з-за того, что Володя вел себя как-то странно, а я не
понимал, в чем дело, и все больше тревожился.
   Наконец Володя начал объяснять, в чем дело. Сказал сразу, что Барри,
вообще-то говоря, не болен, а просто он отключил пса от работы со мной,
чтобы попробовать иной путь.
   - Это какой же иной? - изумился я.
   Володя явно смущался и мямлил - по крайней мере, вначале.
   - Ну, видишь ли, я ознакомился практически со всеми опубликованными
материалами по этому вопросу. Их, кстати, не очень-то много, не утонешь в
бездне информации. Кое о чем беседовал и с телепатами. Правда, не с теми,
кто у тебя был, но тоже люди вполне компетентные. У меня сложилось такое
впечатление, что твой путь недостаточно надежен...
   - Да какой же это "мой путь"? - спросил я, начиная все больше
нервничать:
   вот уж и Володя в открытую говорит, что затея пустая!
   - Ну да, вот именно, это даже и не путь вообще, и не твой, в частности,
а просто случайность. У тебя оказались эти способности, а у большинства их
нет. На это нельзя полагаться. Ты вот обиделся на этого рыженького Сергея,
а он правильно сказал, что такой эксперимент не удастся воссоздать в
массовой серии... ну, в цикле.
   - Я совсем не потому на него обиделся, - несколько разозлившись,
возразил я.
   - И вообще: к чему ты мне все это излагаешь? Я что, просил-умолял тебя
насчет этих самых циклов, демонстраций и прочего? Ты же сам все это
затеял, а я рад-радешенек буду, если меня оставят в покое!
   Говорил я это не на сто процентов искренне. Но так примерно на
семьдесят-восемьдесят. Однако Володя меня тут же срезал. Это он умеет.
   - Ты, может быть, и вправду мечтаешь, чтобы тебя оставили в покое, это
на тебя похоже. Ну, а Барс? А Мурчик? А другие звери и птицы?
   Я попробовал отшутиться - что, мол, они только по недостатку информации
жаждут контакта с людьми, а им бы всячески сторониться такого опасного
соседа, - но несколько сконфузился. Володя это, конечно, заметил и
немедленно добавил, что опять я проявляю какой-то детский наивный эгоизм и
что даже трудно понять, как это ученый может...
   - Да какой я ученый! - жалобно взвыл я, и вот тут уж искренне: ученый я
пока лишь по названию, и неизвестно еще, что из меня получится.
   - Ладно, пошли дальше! - уже более уверенно заговорил Володя. - В чем
состоит цель наших с тобой усилий? В том, чтобы наладить контакт с
животными, верно? Цель серьезная, принципиально важная. Кустарными
способами тут работать невозможно. Гипнотизеров не так уж много, а этим
делом большинство из них не захочет и не сможет заниматься: все они
заняты, и далеко не каждый любит и понимает животных и способен наладить с
ними контакт. Тем более, что речь идет не просто о гипнозе, а о
гипнотическом внушении на базе телепатического контакта, - а это еще
больше ограничивает круг возможных участников. Если же к этому добавить,
что даже у тебя с Барсом контакт, в сущности, ненадежен, - ты ведь пока не
знаешь, как все это получится в других условиях, - то выходит...
   - Выходит, дело это надо бросить, - уныло сказал я. - А я что говорил?
   - Совсем не то выходит. Что у тебя за характер, Игорь! Отключи временно
свою звуковую сигнализацию и не ной, как шакал осенью.
   У нас в Зоопарке шакалы действительно здорово завывают осенью по
вечерам.
   Хором, и так жалобно: "Ах, ах-ах-ах!" Я кисло ухмыльнулся, но решил
молчать.
   И Володя объяснил, что, взвесив все эти обстоятельства, он стал искать
более надежный и общедоступный путь к контакту. А путь этот, как он
считает, - применение некоторых нейрохимических препаратов, стимулирующих
телепатические и гипнотизерские способности. Например, псилоцибина,
мескалина, ЛСД... Не надо ужасаться, ЛСД принимают для этой цели в
микродозах, от них галлюцинаций никаких не бывает и вообще сохраняется
полный контроль сознания... А зато психический потенциал подопытного
увеличивается в этом смысле весьма существенно.
    
  
 Временный перерыв и перемена декораций. Лирический дивертисмент и
цирковые номера. Пришла мама под окно и принесла Барса. Мы с Леней (это
мой сосед по палате, я уже о нем говорил) уговорили дежурную сестру не
сердиться и не мешать нам. Впрочем, она заядлая кошатница, и я правильно
рассчитал, что при виде Барса она растает. Мы с Барсом крепко обнялись, он
долго наговаривал мне что-то на ухо и попеременно то обнюхивал, то целовал
меня. А потом, слегка откинув голову, с явным удовольствием сказал:
   - Мам-ма! Мурра!
   И это - без всякого внушения... во всяком случае, без сознательного,
четкого внушения, потому что, наверное, я об этом все же думал. Я ведь не
был уверен, что способности Барса действительно вернулись, что миновали
последствия психического шока, хотя мама и сказала недавно, что он с ней
разговаривает. Да, я еще не говорил о том, что это за шок был, но скоро
расскажу об этом - в следующей главе.
   Какой восторг вызвали эти два слова, объяснять не к чему: для Лени и
для нашей медсестры Полины Семеновны это было потрясающее переживание. А
дальше они и вовсе начали ойкать от восхищения. Барс поднялся на задние
лапы и, гнусавя, произнес:
   - Мама мало мяса дала!
   Говорил он последние два слова не так четко, как Мурчик, получалось
нечто вроде "ммяха ндала-а!", но разобрать все же можно было. И Полина
Семеновна даже на ногах не устояла, чуть было не села с размаху на мою
койку (тут бы я взвыл, как волк, - нога еще болит основательно!), потом
как-то дотянулась до табурета и шлепнулась на него без сил. Леня только
гудел:
   - Ох! Ох! Не могу!..
   Да и мама до слез смеялась, стоя в раме настежь распахнутого окна, на
фоне больших старых тополей и залитой солнцем зеленой лужайки: она ведь ни
разу еще не видела Барса вместе со мной и обо всех его фокусах знала лишь
понаслышке.
   Да, надо добавить, что хоть Ольга и обругала меня за тот дурацкий опыт
гипноза, а все же какое-то действие он возымел. Может, и не сам гипноз, а
весь разговор. Ведь это я впервые с Ольгой так говорил, в открытую. А
может, она испугалась, когда я ей представил, как выглядела мама во время
болезни.
   В общем, Ольга нашла приходящую домработницу, и маме стало куда легче.
А сейчас они все на даче. И домработница эта с ними уехала, а мама пока
живет у меня. Конечно, ей бы надо в санаторий, но это придется
организовать позднее, когда я выздоровлю, а то она меня не бросит, да и
Барса одного оставлять жалко, хоть Ксения Павловна и не даст ему пропасть
с голоду.
   Ну вот, показал я им всякие фокусы. Барс ходил с бумагой и карандашом в
передних лапах. Делал он это не так здорово, как Мурчик, но никто, кроме
меня, Мурчика не видел, и Барс их потрясал до глубины души. Потом он по
моим мысленным приказам прыгал, ложился, переворачивался, обходил мою
койку на задних лапах, придерживаясь и мелко перебирая передними, а у
каждого поворота останавливался и гордо вскидывал правую лапу, будто
салютуя. Но и кот, и я устали гораздо быстрее, чем раньше. Я оттого, что
вообще порядком ослабел, валяясь в больнице; ну, плюс боли, температура,
малоприятные перевязки, уколы и тому подобное. А Барс, скорее всего,
просто отвык.
   Впрочем, может быть, и последствия шока еще не полностью сгладились,
имеется повышенная утомляемость. Ну, это-то полбеды, пройдет. А нервы у
него после курса витаминных инъекций стали определенно крепче: например,
раньше он не вел бы себя так непринужденно в незнакомом месте, да еще
после долгой дороги - он ведь очень боится ездить в такси.
   До чего я рад, что повидал своего белобрюхого красавчика! Такой милый,
ласковый кот - и все же умный. Не философ, как Мишка, и не гений с
утонченной психикой, вроде Мурчика, но этакий славный кошачий парень,
толковый и надежный. Достойный представитель кошачества. И на душе у меня
стало легче, что он выздоровел, - тем более, что сам ведь я его довел до
нервного срыва, хотя вовсе того не желал.
    
  
 ...Ну, вернемся к рассказу. Суть была в том, что Володя решил провести
опыты с нейростимуляторами на себе и на Барри. И результаты получились
обнадеживающие. У Гали тоже, кстати.
   Я все это слушал-слушал, и мне было ясно, что Володе все же неловко
передо мной. Да и мне было бы неловко на его месте. Что это, в самом-то
деле, за тайны мадридского двора! Ну, решил, что нейростимуляторы надежнее
или вообще что следовало бы попробовать, как будет со стимуляторами; что ж
тут такого, почему и не попробовать! И почему не сказать мне прямо: мол,
так-то и так-то, ты продолжай действовать в этом направлении, а я попробую
еще иначе, тем более что у меня без стимуляторов не очень-то получается.
   Вот в том-то все и дело, что у Володи не очень-то получалось! А если
сравнивать со мной, так результаты и вовсе были чепуховые. В моем
присутствии можно еще было сваливать на вольные и невольные помехи, идущие
от моего сознания. Но Володя, уж конечно, позанимался дома с Барри и
обнаружил, что корень неудач - не в моей силе, а в его собственной
слабости.
   И это его расстроило. С того и пошли тайны...
   Не подумайте, что я считаю Володю мелким завистником! Вовсе нет. Тут
дело сложнее. Я попытаюсь объяснить, как я это понимаю.
   Значит, так. Я ведь уже рассказывал, что Володя в наших с ним
взаимоотношениях всегда представлял силу, солидность, надежность. А я -
легкомысленный, неустойчивый, такой-сякой (я без сарказма говорю, это же
правда!). Я случайно делаю что-то необычайное. Это ничего, это даже вполне
укладывается в прежние рамки. Я ведь случайно достиг успеха, и сам этого
испугался, и прежде всего зову на помощь Володю. Все нормально. Он
приезжает, анализирует факты, делает выводы, намечает программу
деятельности, я слегка трепыхаюсь по присущему мне легкомыслию и
анархизму, но, конечно, тут же сдаюсь.
   А вот дальше начинает получаться явный перекос. Как же это - я могу, а
он, Володя, не может? Это же нелогично. Если б я раньше тренировался,
учился гипнозу, а то ведь прямо так, ни с того ни с сего. А воля-то у
Володи куда сильнее - он собранный, он дисциплинированный. Значит, и
гипнотическое внушение у него должно получаться не хуже, а гораздо лучше,
чем у меня. А не получается. Почему же? Да ясно - потому что путь
ненадежный.
   Нет, все это выглядит слишком упрощенно и, в общем-то, некрасиво. Даже
боюсь давать это читать Володе - обидится, вполне может обидеться. А как
быть?
   Если без всяких объяснений описать, что получилось с демонстрацией
наших опытов, будет непонятно. Такая была дружба и вдруг вроде
рассыпалась, и каждый действует фактически в одиночку, хотя это вредит
общему делу.
   Так вот, еще раз скажу: дело не в зависти. Дело в логике соотношения
наших с ним характеров. Володя так привык командовать, быть первым,
главным, умным, умелым, что просто не смог занять хоть в чем-то иную
позицию. Он преотлично понимал, что его поступки выглядят и не слишком
красиво, и не очень-то умно, что он может вообще сорвать все дело, - ведь
я нервный, неустойчивый, меня надо поддерживать, а не пугать своим
внезапным отчуждением и таинственным молчанием. Если же я сорвусь на
демонстрации, а у него получится неплохо, то как же он-то будет выглядеть
передо мной и перед другими, кто знает эту историю с самого начала? Ясно,
что многие его сочли бы именно завистником и нечестным типом, который
готов потопить друга, лишь бы самому блеснуть. И никакие объяснения тут не
помогли бы. Вот он и старался переломить себя. И отмалчивался так упорно.
Кстати, он потому и злился так на мои дурацкие выходки - особенно по
отношению к нему, - что при этом уже совершенно ясно обнаруживалась полная
перемена позиций: я командую, и команды-то дурацкие, а он вынужден
подчиняться! И Галя смеется - уж ясно, над кем.
   Все это я здесь уже, в больнице, обдумал. Не знаю, насколько
убедительно я это изложил, но факты проанализировал, мне кажется, точно. И
теперь будет более или менее понятно то, о чем я расскажу в следующей
главе.
   О том, как именно проходили опыты Володи с Барри, я подробно
рассказывать не буду, потому что я их не наблюдал, а то, что видел на
демонстрации... ну, об этом позже. Но общая суть примерно такова: Володя
применял экстракт пейотля.
   Пейотль - это такой мексиканский кактус, в нем содержится мескалин,
который повышает способность воспринимать внушение.
   Загвоздка была в том, что опыты со стимуляторами до сих пор проводились
только на людях-добровольцах. Да оно и понятно: ведь все эти снадобья
резко возбуждают зрительную зону коры больших полушарий мозга. Закроет
испытуемый глаза - и перед ним проплывают необыкновенно яркие, красочные
образы. И вообще наступает приятное нервное возбуждение, становится
весело, хочется петь, смеяться. Но человек при тех небольших дозах,
которые применяются для эксперимента, сохраняет контроль над сознанием и
потом может все это описать. И раз он добровольно согласился на опыт и
заранее осведомлен об особенностях воздействия стимулятора, то все эти
побочные явления не пугают его, не причиняют психической травмы. А пса или
кота таким опытом можно, по-моему, вообще с ума свести. Никогда бы я Барсу
такой штуки не дал, хоть и мог бы кое-что объяснить ему заранее.
   А Володя решился попотчевать пейотлем своего Барри. Конечно, Барри -
пес спокойный и выдержанный, но все же... Нет, нет, я бы нипочем не
рискнул. Ну мне-то и незачем.
   И ничего выдающегося у него явно не получилось. Главное - ничего
надежного.
   Барри эти эксперименты обходились слишком дорого, часто их повторять
было нельзя, а результаты сильно менялись от опыта к опыту. И не
улучшались, а скорее наоборот. В этом Володя сначала боялся себе
признаться. Ну, а когда заблуждаться больше нельзя было, он сказал себе,
что теперь поздно, придется идти на демонстрацию с очень скромными
результатами - да еще и опасаться, что там, на публике, эти результаты
вообще сведутся к нулю. Почему он не попробовал передвинуть срок
демонстрации? Кто его знает! Володя вообще все это мне изложил
пост-фактум, и то неохотно, бессвязно, урывками. Конечно, я понимаю, что
говорить о переносе сроков было просто неудобно: раззвонил о выдающемся
событии, чуть ли не силой добился обсуждения, а потом вдруг дает задний
ход. Почему? Да нечего демонстрировать! Как он тогда будет выглядеть и кто
с ним после этого захочет разговаривать? Это же не только не плановая
работа - это вообще неизвестно что, бредятина какая-то! Ну, скажут ученые
мужи, и надул же нас этот Лесков, а мы тоже хороши, развесили уши, как
дошкольники, поверили в сказочку о говорящих котах и собаках! И никуда они
передвигать это дело не стали бы, а просто отказались бы тратить время на
такие штучки. Так что у Володи были веские основания избегать этого
разговора. Да и в лучшем случае, если бы даже согласились отодвинуть
демонстрацию, это означало бы оттяжку минимум на три-четыре месяца, до
осени.
   Так или иначе, и Володя и я в день демонстрации опытов чувствовали себя
до крайности неуверенно и тревожно. А этого одного было достаточно, чтобы
поставить под сомнение успех всей затеи...
 
    
 
 
 
                              Глава шестнадцатая 
 
   Глендаур 
   Я духов вызывать могу из бездны!
 
   Перси Готспер 
 
   И я могу, и каждый это может.
   Вопрос лишь в том, появятся ль они.
 
   Шекспир. "Генрих IV"

 
   Кто не попадает в первую пуговичную 
   петлю, тому уже не застегнуться.

   Гете 
    
 Писать мне, я замечаю, становится все труднее. И это не от лени, а
потому, что самое для меня важное я уже, собственно говоря, записал: что
произошло, как это оценили разные люди, что я сам думал и чувствовал. Вот,
например, наш долгий вечерний разговор вшестером, не считая Барса, - он
для меня важен, и я уже сколько раз добром поминал Славку, что он записал
все это на магнитофон.
   Дело тут опять же не в эгоизме, не в том, что я пишу для собственного
удовольствия. Как раз наоборот! Если эти мои записки и вправду будут
опубликованы (а Виктор говорит, что он уже подготовил почву для этого), то
мне хочется, чтобы читатели, а в первую очередь ученые - или будущие
ученые - обратили внимание на главное.
   А главное - то, что это уже случилось. То есть уже сделаны первые шаги,
чтобы установить контакт с нашими соседями по планете. Стало ясно, что в
принципе это возможно. Неизвестны пока границы этих возможностей. Трудно
предугадать все последствия такого контакта во всепланетном масштабе. Тем
более, что осуществить его во всепланетном масштабе можно будет лишь при
дальнейших серьезных достижениях человечества в области социологии,
биологии, химии. Но путь намечен. Вот он, здесь начинается. Узенькая
тропка петляет, вьется среди непроходимых болот, то и дело скрываясь из
глаз.
   Выглядит она ненадежно и даже зловеще - уж очень почва-то опасная, того
и гляди, увязнешь. И все же это - начало длинного пути, уходящего в
будущее. А опасности что ж, опасности есть на любом пути в будущее, туда
нет путей легких и безопасных, все их надо прокладывать по бездорожью,
через горы и пропасти, через океаны и пустыни, каждый шаг надо
рассчитывать и взвешивать, от этого никуда не денешься.
   Мы поторопились - и вот провал за провалом на первых же шагах. Но
никакие частные ошибки и провалы не означают, что путь ложен, что он ведет
в тупик.
   Что бы ни говорили по этому поводу некоторые твердолобые деятели,
наперебой хватая безразмерные и неизносимые фразы из Арсенала Готовых
Мнений.
   Ну ладно. Сколько ни разводи философии, а надо описать хотя бы вкратце,
что произошло в день несчастливого нашего выступления перед ученой
аудиторией.
   Сейчас-то я отчетливо понимаю, что при таких обстоятельствах у нас с
Володей почти не было шансов даже на частичный успех. Конечно, я зря не
послушался в то утра Ивана Ивановича: он советовал отказаться от
демонстрации, сославшись на болезнь. Да я и вправду чувствовал себя
прескверно.
   Думаю, что добил меня разговор с Володей - об этих его опытах со
стимуляторами. Такое на меня когда угодно подействовало бы: дружба
дружбой, выходит, а табачок врозь? Да еще в такое время, когда нам просто
необходимо держаться вместе! А вдобавок состоялся этот разговор после всей
истории с Геркой и Мурчиком. Слушал-то я Володю более или менее спокойно.
И не притворялся даже, а в самом деле был спокойным. Но вернее - вялым и
усталым:
   уж очень меня вымотал предыдущий день. Да и ночью мне не спалось: то
вспомню, как Мурчик пляшет, помахивая платком, то бабка эта проклятая
лезет в голову, то Геркино прозрачно-бледное лицо, измазанное зеленкой.
Совсем было заснул и вдруг вскочил, облившись холодным потом: приснилось,
что Мурчик умирает. Впрочем, это был даже не сон, а телепатема. Мурчику и
вправду было плохо и очень тоскливо, и он звал меня. Счастье, что я
догадался взять ключ у Ксении Павловны, а то пришлось бы мне будить
Соколовых среди ночи.
   Мурчик лежал на кухне; ему там устроили удобную постель. Он нечаянно
опрокинул мисочку с водой - ведь двигался он пока еле-еле, тяжело и
неловко, - постель намокла, кот лежал в стороне, на полу, ему было
холодно, больно, хотелось пить. Я напоил его, дал капли, прописанные
врачом. Мурчик послушно открыл рот и с отвращением их проглотил. Потом я
вытер пол, зажег газ, повесил подстилку сушиться, принес свои лыжные брюки
и старый мамин халат из голубой фланели, соорудил Мурчику новую постель,
уложил его, укрыл. Посидел немного, подождал, пока начнет действовать
лекарство. Чувствую - стало Мурчику лучше, но не очень: болят лапы, спина
ноет, и вообще невесело. Я тогда решил сделать ему коктейль - валерьянка,
вино, вода поровну. У нас в семье такой коктейль котам давали в случае
всяких несчастий, да и собакам, - только им без валерьянки, а вино почти
неразбавленное. Портвейн у меня был, валерьянка тоже. Я смешал все с
теплой водой и влил Мурчику две чайные ложки в послушно разинутый
темно-розовый с черной каемкой рот.
   - Ну до чего же ты умный и послушный кот! - сказал я, осторожно
погладив Мурчика. - Скоро ты у нас выздоровееш