на рею, - продекламировал Росбак, мягко сжимая ее руку.
     - И запри дверь. Сколько времени тебе  нужно,  чтобы  лучшим  образом
успокоиться и лечь в постель? - спросил Бруно.
     - Десять минут.
     - Я буду у тебя через пятнадцать минут.


     Услышав голос Бруно, Мария отворила дверь. Он переступил порог каюты,
следом за ним показался Кан Дах с двумя одеялами под мышкой. Он дружелюбно
улыбнулся девушке, втиснул  свое  массивное  тело  в  кресло  и  аккуратно
прикрыл колени одеялами.
     - Кан Дах считает, что в его каюте слишком укачивает. Он думает,  что
здесь он сможет отдохнуть.
     Мария взглянула на них сперва с протестом, затем  с  замешательством,
потом беспомощно покачала головой, улыбнулась и ничего не  сказала.  Бруно
пожелал им спокойной ночи и вышел из каюты.
     Дах дотянулся до ночника, слегка убавил свет и  развернул  светильник
так, чтобы свет не падал на лицо девушки. Он взял ее руку в свою массивную
ладонь.
     - Спи спокойно, малышка, Кан Дах рядом.
     - Вы не сможете уснуть в этом ужасном кресле.
     - И не надо.
     - Вы не заперли дверь.
     - Неужели не запер? - беспечно сказал он.
     Она быстро уснула и никто, что было очень хорошо  для  состояния  его
здоровья, в эту ночь к ней не заходил.



                                    6

     Причаливание, разгрузка и высадка на берег в Генуе  прошли  гладко  и
необычайно  быстро.  К  Ринфилду  вернулись   его   обычное   спокойствие,
деловитость и способность все подмечать  и  наблюдая,  как  он  занимается
своим делом, нельзя было предположить, что всего лишь одна ночь прошла  со
смерти его любимого племянника, заменявшего ему сына.  Но  Ринфилд  прежде
всего был артистом: банально выражаясь, представление на носу, а  если  он
здесь, оно состоится.
     Цирковой поезд с  помощью  специального  тепловоза  был  составлен  и
переведен на  маневровые  пути  в  миле  от  причала,  где  уже  дождались
несколько пустых вагонов и пища для животных и людей.
     К исходу дня все приготовления были завершены, тепловозы  отцепили  и
их место занял огромный  итальянский  локомотив,  который  должен  был  их
доставить через обширное горное пространство, лежащее на  их  пути.  Когда
начало смеркаться, поезд потихоньку тронулся и отправился в Милан.
     Бросок через Европу по территории десяти государств - трех в Западной
Европе и семи в Восточной - было нечто большим, чем просто огромный успех.
Это был триумф. Слава цирка неслась впереди  него,  всеобщий  энтузиазм  и
дифирамбы становились весьма смущающими, пока не достигли той фазы,  когда
в  залах  негде  было  яблоку  упасть,  а  многие  из   были   громадными,
превышающими по вместимости любые в США. В загрязненных кварталах  городов
их приветствовали толпы побольше тех, что окружают  моднейшие  музыкальные
ансамбли или лидеров легендарных футбольных команд.
     Теско Ринфилд  с  удовольствием  работал  локтями,  прокладывая  себе
дорогу через эти толпы. Это была его стихия. Он знал Европу, в особенности
Западную, где доводилось участвовать в гастролях или просто путешествовать
на поезде. Он знал, что зрители здесь более разборчивы и взыскательны, чем
в Америке или Канаде, и он наполнялся гордостью и радостью, что  его  цирк
самый великий во все времена. Это было  дополнительным  бальзамом  на  его
сердце артиста. Он не пренебрегал и  деловой  стороной  поездки:  руководя
крупным цирком нельзя быть только великим артистом, не  являясь  при  этом
крупным бизнесменом. Подсчеты показывали, что прибыль была баснословной.
     И наконец, как счастливы были те из его артистов - а их  было  больше
половины - которые были родом из Европы. Для  них,  особенно  для  негров,
болгар и румын, чья цирковая школа была лучшей в Европе, а может быть и  в
мире, это было долгожданным возвращением домой. Перед лицом своих земляков
они превосходили самих себя, демонстрируя  такие  великолепные  трюки,  на
которые раньше и не замахивались. Ринфилд  никогда  не  видел  этих  людей
такими счастливыми и довольными.
     Они проехали Италию, Югославию, Болгарию, Румынию и Венгрию  и  через
Железный Занавес вернулись в Австрию.
     После заключительного представления их первого дня  в  Вене,  которое
было принято ставшими уже  традиционными  овациями,  Харпер,  урезавший  в
момент вступления их на континент контакты до минимума, навестил Бруно.
     - Как закончите с делами, зайдите в мое купе, - попросил он.
     Когда Бруно пришел, он без всяких предисловий сказал:
     - Я обещал вам как-нибудь кое-что показать, -  он  вынул  дно  своего
саквояжа и извлек оттуда  металлическую  коробку  размером  со  спички.  -
Маленькое транзисторное чудо. Наушники и антенна. Регулятор мощности.  Это
переключатель выбора волны  и  вызова  -  станция  в  Вашингтоне  работает
круглосуточно. Это рычажок для ведения передачи. Все очень просто.
     - Вы говорили о коде.
     - Не буду вас этим обременять. Я знаю, что если напишу его на бумаге,
вы тут же запомните его, но ЦРУ имеет правило не доверять бумаге  даже  на
короткое  время.  Но  если  вам  все-таки  придется  воспользоваться  этим
агрегатом, а это будет означать, что я  попал  в  беду,  вам  не  придется
возиться с кодом. Вы просто крикните по-английски: "Помогите!"  С  помощью
этой машинки сегодня днем, вернее вечером, я получил подтверждение на план
возвращения. Через десять дней на Балтике будут происходить маневры  НАТО.
Некий военно-морской корабль - скорее всего американский, будет стоять или
курсировать вдоль побережья с пятницы по пятницу. На нем  будет  вертолет.
Он сядет в том месте, которое я покажу вам непосредственно на местности  -
ведь не очень-то мудро таскать при себе карты.  Приемная  станция  корабля
настроена  на  ту  же  волну,  что  и  в  Вашингтоне.  Мы   нажимаем   эту
корректирующую кнопочку передатчика, все очень просто, и вскоре появляется
вертолет.
     - Похоже, что это будет происходить  в  открытую.  Мне  кажется,  что
правительство считает бумаги Ван Димена чрезвычайно важными.
     - Ваше впечатление не обмануло вас, Бруно.  Кстати,  из  любопытства,
как долго вы можете удерживать сведения в памяти?
     - Столько, сколько захочу.
     - Выходит, вы сможете вспомнить содержание этих бумаг и воспроизвести
их, скажем, через год?
     - Думаю, что смогу.
     - Будем надеяться, что так и будет, что у  вас  появится  возможность
воспроизвести их.  Будем  надеяться,  что  вы  все  отыщете,  запомните  и
незаметно уйдете, чтобы вас там никто не обнаружил. Другими словами, будем
надеяться, что вам не придется применить вот  это,  -  Харпер  вытащил  из
нагрудного кармана курточки две "ручки" - черную и красную. Они были вроде
тяжелых фломастеров с кнопками на конце. - Я получил их сегодня в городе.
     Бруно взглянул на ручки, потом на Харпера.
     - С какой стати я должен захотеть ими воспользоваться?
     -  Это  разработка  нашего  научно-технического  отдела.  Они  просто
помешались на таких штучках. Не думаете ли вы, что я собираюсь тащить  вас
через две границы с парой "кольтов" под пиджаком? Это  пистолеты.  Красный
стреляет специальными ампулами, но не слишком опасен для здоровья  тех,  у
кого хорошее сердце, другой - газовый.
     - Такие маленькие? - удивился Бруно.
     - При современной технологии они еще достаточно большие.  Эффективная
дальность действия импульсного пистолета - 40 футов, газового -  не  более
четырех. Пользоваться ими очень просто.  Нажимаете  кнопку  на  кончике  и
пистолет на взводе, надавливаете на карманный зажим и он стреляет. Вложите
их  в  нагрудный  карман,  пусть  люди  привыкнут  к  их  виду.  А  теперь
внимательно выслушайте планы относительно Крау.
     - Но я полагал, что вы уже приняли мой план?
     - Принял и принимаю. Это просто уточнения  оригинальной  части  этого
плана. Вас наверное удивляет,  почему  ЦРУ  избрало  для  поездки  с  вами
медицинского работника. Когда я закончу, вы это поймете.


     Примерно в пятистах  милях  к  северу  трое  мужчин  сидели  в  очень
освещенной и эстетичной комнате без окон, вся меблировка которой  состояла
в основном из ряда металлических ящиков, металлического стола и нескольких
стульев с металлическим каркасом. Все трое были в военной форме.  Один  из
них носил знаки различия полковника, другой - капитана, третий - сержанта.
Первым был Серж Сергиус, худой мужчина с ястребиным  лицом,  с  кажущимися
без век глазами и с разрезом в том месте где должен  был  находиться  рот:
весь его облик соответствовал его должности - он  был  крупной  фигурой  в
секретной полиции. Второй  -  капитан  Модес,  его  помощник,  был  хорошо
сложенным атлетичным мужчиной лет  30  с  улыбающимся  лицом  и  холодными
голубыми глазами.  У  третьего  -  сержанта  Анжело  -  было  только  одно
достоинство, но и его вполне хватало. При своих шести  футах  трех  дюймах
роста Анжело был еще очень и очень широк, мускулист и массивен,  весом  не
менее 250 фунтов. Он  выполнял  одну-единственную  функцию  -  был  личным
телохранителем Сергиуса. Никто не мог подступиться  к  его  шефу  без  его
тщательного присмотра.
     На столе стоял включенный магнитофон. Записанный голос произнес: "...
вот и все, что мы  имеем  на  текущий  момент".  Модес  подался  вперед  и
выключил магнитофон.
     - И этого предостаточно. Вся информация, что нам  необходима.  Четыре
различных голоса. Я уверен, дорогой Модес,  что  если  вы  один  встретите
обладателей  этих  голосов,  то  сразу  их  распознаете,  не  так  ли?   -
осведомился полковник.
     - Без сомнения, господин полковник.
     - А ты, Анжело?
     - Разумеется, господин полковник.
     - Теперь, капитан, займитесь, пожалуйста, подготовкой  наших  обычных
номеров в столичном отеле - три дня дня нас и еще три дня  для  фотографа.
Вы его уже подобрали, Модес?
     - Я думаю о молодом Николасе, господин полковник. У него великолепные
данные и способности.
     - Выбирать вам, - беззубый рот  полковника  раздвинулся  на  четверть
дюйма. Это означало, что он улыбается. - Я не был в уютном цирке  вот  уже
тридцать Ведь он очаровал весь мир.  О  нем  так  много  говорят...  Между
прочим, Анжело, там есть один участник, которого, я уверен, ты  хотел  бы,
если не встретить, то увидеть.
     - Мне нет дела ни до каких американских циркачей, господин полковник.
     - Ладно, ладно, Анжело, нельзя же быть таким шовинистом.
     - Шовинистом, господин полковник?
     Сергиус начало было объяснять,  но  понял  тщетность  своих  попыток.
Острый ум не входил в число достоинств Анжело.
     - В цирке нет национальностей, Анжело, только артисты.  Для  зрителей
не имеет значения откуда родом парень на трапеции - из России или  Судана.
Человека, о котором я говорю, зовут Кан Дах, и  утверждают,  что  он  даже
крупнее тебя. Он разрекламирован, как сильнейший в мире.
     Анжело ничего не ответил, а лишь  расправил  свою  огромную  грудь  и
самодовольно ухмыльнулся со злым недоверием.


     Прошли три дня небывалого успеха в Вене.  Оттуда  поезд  двинулся  на
север и после единственной остановки прибыл в город, куда  для  встречи  с
ним приехали Сергиус и его подчиненные.
     На вечернее представление эта четверка получила лучшие места:  шестой
ряд напротив центральной арены. Все четверо были в гражданской одежде,  но
в них безошибочно можно было признать военных, переодетых  в  штатское,  в
этом нельзя было ошибиться. Один из них сразу же достал дорогую кинокамеру
с большим объективом. Вид  этой  кинокамеры  немедленно  вызвал  появление
полицейского офицера. Фотографирование было запрещено. В  цирковом  поезде
все кинокамеры были при въезде в стану изъяты,  и  их  обещали  возвратить
только после выезда из страны.
     - Вашу камеру и документы, пожалуйста, - попросил полицейский.
     - Офицер...
     Полицейский повернулся  к  Сергиусу  и  уставился  на  него  холодным
взглядом. Он  смотрел  на  полковника  несколько  секунд,  затем  сглотнул
образовавшийся в горле комок, шагнул к нему и мягко проговорил:
     - Извините, господин полковник, меня не предупредили.
     - Ваше   руководство   было   информировано.   Найдите   виновного  и
накажите...
     - Извините за...
     - Не мешайте мне смотреть!
     А на арене, конечно, было на что посмотреть. Без сомнения, тот  факт,
что на них смотрели знатоки, большие энтузиасты цирка, и возраставшая день
ото дня слава вокруг их выступлений, заставляли артистов  совершенствовать
свое мастерство, доводить его до  небывалых  величин.  Даже  Сергиус,  чье
обычное состояние напоминало  замороженный  компьютер,  полностью  отдался
очарованию цирка. Только Николас, молодой  и  весьма  способный  фотограф,
деловито выполнял свою задачу: непрерывно снимал всех основных  участников
представления. Но даже и он, и его спутники  забыли  о  кинокамере,  когда
"Слепые орлы" начали свой самоубийственный воздушный номер.
     Вскоре после завершения их выступления к Сергиусу подошел  неприятный
тип и прошептал:
     - Двумя рядами ниже и десятью креслами левее...
     Сергиус корректным кивком поблагодарил и показал, что понял.
     Завершал представление Кан Дах. Он работал  с  железными  брусками  и
тяжелыми штангами. Словно играючи, он завязывал бруски в узел  и  поднимал
четырехсотфутовые штанги,  предварительно  показав,  что  они  сделаны  из
железа. На прощание Кан Дах обошел  вокруг  центральной  арены  с  тяжелым
брусом, лежащим на его плечах. На каждой стороне  этого  бруса  сидело  по
пять девушек. Даже если он чувствовал этот вес, заметно этого не было.  Он
непринужденно остановился, чтобы почесать левую икру пальцами правой ноги.
     Сергиус перегнулся через Модеса и сказал Анжело, который наблюдал  за
представлением с самым непринужденным видом.
     - Крупный парень, а, Анжело?
     - Это все показуха. Одутловат. Как-то в Афинах я  видел  одного  деда
лет семидесяти и весом не более 50 кг, так тот  пронес  по  улице  большое
пианино. Приятели должны были поставить его ему на спину,  но  ему  нельзя
было согнуть ноги. Если бы он их согнул, то рухнул бы.
     Пока он произносил эту тираду, Кан Дах начал карабкаться по массивной
лестнице, стоявшей посреди арены. На вершине лестницы была платформа в три
квадратных фута. Кан без видимых усилий забрался  на  лестницу,  встал  на
вращающуюся площадку и, перебирая ногами,  привел  платформу  в  движение.
Скорость вращения все увеличивалась, и вскоре девушки, сидевшие на  концах
бруса, замелькали подобно стеклам в калейдоскопе.
     Наконец, движение замедлилось, гигант остановился, сошел с  лестницы,
опустился на колени и наклонил плечи, чтобы ноги девушек коснулись арены.
     Сергиус вновь перегнулся к Анжело.
     - А твой старикан из Афин мог бы проделать такое со своим пианино?  -
Анжело не ответил. - Ты знаешь, говорят, что  он  может  проделать  то  же
самое и с четырнадцатью девицами, но администрация  не  позволяет  ему.  -
Анжело снова промолчал.
     Представление  закончилось  и  раздалась  обычная  овация,  длившаяся
несколько  минут.  Когда  ревущая  публика  начала  расходиться,   Сергиус
осмотрелся, заметил Ринфилда и направился в его сторону, чтобы перехватить
его в проходе.
     - Мистер Ринфилд? - спросил он.
     - Да, но я вас что-то не припомню.
     - Мы не встречались, - Сергиус взглянул в фото на программке, которая
было у него в руках. - Сходство, вы должны согласиться, безошибочное. Меня
зовут полковник Сергиус. - Они  обменялись  рукопожатием.  -  Изумительно,
мистер Ринфилд! Невероятно! Если бы мне сказали, что такое можно  увидеть,
я бы такого человека назвал лжецом.
     Ринфилд приветливо улыбнулся. Девятая  симфония  Бетховена  оставляла
его равнодушным, а эта музыка растапливала сердце.
     -  Я  с  детства  преклоняюсь  перед  цирком,  -  Сергиус  врал   как
по-написанному и даже еще лучше. - Но в жизни я не видел ничего подобного.
     Ринфилд снова улыбнулся.
     - Вы очень любезны, полковник.
     Тот печально покачал головой.
     - Передайте мою благодарность вашим великолепным артистам. Но это  не
единственная причина,  по  которой  я  вам  представился.  Следующая  ваша
остановка, насколько я знаю,  Крау,  -  он  протянул  свою  визитку.  -  Я
начальник тамошней полиции. - У  него  были  с  собой  различные  варианты
визиток. - Все, что смогу, я готов для вас сделать. Только  скажите,  и  я
сделаю это для  вас  с  большим  удовольствием.  Если,  конечно,  не  буду
отсутствовать. Я собираюсь присутствовать на  всех  ваших  представлениях,
так как другого случая увидеть такое чудо, боясь, мне не представится.  Во
время  вашего  визита   в   Крау   все   преступления   будут   оставаться
безнаказанными.
     - Премного вам благодарен. Надеюсь, вы  будете  моим  персональным  и
постоянным гостем в цирке. Сочту за честь... - он  умолк  и  посмотрел  на
трех мужчин, не выказывающих намерения приблизиться. - Они с вами?
     - Совсем вылетело из головы. Боюсь, что слишком увлекся.
     Сергиус представил своих спутников, а  Ринфилд  представил  стоявшего
рядышком Харпера.
     - Как я говорил, полковник, - продолжил Ринфилд, -  сочту  за  честь,
если вы и ваши люди посетите мой  кабинет  и  мы  разопьем  по  стаканчику
вашего национального напитка.
     Сергиус ответил, что он почтет это за честь.
     Все прошло весьма сердечно.
     В кабинете за первым стаканчиком  последовал  второй,  потом  третий.
Николас, предварительно испросив разрешения, непрерывно снимал, не забывая
и Марию, которая сидела за своим столом, когда они вошли.
     - А не хотите ли полковник встретиться с некоторыми артистами?  Прямо
сейчас?
     - Вы читаете мои мысли, мистер Ринфилд!  У  меня  мелькнула  подобная
мысль, но я не смел  позволить  себе...  я  имею  в  виду,  что  я  и  так
злоупотребил вашим гостеприимством...
     - Мария... - Ринфилд назвал несколько имен. - Сходите в  гримерную  и
спросите их, не будут ли они так любезны и не  присоединятся  ли  к  нашим
высоким гостям?  -  в  последние  недели  Ринфилд  пал  жертвой  цветистых
оборотов речи среднеевропейцев.
     И приглашенные пришли, чтобы присоединиться к высоким гостям: Бруно с
братьями, Бейбацер, Кан Дах, Рон Росбак, Макуэло, Мальтус и многие другие.
За исключением определенной сдержанности со стороны Анжело при  встрече  с
Каном Дахом, все было весьма сердечно.
     Сергиус не стал злоупотреблять гостеприимством и сразу же после того,
как они с Ринфилдом  обменялись  рукопожатием  и  изысканными  выражениями
доброй воли, ушел.
     У выхода Сергиуса ожидал большой  черный  лимузин,  в  котором  сидел
шофер в форме и темноволосый  мужчина  в  штатском.  Через  четверть  мили
Сергиус приказал остановиться и  проинструктировал  человека  в  штатском,
которого он называл Алексом. Тот кивнул и вышел из машины.
     Вернувшись в свой номер, Сергиус обратился Модесу и Анжело:
     - Затруднения с идентификацией голосов с пленки были? - оба  покачали
головами. - Хорошо, Николас, когда будут готовы фотографии этих людей?
     - Фотографии? Через час, господин полковник, будет проявлена  пленка.
Снимки несколько позже.
     - Сначала сделайте фотографии  Ринфилда,  Харпера,  Марии  и  ведущих
артистов.
     Николас вышел и Сергиус обратился к телохранителю:
     - Ты тоже можешь идти, Анжело. Я тебя вызову.
     - Можно поинтересоваться, зачем это понадобилось?  -  спросил  Модес,
когда Анжело удалился.
     - Можно. Я могу сказать, почему я отправил Анжело. Кристально честная
душа, но не хочется отягощать его девственные мозги сложными вещами.


     Бруно и Мария в первый раз прогуливались по слабо освещенной улице  и
оживленно болтали. Бруно держал девушку под руку. Ярдах в тридцати от  них
с непринужденностью опытного филера следовал Алекс. Когда парочка свернула
к двери с непонятной вывеской, он замедлил шаги.
     В кафе царил полумрак и было дымно от чадящего камина - на