е по-прежнему, вот и  все.  Играть,
как получится. В одном я уверен: ночью они сделать этого не  смогут  и  не
будут.
     - Ночью?
     - Разве Харпер не говорил вам?
     - А... во вторник. Хотел бы я знать, где мы все будем тогда.
     Поезд лязгая и вздрагивая, стал набирать ход.
     - Я знаю, где я буду. До скорого свидания, - Бруно повернулся,  чтобы
уйти, затем остановился, заметив миниатюрный передатчик на столе  Харпера.
- Скажите-ка мне, меня это часто интересовало.  Как  это  получается,  что
таможенники разных стран проверяют чуть ли не все пломбы в ваших зубах,  а
вам удается проскочить с этим передатчиком?
     - Передатчиком?  Каким  передатчиком?  -  Харпер  надел  наушники  на
голову, приложил микрофон к груди  Бруно,  включил  питание  и  передвинул
рычажок назад. Машинка  зажужжала  и  из  нее  выползла  узенькая  полоска
бумаги. Через десять секунд Харпер выключил устройство, оторвал  несколько
дюймов ленты и протянул Бруно. По самой  середине  шла  тонкая  извилистая
линия. - Это  кардиограф,  мой  дорогой  Бруно.  Такой  необходим  каждому
путешествующему врачу. Вы не представляете, как я  забавлялся,  предъявляя
кардиограф таможенникам.
     - Что-то они подумают на очередной границе? - Бруно  вышел,  прошелся
по коридору поезда, вытащил Марию из своего купе, отпер  двери  и  впустил
девушку.
     - Не послушать ли  нам  музыку?  Потом  по  стаканчику  моего  сухого
мартини, чтобы отпраздновать, если можно  так  назвать,  мое  попадание  в
рабство.
     Он включил проигрыватель, установил тихое звучание, смешал две порции
мартини, поставил их на стол, сел на диванчик рядом с ней  и  вдавил  свое
лицо в темные волосы приблизительно там, где  должно  было  находиться  ее
ушко. По выражению ее лица - сначала  испуг,  затем  крайнее  недоверие  -
стало ясно, что у Бруно было свое  представление  о  сладких  пустяках,  с
которыми она прежде не сталкивалась.


     До Крау было всего около двухсот  миль,  поэтому  даже  для  медленно
идущего поезда с двумя промежуточными остановками - рейс был коротким. Они
выехали в темноте и приезжали в темноте,  и  было  еще  темно,  когда  они
разгружались. И еще было очень холодно. Первым  ошеломляющим  впечатлением
от Крау было его суровое гостеприимство. Но когда запасные пути,  особенно
в темноте и холоде, были где-нибудь гостеприимными местами? Запасной путь,
куда они прибыли, пролегал не слишком удобно: в  трех  четвертях  мили  от
здания цирка, но все сработало  с  четкой  эффективностью  и  целая  армия
грузовиков, автобусов и частных машин была уже наготове.
     Бруно направился вдоль поезда к группе артистов, стоявших под фонарем
и пожал им руки. Затем он осмотрелся в поисках своих братьев, но не увидел
их. Тогда он обратился к стоящему рядом Мальтусу:
     - Вы не видели моих братьев?
     - Нет, - отозвался тот и обратился  к  присутствующим:  -  Кто-нибудь
видел сегодня утром Владимира и Иоффе?
     Когда стало ясно, что никто их не видел, Мальтус повернулся к  одному
из своих ассистентов.
     - Сходи и разбуди, хорошо?
     Паренек быстро ушел. Доктор Харпер и мистер Ринфилд, оба в надвинутых
шляпах и с поднятыми воротниками, приблизились и поздоровались.
     - Не хочешь ли пойти со мной и взглянуть, что за зал нам  приготовили
здесь? - обратился Ринфилд к Бруно. - Главное, чтобы в  нем  было  хорошее
отопление.
     - Схожу, но не могли бы вы немного  подождать?  Мои  братья  все  еще
никак не проснутся. Ага, вот и Коган!
     Ассистент Мальтуса тревожно сказал:
     - Думаю, что вам нужно пройти туда самому, мистер Бруно, и побыстрей.
     Тот молча забрался в  вагон.  Доктор  Харпер  и  Ринфилд  непонимающе
переглянулись и последовали за ним.
     Владимир и Иоффе занимали двухместное купе, не такое шикарное, как  у
старшего  брата,  но  достаточно  комфортабельное.  Безусловно,   они   бы
поразились, увидев, в каком состоянии их жилище.
     Это была мясная лавка и выглядела она так, как будто по  ней  недавно
пронесся небольшой, но сокрушительной силы  ураган.  Постели  валялись  на
полу, два стула были сломаны, стаканы разбиты, маленький  таз  расколот  и
даже окно разнесено вдребезги. И что выглядело наиболее зловещим, так  это
кровавые пятна на разодранных постелях и кремовых панелях стен.
     Бруно хотел было войти, но Харпер положил руку ему на плечо.
     - Не надо. Полиции это не понравится.
     Полиции, когда она прибыла, не понравилось все. Они  были  шокированы
таким чудовищным преступлением, тем более, что похищение  двух  знаменитых
американских артистов - если они и знали, что Владимир и Иоффе родились  в
полумиле от места исчезновения, то эту информацию они  держали  про  себя.
Сразу же было предпринято тщательное расследование. Прибывший  полицейский
инспектор приказал своим людям очистить территорию и оцепить ее. Последнее
прозвучало слишком громко, так как в оцеплении было  всего  два  человека.
Обитателей вагона, где жили братья, пригласили для дачи показаний. Ринфилд
предложил воспользоваться вагоном-рестораном, так как температура  снаружи
была около нуля, и инспектор согласился  на  это  приглашение.  Когда  они
отправились туда, к делу приступили детективы в  штатском  и  эксперты  по
дактилоскопии. Ринфилд, отдав необходимые указания по  выгрузке  циркового
оборудования и клеток с животными, присоединился к тем,  кто  находился  в
вагоне-ресторане.
     Там было почти жарко, огромный локомотив стоял  под  парами  и  своим
теплом должен был весь день до вечера  обеспечивать  вагоны  с  некоторыми
животными, которых лишь вечером должны были направить в цирк.
     Бруно  встал  в  стороне  от  Харпера  и  Ринфилда,  которые  коротко
перебрасывались своими  предположениями  о  том,  что  могло  случиться  с
братьями, но так как было ясно, что  этот  вопрос  им  не  прояснить,  они
умолкли до  тех  пор,  пока  не  появился  полковник  Сергиус  собственной
персоной. Лицо его выражало печаль и едва сдерживаемый гнев.
     - Подло! Невероятно! Унизительно! И это в моем городе! Уверен, что на
это дело будут брошены все полицейские силы страны. Какой желанный и какой
черный день для Крау! - возмущался он.
     - Вряд ли это  дело  рук  граждан  города.  Они  не  заметили  нашего
прибытия. По дороге сюда у нас было две остановки, и это  могло  произойти
на любой из них, - мягко заметил Харпер.
     -  Ваша  правда,  Крау  реабилитирован.  Но  вы  полагаете,  что  это
уменьшает  нашу  ответственность?  Что  причиняет  боль  всей  стране,  то
причиняет боль всем нам, -  это  вряд  ли  могло  случиться  на  тех  двух
остановках. - Он взглянул на Бруно.  -  Мне  очень  жаль,  но  я  вынужден
предположить, что они были выкинуты из поезда во время движения.
     Бруно не вытаращил глаза: свои чувства и эмоции он всегда держал  под
жестким контролем, но сейчас был близок к тому, чтобы потерять его.
     - Кому это понадобилось? Кому понадобилось поднимать на них  руку?  Я
отлично знаю своих братьев. Они никому и никогда не причинили вреда.
     Сергиус жалостливо взглянул на него.
     - Разве вы  не  знаете,  что  чаще  всего  страдают  невинные?  Когда
совершают кражу со взломом, то для этого не выбирают известных гангстеров.
- Он повернулся к помощнику. - Доставьте сюда телефон и соедините  меня  с
министром путей сообщения. Сделайте это лично. Если он  еще  в  постели  и
будет артачиться, скажите, что это срочно.  Скажите,  что  я  хочу,  чтобы
ощупали каждый дюйм полотна от столицы до Крау в поисках двух  исчезнувших
людей. Скажите ему, что они  могут  быть  тяжело  ранены  и  что  наружная
температура весьма низкая - они могут замерзнуть. Скажите ему, что  я  жду
доклада через два часа. Затем  свяжитесь  с  военно-воздушными  силами,  и
пусть они пошлют на поиски вертолеты. Их доклада я жду через час.
     Помощник быстро удалился.
     - Вы считаете, что есть серьезная опасность... - осторожно проговорил
Ринфилд.
     - Я ничего не считаю. У меня мало надежды на  эту  старую  развалину,
министра путей сообщения, но за ВВС можно быть спокойными. Пилоты  полетят
на высоте десять метров по обе стороны полотна. - Он посмотрел на Бруно  с
выражением, как будто выражающим симпатию. - Я вам сочувствую,  Вилдермен.
И вам, мистер Ринфилд.
     - Почему мне? Это относится не только ко мне, но и ко всем  другим  в
цирке, - заметил Ринфилд.
     - С других нельзя требовать выкуп. Это,  правда,  мое  предположение.
Если такое  случится,  вам  придется  выложить  кучу  денег  для  возврата
братьев, не так ли?
     - О чем вы говорите?
     - Увы, даже в нашей стране есть преступники. У  нас  случаются  такие
невероятные вещи, как похищения людей, и их излюбленный метод -  похищение
людей с поезда. И занимаются этим очень отчаянные люди -  похищение  людей
считается самым  тяжким  преступлением  и  сурово  карается.  Это  хотя  и
предположение, но весьма реальное. - Он вновь взглянул на Бруно  и  уголки
его рта слегка раздвинулись, он почти улыбался. - Повторяю, что  мы  очень
сочувствуем вам. Похоже, Крау не удастся полюбоваться на "Слепых орлов".
     - Вы увидите одного из них.
     Сергиус удивленно посмотрел на него. Остальные также бросили на  него
свои взоры. Мария медленно провела языком по пересохшим губкам.
     - Как я понимаю... - начал Сергиус.
     - До того, как  подросли  мои  братья,  я  выступал  один.  Несколько
тренировок - и я снова смогу вернуться к старому номеру.
     Полковник уважительно посмотрел на него.
     - Все знают, что вы человек без нервов. Неужели вы к тому  же  и  без
чувств...
     Бруно, не отвечая, отвернулся.
     Сергиус задумчиво посмотрел ему в спину и тоже отвернулся.
     - Все обитатели этого вагона здесь? - спросил он.
     - Все, полковник, - ответил Ринфилд. - Но вы выразили предположение о
возможности похищения.
     - Все возможно.  И  работа  полицейского  заключается  в  том,  чтобы
учитывать все до мелочей. Кто-нибудь слышал ночью шум или иные звуки? - по
гробовому молчанию стало ясно, что никто ничего не слышал. - Ладно. Братья
спали в самом последнем купе, а кто спал рядом?
     - Я, - Кан Дах продвинул вперед свое могучее тело.
     - Вы уверены, что ничего не слышали?
     - Я уже дал отрицательный ответ на этот вопрос. Нет. Я  очень  крепко
сплю.
     Сергиус задумчиво уставился на гиганта.
     - Вы такой огромный, что справились бы с этим и один.
     - Вы позволяете себе подозревать меня? - мягко произнес Кан.
     - Я просто высказал предположение.
     - Владимир и Иоффе были моими хорошими друзьями. Мы хорошо знали друг
друга много лет. Зачем мне нужно было так  долго  ждать  и  только  сейчас
совершать это безумие? Кроме того, если бы это сделал я, то вряд ли бы тут
были следы борьбы. Я бы просто сгреб их в охапку и утащил с собой.
     - В самом деле? - усомнился Сергиус?
     - Может быть вам это продемонстрировать, полковник?
     - Это должно быть интересное зрелище.
     Кан Дах предложил двум дородным полицейским в форме стать рядом.
     - Как вы думаете, они ведь крупнее и сильнее братьев?
     - Думаю, что да.
     Хотя Кан  Дах  и  был  гигантом,  но  двигался  он  так  грациозно  и
стремительно,  как  пантера.   Прежде   чем   полисмены   успели   принять
оборонительную позицию, он был уже возле них. Его  обезьяньи  руки  обвили
их, прижав их руки к телам. Мгновение  и  оба  полицейских  барахтались  в
воздухе.  Они  делали  отчаянные  попытки  вырваться.  Выражение  их   лиц
показывало,  что  объятия  были  далеко  не  дружескими  и  не  доставляли
удовольствия.
     - Перестаньте дергаться, или я сдавлю вас, - еще более мягким голосом
заявил он.
     Считая, что сильнее сдавить уже невозможно, полицейские удвоили  свои
усилия в попытке высвободиться. Тогда силач  сжал  их  чуть  крепче.  Один
полисмен закричал, а другой замычал от боли. Кан еще сильнее сдавил их,  и
они перестали сопротивляться. Осторожно и бережно он опустил  их  на  пол,
отступил и с сожалением смотрел, как они корчатся.
     Сергиус задумчиво наблюдал за этой сценой.
     - Утром здесь будет Анжело. Вы реабилитированы, Кан Дах, - тон у него
был почти юмористический. Тут он повернулся на звук шагов капитана Модеса:
- Ну?
     - Все, что мы имеем - это  отпечатки  пальцев,  полковник.  Отпечатки
двух людей мы нашли в  очень  многих  местах.  Вероятно,  они  принадлежат
братьям. Были также обнаружены и другие отпечатки в необычных  местах:  на
стенах, на окне, на  внутренней  поверхности  дверей,  то  есть  там,  где
человек ищет опору во время яростной борьбы.
     -  Так,  -  Сергиус  на  мгновение  задумался,  обводя  отсутствующим
взглядом полицейских, которые сразу же вскочили. Их страдания не заставили
его сдвинуться с места. Он повернулся к Ринфилду. - Сегодня утром  у  всех
ваших сотрудников должны быть сняты отпечатки пальцев в  зале,  где  будет
размещаться ваш цирк.
     - Если это действительно необходимо...
     Полковник устало подчеркнул:
     - Я вынужден пойти на это. И я в третий раз вынужден  повторить,  что
работа полицейского заключается в том, чтобы ничего не упустить.


     Хотя Крау строго  на  севере  от  столицы,  основная  железнодорожная
магистраль входила в город не с юга, как это можно было ожидать,  а  из-за
неблагоприятного рельефа огибала город  и  подходила  с  севера.  Поэтому,
когда черный лимузин, не слишком старый и не  слишком  новый,  помчался  к
дворцу, ему пришлось направиться на юг  к  основной  артерии  города.  Эта
улица, ведущая с севера на юг, называлась Западная.
     Бруно сидел сзади, а Харпер рядом с ним.  Ринфилд,  чей  угрюмый  вид
показывал, что его мрачные предчувствия по поводу  Крау  сбываются,  занял
место рядом с водителем. Погода не  способствовала  бодрости  духа  -  был
ранний рассвет, хмурый, унылый, темные низкие тучи сыпали снегом.  Отъехав
несколько сот ярдов от запасных путей,  Харпер,  сидевший  справа,  протер
запотевшее стекло и всмотрелся сквозь него, после  чего  тронул  Бруно  за
руку.
     - Никогда не видел ничего подобного. Что бы это могло быть?
     - Я отсюда не вижу.
     - На крышах тех домов. Кустики, кусты... О, боже,  они  даже  деревья
там посадили!
     - Сады на крыше. Очень распространено в Центральной Европе.  Если  ты
живешь в городской квартире, это не значит, что ты не можешь иметь  клочка
земли. Многие имеют даже даже газоны.
     Бруно протер стекло со своей стороны. Здание слева от него было самым
зловещим, мрачным и неприступным из всех, что он  когда-нибудь  видел.  Он
сосчитал этажи -  девять,  увидел  окна  -  все  зарешечены.  Он  осмотрел
угрожающие обводы колючей проволоки на крыше, сторожевые вышки на северном
и южном углах. Снизу нельзя было рассмотреть, что находится на вышках,  но
он и так знал, что там прожектора и  сирены.  Он  взглянул  на  Харпера  и
приподнял брови: шофер, когда к нему обратились по-английски, улыбнулся  и
пожал плечами, но вероятность того, что  тот  работал  на  Сергиуса,  была
очень велика, а полковник не  привлекал  к  работе  тех,  кто  не  говорил
по-английски. Харпер перехватил взгляд и кивнул,  хотя  подтверждение  это
было лишним: он сам слишком красочно расписал Лабиан. Его  вид  убеждал  в
бесперспективности всяких попыток проникновения туда.
     Через четверть мили они проехали мимо  вереницы  черных  автомобилей,
стоявших у правого тротуара. Впереди располагался катафалк  -  был  ранний
час, но день уже начался, и кортеж,  подумал  Бруно,  должен  был  куда-то
тронуться. На противоположной  стороне  тротуара  размещалось  строение  с
черными занавесками  на  окнах.  Дверь  была  также  задрапирована  черным
материалом, и на нем был изображен белый крест. Бруно  увидел,  что  дверь
открылась  и  показался  гроб,  покоящийся   на   плечах   двух   передних
носильщиков.
     - Как по заказу, - прошептал Бруно.
     Затем показался и весь гроб, но Харпер сделал вид, что не видит  этой
картины.


     Зимний дворец был гордостью Крау, и вполне заслуженно. Построенный  в
стиле пышного барокко, как внутри,  так  и  снаружи,  он  выглядел  весьма
внушительно, и было ему от  роду  всего  три  года.  Возведен  он  был  из
нержавеющей стали и бетона, облицован внутри  и  снаружи  белой  мраморной
плиткой, благодаря которой здание и получило свое название. Он представлял
собой  эллиптической  формы  строение  колоссальных   размеров.   Интерьер
сочетался со шпилями, минаретами и фантастическими  фигурами,  которыми  в
изобилии были украшены внешние стены. В этом здании нашли воплощение самые
современные представления  об  архитектуре.  Возможности  перестановок  на
аренах и в зале как для артистов, так и для зрителей, были практически  не
ограничены. Здесь можно было  ставить  оперные  и  театральные  спектакли,
использовать  для  кино  и  мюзик-холла,  проводить  различные  спортивные
соревнования - от хоккея до большого тенниса, ну  а  для  цирка  это  было
просто незаменимое место. По самым скромным подсчетам удобные кресла могли
принять не  менее  восемнадцати  тысяч  зрителей.  Это  был,  как  объявил
Ринфилд, самый прекрасный зал из тех, что он когда-либо видел. А это  было
самым блестящим комплиментом из уст человека, видевшего лучшие залы  мира.
При этом следовало  учесть,  что  население  Крау  составляло  всего  лишь
четверть миллиона человек.
     Поголовное снятие отпечатков пальцев у персонала прошло  до  полудня.
Вполне объяснимое возмущение и негодование, охватившее людей,  потребовало
от  Ринфилда  такта   и   усилий.   На   толстокожего   Сергиуса,   удобно
расположившегося в кресле и наблюдавшего  за  процедурой,  угрюмый  вид  и
мрачные взгляды циркового люда мало действовали.  Когда  дело  уже  шло  к
концу, его позвали к телефону, но так  как  разговор  шел  на  его  родном
языке, то ни Ринфилд, ни Мария содержание разговора не поняли.
     Сергиус осушил рюмку и осведомился:
     - А где Бруно Вилдермен?
     - На арене. Но... вы что, всерьез собираетесь  взять  отпечатки  и  у
него? Его родные братья...
     - Я настолько глупо выгляжу? Идемте. Вы тоже...
     Когда появились Сергиус и Ринфилд, Бруно отошел  от  натянутой  низко
над ареной проволоки. Без всякого  выражения,  взглянув  на  Сергиуса,  он
поинтересовался, приблизившись к ним:
     - Какие новости, полковник?
     - Поступили сообщения и от железнодорожников и от  авиаторов.  Но,  к
сожалению,  результаты  отрицательные.  Ничьих  следов  вдоль  дороги   не
обнаружено.
     - Выходит, это похищение?
     - Других объяснений я не нахожу.


     В полдень, когда  Бруно  репетировал  свой  номер  на  трапеции,  его
вызвали в кабинет Ринфилда. Он  соскользнул  на  арену,  накинул  халат  и
направился в кабинет, который располагался всего  в  нескольких  футах  от
пока еще пустых тигриных клеток.
     Ринфилд сидел  за  столом.  Мария  занимала  свое  место  секретарши.
Сергиус и Модес стояли. Атмосфера была нечто  среднее  между  спокойной  и
натянутой.
     Сергиус взял  у  Ринфилда  листок  бумаги,  который  тот  внимательно
изучал, и протянул его Бруно. Там  был  напечатанный  по-английски  текст,
которые гласил:
     "Братьев Вилдермен вернут  живыми  за  выкуп  в  50  тысяч  долларов.
Банкноты бывшие в  употреблении  и  различных  достоинств.  Инструкция  по
обмену в воскресенье, освобождение в понедельник.  В  случае  отказа  -  в
понедельник получаете два мизинца. Установить их принадлежность можете как
угодно. Еще два пальца - во вторник. В среду  -  двух  одноруких  цирковых
гимнастов".
     Бруно вернул листок Сергиусу.
     - Ваши подозрения подтвердились.
     - Да, я оказался прав. У вас нет нервов и чувств. Да, это так похоже.
     - Похоже, что они не знают жалости.
     - Это так.
     - И они профессионалы?
     - Да.
     - Они сдерживают свои обещания?
     - Неужели вы так наивны, что пытаетесь таким образом заманить меня  в
ловушку? Вы задаете