ю.  Вот  уже  зверь  и  актриса
сблизились ("Не бойтесь, она не тронет".  -  "А  я  и  не  боюсь!  Я  только
сначала боялась"). Смельчак  бросается  между  ними  (актер  уступает  место
дублеру, а дублер - Тарик). Предстоит схватка, и Мику заменяют Фенькой.
     - Почему, - еще раньше спрашивала я Тарика, - ты не  с  Микой  боролся?
Фенька все-таки взбалмошная.
     - Зато Фенька полегче. Мика  насядет,  так  выдох  получается,  а  вдох
почему-то не получается...
     Группа наготове. Сейчас будет самое опасное. Тарик  (в  костюме  героя)
начинает заигрывать с медведицей.  Он  подталкивает  ее,  щекочет  по  носу,
замахивается - и она замахивается. Фенька входит в игру.  Тарик  обхватывает
ее, она берет его в свои медвежьи объятия. Валит.  Они  катаются  по  земле.
Идет торопливая съемка. Люди  напряжены.  Зверь  увлекся.  Человек  стиснут,
спеленат медвежьими лапами.
     - Мы увидели, как Тарик замер, его  поднятая  свободная  рука  замерла,
потом чуть дернулась - едва уловимое судорожное  движение  боли...  и  крик:
"Топуш!" Я не говорил вам, у  него  великолепный  пес,  огромный,  умнейший.
Летит пес, вмиг хватает медведицу за ухо, она - на него, пес  бежит,  уводит
ее... Тарик встает. Он расправляет плечи, спину... с  усмешкой...  Не  знаю,
есть ли  в  кино  еще  кто-нибудь,  работающий  с  медведем  без,  хотя  бы,
намордника.
     - Ну, а убитого медведя, - спросила я, - как же вы снимали?
     - А это, представьте себе, вот как. Фенька валяется  на  земле.  У  нее
перед носом Тарик вылил сгущенное молоко  -  таким  образом,  что  ей  можно
лизать не двигаясь. Он встает с Феньки - спиной к аппарату, с  окровавленным
ножом в руке. Краски налили!.. Крови - на стадо медведей  хватит.  Затем  он
оборачивается - а оборачивается уже  актер.  Ну,  это  обыкновенно,  монтаж.
Тарик посоветовал, откуда лучше снимать. Фенька лижет  молоко,  Тарик  сидит
на ней. Мы приготовились - он тихонько встал, отошел... И - все,  понимаете!
И  отлично!  Вот  вам,  -  рассказчик  задумчиво  опустил  глаза,  -  убитый
медведь...


x x x

     Киностудия - это целый городок. Есть и глухие,  заросшие  углы,  где  в
безлюдные вечерние часы можно гулять с животными.  Сейчас  Тарик  выходит  с
волками и Топушем - гигантским псом породы "московская сторожевая",  который
доброжелателен к людям и строг со зверями.
     Прежде  чем  отойти  от  ворот,  Тарик  показывает  глазами:  на  глине
медвежий след. Я киваю. И - удивляюсь. Нелегкий  труд  и  вечные  заботы  не
погасили в нем огня, который всех нас опаляет в детстве, когда в первый  раз
мы прочитываем Бианки и Сетона-Томпсона.
     Волки натягивают поводки. Тарик  удерживает  их  с  трудом.  Возле  нас
притормаживает микроавтобус.
     - Тебя с утра ищут! - кричит шофер, распахивая дверцу. -  Давай  скорей
в группу! Отведи волков, я тебя свезу!
     - Я только приехал, - отвечает Тарик.
     - Да утром завтра съемки, две собаки нужны! Там психуют!
     - Скажи, у меня утро в своей группе занято. Я не смогу.
     Дверца захлопывается.
     - Я скажу, да ведь обратно за тобой погонят! - кричит шофер, отъезжая.
     - На части рвут, - говорю я, - ты смотри не зазнавайся!
     Тарик смеется. Он достает из кармана и протягивает мне записку:

               Уважаемый  Тарик!  Убедительно прошу зайти в отдел подготовки
          съемок.  Обращаюсь  с  убедительной просьбой достать черного козла
          для к/к "12 стульев".


     ...Волчья троица спущена с поводков, и  я  смотрю,  как  молодые  звери
мчатся, ликуя.
     - Сравни с собаками, - слышу я, - заметь, как бегут.
     Как бы легко ни бежали собаки, вы видите  их  усилия.  Волки  стелятся,
будто поземка. Будто нет у них ни мускулов, ни длинных быстрых ног,  и  сами
они - ветер.
     Волки возвращаются. Я сторонюсь - собьют еще, бог с ними! Лобан с  ходу
бросается хозяину в ноги, и Тарик оглаживает красивую крупную голову  зверя.
Волчица и другой волк ревниво оттесняют  Лобана.  За  ними  зорко  наблюдает
пес.
     Темнеет. Идем обратно. У Тарика  тяжелая  походка.  В  командировке  он
запустил бороду. Безо всякого грима он только что  сыграл  цыгана  в  фильме
"Дети", цыгана с медведем. С Микой.
     Волки  заведены  в   клетку.   Они   получают   мясо.   Потом   арбузы.
Захлебываясь, вгрызаются в сочную мякоть - волки любят не только рябину,  но
и спелые арбузы, дыни, яблоки.
     - Как Мика на съемках держалась? - спрашиваю я.
     - Отлично. Среди чужих людей, учти. В тесноте, в  павильоне...  Повезло
мне с Микой.
     Через сетку я проталкиваю Сереже яблоко. Оно падает  в  бассейн,  выдра
соскальзывает в воду, подхватывает яблоко.  Тарик  дергает  меня  за  рукав.
Оглядываюсь.
     Волки спят. Они растянулись один от другого поодаль,  компания  молодых
волков -  переярков.  Маленькая  стая  на  отдыхе.  Где-нибудь  на  укромной
полянке, после утомительной охоты. Вокруг лес...
     - Никому на свете  не  завидую,  -  тихо  говорит  Тарик.  -  Жизнью  я
доволен, зверями доволен, рад, что они у меня есть. Так жить можно.
     - Ты ведь жаловался, - говорю я. - У людей выходные, у тебя не  бывает.
Что даже заболеть ты не имеешь права.
     - А ты думала? Так и есть. И все же другой жизни мне не надо, -  упрямо
твердит Тарик.
     Он отворяет дверь вольера, и  оттуда  на  легких  копытцах  выпархивает
косуля. Вместе с ней за ворота выносятся собаки.
     Теперь  их  очередь  бегать,  баловаться  и  мять  осенние,  опустевшие
газоны...


НЕ НУЖНА

     В доме отдыха шоферу велели захватить с собой  кошку  с  котенком  и  в
Глумищах сдать их на ветеринарную станцию. Шофер ехал в город, вез в  ремонт
старые покрышки,  времени  у  него  было  в  обрез.  А  на  ветстанции,  как
подгадали, вывесили объявление: "Санитарный день".
     Шофер огляделся. Даже спросить было не у кого, куда ему  девать  кошек.
Двор пустой. Изба тоже пустая. И голая, нежилая, без ставен и  без  крыльца.
Большие немытые  окна  из  одного  в  другое  просвечивают  сквозь  дом.  На
подоконнике  -  запущенная  керосинка.  Хороша  контора:  электроплиткой  не
разжились.
     Парень вернулся к машине, влез в кабину. Включил зажигание  и  медленно
тронулся. Рядом с ним стояла картонная коробка из-под макарон,  перевязанная
шпагатом.  В  ней  сидели  кошки.  Одна  из  четырех  створок,  прикрывающих
коробку, была надорвана, чтобы кошки могли дышать.
     При выезде из села у  водоразборной  колонки  шофер  увидел  старуху  с
ведрами и притормозил.
     - Бабушка! - крикнул он через дорогу. - Вам кошки, часом, не нужны?
     Старуха оскорбленно выпрямилась и пошла с коромыслом на плечах.
     - Я серьезно спрашиваю! - кричал парень.
     Старуха будто и не слыхала.
     На сто пятом километре он свернул  налево,  на  бетонку.  Он  знал  эти
места. Деревень поблизости нету, даже и в грибное  время  редко  кого  здесь
встретишь.
     Он вынул коробку.
     Войдя в лес, поставил коробку и  развязал.  Выпрыгнула  кошка,  за  ней
выбрался котенок. Кошка было насторожилась, но тут же  подошла  к  человеку,
стала тереться о ноги.  Котенок  повалился,  обхватил  лапами  ее  голову  -
играть.
     Парень вернулся к машине - кошки  за  ним.  Он  топнул  -  они  его  не
боялись. Тогда он достал из машины  сверток.  Углубившись  подальше  в  лес,
развернул газету и накрошил белого хлеба, набросал колбасы. Кошки  принялись
есть. Парень отошел, оглянулся. И побежал, прыгая через  кусты,  отворачивая
лицо от веток.


1

     Она была не сибирская и не  сиамская,  а  самая  обыкновенная  кошка  с
обыкновенной серой в полоску шерстью. Она не выглядела сытой,  хоть  и  жила
при  доме  отдыха.  Мех  ее,  правда,  лоснился,  но  сама  она   оставалась
неказистой, со впалыми боками и тонким хвостом.
     Кошка умела отличить тех, кому приятно ее гладить, от  тех,  кто  этого
не любит, и не прыгала на колени  ко  всем  подряд.  Это  было  приветливое,
ненавязчивое животное, как  будто  созданное  для  дома  отдыха.  Колени  не
чувствовали ее веса,  руки  успокаивались  на  теплой  шерсти,  а  дремотное
мирное мурлыканье снимало напряжение и усталость.
     Когда она принесла котят, ей оставили одного.  И  после  бывали  у  нее
котята, их отбирали, а того, первого, не трогали.  И  кошка  жила  спокойно,
пока не появилась новая сестра-хозяйка, которая считала, что там, где  люди,
животным не место.
     ...Стояла осенняя ночь с моросящим ледяным туманом. Кошка  продрогла  и
потерянно бежала по лесу. Котенок часто отставал. Она поджидала его,  и  они
вместе трусили дальше.
     Скоро  котенок  проголодался.  Кошка  села,  он  ткнулся  ей  в  живот.
Полугодовалый, он до сих пор сосал молоко и вытянулся почти с мать, но  силы
еще не набрал и был узкогрудым, легким не по росту.
     Кошка  облизала  его  мокрые  уши,  худую  мокрую  шею,  выпрямилась  и
повернула голову в сторону дома. На бегу и во время остановок  она  смотрела
в  этом  направлении.  Она  будто  вслушивалась  в  безлюдное  пространство,
которое ей надо преодолеть.
     Она знала многое. Откуда? Говорят,  будто  кошки  не  умеют  думать.  И
все-таки она отлично знала, что находится далеко от  дома.  Что  надвигаются
холода. Что надо торопиться.
     Только одного кошка не знала. Она не связывала свою беду  с  человеком.
Она забыла, как ее сажали в коробку, а помнила, как человек выпустил  ее  из
коробки и накормил. Кошка не могла понять, что это люди ее сюда  завезли.  И
спешила вернуться к людям.


2

     Шоссе, ведущее к дому,  сильно  петляло,  а  кошка  шла  прямым,  самым
коротким путем, и теперь ей предстояло пересечь шоссе.
     Она выбралась на асфальт и сверху глядела, как  из  канавы  карабкается
измученный  котенок.  Потом  не  торопясь  начала  переходить  дорогу,  хотя
слышала тяжелый ход и лязганье несущегося грузовика.
     Шофер  грузовика  заметил  впереди  кошку.  Он  вспомнил,  как  задавил
когда-то кошку и долго потом ему было не по себе. Сейчас шоферу не  хотелось
тормозить, пятитонка с прицепом-цистерной развила  хорошую  скорость.  И  он
рассчитал, что кошка успеет подойти к правой обочине, а он  подаст  грузовик
влево и не заденет ее.
     Но из кювета прямо под машину  выбежал  котенок.  Грузовик  запылил  по
левой обочине, пропуская котенка между колесами.  Цистерна  тоже  промчалась
бы над котенком, если б не  цепь,  которая  свисала  сзади  и,  подскакивая,
неслась по асфальту. Колеса миновали котенка, а цепь ударила.
     Кошка ждала на  середине  откоса.  Под  откосом  стыло  болотце,  между
кочками торчала желтая осока. Кошка высматривала,  где  можно  будет  посуху
провести котенка.
     Шум удалялся, дрожь в земле затихала. Чад относило  утренним  ветерком.
Котенок не появлялся. Кошка помяукала, торопя его. Ее уколола тишина, и  она
взлетела на шоссе.
     Он лежал плоский, как коврик. Будто  и  тела  в  нем  не  было,  только
взъерошенная шкурка. Но он дышал. Мелко, едва заметно у него трепетал бок.
     Кошка переступила  через  котенка,  круто  повернулась,  переступила  в
обратную сторону. Пригнулась и стала захватывать кожу у него на загривке.
     Взявшись поудобнее зубами, кошка поднялась. Он был слишком крупным  для
маленькой своей матери. Половина его  длинного  туловища  лежала  на  земле,
даже передние безжизненные лапы доставали до земли.
     Высоко задрав и повернув голову вбок, чтобы можно было  ступать,  кошка
понесла котенка через дорогу. Она прошла обочиной до конца болота  и  начала
спускаться. Она пятилась, волоча его вниз рывками. На  лужайке  она  крепко,
всем ртом закусила ему загривок и потащила к лесу.
     Кошка затолкала котенка в яму под еловым выворотнем. Здесь  кто-то  жил
раньше. Прошлогодняя листва слежалась под тяжелым чьим-то боком и хранила  в
себе  непонятный  запах.  Свисавшие  с  потолка  корни  были  замусолены   и
обгрызаны. И остались кое-где вмятины от широких ступней.
     Но никакие следы, ничто не могло отвлечь кошку от единственной  заботы.
Она ползала вокруг своего детеныша, обогревая его. Она укладывалась  животом
к его носу, надеясь, что запах молока привлечет котенка.
     Котенок не двигался, ничего не слышал, не ел -  и  у  кошки  нестерпимо
болело сердце.
     Прошло много времени, может быть  сутки,  может  быть  гораздо  больше,
когда котенок забеспокоился. Он заскреб лапой, слабо  цепляясь  когтями:  он
хотел перевернуться. Кошка  помогла  ему.  Отдышавшись,  он  попросил  есть.
Кошка тотчас прилегла и ощутила,  что  молока  у  нее  мало.  Он  готов  был
сосать, а она могла дать ему какие-то капли!
     Кошка опрометью выбежала из ямы.  Где  бы  она  ни  росла,  как  бы  ни
баловали ее люди, кошка остается охотником. Дома она выловила всех  мышей  и
охотилась в саду. Там у нее имелись заветные места. Одно такое место было  в
кустарнике возле теннисной  площадки.  В  этот  кустарник  часто  забирались
птицы, особенно к осени, когда осыпаются семена.
     Заметив птицу, кошка ползком огибала кустарник и  затаивалась  напротив
сетчатой ограды. Она по опыту знала, что птица пролетит в кустах низом,  где
ветки пореже, и до ограды не успеет взмыть.
     Улучив момент, кошка бросалась. Птица выпархивала из чащи и  натыкалась
на железную сетку...


3

     К  вольной  жизни  кошка  оказалась  приспособленной  не  хуже,  чем  к
домашней. Она любила тепло и умела найти  его  в  лесу  в  жестокую  осеннюю
пору. Нужна еда - кошка ее добывала. И защитить своего детеныша она могла.
     Яма, где выздоравливал котенок, принадлежала медведю, и вот  он  явился
в свою берлогу, собираясь залечь на зиму.
     У входа он шумно втянул воздух. Чужой запах не смутил  его:  он  понял,
что в  берлоге  поселилась  какая-то  мелюзга.  Однако  и  мелюзга  способна
причинить неприятности. Медведь лег и для начала сунул в ямину лапу. Но  тут
же отдернул ее. И вскочил, когда ему в морду ринулся живой комок.
     Медведь отшвырнул комок,  и  вот  они  встали  один  против  другого  -
могучий зверь и домашнее хрупкое  животное  с  изогнутой  колесом  спиной  и
одичало распушенной шерстью.
     И у медведя вздыбилась холка. Он расставил  передние  лапы,  опустил  к
земле лобастую башку, косился своими глазками  на  незнакомого  врага.  Враг
шипел, прижав уши, открыв розовый рот, и бросился опять,  норовя  попасть  в
глаза.
     Медведь поднялся в рост и ошалело попятился.  Кошка  кидалась  и  ловко
увертывалась от его лап. Он было двинулся  к  ней,  обозленный,  но  она  не
отступила. Она завыла визгливо, предостерегающе. И - прыгнула снова.
     Вскоре через поляну промчался медведь. За ним вихрем неслась  маленькая
разъяренная кошка. Нагнав зверя, она вцепилась ему в мохнатый зад.  Взревев,
медведь вломился в кустарник.
     Кошка побежала обратно, к  берлоге.  У  входа  она  долго  взволнованно
вылизывала себя. Она часто поднимала голову, ее потемневшие глаза горели.
     Наконец она влезла в  яму.  И  котенок,  лежавший  в  глубине,  услышал
нежное материнское мурчанье.
     ...А ночами ей снился родной дом.
     Стоило забыться, как он возникал перед ней  в  звуках,  в  запахах.  Ей
снился  пол  в  столовой,  пахнущий  всегда  по-летнему:  это  от   паркета,
натертого воском, тянуло липовым цветом. Ей снилось, что она лежит на  полу,
слушая, как двигаются и разговаривают люди.
     Иногда она чувствовала  бархат  стула  и  раздражающий  запах  лака  от
деревянной спинки. Она  устраивалась  обычно  так,  чтобы  спинка  оказалась
подальше от ее носа, - сейчас ей был приятен  и  лак.  Она  вдыхала  лак,  а
кругом звучали голоса.
     Ей без конца снились люди. Она не видела их, она их слышала и  ощущала.
Ей снились человеческие руки. Разные, безразличные и  внимательные,  которые
касаются ее спины небрежно или гладят, желая в самом деле приласкать.
     Она скучала по всяким рукам,  но  одни  были  ей  особенно  нужны.  Они
являлись вместе с благодатным жаром, веющим от печей, с  шорохом  закипающей
в котлах воды и грохотом каменного угля, летящего в печь с лопаты. Эти  руки
кошка тоже не видела. Она лишь вспоминала, как скользит по ее  меху  твердая
старушечья ладонь и как великое чувство защищенности растет  в  ее  кошачьей
душе...
     Она все чаще, настойчивее  вызывала  котенка  из  ямы.  Он  слушался  и
выползал, большеголовый, с прозрачными ушами. Кошка манила его за собой,  он
ступал робко, будто никогда не умел ходить.
     Однажды кошка не вернулась к  яме.  Она  уходила,  и  котенок  тихонько
потянулся за ней, но быстро устал и сел. Он смотрел вслед матери  печальными
блеклыми глазами. Кошка замедлила шаг - и котенок, хромая, нагнал ее.


4

     В погожее, с морозцем и солнышком утро в воротах дома отдыха  появились
две кошки. Гуляющие в саду  люди  видели,  как  эти  кошки  пробежали  вдоль
аллеи, поднялись по ступеням на веранду. Кто-то отворил  двери,  и  одна  из
них, та,  что  меньше  ростом,  попыталась  проскочить  в  дом.  Кошка  была
грязной, худой, и человек отпихнул  ее.  И  другие  люди  отпихивали  кошку.
Разок ей удалось проскочить в  щель,  но  ее  тут  же  выкинули  обратно  на
веранду. И все-таки она с  непонятным  упорством  продолжала  лезть.  Вторая
кошка, хромая и тоже костлявая,  забилась  в  угол  и  оттуда  наблюдала  за
первой.
     Люди  накрошили  белого  хлеба,  набросали   колбасы,   оставшейся   от
завтрака. Маленькая кошка немного поела. Когда  зрители  разошлись,  исчезла
остальная колбаса - наверное, ее доела большая.
     Полдня кошки толклись у двери. Скрылось солнце, сквозняки погнали  снег
по каменному полу веранды. Большая кошка дрожала  в  своем  углу.  Маленькая
дежурила у входа.
     Наступило обеденное время. То и дело заходили в дом люди, но кошка  так
и не смогла преодолеть заслон из сапог и ботинок. Она сидела перед  закрытой
дверью. Ее негустой мех ворошил ветер.
     А потом кошки пропали. Их след  вел  к  подвальному  окну,  за  которым
слышался грохот  каменного  угля,  летящего  в  печь  с  лопаты.  Здесь,  на
занесенной снегом раме, под запертой форточкой остались отпечатки двух  лап.
Вероятно, кошка заглядывала в окно.
     Всю  зиму  петляли  вокруг  дома  кошачьи  следы.  Большая   кошка   не
попадалась на глаза, маленькую изредка встречали.  Каждый  раз  она  спешила
скрыться. Подозревали, что истопница тайно держит кошек в котельной, хотя  и
там их не нашли.
     Быть может, кошки поселились под одним из коттеджей,  пустующих  зимой,
и окончательно одичали, а дикие умеют прятаться от людей.


ЗАМОРСКОЕ ЧУДО

     Наш знакомый привез из Индии лемура. В воскресенье мы ездили  смотреть.
У  зверька  настоящие  руки  и  огромные  жалобные  глаза.  Если  его  хотят
погладить,  он  с  отвращением  отодвигается,  показывая  зубы,  и  все  это
медленно, как лягушонок на холоде. Он из тропиков, у нас на  севере  ему  не
по себе. Поэтому хозяин и гости говорили о том, что зверьку  мало  солнца  и
нужен кварц, а с другой стороны нужна  темнота:  лемур  -  животное  ночное.
Говорили, что в одном углу комнаты ему холодно, в  другом,  где  батареи,  -
тепло, но сухо, и не построить ли жилье, где можно  регулировать  климат,  и
не  пойти  ли  в  Зоопарк  посоветоваться,  хотя  в  Зоопарке  лемуров  нет.
Обсуждали, чем кормить это заморское чудо...
     Сегодня я иду по  улице,  как  вдруг  дорогу  перебегает  еще  какое-то
неизвестное животное - с длинным туловищем и длинным хвостом, полосатое,  на
хвосте тоже полоски, кольцами. Оно  тут  же  скрылось  в  подворотне,  но  я
запомнила, как красиво оно бежало - на мягких лапах,  скачками,  и  с  такой
легкостью, будто тело у него ничего не весит.
     Если бы пропал лемур, хозяин улицу обшарил бы, объявления расклеил,  по
домам бы ходил. И  этого,  что  мелькнул  и  спрятался,  ищут.  Тоже  кто-то
волнуется, останавливает  прохожих,  зовет  в  чужих  подъездах.  И  найдет,
наверное.
     ...Найдет и вынесет на улицу. Мы, конечно,  столпимся  вокруг.