Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
после встречи с твоей "посланкой" я пришел к
Тимошке и вижу, что учебники у него раскрыты и тетрадки тоже, но он в
них не смотрит. А лицо грустное-грустное.
Он на меня так пристально взглянул и вдруг спрашивает:
- А может быть, вы меня обманываете?
- Как это обманываем, Тимофей! В чем?
- Может быть, Оля вовсе никуда не уехала? Может быть, она просто не
хочет больше дружить со мной, а сама преспокойно сидит дома?
- Ну, ты, Тимофей, просто того... перезанимался немного. Я сам был бы
рад, если бы она никуда не уехала. И другие ребята были бы рады. Но она
уехала...
- А как же она тогда свой подарок передаст? И где Белка ее видела?
Может быть, она все-таки никуда не уезжала, а? Ну, скажи мне, Коля!
Очень прошу тебя!
И смотрит на меня так внимательно. И отворачивается, чтобы согнутым
указательным пальцем под очки слазить, словно у него глаза чешутся.
Я стал утешать его:
- Не расстраивайся, Тимофей! Насчет "посланки" я тебе точно сказать
не могу. Но Оля уехала... Это я точно знаю.
- Нет, не верю, не верю.
- Ну ладно! - не выдержал я. - Идем тогда прямо к ней домой. Вернее
сказать, туда, где раньше был ее дом. И там все проверим. Ты знаешь, где
Оля жила?
- Нет, не знаю. А то бы я уже давно проверил! Она сама всегда ко мне
приходила. И в школе у меня часто бывала. Мне ребята наши даже
завидовали...
- А вот я знаю, где она жила. В моем подъезде. На первом этаже, как и
вы с Феликсом... Идем туда!
Мы пошли.
В вестибюле нашего дома я подвел Тимошку к списку жильцов и сказал:
- Во-он, смотри! В самом верху написано: "Воронец Н. К." Видишь? "Н.
К." - это как раз Олин папа. Запомнил номер квартиры? Ну, вот и идем.
Проверим. Сейчас убедишься!
Мы подошли к твоей бывшей квартире, я совсем забыл, что Белка
предупреждала меня нажимать на кнопку два раза, если я хочу, чтобы
Еремкины открыли. Я нажал один раз, а они все равно открыли дверь.
Точнее сказать, он сам открыл - Еремкин. На один звонок! Представляешь
себе? На один!
Но сейчас ты еще больше удивишься: Еремкин мне обрадовался, будто
давно уже ждал меня в гости.
- Навестить нас решил? Очень приятно. Да вас двое? Заходите,
пожалуйста!
Мы зашли... И вот тут ты, Оля, так удивишься, что даже не поверишь
мне! На диване у Еремкиных я увидел двойняшек Анны Ильиничны, которые
уже не баюкали шепотом своих кукол, а прямо ногами, в ботиночках,
прыгали по дивану. И Еремкиным это, представь себе, очень нравилось!
- В них столько энергии! Столько энергии! - восклицали они.
Я подумал, что, если в двойняшках и дальше будет столько энергии,
Еремкиным скоро придется покупать новый диван.
Я так был поражен всем этим, что забыл даже, для чего пришел. Но
Еремкина сама мне напомнила.
- Детям простор нужен, - сказала она. - Да ты сам знаешь, раз у тебя
младший братишка есть, - и указала на Тимофея.
Еремкины стали хвастаться, что девочки знают наизусть очень много
стихотворений. Двойняшки стали читать сразу в два голоса, а Еремкины
шевелили губами, беззвучно повторяя те же самые строчки, словно боялись,
что девочки забудут, запнутся. Но они не запинались. И я вспомнил, что
так же вот беззвучно, очень волнуясь, мама подсказывала мне стихи, когда
я однажды выступал на утреннике у нее в детском саду. Потом уже я
никогда больше на утренниках не выступал...
Двойняшки еще и пели разные песенки тоже. А Еремкины на всякий случай
беззвучно им подпевали.
Только уходя, уже в дверях, я подмигнул Тимошке и громко сказал:
- А Оля, значит, уехала?
- Да, уехала! - ответил Еремкин. - И такую нам, знаете, приятную
замену вместо себя оставила...
Я поскорее простился, потому что боялся, как бы Тимошка не спросил,
куда именно уехала Оля.
На следующий день, в школе, я заговорил с Анной Ильиничной о
Еремкиных. И она мне сказала:
- Сама даже не заметила, как это случилось: полюбили они моих
девочек. А что ж, дети могут любому сердце смягчить.
Это она верно сказала: я чувствую, как Тимошка тоже немного меня
смягчает. Но не в этом дело...
С Анной Ильиничной-то я уже на другой день говорил. А сразу после
этого, как мы ушли от Еремкиных, случились еще очень важные события. Я о
них в следующем письме расскажу.
Коля
Коля пишет Оле
Здравствуй, Оля!
Я должен рассказать тебе, что еще случилось, когда мы вышли от
Еремкиных.
На улице я взглянул на Тимошку, который от смущения не проронил у
Еремкиных ни одного слова (и очень хорошо, что не проронил), и говорю
ему:
- Что, убедился? Он печально кивнул головой. И тут нас сзади догнал
противный, шепелявый голос Рудика Горлова:
- Ну как. Свистун, не скучаешь ли по Вороне? Ты ведь птиц любишь!
Помню, как она тут перед тобой на коленках стояла...
- Какая ворона? - тихо спросил меня Тимошка.
Но Рудик услышал его вопрос.
- А ты, дитя неразумное, не знал Ворону? Была у нас такая, Оля
Воронец... Все справедливую из себя строила! А потом каркнула, крыльями
взмахнула и улетела...
Рудик собирался еще что-то сказать - наверно, про нашу с тобой
переписку. Но Тимошка вдруг стянул с носа свои очки и сунул их мне:
- Подержи, Коля, одну минуточку. А то разобьются...
И я еще даже ничего не успел сообразить, как он, маленький и
худенький, подошел к долговязому Рудику, приподнялся на цыпочки и влепил
ему звонкую затрещину.
Рудик в драку не полез: или стыдно было отвечать Тимошке, который еле
доставал ему до плеча, или меня боялся. Он стоял на месте, без толку
размахивал руками и кричал:
- А ну еще попробуй! Еще хоть один разок!.. Тимошка вновь деловито
приподнялся на носках и еще раз звонко стукнул Рудика. Тот продолжал
вопить:
- А ну еще попробуй!..
Но Тимошка больше пробовать не стал. Он, на оглядываясь, ушел со
двора. Я догнал его и пошел рядом.
Мы до самого Тимошкиного дома не разговаривали. Потому что оба были
очень растерянны. И я до самого дома так и держал в руках его очки...
В Тимошкином дворе мы стали прощаться. Тимошка натянул на нос свои
очки, И тут вдруг что-то камушком упало с дерева.,
Мы увидели в снегу маленький, взъерошенный комочек сероватого цвета.
- Воробушек, - сказал я. - Замерзнет...
Тимошка, словно "скорая помощь", бросился к маленькой птичке. Он
бережно положил ее на ладонь, будто на носилки, осторожно прикрыл другой
ладошкой. Воробушек еле дышал... Тогда Тимошка опустил его в свою
меховую рукавицу. Воробушек там вполне уместился.
Я смотрел на доброго, ласкового Тимошку, и мне как-то не верилось,
что это он пятнадцать минут назад зло и решительно ударил два раза
Рудика Горлова. Как-то даже не верилось...
Вот и снова начнет работать птичья лечебница! Но главным врачом
теперь будет Тимошка, а я - вроде бы "научным консультантом".
Коля
Коля пишет Оле
Здравствуй, Оля!
Просто не знаю, что делать с этим двухколесным велосипедом! И зачем я
пообещал купить его? Если бы еще был трехколесный, я бы целый месяц не
ходил в кино, не завтракал бы в школе и скопил Деньги, а на двухколесный
мне не скопить. Странно даже: два колеса стоят почему-то дороже, чем
три!
У отца я просить деньги на велосипед не хочу: он ведь только недавно
купил мне два аквариума, чтобы я больше не занимался птицами. И потом,
он стал чаще задыхаться по ночам, и врачи посоветовали ему поехать в
санаторий на целых два месяца. Отец сказал, что на месяц ему дадут
бесплатную путевку. А на второй? И еще дорога туда и обратно... Я очень
волнуюсь, Оля. И не хочу сейчас ничего просить у отца...
Тимошка сейчас возится со своей птичьей лечебницей. А в день рождения
он получит от твоего имени подарок, которого больше всего ждет... Скоро
ты узнаешь, что это за подарок.
Может быть, он на радостях и забудет об этом велосипеде, а? Как ты
думаешь? Может, отменить этот велосипед?
Коля
ТЕЛЕГРАММА
Коле Незлобину (лично).
Ничего не отменяй. Деньги высылаю.
Оля
Оля пишет Коле
Дорогой Коля!
Сегодня я выслала тебе по почте деньги. На двухколесный велосипед
вполне хватит. Забрала их из "пионерской копилки". Ничего, поеду в
Ленинград как-нибудь в другой раз... Ведь это я втянула тебя во все свои
"задания". Значит, я и должна прийти тебе сейчас на помощь.
В письмах я все больше узнаю тебя, Коля! А раньше я тебя совсем не
знала. И не ценила. Ты всегда был таким молчаливым... Теперь мне
кажется, что ты сберегал слова для своих писем. Я их часто перечитываю,
и передо мной встает совсем другой Колька, которого никак не назовешь
Колькой Свистуном, а которого я хочу назвать совсем по-другому:
Колькой-другом. Но хватит об этом.
Я уверена, что когда расскажу нашим ребятам, почему передумала ехать
в Ленинград, они меня поймут. А мой сосед Артамонов уже понял (я ему
показала твои последние письма). Он передает тебе привет и говорит, что,
если бы ты жил у нас в Заполярье, он бы с тобой дружил!
Расскажи, как Тимошка первый раз сядет на свой собственный
двухколесный велосипед. И что за подарок вы ему готовите от моего имени?
Жду писем!
Оля
Коля пишет Оле
Дорогая Оля!
Я получил все, что ты мне послала! Спасибо! С твоим денежным
переводом сперва получилась целая история. Почтальонша не хотела
выдавать мне деньги, потому что у меня нет никаких документов,
"удостоверяющих личность получателя". Я принес ей свой школьный дневник,
а она говорит:
- Это не документ. Здесь нет карточки и печати!..
Я ей говорю:
- Хотите, все соседи подтвердят, что я и есть Коля Незлобии?
А она мне отвечает:
- Я их подтверждение к бланку не приколю. Тут номер паспорта нужно
проставить и отделение милиции, где получали!
Я ей говорю:
- Но я его еще вообще не получал... Нет у меня паспорта!
Тогда она вдруг спрашивает:
- А к кому вы вписаны?
И оказалось, представь себе, что каждый из нас вписан к кому-нибудь в
паспорт: к отцу или к матери. Я этого раньше не знал. Я теперь, значит,
вписан к отцу. А раньше, наверно, был у мамы...
Я позвал отца, и он доказал, что я действительно вписан. Я даже
заглянул к нему в паспорт, и оказалось, что я умещаюсь там, внутри,
всего на одной строчке.
Но зато уж и отец, и Елена Станиславовна, и даже Нелька успели
заглянуть в твой перевод. И все трое очень удивились. Взрослые удивились
молча, про себя, а Нелька сразу же вслух:
- Тебе гонорар за какой-нибудь рассказ прислали?
- Да, прислали... Представь себе! - ответил я.
- Ближе, чем в Заполярье, его напечатать не могли?
- Ты, Неля, нехорошо говоришь, - остановила ее Елена Станиславовна. -
Ведь он уважает твое творческое призвание...
Я спорить не стал: пусть думают, что уважаю. Но я чувствовал, что
Елена Станиславовна не зря вдруг стала меня защищать, что она хочет
подступиться ко мне с каким-то вопросом.
В комнате она тихо, чтобы Нелька не слышала, спросила:
- От кого эти деньги, Коля?
- Там написано, - ответил я. - От одного друга!
- Для чего они тебе? И на что ты собираешься их тратить?
- Это мое дело! Тут вмешался отец:
- Как ты смог убедиться сегодня, Николай, ты еще не вполне
самостоятелен. Ты вписан в мой паспорт, и я, стало быть, отвечаю за твои
поступки.
- Тебе не придется за них отвечать. Я ничего плохого делать не
собираюсь.
- Почему же ты не можешь нам прямо сказать?
Отец волновался. И, как всегда в таких случаях, у него начался
кашель. И стал он сразу каким-то беспомощным: полез искать в карманах
платок, не нашел его и прикрыл рот рукой, словно извиняясь за свой
кашель.
Мне показалось, что это я виноват в том, что бронхиальная астма стала
душить отца. И я, чтобы он больше не волновался, сказал все, как есть на
самом деле:
- Я должен купить подарок одному маленькому мальчику. Честное слово!
Можете проверить.
- Мы не собираемся тебя проверять! Мы тебе верим... - сказала вдруг
Елена Станиславовна.
Может быть, она сказала это для того, чтобы успокоить отца. Или в
самом деле поверила...
Прости, Оля, что из-за меня не сможешь поехать в Ленинград.
Передай привет Артамонову, раз он хотел бы со мной дружить, если бы я
жил в Заполярье.
Спасибо, Оля.
Коля
Коля пишет Оле
Дорогая Оля!
Сегодня день рождения Тимошки.
В газетах часто попадаются такие фразы:
"В день шестидесятилетия... В день восьмидесятилетия..." Но о
мальчишках так никогда не пишут и не говорят. А я свое обращение к
Тимошке так прямо и начал:
- В день твоего девятилетия ты, Тимофей, вполне заслужил два
сюрприза, которые в общем-то нельзя назвать сюрпризами, потому что ты их
очень давно ждал!..
Еще за неделю до этого я спросил у Тимошки:
- Ты к кому вписан: к маме или к папе?
- Как это - вписан? - не понял Тимошка. Ну, я ему тоже объяснил, что
каждый из нас обязательно к кому-нибудь вписан. И потребовал, чтобы он в
воскресенье, когда приедут родители, выяснил этот вопрос. И еще, чтобы
он попросил на одну недельку оставить дома тот паспорт, в который при
рождении его вписали.
- Они не оставят, - сказал Тимошка.
- Тогда надо что-нибудь присочинить. В этом не будет ничего
страшного, потому что потом ты расскажешь родителям и Феликсу всю
правду.
- Какую правду? Я сам ничего не знаю.
- Не торопись. В день своего девятилетия все узнаешь!
- Мне паспорт не оставят, - упрямо твердил в тот день, неделю назад,
Тимошка.
- А ты скажи, что в школе хотят устроить проверку: кто к кому вписан.
Понятно? Для этого и нужен паспорт. А мы потом все объясним.
Когда Тимошка стал в воскресенье все это растолковывать своим
родителям, в комнату неожиданно вошел Феликс. Он-то прекрасно знал, что
в школах ничего такого не проверяют. Но промолчал. И только на следующий
день, когда родители уехали к себе на рудник, сказал Тимошке:
- Ну-ка, расскажи мне, что ты затеял. Для чего тебе нужен был мамин
паспорт?
- Я тебе в день рождения расскажу, -пообещал Тимошка. - Тут мне хотят
какие-то подарки сделать...
- Что, подарки уже стали по паспортам выдавать? Хорошо, договорились.
Подожду до двадцать девятого. Только смотри не потеряй!
- А куда мы понесем мамин паспорт? - спросил меня Тимошка в то утро,
когда я поздравил его с девятилетием.
- Туда, куда слетаются вести с разных концов света... Помнишь, что
сказала Олина "посланка"?
- А куда они слетаются?
- Это я сейчас должен угадать на расстоянии! Раз неожиданная находка
ждет тебя, дай мне руку!.. Это будет самое трудное отгадывание за всю
мою жизнь. Учти и не дыши!
Тимошка затаил дыхание, а я закатил глаза так сильно, как еще никогда
не закатывал, и говорю:
- Так! Все ясно... Скорей на главную почту! Именно туда слетаются
вести с разных концов света: письма, газеты, телеграммы!
Тимошка оглядывал улицы, будто хотел запомнить дорогу, по которой мы
бежали.
- А что там будет? Какой подарок? - спрашивал он меня на бегу.
- Не знаю. Этого я не отгадывал... Наконец мы добрались до главной
почты. Подошли к стеклянному окошку, где выдают письма до
востребования. И я сказал Тимошке:
- Давай мамин паспорт!
Он протянул его мне, а я - девушке, сидевшей за стеклом.
- Вот здесь, видите, написано: "Тимофей. Сын..." Ему письмо должно
быть, этому "сыну Тимофею".
Девушка стала быстро-быстро перебирать пальцами толстую пачку писем,
открыток и извещений. Вытащила одно письмо и стала перебирать дальше.
- Дальше не ищите, - посоветовал я. - Ему пока только одно письмо
прислали...
- Откуда вы знаете? - пожала плечами девушка. И перебрала пальцами
всю пачку до конца.
А потом протянула мне письмо и паспорт Тимошкиной мамы.
Я думал, что девушка высунется из окошка, оглядит "сына Тимофея",
удивится, что он уже получает письма до востребования, но она не
удивилась и не стала выглядывать: ко всему уже привыкла.
Я торжественно вручил письмо Тимошке:
- На, возьми. Это первый подарок ко дню рождения. Ты его заслужил!
- Прочти... - сказал оробевший Тимошка.
- Нет, ты уж сам читай. На конверте же написано: "Тимофею". Значит,
ты сам должен вскрыть и прочитать.
Тимошка осторожно, чтобы не задеть лежавшее внутри письмо, надорвал
конверт. И вытащил белый листок, на котором был написан твой, Оля,
адрес. Всего полторы строчки... Но Тимошка очень долго изучал белый
листок.
Это письмо до востребования я послал три дня назад.
Конечно, я мог бы просто сказать Тимошке, где ты сейчас живешь. Но
мне показалось, что так интересней: Тимошка в день рождения получает
письмо и твой долгожданный адрес прямо по почте, из стеклянного окошка,
откуда еще никогда в жизни писем не получал!
- "Операция МИО" завершена! - торжественно воскликнул я. - Мы нашли
Олю.
- Она долго будет там? - спросил Тимошка.
- Много лет... Но это же замечательно! Мы ведь мечтали, чтобы в
Заполярье жил какой-нибудь наш знакомый. И чтобы мы с ним
переписывались!
- Мы будем с ней переписываться? - обрадовался он.
В общем, Тимошка нашел, как и обещала ему "посланка", самую дорогую
для него находку: тебя, Оля! Хороший подарок ко дню рождения, правда? И
он, мне кажется, не огорчился, что ты живешь сейчас в Заполярье. Не
веришь, да? Но, честное слово, он не огорчился! Даже радостно так
сказал:
- Теперь я буду получать письма из Заполярья! У нас в классе никто не
получает, Оля будет писать мне!..
Он не сказал, что будет посылать тебе письма в ответ, потому что,
наверно, как и я до минувшей осени, никому еще писем не посылал.
- Дай мне адрес, а то потеряешь, - предложил я.
- Нет, - коротко ответил Тимошка. И засунул письмо глубоко под
пальто, в какой-то свой заветный карман.
И мы пошли в магазин покупать двухколесный велосипед.
Ребята всегда очень долго выбирают себе подарки, а Тимошка прямо
ткнул пальцем в первый попавшийся велосипед и сказал:
- Этот!
- Может быть, взять другого цвета? - спросил я.
- А какая разница? - по-взрослому, деловито ответил Тимошка.
Когда велосипед был куплен, я сказал:
- Это второй подарок от Оли!
- От Оли?! - не понял Тимошка.
- Она прислала деньги. Вот и все, - объяснил я.
И мне показалось, что подарок стал для Тимошки гораздо дороже. Он сам
вынес его на улицу... Но рассказать тебе, Оля, как Тимошка впервые сел и
поехал на велосипеде, я не смогу, потому что он еще не поехал. В
магазине негде было кататься, и на заснеженной улице тоже.
Это было немного странно: мы несли по зимнему городу велосипед.
Должно быть, люди так же удивленно оборачивались бы на нас, если б мы
летом, в жаркий день, несли по улице зимние санки.
Кажется, просьбу твою, Оля, я тоже выполнил. Я не занял твое место в
Тимошкиной жизни. А просто там хватило места для двоих - и для тебя, и
для меня.
Коля
Оля пишет Коле
Дорогой Коля!
Теперь ты можешь открыть мою посылку. Я, конечно, хорошо знаю, что
именно там находится, но ты все-таки подробно опиши мне, как ты открыл
ее, что там нашел и какое у тебя было в тот момент настроение. Мне это