что  любой  хвост,  даже
если он и был, давно потерял его след. По пути они еще раз  обсудили  план
проникновения в Лабиан во вторник ночью.
     - То, что я просил, достали? - осведомился он.
     - В багажнике. Правда, не совсем то, что ты просил.  Человек  Харпера
не смог достать динамит. И он сказал, что с этом пакостью необходимо  быть
очень осторожным - кажется, она взрывается даже от взгляда.
     - Боже милостивый! Не хочешь ли ты сказать, что это нитроглицерин?
     - Нет, это аматол.
     - Тогда сойдет. Это он опасался за детонаторы. Гремучая ртуть, не так
ли?
     - Да, так он сказал.
     - 77 гран. Очень температурная дрянь.  Ко  всему  этому  должен  быть
бикфордов шнур и химический воспламенитель.
     - Да, и об этом он говорил, - она странно посмотрела на него. - Когда
это ты стал экспертом по взрывчатке?
     - Я не стал им. Просто несколько лет назад я читал об этом, а  теперь
выдаю информацию.
     - У тебя, вероятно, целая картотека. Ведь такие вещи легко  и  быстро
забываются. Как ты все помнишь?
     - Если бы я знал, что меня ожидает в  будущем,  кроме  дурачества  на
трапеции? Ладно, мне еще кое-что понадобится. Прежде всего, большой  кусок
резины или кожи.
     Она взяла его за руку и поинтересовалась:
     - Зачем тебе это? - но ее глаза говорили ему,  что  она  догадывается
зачем.
     - А о чем ты подумала? Конечно,  чтобы  набросить  это  на  проклятый
электрический забор. Акробатического коврика будет достаточно.  Затем  мне
понадобится веревка с металлическим крюком. Все это нужно добыть как можно
скорее. Пусть этим займется Харпер и положит все  необходимое  в  багажник
машины. Позавтракаешь завтра со мной?
     - Что?
     - Я хочу видеть все это.
     - О, я бы хотела... - она глубоко вздохнула. - Нет, не могу, пока  ты
в этой ужасной одежде. Да и не в этом причина. Тебя не пустят  ни  в  один
приличный ресторан.
     - Я переоденусь.
     - Но если нас увидят вдвоем, да еще днем, я думаю...
     - В  десяти  милях  отсюда  в  прелестной  маленькой  деревушке  есть
великолепный маленький отель. Там нас никто не знает  и  никто  не  станет
искать - я  умер.  Чуть  не  забыл!  Час  назад  я  разговаривал  с  парой
могильщиков.
     - Мы снова обрели чувство юмора?
     - Очень любопытный факт.
     - В "Охотничьем рожке"?
     - На кладбище. Я спросил  их  для  кого  они  копают  могилу,  а  они
ответили, что для меня.  То  есть  для  американца,  который  сверзился  с
каната. Не каждый получает удовольствие, наблюдая,  как  для  него  копают
могилу. Очень аккуратно работают.
     - Пожалуйста, - она задрожала, - как ты можешь?
     - Извини. Это и впрямь не смешно, мне только показалось. Так вот,  ты
отправишься в эту деревню - она называется Волчуки - на машине, а я  поеду
поездом. Встретимся мы на станции. Сейчас мы можем смотаться на  вокзал  и
взглянуть на расписание. Конечно, ты должна спросить разрешение у  доктора
Харпера.


     На металлическом столике, находившемся в по-спартански  обставленной,
с  преобладанием  металлических  предметов,  комнате,  вращались   катушки
магнитофона. За столом сидел полковник Сергиус и капитан Модес. Оба были в
наушниках. В добавление к ним у полковника  была  сигара,  рюмка  водки  и
самая блаженная улыбка из тех, что  могла  появиться  на  его  физиономии.
Капитан Модес тоже позволил себе довольно широкую  ухмылку.  Анжело  сидел
отдельно в углу и, хотя у него  не  было  ни  наушников,  ни  водки,  тоже
улыбался. Если был счастлив полковник - он тоже был счастлив.


     Изучив расписание на вокзале в Крау, Бруно возвратился к машине.
     - Есть подходящий поезд. Встречай меня в полдень на станции  Волчуки.
Ты ее легко найдешь - в деревне не более полусотни домов. Знаешь, где  она
расположена?
     - В отделении для перчаток есть карта. Я посмотрела, сейчас найду.
     Бруно вывел машину на центральную  улицу  и  остановил  машину  прямо
напротив переулка,  примыкающего  к  южной  стороне  Лабиана.  Он  не  был
пустынен - там стояли, очевидно припаркованные на  ночь  два  грузовика  и
легковушка.  По  тому,  как  они  совершенно  беззаботно  расположились  в
непосредственной близости от  Лабиана,  можно  было  считать,  что  против
стоянки транспорта возражений не имелось. Бруно  запомнил  эту  мелочь  на
будущее.
     -  Теперь  не  забудь  передать  доктору  Харперу  все,  о   чем   мы
договорились. И еще не забудь  для  пользы  дела,  что  для  всех  наивных
прохожих мы парочка влюбленных. Дорогая Мария, это для практики, -  сказал
он и потянулся к девушке.
     - Да, Бруно, - натянуто промолвила она. - Мы скоро поженимся, Бруно.
     - Очень скоро, любовь моя.
     Они  замолчали,  их  взгляды  были  устремлены  в   переулок,   Мария
безотрывно, Бруно - почти безотрывно.


     В своей штаб-квартире полковник Сергиус издавал кашляющие звуки. Нет,
он не поперхнулся, просто он так смеялся.  Он  кивнул  Анжело,  чтобы  тот
плеснул ему в рюмку немного спиртного, и жестом дал  понять,  что  сержант
может налить и себе  для  бодрости  духа.  Анжело  от  удивления  чуть  не
раздавил в руке бутылку водки,  улыбнулся  и  быстро,  пока  полковник  не
передумал, выполнил указание. Это был беспрецедентный случай...


     Бруно внезапно развернулся, обнял Марию и страстно поцеловал. Она  на
мгновение уставилась на него, широко раскрыв глаза, затем высвободилась из
его объятий и тут же напряглась, услышав повелительный стук в стекло.  Она
отпрянула от Бруно и быстро посмотрела наружу. Двое огромных  полицейских,
вооруженных обычным револьверами и дубинками, наклонились, чтобы заглянуть
внутрь машины. Хотя они были в форме и вооружены, они  не  соответствовали
тому типу полицейских из-за Железного Занавеса, которые распространены  на
Западе. У них были почти добродушные лица. Тот, что покрупнее, принюхался.
     - В этой машине весьма странный запах.
     - Боюсь, что я разлила флакон духов, - промолвила Мария.
     Бруно, слегка заикаясь, добавил:
     - В чем дело, офицер? Это моя невеста, - он  продемонстрировал  левую
руку Марии с кольцом, чтобы не оставалось никаких сомнений. - Конечно, нет
закона...
     - Конечно, нет, - полицейский доверительно положил локти на опущенное
стекло. - Но есть закон, запрещающий стоянку на центральной улице.
     - Ох, извините! Я не думал...
     -  Это  все  запах,  добродушно  улыбнулся  полицейский.  -   У   вас
задурманенные мозги.
     - Да, офицер, - Бруно слабо улыбнулся.  -  Ничего,  если  мы  встанем
возле тех грузовиков?
     - Конечно, только не замерзните в машине. Слышишь, приятель?
     - Да.
     - Если ты так любишь невесту, почему бы тебе не купить  ей  флакончик
приличных духов? Не обязательно дорогих...
     Полицейский выпрямился и отошел с напарником.
     Мария,  вспомнив  свою  кратковременную  уступку  Бруно,   произнесла
прерывающимся голоском:
     - Что ж,  спасибо.  На  мгновение  я  подумала,  что  ты  нашел  меня
неотразимой.
     - Всегда  посматривай  в  зеркало  заднего  вида.  Это  очень  важно,
понимаешь?
     Она скорчила ему потешную гримаску, а  он  направил  машину  в  Южный
переулок.


     Оба полицейских смотрели, как они припарковываются. Потом  они  вышли
из пределов видимости машины. Старший из них вытащил рацию  из  нагрудного
кармана, нажал кнопку и произнес:
     - Они припарковываются в Южном переулке возле Лабиана, полковник.
     - Отлично, - даже на фоне многочисленных помех и  посмеивания,  можно
было безошибочно узнать голос Сергиуса.  -  Теперь  можете  оставить  этих
влюбленных пташек.


     Чтобы установить наличие внешней охраны, Бруно и  Марии  понадобилось
несколько минут. Их было трое. Они составляли постоянный патруль, совершая
обход вокруг здания вне зоны видимости друг  друга.  Энтузиазм  бдительных
часовых не был им присущ. Не смотря по сторонам, опустив взгляд в землю, с
трудом волоча ноги, они производили впечатление жалких людей, дрожащих  от
холода и живущих мечтой об  отдыхе.  Они  патрулировали  по  ночам  вокруг
Лабиана уже по десять лет, а кое-кто и по двадцать. И ничего необычного не
случалось, да и не могло случиться.
     Бруно и Мария видели, как с двух вышек время от времени пробегал  луч
прожектора по стенам. Никакой  закономерности  в  их  включении  не  было:
похоже, все зависело от каприза часового.
     Через  двадцать  минут  Бруно  подъехал  к   общественному   туалету,
постоянным посетителем которого он стал этим вечером. Он вышел из  машины,
раскованно поцеловал Марию на прощание, когда она заняла место водителя, и
скрылся в туалете. Когда он вышел оттуда с коричневым пакетом под  мышкой,
который содержал ветхую одежду и аматол, на  нем  красовался  оригинальный
предмет славы.



                                    9

     На следующий день ровно в полдень Бруно  поджидал  Марию  на  станции
Волчуки. Стоял чудесный безоблачный день, но легкий ветерок с востока  был
порывистым и холодным. Во время поездки Бруно изучал красочный некролог  в
воскресной газете Крау.
     Он был  удивлен  богатством  и  разнообразием  своей  карьеры,  своим
международным  успехом  везде,  где  он  появлялся,   своим   непостижимым
искусством, которое он демонстрировал везде и всюду. Особенно  его  тронул
тот факт, что он  всегда  был  очень  добр  с  детьми.  В  некрологе  было
достаточно деталей, чтобы понять, что репортер действительно брал интервью
у кого-то из артистов цирка, человека, обладающего непоколебимым  чувством
юмора. Он был уверен, что это дело рук  не  Ринфилда.  Виновником,  скорее
всего,  был  Кан  Дах.  Некролог,  как  понял  Бруно,  был  вступлением  к
завтрашней церемонии - похороны в 11 утра  обещали  быть  блистательным  и
выдающимся событием.
     Бруно аккуратно вырезал некролог и  присоединил  его  к  вырезкам  из
вчерашних газет.
     Отель, как помнил он, находился в двух милях отсюда. Проехав мимо, он
съехал  с  дороги,  вылез,  открыл  багажник,  бегло  осмотрел  коврик   и
металлический крюк, привязанный к веревке, закрыл багажник и  вернулся  на
прежнее место.
     - И коврик, и веревка  в  самый  раз.  Пусть  они  останутся  там  до
вторника. До какого числа ты взяла машину?
     - До среды.
     Они свернули с шоссе  и  немного  проехали  по  узкой  тропке,  затем
въехали на к нему со словами:
     - Как вы посмотрите, если мы пересядем  к  окну?  -  Мария  удивленно
уставилась на него. - Сегодня такой чудесный день.
     - Конечно, сэр.
     Когда они пересели, Мария заметила:
     - Прелестей сегодняшнего дня я отсюда не вижу.  Единственное,  что  я
вижу, это заднюю стенку развалившегося сарая. Зачем мы пересели?
     - Я хочу сидеть спиной к залу, чтобы никто не видел наших физиономий.
     - Ты тут кого-нибудь знаешь?
     - Нет, но от станции нас вел серый "фольксваген". Когда мы съехали  с
дороги и остановились, он проехал дальше и подождал, пока мы проедем  мимо
него, а затем вновь устроился сзади. Сейчас его  водитель  сидит  лицом  к
тому столику, где мы сидели раньше. Вполне может быть, что он умеет читать
по губам.
     Она была раздосадована.
     - Это же моя работа - замечать подобные вещи.
     - Давай поменяемся работами.
     - Совсем не смешно, - проронила она и  улыбнулась  назло  себе.  -  Я
как-то  не  представляю  себя  отчаянной  девчонкой,  раскачивающейся   на
трапеции. Я не могу даже стоять на балконе первого этажа, и даже на стуле,
без головокружения. Видишь, с кем ты связался? - ее  улыбка  увяла.  -  Я,
может быть, улыбаюсь, Бруно, но  на  душе  кошки  скребут.  Я  боюсь.  Вот
видишь, с кем ты связался? Ладно,  спасибо  хотя  бы  за  то,  что  ты  не
смеешься надо мной. А почему за нами хвост, Бруно? Кто мог узнать, что  мы
здесь? И за кем они следят - за тобой или за мной?
     - За мной.
     - Откуда такая уверенность?
     - За тобой был хвост?
     - Нет. Я запомнила  твою  лекцию  об  использовании  зеркала  заднего
обзора. Когда я вела машину, то много раз смотрела в него. За  мной  никто
не ехал. Я дважды останавливалась.
     - Вот поэтому хвост за мной. Но нечего беспокоиться. В  этом  я  вижу
жесткую руку Харпера. Таков склад ума старого агента ЦРУ, никогда и никому
не верить. Я убежден, что половина разведчиков и контрразведчиков проводит
львиную часть своего времени, следя за другой половиной. И  действительно,
откуда он может знать, что я не собираюсь  остаться  на  родине,  в  своем
родном Крау? Я не упрекаю его за это.  Для  нашего  доброго  доктора  это,
конечно, весьма трудная задача. Сто против одного, что за нами следит  тот
человек, которого он назвал "свой человек в Крау". Сделай  мне  одолжение,
когда вернешься в цирковой поезд, подойди к Харперу и спроси его  об  этом
прямо.
     - Ты действительно так считаешь? - засомневалась Мария.
     - Я уверен.
     После завтрака они  снова  поехали  на  станцию,  преследуемые  серым
"фольксвагеном". Бруно остановил машину у платформы и спросил:
     - Вечером увидимся?
     - Да, конечно, - но девушка тут же заколебалась. - А это не опасно?
     - Нисколько. Пройди пару сотен ярдов на  юг  от  отеля.  Там  имеется
кафе. Буду там в девять часов. - Он обнял ее. - Не  смотри  так  печально,
Мария.
     - Я не печальна.
     - Ты не хочешь приходить?
     - Нет, хочу. Я хочу быть с тобой каждую минуту.
     - Доктор Харпер этого не одобрит.
     - Думаю, что да, - она взяла его лицо в свои руки  и  долго  смотрела
ему в глаза. - Ты когда-нибудь думал, что скоро окончится  отпущенное  нам
время? - она вздрогнула. - Я чувствую топот ног по моей могиле.
     - Скажи ему, чтобы убирался, - улыбнулся Бруно.
     Не взглянув на него, она завела машину и уехала. Он смотрел ей вслед,
пока она не скрылась.


     Бруно лежал на  кровати  в  своем  номере,  когда  зазвонил  телефон.
Дежурная телефонистка спросила, он  ли  мистер  Пейхас,  и  когда  он  это
подтвердил, она соединила его с абонентом. Это была Мария.
     - Таня, - сказал он, - какой приятный сюрприз!
     Последовала короткая пауза,  пока  она  осваивалась  со  своим  новым
именем, - затем сообщила:
     - Ты оказался прав. Над нами наблюдал наш общий друг, который взял на
себя ответственность за все происходящее за завтраком.
     - Джон Пейхас, как всегда, прав. Увидимся в условленное время.


     В шесть вечера уже полностью стемнело. Температура упала  значительно
ниже нуля. Дул слабый ветерок и клочья медленно двигающихся облаков  время
от  времени  закрывали  светившую  в  три  четверти  луну.  Большая  часть
небосвода была чистой и сверкала звездами.
     Стоянка грузовых машин возле отеля для водителей, в трех милях к  югу
от города, была заполнена почти  до  отказа.  Из  сияющего  желтым  цветом
длинного одноэтажного кафе раздавались звуки музыкального  автомата.  Кафе
не знало отбоя от посетителей: в него постоянно то входили,  то  выходили.
Один из водителей, мужчина средних лет в поношенной одежде, вышел из  кафе
и сел в свою машину - огромный пустой  фургон.  Между  кабиной  и  кузовом
перегородки не было. Водитель включил  зажигание,  но,  прежде  чем  успел
коснуться  педали  газа,  потерял  сознание  и  свалился  на  руль.   Пара
гигантских рук взяла его под мышки, оторвала от сидения, словно  куклу,  и
уложила на пол в кузов.
     Макуэло залепил рот пластырем несчастному  водителю,  и  завязал  ему
глаза.
     - Я огорчен, что мы обошлись таким образом с  невинным  водителем,  -
вздохнул он.
     - Согласен, согласен, - Кан Дах печально покачал  головой  и  завязал
последний узел на груди их жертвы.  -  Но  так  надежней.  Кроме  того,  -
радостно добавил он, - он может оказаться не совсем уж невинным человеком.
     Рон Росбак, привязывающий лодыжки водителя к  борту  не  считал,  что
ситуация нуждается в комментариях.
     В кузове находились лассо,  шпагат,  прочный  шнур  и  большие  бухты
нейлонового каната - больше всего поражала его прочность и толщина, и  то,
что на нем были узлы, завязанные с интервалом в восемнадцать дюймов.


     В 18.15 вечера Бруно, одетый в свой экстравагантный  костюм,  покинул
отель. Он шагал неторопливой походкой человека, которому некуда спешить, а
на  самом  деле  он  страшно  опасался  за  шесть   ртутных   взрывателей,
привязанных к его подолу. Широкое пальто скрывало их.
     Как и подобает человеку, не стесненному временем,  он  брел,  как  бы
наобум, не придерживаясь определенного маршрута. Большую часть времени  он
потратил, останавливаясь  и  глазея  на  витрины  попадающихся  магазинов.
Наконец, свернув за угол, он ускорил шаг и нырнул в густую тень  подъезда.
Темная фигура человека в дождевике свернула  вслед  за  ним,  замешкалась,
дернулась вперед, проскочила мимо того мета, где затаившись  стоял  Бруно,
затем присела на колени и тут же была застигнута  врасплох,  когда  правая
рука Бруно схватила человека за правое ухо. Он поднял его одной  рукой,  а
другой быстро прошелся по его  карманам  и  выудил  оттуда  автоматический
пистолет с глушителем. Предохранитель был снят.
     - Шагай! - приказал Бруно.


     Фургон со всем необходимым для проникновения  в  Лабиан  стоял  среди
пяти грузовиков  в  Южном  переулке.  Бруно  заметил  его  сразу  же,  как
остановился, приятельски поддерживая  под  руку  свою  недавнюю  тень.  Он
сделал эту благоразумную остановку, потому что с другой  стороны  переулка
шел охранник с автоматом наперевес. Судя по тому, как он  шел,  его  мысли
витали где-то далеко-далеко. Как и те стражники, что патрулировали прошлым
вечером, он вяло тащился вперед, удрученный холодом и погруженный  в  свои
заботы. Бруно посильнее толкнул своего спутника пистолетом.
     - Только пикни, и ты покойник.
     Было  очевидно,  что  тот  все  уловил.  Сочетание  страха  и  холода
превратили его в столб. Как только охранник свернул на Центральную  улицу,
а по его виду нельзя было сказать, что он из тех, кто способен  оглянуться
через плечо, Бруно повел своего пленника к группе грузовиков,  тем  более,
что с другого конца переулка никто не мог это увидеть.
     Подталкивая его  впереди  себя,  Бруно  осторожно  провел  его  между
третьим и четвертым грузовиками и посмотрел направо. Из-за  юго-восточного
угла появился второй охранник и направился к Южному переулку. Бруно отошел
к тротуару. Не было никаких гарантий того, что пленник  будет  вести  себя
спокойно. Человек без сознания надежней, поэтому Бруно крепко  ударил  его
так, что тот свалился без сознания на землю. Патрульный прошел  по  другой
стороне  переулка.  Бруно  взвалил  пленника  на   плечо   и   отволок   к
предусмотрительно открытой двери фургона:  кто-то  внимательно  следил  за
всем через ветровое стекло. Кан Дах в один миг втащил потерявшего сознание
человека внутрь. Следом влез Бруно.
     - Росбак в пути? Он должен мне притащить небольшую игрушку из поезда.
     - Да.
     Кан Дах, за которым последовал и  Макуэло,  спрыгнул  на  землю,  лег
посреди переулка, вытащил из кармана бутылку виски, щедро плеснул себе  на
лицо и на плечи, после чего вытянулся, сжимая бутылку в руке. Другой рукой
он прикрыл лицо.
     Из-за юго-восточного угла появился охранник и сразу заметил Кан Даха.
На мгновение он замер, как вкопанный и, не заметив опасности, устремился к
распростертому телу  мужчины.  Подойдя  немного  ближе,  он  взял  автомат
наизготовку и стал медленно и осторожно приближаться. С  пятнадцати  футов
он, несомненно не  промахнется,  но  также  несомненно  не  промахнется  и
Макуэло с двадцати футов. Рукоятка  ножа  угодила  охраннику  точно  между
глаз, и Кан Дах, подхватив падающего, немедленно втащил его в  фургон.  За
последующие десять секунд, Макуэло поднял нож и вернулся в укрытие, а  Дах
вновь  улегся  на  мостовой.  Бруно  нисколько  не  сомневался   в   своих
помощниках. Он даже не удосужился  поглядеть,  как  проходит  операция  по
удалению охраны, а ограничился тем, что с