- Ясно, -- вместе отвечают Знаменский и Томин.
     Полковник делает пометку в настольном календаре.
     --  Вопрос второй, -- адресуется  он к Томину.  -- У вас дело Царапова.
Что предпринято?
     Томин мог бы сказать, что вопрос несерьезный. Даже нет уверенности, что
вор в Москве.  А  если б уверенность  и  имелась, все равно ничего толкового
предпринять пока невозможно. И  практически никакого  дела нет, а есть  лишь
мечтание поймать гастролера. Прежнему  начальнику  Томин так и  отрапортовал
бы. Впрочем, тот не задал бы подобного вопроса.
     -- Пустые  руки,  товарищ полковник,  не с чем  вести  розыск. Направил
запросы по всем  местам,  где за  ним  числятся кражи.  Рассчитываю на вас в
смысле сроков.
     --  Хорошо.  Будет  шифровка  о  немедленном  исполнении.  -- Полковник
оборачивается  к Пал  Палычу.  --  А  вы,  раз уж работа­ете  сейчас в одной
упряжке, примите к своему производству и дело Царапова.

x x x

     А Царапов прогуливается по улице, наметанным глазом оки­дывает фасады и
публику. По  одежде,  машинам, заворачивающим  в проезды  между  домами,  по
множеству  известных  ему  признаков  определяет   он  степень  зажиточности
квартала и удобство  его  для своих  целей. Облюбовав два дома, стоящих друг
против друга, вор входит в один из них и поднимается на лестничную  площадку
перед последним этажом. В руке он несет рулончик, закатанный в газету.
     Когда  занята наблюдательная позиция и противоположный  дом оказывается
как на ладони, из рулончика появляется подзор­ная труба и вор принимается за
изучение освещенных окон, которые не задернуты занавесками...

x x x

     Раиса Глазунова явилась к механику с подкреплением: сегодня рядом с ней
преданная подруга Татьяна, на первый взгляд бой-баба.
     Автомеханик трезвый, злой, но более вежливый, чем накануне. Стараясь не
смотреть на Раису с Татьяной, говорит куда-то в пространство:
     -- Зачем же я, да при вашей подруге, буду признавать такой факт? Такого
факта не было.
     --  То  есть  вы  не  брались  выправить  мне  крыло  и  дверцу?  --  с
перехваченным горлом произносит Раиса.
     -- Совершенно  верно, девушка. Для ремонту  есть автосервис. Я же, если
кому помогу, то исключительно по дружбе. А вы мне незнакомы.
     -- Ах,  вот как?! -- угрожающе надвигается на него Татьяна. -- Ну тогда
имейте в виду, я где угодно поклянусь, что я лично при­сутствовала, когда вы
брали машину в ремонт!
     -- Спасибо, предупредили. Буду иметь в виду.  Вспоминать буду,  с кем в
тот  день  напролет  пиво  пил. Ребята  подтвердят. И кончен  наш  разговор,
девушки. -- Он поворачивается и идет к дому.
     --  Этот  подонок  думает,  что  меня  можно  без  хлопот ограбить!  --
восклицает Раиса.
     --  Эх, прийти бы с мужиком,  который может морду набить! Другой был бы
разговор!
     -- Ты  весь  миллион моих друзей  знаешь.  Кто? -- Раиса  недолго  ждет
ответа подруги и сама подытоживает.  -- Людей навалом, а  настоящего  мужика
нет!
     Обе не обращают внимания на "Волгу", которая  въезжает в ворота. Из нее
вываливается  Пузановский,  грузный,  лет пятиде­сяти мужчина "авторитетной"
наружности.
     -- Здравствуйте, мастер, -- говорит Пузановский.
     -- Здравствуйте... гражданин, -- с запинкой откликается меха­ник.
     Этим "мастер" и "гражданин" они быстренько  условились: я тебя  не знаю
-- ты меня не знаешь.
     -- Чинить машину? -- поворачивается Татьяна к новоприбыв­шему.
     Тот издает нечленораздельное  междометие, которое  можно  понять скорее
отрицательно и перехватывает инициативу.
     -- Что-нибудь случилось? Конфликт? --  обращается он к Раисе,  стремясь
уйти от вопросов Татьяны.
     --  Совсем маленький, --  саркастически отвечает женщина. -- Я отдала в
ремонт "Жигули", и теперь машины нет!
     -- Где же она?
     -- Вчера сказал -- угнали. Сегодня говорит, что вообще не брал!
     -- Черт-те что! Машина здесь? -- рявкает Пузановский на механика.
     -- Нету, -- опасливо и виновато отзывается тот.
     Пузановский сглатывает ругательство и вновь переключается на женщин.
     -- Что вы собираетесь делать?
     -- Заявить в милицию, что же еще!
     -- Да, конечно... Садитесь, я подброшу. Я и минуты здесь свою машину не
оставлю! --  Он торопливо открывает  перед подругами дверцы.  --  Прошу вас,
прошу...
     Прежде чем сесть, Татьяна придвигается к автомеханику:
     -- Таких, как ты, надо отстреливать в детстве!

x x x

     На уличных часах без десяти двенадцать. Вор с чемоданчиком идет на дело
--  собранный,  пружинистый, почти праздничный.  Впереди  -- облюбованные им
дома-близнецы.
     Дверь квартиры задерживает его  на одну-две секунды: к про­бою замка он
приставляет  ребром  что-то  небольшое,  плоское,  отсвечивающее   металлом.
Слышится гудение, потом  щелчок, и  Царапов убирает приспособление в карман.
Дверь послушно отк­рывается и затворяется за ним.
     В   комнате   он   останавливается,   опускает   на   пол   чемодан   и
медленно-медленно обходит по кругу, ни к чему не прикасаясь, сосредоточенный
и самоуглубленный. Не шарит  суетливо глаза­ми по  стенам, даже не  выделяет
особо каких-то предметов, но, кажется, словно ему сейчас слышны голоса вещей
и каждая сообщает о своем местонахождении.
     Круг завершен. Вор стряхивает оцепенение и уверенно  откры­вает одну из
секций мебельной стенки...
     И вот уже шагает  с чемоданом прочь от подъезда, заворачива­ет  за угол
-- и нет его.
     Час  спустя  у подъезда  роится  кучка соседей:  идут обычные  в  таких
случаях пересуды.
     -- Четырнадцатую квартиру обворовали!
     -- Шесть магнитофонов взяли!
     -- Четыре, -- поправляет подросток.
     -- Ну магнитофоны -- не горе, -- говорит одна из женщин.
     Ветхая старушка подхватывает за женщиной:
     -- Какое горе,  милая! Хоть потише станет, спасу не было. В однех руках
шесть магнитофонов!
     -- Четыре, -- упрямо вставляет подросток.
     --  Много  он вам мешал,  --  заступается  за потерпевшего  мужчи­на  с
хозяйственной  сумкой.  --  Всю  жизнь по  экспедициям,  два месяца здесь, а
десять -- нету. Одна у человека радость была, музыку послушать!..
     Из подъезда выходит Томин, и беседа прерывается.
     -- Товарищи! -- обращается он  к  собравшимся, -- кто-нибудь был вблизи
подъезда около двенадцати часов?
     -- Да я почти безотлучно, -- откликается старушка.
     --  Посмотрите,  такой  вот мужчина. Проходил он мимо  вас в подъезд  и
обратно?
     Старушка взволнованно рассматривает фотографию.
     -- Это жулик? Никогда не подумаешь!
     Через плечо старушки заглядывают  любопытные, и вот  уже карточка пошла
по рукам.

x x x

     -- Всю захватали, а толку чуть, --  говорит  Томин,  бросая фотог­рафию
Царапова на стол. -- Однако почерк его.
     Вернувшись на Петровку, тройка  заседает в  кабинете Знамен­ского. Дело
Царапова начинает обретать плоть.
     -- Есть хоть предположения,  чем  он вскрывает  двери?  --  спра­шивает
Знаменский у Кибрит.
     -- Нет, Пал Палыч, совершенно "нестандартный" инструмент.
     -- Наш Цап-Царапов еще  войдет  в историю криминалистики! -- усмехается
Томин. -- Очень ловкий прохиндей! И звериный  нюх -- ведь ни разу не полез в
квартиру,  которая  поставлена   на   сигнализацию!   А   сегодня  с   этими
магнитофонами? Даже  по  шкафам не  рылся,  пошел  и  достал.  Причем  какие
магнитофоны -- два наушных,  роскошный "Шарп",  "Грюндик"! Унес, и никто  не
видал!
     -- И, по-вашему, он работает без наводчиков? -- спрашивает Кибрит.
     --  При его разъездах установить  контакты на местах  -- малове­роятное
дело, -- возражает Знаменский.
     -- Но как он в чужом городе определяет, у кого что взять? -- продолжает
сомневаться Кибрит.
     --  Не  знаем, --  разводит руками Томин.  --  Наверняка мы знаем одно:
Царапов всегда орудует в полдень.
     -- Какая-нибудь суеверная примета, -- замечает Кибрит.
     --  Дай-ка,  Паша,  справочки с мест.  Покопаюсь  еще  раз...  -- Томин
углубляется в изучение ответов на запросы.
     -- Между прочим,  вы  не забыли,  что  выговоры по  автоделу висят?  --
спрашивает Кибрит.
     --  Это, Зиночка,  незабываемо.  Завтра -- кровь из носу  -- начальству
нужен план расследования, -- вздыхает Пал Палыч.
     -- Шурик, отвлекись от вора!
     -- Сейчас, Зинаида.  -- Томин продолжает  возиться  с бумагами. --  Про
план  я  помню.  Сейчас  составим  грандиозный  план, как  переворошить  всю
автомобильную подноготную города и облас­ти...
     Махнув на него рукой, Кибрит достает технический  паспорт  на  машину и
заключение экспертизы, протягивает Пал Палычу.
     -- Мы  думали,  только  горзнак  подделан.  Оказалось,  весь техпаспорт
фальшивый.  Но подделка  на очень высоком уровне. При  разовом  изготовлении
подобного качества добиться нельзя.
     --  Налаженное производство  фальшивок?  Такой  размах?.. Эх, как  мы с
доцентом напортачили!  Остались  в наследство  никчем­ный Ванечка и красивые
следы удравшей задним ходом "Волги".
     -- А слепки с них сняли?
     -- Сняли. Изобразили тщательную работу на месте происшес­твия.
     -- Послушай, Пал Палыч... -- Некая мысль бродит у нее  в голове, но еще
не  оформилась. -- Если  "Волга" из  угнанных,  то найти  бы  хозяина...  Я,
правда, не знаю, что это даст, но...
     Томин захлопывает "воровскую" папку:
     --  Никаких  зацепок.  Только через  сбыт  краденого...  Ну-с,  к вашим
услугам. Каким это манером ты собираешься найти хозя­ина "Волги"?
     -- По-моему, любой  владелец скажет, что, например, левая задняя резина
у него самая стертая, переднюю правую  недавно чуть  не пропорол об гвоздь и
осталась метка и так далее. Я могу составить подробное описание. А вдруг...
     --  Ты, оказывается,  фантазерка, -- усмехается Томин. -- Но трудолюбие
надо поощрять, Паша. Выдай ей слепки.

x x x

     У  тех, кого нашим  героям так  хотелось бы изловить, тоже заседание. В
квартире Пузановского собралась уголовная компа­ния. Кроме самого  хозяина и
автомеханика  Молоткова присутст­вуют Печкин, Тыква  и  Самородок.  По форме
главенствует Пузановский,  по  сути заправляет Печкин. Он минутами звероват,
но  без ярко выраженной блатной  окраски в речи  и повадках. Однако  ухмылка
выдает натуру хитрую, властную и жестокую.
     -- Это куда  ж тебя  повело?  А, механик? --  мрачно,  с  расстанов­кой
спрашивает он Молоткова.
     -- Да, куда? -- подхватывает Пузановский и подкрепляет фразу энергичным
движением руки,  в которой  зажата  надкушенная сосиска.  Пузановский  почти
всегда жует.
     Вскакивает Тыква.
     -- Уж ты падла!.. Себе кусок рвешь,  да? В одиночку? -- впадает Тыква в
блатную истерику. -- А знаешь, что за это бывает? -- Трепеща от возбуждения,
он выхватывает из кармана нож и поигрывает им.
     Хотя Тыква  наслаждается пока лишь  воображаемой  распра­вой,  Молотков
следит за  ним  неотрывно. И когда  тот,  пугая,  делает выпад,  в  руках  у
автомеханика оказывается стул.
     -- Уйди, припадочный!
     Пузановский перестает жевать. Ему нужен  не мордобой,  а воспитательное
мероприятие в его, так сказать, коллективе.
     --  Леша...  --  просительно  окликает  он  Печкина,  которому  картина
потасовки доставляет некоторое удовольствие.
     -- Ладно, будя ножиком играть, -- решает Печкин.  -- Хотя я лично Тыкву
понимаю.
     Пузановский вслед за Печкиным принимает суровый вид.
     --  Вот,  Боря,  до чего дошло!  --  укоряет  он  механика.  -- Мы тебе
разрешили калымить по ремонту. Но если заказчик от тебя идет в милицию...
     -- Данилыч! Да постыдись! -- возмущается Молотков. -- Они разрешили! Да
что бы вы без меня! Кто вам номера-то  перебива­ет? Кто выучил машины из-под
любой  страховки  брать? Кто  вас  вывез,  когда  задним  ходом  драпали?  А
Константина кто предос­тавил? -- Автомеханик указывает на сидящего на отшибе
Само­родка. -- И теперь нож сулите?!
     Настроение присутствующих смягчается: заслуги Молоткова несомненны.
     -- Говори, куда продал машину! -- требует Печкин.
     -- Не продавал я ее. Есть по деталям, по  железу незаменимый человек. И
месяц  назад  привозит своего  "жигуля", как  есть  в  лепешку. Аж стонет  и
плачет: сделай. А делать там -- сдуреешь! Ну и  тут подвернулась эта бабенка
с  машиной. Марка та же,  цвет тот  же... Глядел-глядел,  плюнул и пустил на
замену!
     --  Спиваешься, механик! -- припечатывает Печкин. -- Раньше ты из любой
лепешки обратно вещь слепил бы! Сядешь через водку.
     -- Ничего они  не докажут! Ну был участковый, покрутился-покрутился,  с
тем и ушел.
     -- Он срока не тянул, он смелый! -- язвит Тыква.
     Самородок в своем углу поднимается и прокашливается.
     --  Будешь  говорить?  --  спрашивает  Пузановский.  --  Слушаем нашего
Самородка.
     Самородок, поглощенный  своим  "призванием", органически  безнравствен.
Всех присутствующих, за исключением Молоткова, он глубоко презирает.
     -- Я делаю все,  что вам требуется, -- жидким тенорком начина­ет он. --
Печати, бланки, права, всякие дерьмовые справки -- извольте. Но я работаю на
четких условиях: вы субсидируете мои научные исследования...
     Тыква насмешливо цокает языком.
     -- Да, мое изобретение  мирового масштаба! -- взвизгивает Самородок. --
За мою универсальную антиржавчину  мне простит­ся  все! Я  еще  буду за  вас
ходатайства писать насчет  амнистии!  И я предупреждал: не втягивайте меня в
ваши подробности. Меня это отвлекает.  Я занятый человек, поймите наконец!..
Но должен  заявить, что нахожу недопустимым обращение с Борисом Анатольичем.
Это  мастер,  у него  в пальцах больше  ума,  чем  во  всех ваших  мозгах. Я
протестую! -- срывается он на фальцет и неожи­данно садится.
     В наступившей паузе явственно слышна работа челюстей Пузановского.
     -- Слышь, Пузо, -- ворчит Печкин, -- хватит жрать одному.
     -- Разве я жру? -- изумляется  тот. -- Жую по мелочи от  нервов. Сейчас
будем ужинать, но надо подвести итог.
     -- Чтоб меж собой никаких тайн, -- говорит Печкин.
     -- Верно, Леша. С кем что случится -- немедленно сообщать!
     Компания  вразброд  одобряет резолюцию.  Самородок  пожима­ет  плечами.
Тыква придвигается к Печкину и шепчет:
     --  Я слыхал, того покупателя... который  с юга... вроде водолазы ищут.
Пузу сказать?
     -- Обожрется от нервов  -- лопнет. Да и нам-то с тобой что?  Покупатель
тогда просто не пришел... почему-то. Верно?
     Тыква  мечтательно  улыбается,  и Печкин  отвечает  ему  мерзкой  своей
ухмылкой.

x x x

     В   комиссионном  магазине  радиотоваров  Томин  идет  вдоль  прилавка,
рассматривая выставленную