Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
у. Еще бы! Он никогда не видел такого количества кошек, как
здесь. Это были какие-то кошачьи джунгли.
Тарик почти не искал ее. Где искать? Он только, сжимая зубы, отгонял,
отталкивал от себя жуткую картину: кошка играет с белой мышью.
В Москве, чтобы утешился, ему купили аквариум. Но и за аквариум
ругали - как можно потратить вечер на рыб! Он подобрал на улице котенка -
стали ругать за котенка.
Тарик срывал с вешалки пальто, подхватывал котенка и отправлялся спать
на чердак. Он ложился там на пол, засовывал руку за пазуху, к котенку, и
засыпал. А утром отправлялся не в училище, а в Зоопарк. Теперь вините его,
взрослые, за то, что он прогуливает уроки, что стоит перед клеткой и
зарисовывает львицу.
Он так часто бывает в Зоопарке, что многие звери узнают его. Львица
Рита встает, когда Тарик ее подзывает. У Риты чуть великовата голова, но в
том-то и дело. У нее крупные черты: большой лоб, большие щеки, ясные
большие глаза. Смотрит открыто, смело. Такой зверь может защитить.
Кто-нибудь начнет приставать: "Рита, ко мне!" - и возле Тарика вырастает
львица...
А к вечеру приходилось возвращаться домой. Вот Тарик идет по двору
своей походочкой - медленный крен влево, крен вправо, тяжелые плечи
опущены, взгляд исподлобья, но добродушный.
Девчонки, прыгающие через веревку, кричат: "Тарик, здравствуй!"
Большие ребята стоят кучкой: "Привет, Тарик! Тарик, здорово!" А один бежит
навстречу с авоськой. На ходу шлепнул Тарика по плечу, болезненно
сморщился, затряс кистью, делая вид, что ушибся о железные мускулы.
Женщины на скамейке замолкают. Тарик здоровается, они провожают его
доброжелательным взглядом. Они знают, что у парня неприятности дома и в
школе. Но вот он уважает старших. И у него есть свой интерес в жизни.
Попробуй кто-нибудь при нем бросить камень в кошку! Он охотно возится с
малышами, пускает к себе смотреть животных. Этот - выправится...
x x x
Дома тяжело, как свалившееся на семью несчастье, переживали поворот в
судьбе Тарика и не верили, не могли поверить, что такое - навсегда. Что
огрубевшие от работы пальцы (больше не пробегут по клавишам, рисовальные
альбомы отложены на годы, а может быть, тоже навсегда.
Тарик уехал из Москвы. Он поступил работать на зообазу, где животных
держали для киносъемок. Он их кормил, выгуливал, чистил клетки. И помогал
директору зообазы, когда животных снимали для фильма.
С детства Тарик видел себя скульптором и теперь не подозревал, что его
будущее начинает определяться именно здесь. Он просто жил среди зверей,
потому что иначе жить не мог, и пока не думал о будущем.
На зообазе подрастали медвежата. Оказалось, что молодая медведица Мика
не нужна. А это она, еще маленькой, принималась скулить, когда он отходил
от клетки. Она звала его, и он возвращался. Поднимал на руки, она
копошилась у него на груди, лопотала, тянулась лизаться.
Если у Мики был плохой аппетит, Тарик изводился: не заболела ли она.
Если хороший - смотрел с удовольствием, как она пьет молоко или хрустит
морковью. Тарика угостят ириской - он несет Мике. Семечками - опять Мике.
Он засовывал в клетку сноп травы и глядел, как она роется, выбирает, как
жует эти самые витамины.
Что будет с ней? Куда она попадет? Останется ли в живых?
Он бросился к директору просить, чтобы ему продали Мику. Директор
согласился. Тарик поехал в Москву одалживать деньги. Он нервничал,
торопился, он боялся, что директор передумает. Вернешься, а Мики нет.
Директор не изменил своему слову, и у Тарика появился собственный
медведь. Не было теперь на свете более занятого человека, чем Тарик: работа
на зообазе и Мика. А он должен не только ухаживать за Микой, но и развивать
ее кругозор.
Ее поместили в клетку, стоявшую отдельно под навесом, и Мика легко
могла омещаниться. Она станет бояться перемен, вообще всего нового. Ей
страшно будет покинуть привычный угол. Захочешь вывести из клетки - начнет
упираться. Уже так и случилось однажды.
Я видела, как Тарик тащил Мику за веревку, а она мычала, панически
цепляясь за дверь. Потом потеряла голову и рванулась из рук. Он успел
броситься на нее, ухватиться за ошейник и, тормозя сапогами, остановил
зверя. Я тогда удивилась его отваге.
- Как это ты, верхом на ошалевшем медведе... - сказала я.
Он даже не понял, что меня поразило.
- Там трава, - ответил он, - мне в сапогах скользко, а Мике - нет.
Хвататься за веревку - поедешь за ней, и только.
Помолчал угрюмо.
- Этого я и боялся, - обронил он.
Тарик считал, что Мике не только через решетку надо общаться с людьми.
Ей полезно было бы в Москве ходить по улицам, ездить в трамваях и в
троллейбусах. Так он считал и, думаю, поступал бы, если б ему разрешили.
Ему оставалось гулять с Микой по лесу, но и это было отлично.
Находившись, Тарик валился на землю, медведица рылась тут же, сжевывала
какие-то корешки, чавкала, пофыркивала.
...Микина башка нависла над Тариком. Близко глянули медвежьи глазки.
Тарик обхватил мохнатую шею. На такой шейке десять человек повиснут -
выдержит. Ну и шейка! Ну и скотинка - вся из веревочек, из жилочек...
Мика облизывает Тарику нос, щеки, ворчит ласково.
- Нежности какие. Ну, хватит. Ладно. Ладно, говорю!
Тарик лежит, раскинув руки. Небо. Земля. Земля теплая. Отдыхаю, вот
мой отдых. Вот - жизнь.
x x x
В это время был у него уже и Сережа - выдра. Со съемочной группой
Тарик попал в Калининград и привез оттуда выдренка.
- Как он тогда выглядел? - спрашивала я.
Тарик смеялся:
- Эта мелкая гадость состояла из какой-то там головы, какого-то
живота... Лапы торчали в разные стороны... Помесь мыша с лягушкой!
Я с Тариком познакомилась позже и Сережу увидела, когда тот
превратился в зверя необыкновенной красоты, хотелось про него сказать:
королевский зверь. Мех у него плотный, ровный и нежный, а большое длинное
тело так гибко, что со стула на пол он не спрыгивал, а стекал, как вода. У
него пронзительный, беспощадный взгляд зверя - осторожнейшего из
осторожных, одного из самых скрытных, при намеке на опасность готового
мгновенно исчезнуть или начать жестокую оборону. Но если Сереже совали
палец, он тут же принимался сосать. И все замечали тогда, как курноса и еще
ребячлива его физиономия.
Я поселилась в то время на зообазе, чтобы написать киносценарий о
ручной выдре. Я ходила за Тариком и Сережей, приглядываясь к обоим.
Вот по лесной дороге шагает человек. За ним своей характерной
побежкой - вприскочку, спина горбом - торопится выдра. Ранняя весна.
Кое-где лежит снег. По снегу выдра едет на животе - эти звери любят
кататься. Охотники знают, как выдры зимой катаются с гор - с удовольствием,
как съезжаем на санках мы.
У реки Сережа соскальзывает с берега и бесшумно уходит под воду.
Только пузырьки на поверхности отмечают его путь. Тарик напряженно следит.
Сережа вылезает прилизанный, мокрый и не менее напряженно ищет
взглядом Тарика. Они боятся потерять друг друга.
У выдры, должно быть, отличный слух и не особенно острое зрение. Тарик
произносит:
- Здесь я, Сережа.
И зверь, успокоенный, ныряет снова. Тарик показывает мне глазами: на
глине остался странный след перепончатой лапы.
Прямо из воды выдра взбирается на плечи хозяина. Она растягивается,
величаво и грозно поглядывая с этой надежной твердыни, а Тарик морщится и
строит рожи, потому что за шиворот ему течет.
Затем Сережа долго возится со своим мехом. Он елозит у хозяина на
коленях, вытирая себе спину, бока, живот; морду он предпочитает вытирать о
шевелюру Тарика. И вот Сережа сух, пушист, доволен. У него прекрасное
настроение. Он вырывается, отбегает и кидается на Тарика, и скоро оба
барахтаются на земле.
- Ой, звери напали! Звери руки отъедают! - кричит Тарик, и хохочет, и
ловит Сережу, обхватывает, катается с ним, потом бежит, и выдренок скачет
следом.
Посреди обширного луга неровное озерцо. Тарик бежит вокруг озера.
Сережа догоняет. Несутся изо всех сил, но не очень-то ловка выдра на суше.
Ей куда легче в воде. Сережа смекалист, он бросается в воду, стремительно
плывет, срезая угол. Схватка. Погоня. Теперь удирает Сережа.
Смех. Беготня. Приволье. Синее весеннее небо, синее озеро, первая
молодая трава по берегам. А кругом взрыхленные половодьем поля, нет им
конца и краю...
x x x
И все-таки проходили беззаботные времена. Нужно содержать уже
четверых: собаку Мишку, песца Савку, Сережу и Мику. Нужны молоко, мясо,
рыба, овощи.
- Нахлебнички, - добродушно ворчал Тарик, - им только подавай!
И видно было, что новые обязанности ему по нраву.
Когда снимали "Славный зверь" - фильм про выдру, - не пришлось искать
артиста на роль ее хозяина. Тарик играл себя сам. Оказалось, он свободно
держится перед объективом. И он сумел сделать так, чтобы играл Сережа.
Сережу не смущали ни чужие люди, ни резкий свет, он ничего не боялся и
делал то, что велел ему Тарик. Не только выносил из воды и опускал у ног
человека рыбу или спал в обнимку с хозяином - оба освещенные прожекторами,
под гул моторов, среди суеты съемочной группы, - Сережа передавал
настроение.
Ручная выдра потерялась в лесу. Она ищет хозяина, в отчаянии бросается
к людям, а те не понимают, боятся, бегут, и зверь сиротливо смотрит им
вслед. Даже фигура его при этом выражала одиночество. Взгляд был полон
горького недоумения. Как это получалось у Сережи? Не знаю. То, чего Тарик и
Сережа боялись в жизни - потерять друг друга, - случилось в фильме и было
так понятно обоим!
Зверь играл, и все-таки нельзя сказать, что он дрессирован. Ему
внушено доверие к людям. Использовано то, что он любит и умеет делать.
Использовано бережно. Без принуждения.
Это был выход для Тарика. Работа в кино увлекательна, дает заработок и
возможность держать животных. Поэтому, когда для картины "Черный котенок"
понадобились кошки, Тарик смело завел четырех. Потом со своим зверинцем он
перебрался в город, на московскую киностудию. Тогда снимали "Сказку о царе
Салтане". Тарику дали небольшую роль. Самый младший среди индийских гостей,
тот, что с обезьяной на плече, - это и есть Тарик.
x x x
Я предъявляю пропуск. Иду мимо съемочных павильонов.
Смуглый восточный принц в чалме, осыпанной драгоценностями, и с
кинжалом на поясе курит, прогуливаясь. Курит не кальян, он держит пачку
"Беломора" и затягивается дымом дешевой папироски. Важный господин с седыми
бакенбардами, в сюртуке и цилиндре, устало прислонился к стене и жует
бутерброд.
Пересекаю обширную съемочную площадку. Она загромождена. Каменный
замок феодала с крепостной стеной, угол мечети, фасад избы - все это сбито
из фанеры, досок, облицовано и раскрашено. Чугунную цепь, которая валяется
на асфальте, можно поднять мизинцем.
Деревья роняют листья. Накрапывает. "Надо волкам наломать рябины. Если
только, - думаю я, - если только там все в порядке".
Теперь я поняла, почему Тарик уезжал в командировку в такой панике.
Володю, который взялся заменить Тарика, застать невозможно. Я приезжала
сюда вчера, а перед этим не была три дня.
Вчера, прежде чем отпереть ворота, поглядела в щель и увидела
хромающего волка. Двое лежали, Лобан ходил. Он ступал передней лапой и
сильно припадал на нее. К самому животу он поджимал то одну заднюю лапу, то
другую. "Все, - подумала я, - обезножел волк!" Неубранная клетка,
неизвестно какая кормежка, да мало ли...
Когда я вошла, лежащие волки лишь приподняли головы. Помятые
физиономии, равнодушный взгляд. Лобан растерянно стоит на трех ногах.
Никогда еще не встречали они меня с таким безразличием.
Володя все не шел. Я взялась за крайцер - тяжелый железный прут с
поперечиной на конце - и стала выгребать из клетки сырые, слежавшиеся
опилки. Ополоснула из ведра пол. Волки поднялись, вся троица начала
расхаживать, и, к своему удивлению, я заметила, что Лобан больше не
хромает. Откуда мне было знать, что волки так брезгливы и чистоплотны!
Потом я меняла подстилку у Лады - косули, возилась в клетке, где живут
беркут и степной орел, возилась с лисицами, совами, филином, а когда
кончила, измученная уже до предела, и собралась кормить, в ящике не
оказалось ни мяса, ни рыбы. Только морковь. А Сережа нетерпеливо кричал, и
дождь, осенний, с ветром, разошелся как следует. Я ждала Володю, который
так и не явился, и думала о Тарике. Как же он тут, днями и ночами, дождь не
дождь, холод не холод... Какую жизнь себе выбрал! Смолоду - какая пропасть
забот!
...Дорога безлюдна. Чем ближе к зверинцу, тем тревожнее. Несу сегодня
полный рюкзак, но разве я управлюсь одна? Не по моим силам задача. Хоть бы
адрес Володькин мне оставили!
Вдали разворачивается грузовик с подъемным краном. На платформе две
пустые транспортные клетки. Медвежьи клетки. Слышен возбужденный собачий
лай. Неужели приехали?
В воротах успеваю заметить, как Тарик подводит Мику к ее постоянному
жилью. Клетка стоит высоко, и медведица взбирается сначала на ящик, с ящика
проворно перескакивает в клетку, и видно, как сотрясается над могучими
мышцами мохнатая шкура.
А вокруг что творится! Мечется Лада, ее копытца без разбора ступают по
полу, в кормушку, в поилку с водой. Сережа теребит лапами сетку и свистит,
как птица. С ума сходят волки - прыгают, суетятся - и вот не выдержали,
запели хором, запрокинув морды. А возле них стоит Тарик, склонив к плечу
голову, улыбаясь, и подпевает им - очень точно, по-волчьи.
x x x
Я могла бы и не навестить моих знакомых в тот вечер - мы не
встречаемся годами. Была суббота, кроме меня сидели еще люди. Пили чай с
вареньем, с пирогами. И вот слышу, как один человек - по говору определенно
не москвич - рассказывает о кино. Он работает в съемочной группе, их фильм
почти закончен, доснять осталось немногое. Завтра экспедиция отбывает. Сюда
приезжали делать эпизоды с медведем.
Он рассказал, что в картине должна быть сцена, где молодая девушка -
героиня фильма - случайно проваливается в берлогу. На нее кидается
разъяренный медведь. С пригорка прыгает и встает между нею и зверем
отважный парень, схватывается с медведем, ножом убивает его и спасает
героиню.
Режиссер предполагал действительно убить перед объективом медведя -
как и большинство кинорежиссеров, он думал, что иначе сцена не получится
естественной. Существует же охота на медведей, почему одним зверем не
пожертвовать для искусства?
Разузнали, что на московской студии имеется такой дрессировщик с таким
медведем... Теперь я задаю себе бесконечные вопросы. Что значит "такой"
медведь? Ручной? Которого можно к тому же убить? А "такой" дрессировщик?
Способный показать рукопашную с медведем? Дублировать в опасную минуту
актера? Или дрессировщик, который не пожалеет своего медведя?
Затем я услышала еще кое-что. Фильм делается долго. Бесконечные съемки
в павильонах и на натуре, поездки с их гостиницами, неустроенные ночи и
напряженные дни; смена неудач и побед, сомнений и уверенности... Некоторые
в группе еще не утеряли энтузиазма, но всем хотелось наконец закончить,
хотелось домой - все устали. Кроме того, объявились зверолюбы, не
соглашавшиеся снимать жестокую сцену с медведем. Начались разногласия.
Спорили иногда до ссоры.
В таком состоянии - и с такими намерениями - прибыли в Москву.
Познакомились с Тариком. Поговорили с ним, обсудили то, другое.
Приглядывались друг к другу. Он показал своих животных - почудилось что-то
непонятное в его отношении к животным, что-то не совсем обычное для
дрессировщика. Ту сцену, заключительную, пока не обсуждали.
Выбрали место для съемок - неширокое безлюдное шоссе, подмосковный
великолепный лес кругом. В транспортных клетках привезли медведей, собак.
Надо было снять медведя на свободе. Обтянули сеткой большой участок
леса. Тарик поочередно то с Микой, то с Фенькой находился внутри вольера,
остальные снаружи. И вот Фенька разошлась, разбегалась и с ходу, легче
кошечки, со скоростью, всех удивившей, взлетела на сосну.
Обратно она слезала медленно, с оглядкой и не в вольер, нет - по ту
сторону сетки, где находилась группа.
Сетка шла по холмам, оврагам, кустарникам, и Фенька носилась вокруг,
то скрываясь, то показываясь, веселым галопом проскакивала мимо людей.
Тарик и не подумал покинуть свое место в центре ограды. Он только
командовал оттуда:
- Не двигайтесь! Стойте кучей! Никаких резких движений!
Потом добавил:
- Не двигайтесь, все равно догонит.
Он произнес это, кажется, серьезно, но с какой-то особой интонацией,
и, точно в тон ему, откликнулся режиссер.
- Слушай, - взмолился режиссер, - возьми меня к себе!
- Нельзя, - отвечал Тарик, - места мало. Метраж не тот.
- Может, я в клетку залезу, пока она свободная, - просил (не
жестикулируя, без резких движений) режиссер, - в клетке, знаешь... как-то
спокойнее.
Оба уже открыто смеялись.
Некоторое напряжение Тарик уловил, но не мог он не оценить способности
шутить в такую минуту. Да и вся группа... Неплохо они держались, это он
заметил.
Затем понадобилось снять берлогу, видневшегося в ней зверя и собак,
рвущих ему шкуру. Тарик нашел место на откосе, под корнями старой сосны.
Пока углубляли яму, он заметил, с каким интересом поглядывает Мика, и
понял, что яма ей нравится. Открыл клетку, и Мика побежала прямо к берлоге.
Уж она там трудилась! Она рыла, выкидывала землю, исчезала и выглядывала...
Медведь в берлоге был снят.
Пустили и натравили собак. Не на Мику, избави боже, о таком черном
деле никто и не заикнулся! Мику водворили в клетку, а в берлогу залезли
люди с полушубком. Выставляли, наружу мехом, полушубок, его драли собаки.
Тянули с таким азартом, что вырвали из рук и с триумфом понесли свою
добычу. Это показалось так смешно, что все захохотали.
- В нашу уставшую группу, - говорил рассказчик, - парень этот внес
милую атмосферу, совершенно новую, непривычную. Все у нас переменилось.
Вечерами в гостинице смех, оживление. Раздраженности как не бывало. Утром
мы приезжали в лес. Он уже ждал нас, такой веселый, бодрый, что-то уже
придумавший... Бесконечно изобретательный! Он был, по существу, режиссером
всех "звериных" сцен, подсказывал, с каких точек снимать, придумывал, как
обойтись с медведем, чтобы сцена получилась...
- Мы смотрели на него открыв рот и слушали открыв рот. Никто не
представлял себе таких отношений между человеком - причем профессионалом -
и зверем. Он, понимаете, совершенно не противопоставлял им себя.
Дрессировщиком его можно назвать лишь условно. Как-то получается, что он
среди зверей - старший и одновременно равный... Мне было неловко за себя, -
вдруг признался рассказчик, - я с таким самозабвением работать не умею.
Настоящее творчество!
Вот один эпизод. Девушка очутилась в берлоге, надвигается
рассвирепевшее чудовище с разверстой пасть