чтобы я на минутку вообразила себе, что
ты - Оля Воронец?! Я даже на секунду не могу себе этого вообразить!  Оля
была нашей гордостью!  Мы все ее просто обожали.  Я даже во сне не смогу
себе представить, что ты - Оля Воронец!..
   И снова я подумал:  "Зачем же вы опустили в дупло старого дуба листок
с  этим дурацким заданием?  Разве я вас об этом просил?" Я сказал Белке,
чтобы она не  приносила мне никакой повязки и  сама тоже не  приходила в
семь часов к нашему подъезду.
   - Не приду! Не подумаю даже прийти! - гордо ответила Белка.
   И пришла в половине седьмого. На целых полчаса раньше срока. Я увидел
ее  из  окна.  А  выглядывал я  потому,  что был уверен:  она не  просто
прибежит,  а  прискачет,  примчится на  всех парах.  Разве она допустит,
чтобы твое задание выполнялось без ее участия?
   Она  принесла мне  аккуратную,  отглаженную красную  повязку -  такую
чистенькую, будто ее никто ни одного раза в жизни на руку не надевал.
   - Чья это? - спросил я.
   - Это повязка Оли Воронец! - торжественно ответила она. И повязала ее
мне с таким видом, точно орден выдала.
   Потом Белка пригладила свои рыжие волосы и спросила меня:
   - Ну, как я выгляжу? Солидно?
   - Солидно,  -  ответил я,  потому  что  она  вдруг  и  правда  как-то
присмирела, притихла: наверно, от волнения.
   Белка отошла на  несколько шагов в  сторону,  оглядела меня  издали и
сказала, что я выгляжу тоже вполне прилично.
   Все  это  происходило на  улице,  возле  подъезда.  Потом мы  вошли в
парадное.   И  я  позвонил  в  твою  бывшую  квартиру.  Долго  никто  не
откликался. Тогда Белка сказала:
   - Ты  ведь один раз нажал,  а  один звонок -  это к  Оле...  Ее мама,
наверно,  еще с  работы не пришла.  А Еремкины на один звонок никогда не
выходят.  Хоть три  часа подряд нажимай на  кнопку!  Они вообще всегда у
себя в комнате запершись сидят!  Оля говорила, что в лото играют. Это их
любимая игра. А я их даже ни одного раза в глаза не видала...
   Тогда я позвонил два раза. За дверью сразу зашлепали комнатные туфли,
загремели цепочки и засовы...
   Я пишу тебе очень подробно, потому что хочу, чтобы ты знала, как идет
эта наша операция.
   Когда Еремкина спросила:  "Кто там?"  -  я бодро,  как на перекличке,
гаркнул: "Пионерский "Отряд Справедливых"!" От испуга она сразу открыла*
   Я даже удивился:  Белка твоя,  на переменках такая смелая,  тут вдруг
растерялась и  стала меня в  коридор вперед себя пропускать.  Хотя я ее,
как девчонку,  хотел пропустить первой. И я пошел прямо в темный коридор
(на меня в этот момент,  наоборот, какая-то необыкновенная решительность
напала).
   Белка поплелась за мной.
   - Коля! Коля, выйди, пожалуйста, - позвала Еремкина.
   Я  вздрогнул...  Но  оказалось просто,  что  ее  муж -  мой,  как это
говорится,  тезка,  а  ты  меня об  этом даже не  предупредила.  Оба они
оказались очень вежливыми людьми.  В комнату,  правда, не пригласили, но
вынесли нам в коридор две табуретки, на которые мы не стали садиться.
   - Вы,  наверно,  пришли за бумажной макулатурой?  -  ласково спросила
Еремкина.
   - "Отряд Справедливых" макулатурой не интересуется!  -  ответил я.  И
указал на наши повязки.
   Еремкин поправил пенсне,  подошел поближе,  разглядел наши  повязки и
сказал:
   - Оч-чень интересно!  Читал я  про  этот ваш отряд в  газете,  читал.
Оч-чень даже передовая инициатива! И чему же мы обязаны?..
   - Соседка дома?  -  спросил я  таким  голосом,  каким обычно,  как  я
слышал,  задают  вопросы  управдомы,  когда  приходят  разговаривать  со
злостными неплательщиками.
   - К сожалению, она еще не вернулась с работы, - очень вежливо ответил
Еремкин.
   И жена его тоже очень вежливо развела руки в стороны:  дескать, какая
жалость!
   - Ключей не оставила? - спросил я.
   - К сожалению, нет... Но она скоро придет, - сообщил Еремкин.
   Жена его опять молча это подтвердила.  Потом я убедился, что Еремкина
сама вообще почти не разговаривает,  а только молча подтверждает то, что
говорит ее Коля.
   Что   твоей  мамы   не   оказалось  дома,   было   для   меня  полной
неожиданностью.  Ведь утром я  ее  предупредил,  что мы с  Белкой явимся
ровно в семь.  Наверно, она долечивала своих больных и просто не успела.
Я  забыл еще сообщить тебе,  что утром,  пока мы шли до угла,  я изложил
твоей маме весь свой план.  И  она,  хоть у  нее  и  нет сил сражаться с
Еремкиными, обещала нам помочь.
   - Вы что же,  состоите,  значит,  в "Отряде Справедливых"?  - спросил
Еремкин. - За правду боретесь?
   - Боремся!  И состоим!..  - ответил я. И посмотрел на Белку: я думал,
она поморщится.
   Но  она,  наподобие  Еремкиной,  согласно  закивала  головой:  совсем
растерялась. И я подумал: "Да, ходить на боевые задания - это не то, что
орать  в  коридоре  на  своих  одноклассников и  без  толку  размахивать
руками!"  И  еще мне показалось,  что Еремкины не такие уж плохие люди и
что ты, может быть, зря на них накинулась. Может, они просто чего-нибудь
недопоняли?
   Еремкин,   например,   сказал,  что  мы  должны  сражаться  со  всеми
носителями пережитков и  что  он,  если  бы  не  язва желудка,  сам,  не
задумываясь,  вступил бы в наш отряд! И пижама у него была такая уютная,
добродушная,  вся  в  каких-то  цветочках.  А  у  жены был  очень уютный
халат - тоже  в цветочках, из того же  самого  материала. Я очень внима-
тельно их разглядывал, потому  что где-то, помню,  читал, что своих вра-
гов надо пристально изучать и знать даже лучше, чем друзей.
   Еремкины так  ласково смотрели на  нас,  словно мы  были их  дорогими
гостями.  Они  нам  чаю  предложили.  И  Белка со  страху чуть  было  не
согласилась,  но  тут  в  дверях  заворочался ключ,  и  Еремкин радостно
сообщил:
   - Ну вот, и наша соседка пожаловала!
   На пороге появилась  твоя  мама.  Она была в осеннем пальто, а из-под
него выглядывал белый халат. Я сразу же подмигнул твоей маме,  чтобы она
как-нибудь из-за своей усталости не забыла нашего утреннего уговора.  Но
она не забыла и очень правдоподобно удивилась прямо в дверях:
   - Вы ко мне?!
   - Гражданка Воронец?  -  спросил я.  Потом уж  я  вспомнил,  что  так
обращаются только к подсудимым. Но твоя мама ничего не стала возражать и
ответила:
   - Да, я.
   - Мы к вам по делу. От имени пионерского о Отряда Справедливых "!..
   - Что случилось?  -  вскрикнула твоя мама. И я даже подумал, что она,
может быть, от усталости в самом деле забыла о нашем утреннем разговоре:
очень уж здорово она испугалась.
   - Вы уезжаете? - продолжал я свой допрос,
   - Да, через три дня...
   - Очень хорошо.
   - Да,  это о-очень хорошо... - промямлила мне вдогонку Белка, которая
как-то совсем оробела.  И даже волосы ее,  как мне показалось, стали уже
не такими яркими, а слегка потускнели.
   - Почему это так уж особенно хорошо, что я уезжаю? - удивилась мама.
   - Потому,  что в  ваших двух комнатах мы  собираемся устроить детскую
комнату.
   - Как это,  простите?  В двух комнатах устроить... одну? - вмешался в
разговор мой тезка в пижаме.
   - Да,  детскую комнату нашего "Отряда Справедливых",  -  пояснил я. -
Потому что  мы  как раз должны шефствовать над разными малыми детишками,
которые днем без присмотра бывают. Должны помогать им! Воспитывать!
   Еремкины сами, как по команде, присели на табуретки, которые принесли
для нас с Белкой. Но разговаривать продолжали очень спокойно и вежливо.
   - Я  понимаю,  что  в  нашем городе еще  мало детских садов и  других
внешкольных учреждений, - сказал  Еремкин. - За  детьми нужен  неусыпный
надзор.  Детские комнаты -  это  чудесный очаг воспитания.  Но  в  общей
коммунальной квартире...
   - Это  ненадолго,  -  успокоил  я.  -  Пока  не  построят специальное
помещение. Всего на год - на полтора...
   Еремкины поднялись с табуреток.
   - Не волнуйтесь,  - продолжал я, - в эти две комнаты ведь есть вход с
балкона,  прямо с улицы.  А двери в коридор мы запрем, чтобы дети вам не
мешали.
   Еремкины снова сели.
   - Они-то нам не помешают,- сказал Еремкин. - Но мы им можем помешать.
Ну,  если  им,  например,  нужно  будет  помыть  руки  или  сделать  еще
что-нибудь... посерьезнее. Они же должны будут обратиться к нашим местам
общего пользования, а эти места могут быть заняты: то жена стирает, то я
бреюсь.  Дети же народ нетерпеливый... Вы это знаете лучше меня: вы ведь
сами еще дети!
   - Да-а... - согласился я.  -  Трудности будут.  Но другого выхода,  к
сожалению, нет.
   - К  тому  же  детям  в  этих  комнатах будет очень тесно,  -  сказал
Еремкин.
   - Ну,  когда детей соберется много,  я думаю,  вы разрешите ненадолго
выпустить их в коридор...  Не всех сразу,  конечно, а так, по пять-шесть
человек.
   - По скольку?
   - Ну, так... человека  по три-четыре, - сбавил я на ходу. -  Вы же не
будете возражать, чтобы дети немного побегали? Или покатались на велоси-
педе?
   - Я, конечно, не буду...
   - А  я  буду!  -  сорвалась вдруг Еремкина.  Она уже больше не хотела
поддакивать  своему  мужу.  -  Где  это  видано,  чтобы  в  коммунальной
квартире...
   - Нигде не видано, - перебил я ее. - Но у нас новый город - и пока не
построят специальных помещений...
   Еремкин усадил свою жену обратно на табурет и спокойно произнес:
   - Мы все должны считаться с юношеским,  я бы даже сказал -  с детским
возрастом нашего города.  Но  именно заботясь о  детях,  этих ровесниках
нашего города,  я не смогу допустить...  Впрочем,  ведь не вы же решаете
все это окончательно? Есть, должно быть, и взрослые люди?
   - Есть, - ответил я. - Есть взрослые люди.  Мы  можем проводить вас к
начальнику штаба дружины.
   - Идемте! - решительно сказал  Еремкин.  И  прямо  в  пижаме шагнул к
двери.
   Но  я  остановил его,  потому что еще не  успел предупредить обо всем
нашего Феликса.
   - Нет,  лучше  пойдем с  вами  в  другой раз.  А  сейчас мы  осмотрим
освобождающуюся жилплощадь...
   - Пожалуйста,  товарищи!  -  гостеприимно воскликнула твоя  мама так,
будто  видела нас  с  Белкой впервые в  жизни.  И  распахнула перед нами
дверь...
   Когда мы  вышли на  улицу,  я  снял  с  рукава твою красную повязку и
сказал Белке:
   - Возьми. Больше она не пригодится.
   - Нет, Коля, ты можешь ее пока оставить у себя, - тихим, словно бы не
своим голосом ответила Белка. - Пожалуйста... Оставь ее.
   Но  я  отдал  ей  повязку:  ведь  я  же  не  состою в  вашем  "Отряде
Справедливых"!
   И о том, что будет дальше, я тебе тоже подробно напишу.
   Сейчас очень поздно. Ты сочиняла мне письмо три дня подряд. А я решил
написать тебе обо всем сразу,  за один сегодняшний вечер, потому что се-
годня произошло очень много важного. Целый вечер сижу за столом и пишу.
   И никаких уроков назавтра не приготовил.  Но это ничего: уроки задают
каждый день,  а  такое важное задание я  выполняю первый и,  может быть,
последний раз в жизни.
   Елена Станиславовна два раза уже повторяла,  что в  коллективе каждый
должен считаться с другими,  а я не гашу свет и, стало быть, не считаюсь
с Нелькой, которой давно уже пора спать.
   Кончаю писать.
                                                                    Коля

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   Ты что-то перепутала:  написала мой адрес,  а в конверт вложила чужое
письмо.  Но я это не сразу заметил:  сперва прочитал,  а потом уж понял,
что оно не мне. Я бы не стал читать чужое письмо, но так уж получилось.
   В нем ты пишешь Феликсу,  что накануне отъезда вы о чем-то поспорили.
И что я должен помочь тебе выиграть этот спор.  Но как же я могу помочь,
если не знаю, о чем вы там поспорили.,
   А  в конце ты упоминаешь о каком-то Тимофее,  с которым "все сложно".
Ты пишешь,  что очень любишь его...  Я долго думал, кто такой Тимофей. У
нас в  школе я  не  знаю ни одного мальчишки с  таким именем.  Оно очень
простое, но почему-то редко встречается.
   Я  в  чужие секреты лезть не  хочу.  Но  просто интересно:  о  чем вы
поспорили?  И кто такой Тимофей,  с которым "все сложно";  и которого ты
очень любишь?
   Письмо я отдал Феликсу.
   Он  сказал,  чтобы  мы  с  Еремкиными завтра  пришли к  нему  в  штаб
дружинников. Вот будет история!
   А кто такой Тимофей?..
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   С  нетерпением жду,  Коля,  твоего следующего письма,;  Все время мне
кажется,  что  в  почтовый  ящик  что-то  опускают,  и  я  выскакиваю на
лестницу.  Как дальше с Еремкиными?  Вернее сказать, с Анной Ильиничной?
Это ведь самое важное.
   Прости,  что  послала тебе  чужое  письмо.  К  твоему  адресу  я  уже
привыкла, а Феликсу пишу первый раз.
   О чем мы поспорили с Феликсом,  пока рассказать не могу.  И о Тимофее
тоже.:
   Не обижайся, Коля. Со временем, может быть, все узнаешь.
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   Сегодня,  когда  мы  четверо -  Еремкины и  я  с  Белкой  -  пришли в
городской штаб дружинников,  наш Феликс был уже там.  Мы вошли,  а  он с
очень важным и  деловым видом продолжал писать.  Только мельком взглянул
на нас и  сказал:  "Подождите минутку,  я  очень занят..."  Я  прекрасно
понимал,  что Феликс мог бы и сразу начать разговор,  но нужно было, как
он сказал мне потом в школе, произвести на Еремкиных психическую атаку.
   На стенах висели плакаты: "Хулиган - наш общий враг. Борись с ним!" и
"Не  пустим  в  наш  новый  город  старые пережитки!"  Эти  призывы тоже
произвели  на  Еремкиных  очень  большое  впечатление.  И  когда  Феликс
коротко,  не отрываясь от бумаги, предложил им: "Садитесь, пожалуйста!",
они еле слышно ответили: "Нет, ничего... Мы постоим!"
   А  потом  еще  зазвонил телефон,  и  Феликс стал  говорить в  трубку:
"Задержанных доставляйте прямо в штаб! Пора навести там порядок!" И хоть
Еремкиных никто в штаб не доставлял, но им, наверно, стало казаться, что
и они тоже не сами пришли к Феликсу, а что их к нему "доставили".
   Еремкины раньше никогда не видели нашего Феликса и  поэтому все время
разглядывали его пустой рукав и  молча удивлялись,  как он  быстро пишет
левой рукой.
   - В борьбе с хулиганами пострадал? - тихо спросил меня Еремкин.
   - Миной оторвало! - ответил я. Еремкин вздрогнул и передал это на ухо
своей жене. И хоть беседа еще даже не началась, они оба,
   68
   как  мне  показалось,  под напором нашей психической атаки начали уже
полегоньку отступать. Лица у них были покорные, робкие...
   А ведь когда мы выходили из дома,  Еремкин сказал своей жене: "Сейчас
мы быстренько наведем в этом деле порядок!"  Достал  из кармана какой-то
значок и  прямо  на  улице  прикрутил его  к  пиджаку.  Я  никак не  мог
разобрать, что на значке изображено и написано.
   И спросил у Белки:
   - Это что у него?
   - Значок, - ответила она.
   - Сам вижу. А за что такие выдают?
   - Их  не выдают,  их в  газетном киоске покупают.  Там сколько угодно
таких. Я знаю: мой братишка значки собирает...
   В  штабе Еремкин все  время нервно теребил этот  свой значок,  словно
хотел,  чтобы Феликс обратил на него внимание.  Но наш Феликс был в этот
раз очень не  похож на  себя.  Ведь всегда он бывает таким внимательным,
вежливым, а тут положил трубку и, даже не глядя на Еремкиных, спросил:
   - Вы по какому вопросу?
   - По сугубо общественному! - ответил Еремкин.
   - А точнее?
   - Хотим вовремя подать вам сигнал!
   - О чем?
   - О том, что для детской комнаты, над которой шефствует этот самый...
"Отряд Правдивых"...
   - "Справедливых"! - поправил его Феликс.
   - Да,  да...  вот  именно...  Мы  хотели сказать,  что для этой самой
комнаты наша квартира никак не  подойдет.  Просто детей жалко!  Все-таки
они наше будущее...
   - Почему их должно быть жалко? - удивленно спросил Феликс. - Я думаю,
что  "Отряд   Справедливых"   вносит   разумное  предложение.  Городские
организации вполне могут его поддержать!
   - Видите ли,  я уже объяснял...  - снова  начал  Еремкин, теребя свой
значок,  купленный в газетном киоске.  -  Я уже объяснял,  что детям там
будет очень неудобно: входить прямо с улицы, через балкон...
   - Ну, что вы! - успокоил его Феликс. -  Дети так любят все необычное.
Они  так любят перелезать через заборы,  через перила,  через балконы...
Мы, воспитатели, это прекрасно знаем. Вот давайте спросим у Коли... Тебе
бы понравилось входить в комнату через балкон?
   - Еще бы!  Я бы давно уж и домой залезал через балкон, если бы не жил
на четвертом этаже!
   - Вот видите... Так что не волнуйтесь, пожалуйста.
   - А  места общественного пользования?  -  все  тише  и  тише возражал
Еремкин. - Как быть с ними? Ведь они не приспособлены...
   - Дети будут ходить по очереди, по одному. Мы за этим проследим.
   - Я   понимаю  всю   важность  непрестанного  контроля  над   детьми,
остающимися без надзора! - произнес Еремкин.
   - Вот  видите,  как хорошо! - согласился наш Феликс.  -  Кажется,  мы
приходим к общему соглашению.
   - И  я понимаю,  что мы,  жители нового города,  должны учитывать все
сложности первого периода...
   Я  вспомнил  твои,   Оля,  слова  о  том,  что  Еремкин  очень  любит
произносить всякие правильные фразы.  Он  очень хочет, чтобы все  кругом
считали его сознательным и передовым.
   - Но  я  еще  не  высказал своего  главного аргумента против  детской
комнаты, воспитательное значение которой мне абсолютно ясно...
   - Какой же это аргумент? - заинтересовался Феликс.
   У него,  как и у твоей мамы вчера,  было такое серьезное лицо,  что я
все время с радостью думал:  вот как, оказывается, взрослые могут иногда
помогать нам в наших делах  и даже в разных хитрых историях, если только
мы  затеваем что-нибудь справедливое, а не просто так балуемся от нечего
делать.
   - Видите ли, - вполголоса,  будто собираясь сообщить какую-то  тайну,
начал Еремкин,  -  никому из вас,  к сожалению, не известно, что эти две
комнаты предназначались для одной семьи из нашего дома,  которая живет в
очень тяжелых условиях. Там трое детей...
   - Да-а...  - задумался Феликс. - Этого мы не знали. Но в то же время:
там трое детей, а тут будут обеспечены постоянным вниманием десятки!
   - Сколько...  вы сказали?  -  тихо спросила Еремкина,  впервые за всю
беседу подавая свой голос.
   Но муж ее уже собрался с  силами и  не пошел,  а прямо-таки кинулся в
бой за справедливость:
   - Там,  на пятом этаже,  мучается в  ужасающих условиях семья честных
тружеников.  Мать работает в  школе,  где  учатся дети строителей.  Она,
таким  образом,  имеет  самое непосредственное отношение к  нашему дому,
воздвигнутому специально  для  строителей  и  их  семей.  Две  маленькие
девочки... между прочим, двойняшки, мешают получить заочное  образование
отцу, потому что ему негде заниматься. Вы  знаете, какое значение прида-
ют у нас сейчас заочному образованию! А старшая дочь заканчивает  школу,
она вот-вот должна выйти на широкую дорогу самостоятельной  жизни... И в
этот ответственный момент мы, общественность, должны прийти ей на помощь!
   Еремкин,  мне казалось,  никогда не  остановится.  Но Феликс поднялся
из-за стола во весь свой рост,  и  Еремкины сразу устремили глаза вверх,
чтобы разглядеть: что он решил?
   - Вот  это  кажется мне  убедительным,  -  сказал Феликс.  -  Мы  еще
посовещаемся с городскими организациями,  но зерно истины в ваших словах
есть...
   Каждый    раз    при    словах   "городские   организации"   Еремкины
переглядывались.
   - Городские   организации,   -   сказал   Еремкин,  - не   могут   не
посочувствовать положению этой семьи...
   Белка за  всю  эту  беседу вообще не  произнесла ни  звука.  А  когда
прощалась со мной на углу, вдруг пришла в себя и воскликнула:
   - Потрясающе!  Потрясающе  все  получилось.  Это,  конечно,  Оля  все
придумала, я понимаю. Довела свое дело до конца!
   Я не стал рассказывать Белке,  что еще сегодня утром,  до уроков, обо
всем договорился с  Феликсом и  что