бывает так, что заго-
ловок не нравится, а весь рассказ нравится.
   Я бегал к почтовому ящику в будние дни,  когда выходит "Пионерка",  а
толстый заказной пакет на  мое  имя пришел как раз в  воскресенье.  И  я
тогда был во  дворе.  Его передала мне Елена Станиславовна.  По  толщине
конверта она,  конечно,  поняла,  что  тетрадку с  рассказом мне вернули
обратно.  Так что ничего я ей,  отцу и Нельке не доказал.  Не сумел я им
ничего доказать...
   Письмо из  редакции было очень коротенькое.  Там писали,  что как раз
название   рассказа   "очень    многообещающее",    но    сам    рассказ
"разочаровывает, потому что сюжет его выдуман, а не взят из жизни".
   Тогда я  стал  сочинять стихи.  И  их  мне  тоже  возвращали обратно.
Правда,  конверты уже были тоненькие, и Елена Станиславовна с Нелькой не
могли догадаться, хвалят меня в этих письмах или ругают. Меня не ругали,
но писали,  что я  "не овладел стихотворной формой",  и опять обвиняли в
том, что "сюжеты вымученные и нежизненные".
   Мне казалось,  что все мои домашние потихоньку торжествуют.  И  когда
они начинали хвалить Нельку за ее способности и  трудолюбие,  мне всегда
казалось,  что они чего-то не договаривают,  но сами в душе думают: "А у
тебя никаких способностей нет.  И трудолюбия хватает только на то, чтобы
возиться со своими птицами!"
   И  я так сильно захотел доказать им,  что они неправы...  Так сильно,
что даже, помнишь, украл чужое стихотворение и хотел выдать его за свое.
Я никогда не забуду тот родительский день и твое лицо, когда ты рвала на
клочки чужое стихотворение,  которое я подписал своей фамилией.  Я давно
хотел  сказать  тебе  о  том,  что этого больше никогда не будет.  И вот
сейчас говорю...
   А если письма мои и правда хоть немножко похожи на рассказы или, там,
на  повесть,  то  это здорово.  Это у  меня как-то случайно,  само собой
получается...  А может быть, потому, что в них сюжеты не выдуманные, как
были в  той моей тетрадке,  а "взяты из жизни".  Я очень хорошо запомнил
слова,  которые были в  тех красивых конвертах,  гладеньких и  пахнувших
клеем, которые мне присылали из редакции.
   Я  теперь даже нарочно буду писать письма,  как рассказы.  Со всякими
подробностями. Пусть у меня будет хоть один настоящий читатель: ты, Оля!
   Неужели Артамонов и сейчас продолжает выживать тебя со своей парты? И
издеваться над твоей рукавичной мастерской?  Напиши об этом.  И  попроси
меня наконец выполнить твою просьбу... Очень прошу тебя.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Дорогой Коля!
   Это испытание будет труднее первого...  А может быть, и легче. Но, по
крайней мере,  оно будет тайное!  О  нем не напишешь в  стенгазете или в
"боевом листке"...
   Я расскажу тебе, Коля, о человеке, который там, на Урале, скучает обо
мне сильнее всех.  Другие,  наверно,  скоро меня забудут,  а  Тимофей не
забудет...  Я  знаю это.  Его фамилии нет в  нашем классном журнале:  он
учится и живет далеко от нашей школы, на другом краю города.
   Впрочем,  Тимофея можно вполне называть Тимошкой, потому что ему нету
пока еще  и  девяти лет.  Как  раз  скоро исполнится:  двадцать девятого
декабря...  Но лучше все-таки говори ему "Тимофей".  Я  первая стала так
называть его, и ему это очень нравится.
   Года два с половиной назад я заметила, что Тимошка все время толчется
в  штабе  дружинников возле  своего  старшего брата,  которого ты  очень
хорошо знаешь, - возле нашего Феликса... Феликс объяснил мне, что отец и
мать их работают на руднике,  в  семидесяти километрах от города,  домой
приезжают  только  по  воскресеньям  и   маленького  Тимошку  не  с  кем
оставлять.
   Тогда-то мы с Тимошкой и подружились.  Не сразу,  конечно... Он долго
меня не признавал и  говорил брату:  "Чего она пристает?" Я хорошо помню
его стриженый, ершистый затылок, которым он всегда поворачивался ко мне.
А  потом уж  я  разглядела и  его лицо:  хмурое,  насупленное,  кажется,
наполовину занятое очками.  Он  стесняется этих  очков  и,  может  быть,
поэтому такой хмурый...
   Я  научила  Тимошку читать.  Помню,  приносила ему  самые  интересные
книжки,  такие, чтобы он никак не мог от них оторваться и один удрать на
улицу.  Тимошка перестал торчать в штабе: книги прямо-таки приковали его
к дому"
   Потом Тимошка заболел.  Это  была неслучайная болезнь...  Когда много
лет назад,  в Крыму,  Феликс наткнулся на мину, неподалеку от него стоял
годовалый Тимошка.  Его отбросило в сторону взрывной волной, оглушило. А
через пять лет  после этого начались головные боли.  Такие сильные,  что
Тимошка (а он очень терпеливый) плакал и кричал...  Когда первый раз ему
стало плохо, родители его были в отъезде. А Феликс как  раз  готовился к
экзаменам в институте. Трудно было... Но я целыми днями сидела возле Ти-
мошки, а мама моя его лечила. И в больницу мы его не отдали, сами  выхо-
дили. Мама сказала, что Тимошке надо побольше гулять, дышать свежим воз-
духом. И мы с  ним стали гулять. Я выдумывала разные истории,  чтобы ему
не было скучно: то мы с ним отправлялись в путешествие, то искали что-то.
Он очень любит разные поиски и неожиданные находки. Но головные боли все
равно возвращались.  Они и сейчас еще мучают его. И я тут часто думаю об
этом, потому что очень люблю Тимофея.
   Сперва я  просто хотела помочь Феликсу,  который один никак не  мог с
ним справиться, хотя Тимошка уважает старшего брата и даже гордится им.
   Но  главное,  Феликс мало видит Тимошку.  Только рано утром да поздно
вечером.  Он  ведь все  время занят:  то  в  школе у  нас,  то  в  штабе
дружинников, то в библиотеке...
   Вот Тимошка и  привязался ко мне.  А я к нему.  И так сильно мы с ним
сдружились,  что я  даже не смогла сказать ему правду,  когда уезжала из
вашего города. Не смогла сказать, что уезжаю навсегда, просто не смогла.
И  пообещала,  что скоро вернусь...  Даже адреса не оставила:  родители,
мол, будут ездить с геологической партией где-то недалеко, по Уралу, - и
я с ними. А потом, сказала, вернусь обратно...
   И Тимошка ждет,  что я снова приду к нему,  как бывало раньше. Каждый
день ждет...
   Но вместо меня,  Коля,  должен прийти ты. И как-то занять мое место в
Тимошкиной жизни.  Понял?  Тогда уж можно будет сказать, что я, наверно,
не приду больше  в  двухэтажный  домик на Зеленой улице.  Там, в третьей
квартире, ты должен подружиться  с Тимошкой.  Но сперва приди туда тайно
от всех и даже  от  Феликса: может быть, он не захочет, чтобы кто-то еще
вмешивался  в их жизнь.  Меня он сам просил помочь, а тебя не просил. Но
уж  когда ты станешь настоящим другом Тимошки, тогда Феликс обрадуется и
тайна будет не нужна.
   Это и есть моя просьба.  Тимошка днем всегда дома, ты легко застанешь
его.  Феликс пишет,  что он даже на полчасика боится уйти куда-нибудь: а
вдруг я приду! Принеси Тимошке интересные книги. Лучше всего Жюля Верна.
Или что-нибудь про разведчиков.  И не позволяй ему снимать очки.  Скажи,
что они ему к лицу, что он в них выглядит совсем взрослым. Скажи это как
бы между прочим...
   И еще хочу тебе напомнить:  он очень любит всякие поиски, неожиданные
находки и таинственные истории.  Придумай что-нибудь такое, чтобы увлечь
его...
   Я хочу,  чтобы ты полюбил Тимошку.  Такого задания я дать не могу. Но
хорошо было бы!
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   Так, значит, Тимофей - это младший братишка Феликса? Вот здорово! А я
думал, это какой-нибудь старшеклассник.
   Я  еще ни  разу не  видел Тимошку,  но уже немного его люблю.  А  как
подружиться с ним, пока не знаю. Если придумаю, тут же напишу тебе.
   Что же ты мне сразу не сказала,  что Тимофей -  это просто Тимошка? Я
бы не искал его по всей школе.
                                                                    Коля

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   После того как пришло твое последнее письмо,  я все время думаю:  как
мне  начать разговор с  Тимошкой?  Я  уже три раза внимательно слушал по
радио передачи для родителей. И даже кое-что записал в тетрадку.
   Я  сначала  решил,  что  буду  воспитывать Тимошку по  всем  правилам
педагогической науки.  Я  даже  составил и  выучил наизусть текст  своей
первой педагогической беседы, где было много примеров из жизни, пословиц
и  поговорок.  По радио говорили,  что их язык "наиболее убедителен".  В
моей беседе были такие, например, места:
   - Я надеюсь,  Тимоша, что мы с тобой станем закадычными друзьями, что
нас с тобой,  как говорится, водой не разольют! Знаешь, наверно, Тимоша,
такую русскую поговорку:  "Скажи мне,  кто твой товарищ,  и я скажу, кто
ты!.." Ты дружил с Олей Воронец, а она настоящая пионерка - значит, и ты
будущий настоящий пионер.  Я верю в тебя!  (По радио говорили, что очень
важно  верить  в  человека,  которого собираешься воспитывать.)  И  еще,
Тимоша,  есть такой математический закон:  "Две величины, порознь равные
третьей,   равны  между  собой!"   Мы   порознь  были  знакомы  с   Олей
Воронец - значит, мы с тобой уже давно были как бы приятелями...
   Но  когда я зубрил эту речь,  мне вдруг стало как-то очень скучно.  И
тогда я подумал,  что Тимошка может заснуть, пока я буду произносить все
свои пословицы,  поговорки и  примеры из жизни" Особенно,  если он любит
Жюля Верна и книги о приключениях...
   Я долго думал -  весь день и почти что всю ночь. И  решил  действовать
без всяких бесед.  А как именно - напишу  в следующем письме, потому что
как раз в эту минуту отправляюсь к Тимошке: он, наверно, уже вернулся из
школы.
                                                                    Коля

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   Вчера я познакомился с Тимошкой. Было это так.
   Я рассчитал, что Тимошкины окна должны быть крайними слева, на первом
этаже. Потом пошел во двор, спрятался за углом дома и начал оттуда ухать
по-совиному,  будто  условный  сигнал  подавать.  Сова,  знаешь,  всегда
неспокойно кричит,  словно пожарную  тревогу  в лесу объявляет.  Я даже,
может быть,  немного перестарался,  потому что Тимошка сразу высунулся в
окно и  стал тревожно оглядываться по  сторонам,  Я  вышел из-за  угла и
тихо, таинственно прикрыв рот рукою, спросил:
   - Ты Тимофей?
   - Да, я Тимофей! - ответил он.
   Я почувствовал,  что ему приятно произносить это слово - "Тимофей", и
решил, что всегда буду называть его так - уважительно, полным именем,
   Я повнимательней оглядел Тимошку и говорю:
   - Да, вроде, похож... по описанию совпадает... Тогда ты мне и нужен!
   И полез прямо в окно. Тимошка опомниться не успел, как я уже спрыгнул
к нему в комнату. Он смотрел на меня исподлобья, недоверчиво и хмуро.
   - Ты кто? - спросил он.
   - Я из "Отряда Справедливых"! Нам с тобой поручена "Операция МИО"!
   - МИО?.. - переспросил он.
   - Это сокращенное слово.  Оно  обозначает: "Мы ищем Олю"!  Понимаешь?
Она же адрес переменила,  и мы обязаны ее отыскать!
   - Мы с тобой?..
   - Ну да! Ведь ты же был ее самым ближайшим другом! Так мне сказали...
   Тимошка с удовольствием подтвердил:
   - Да, я был другом!
   - Ты хочешь найти Олю?
   И тут я увидел,  что Тимошка действительно очень скучает по тебе, что
он даже,  может быть,  ничего другого и не хочет, как только найти тебя.
Он повернулся ко мне тем самым ершистым затылком, про который ты писала,
и полез согнутым указательным пальцем под очки...
   Потом он настороженно спросил:
   - И ты тоже... ее друг?
   Он,  видно,  не хочет,  чтобы у тебя были на свете,  кроме него,  еще
какие-нибудь друзья. И я ответил Тимошке:
   - Нет,  я  не очень уж близкий друг.  Но мы учились с  ней вместе.  И
поэтому мне поручили...в "Отряде Справедливых".
   - В отряде? - опять недоверчиво переспросил он. - А Феликс ничего про
это не говорил...
   - Твой брат не должен знать об этом!  Ни в коем случае! - полушепотом
предупредил я.
   - Почему? - еще больше насторожился Тимошка. - Я ему все говорю...
   - А  этого говорить нельзя!  Понимаешь,  мы  должны сами,  без помощи
взрослых,  найти Олю!  Она уехала и  не дает о  себе знать.  А мы должны
отыскать ее. Так решил "Отряд Справедливых".,
   - Как же мы ее найдем?
   - Тут поможет одно мое свойство...  ну, которое отличает меня от всех
других людей!
   - Какое свойство?
   - Скоро узнаешь! - пообещал я. И шепнул ему в самое ухо, будто кто-то
мог нас услышать: - Нам с тобой и срок дали: двадцать девятое декабря!
   Я  закатил глаза так,  чтобы одни только белки были видны (я умею это
делать),  потом таинственно покрутил руками в воздухе, подвигал ушами (я
тоже умею) и добавил:
   - Кстати,  как мне только что стало известно,  двадцать девятое - это
как раз день твоего рождения!
   - Откуда стало известно?..
   - А я отгадываю на расстоянии!.. Это и есть мое особое свойство!
   Я  слышал,  что  некоторые артисты дают "сеансы отгадывания мыслей на
расстоянии", но тут это "расстояние" было ни к чему, и я стал объяснять:
   - Ведь  день  твоего рождения будет почти через месяц.  Значит,  этот
день от нас на большом,  так сказать,  расстоянии.  А  я  его отгадал...
Значит, и получается: отгадывание на расстоянии. Понимаешь?
   Тимошка смотрел на меня уже с большим уважением. И потребовал:
   - Отгадай что-нибудь еще!
   - Я даю сеансы отгадывания только один раз в день,  -  устало сообщил
я. - Потому что это требует большого напряжения нервной системы.
   Я вытер лоб рукавом.
   - А потом еще что-нибудь отгадаешь?
   - Обязательно отгадаю!
   - Мой Феликс тоже умеет показывать разные фокусы, - сказал Тимошка.
   Он сравнил меня со своим старшим братом,  и  я  подумал,  что это уже
неплохо.
   Чтобы закрепить свой первый успех, я вдруг зачем-то пообещал:
   - Двадцать девятого я подарок тебе подарю! Ко дню рождения...
   Тимошка,  видно,  не  очень  ценил подарки.  Он  даже  ничего мне  не
ответил. А я, чтобы выжать из него ответ, добавил:
   - Велосипед хочешь? Тимошка вновь промолчал.
   - Ты думаешь,  что трехколесный, да? Нет, двухколесный, настоящий. Со
звоночком! - продолжал настаивать я.
   Тимошка только пожал  плечами.  Мое  умение отгадывать на  расстоянии
произвело на него большее впечатление, чем двухколесный велосипед.
   Я  очень хотел еще  больше завлечь Тимошку в  нашу  "Операцию МИО"  и
предупредил его:
   - Вызывать тебя буду условным знаком: каким-нибудь птичьим голосом. А
ты так же точно будешь мне отвечать. Если ответишь - значит, никого дома
нет и я могу смело лезть в окно!
   - Я по-птичьи не умею, - хмуро ответил Тимошка.
   - Как?! Ты не умеешь подражать птицам?!
   - Нет...
   - Ну, знаешь ли, Тимофей! Этого я никак не ожидал! Тогда я немедленно
научу тебя.  Без  этого мы  просто провалим все  дело.  Вот слушай...  И
повторяй.
   Я  стал с  посвистом прищелкивать,  как самый настоящий дрозд,  потом
надрывно,  тоскливо кричать,  как чайка,  потом несолидно тренькать, как
синица...
   - Феликс тоже умеет свистеть по-всякому, - сказал Тимошка.
   И  все  же  он  смотрел на  меня  с  восхищением.  И  даже  начал сам
потихонечку повторять за мной.  А во дворе, под окнами, стали собираться
ребята. Тогда мы прекратили наш первый урок.
   Напоследок я не только сказал Тимошке,  что очки ему к лицу,  но даже
примерил их и сказал, что с удовольствием бы сам носил такие!
   Вот и все, Оля. Я, значит, начал выполнять твою просьбу.
                                                                    Коля

   Да,  совсем  забыл!  Срочно  расскажи мне  о  каких-нибудь Тимошкиных
тайнах: ведь я должен что-то "отгадывать на расстоянии"!

   Коля пишет Оле

   Все  эти  дни,  Оля,  я  думал о  том,  что  бы  мне  еще отгадать на
расстоянии, потому что это очень поразило Тимошку. Пока ты еще не успела
рассказать мне о Тимошкиных тайнах, я решил отгадать что-нибудь сам, без
твоей помощи.  И заодно решил подсунуть Тимошке какую-нибудь неожиданную
находку. Ты ведь писала, что он очень любит неожиданные находки.
   Я  обыскал  сарай  во  дворе,  пошарил  на  черном  ходу,  но  ничего
интересного не  нашел.  Нельзя же  было  подсунуть Тимошке старый ржавый
чайник без носика или сломанный стул без трех ножек!
   Тогда я  поискал дома  и  тоже  не  нашел ничего подходящего.  "А  не
подложить ли ему горшок с  маленьким зеленым стебельком,  который должен
очень здорово разрастись?" - подумал я.
   Елена  Станиславовна услышала недавно в  одной  лекции,  что  полезно
выращивать дома разную зелень,  особенно у нас в городе,  где так сильно
дымит огромный алюминиевый завод.  И  на  следующий день  она  притащила
десять  цветочных горшков с  маленькими стебельками.  "Эти  росточки,  -
сказала Елена Станиславовна,  -  превратят нашу квартиру в  ботанический
сад. И мы все будем вдыхать чистый кислород!"
   "Пусть и Тимошка немного подышит кислородом, - решил я. - Подсуну ему
один цветочный горшок! Елена Станиславовна и не заметит".
   И вот сегодня,  когда стало уже чуть-чуть темнеть, я взял один горшок
и пошел на пустырь,  который за Тимошкиным домом. Там я отыскал местечко
потаинственней...  На краю пустыря начали строить новый корпус,  но пока
успели построить только полтора этажа. В сумерках я представил себе, что
это  не  этажи  будущего  дома,   а   неровные  зубцы  какой-то  старой,
полуразрушенной стены.  Может быть,  даже крепости... Стройка в этот час
уже притихла.
   Я  подтянулся на  носках и  достал до  окна  первого этажа.  Потом  я
поставил свой  горшок на  кирпичи,  которые скоро будут держать на  себе
оконную раму. А пока в окне не было еще ни рамы, ни стекла...
   Потом  я  побежал  к  Тимошкиному дому.  Немного пощелкал из-за  угла
дроздом,  раза три ухнул совой. Тимошка тоже ухнул мне в ответ: мол, все
спокойно,  дома никого нет.  Тогда я забрался на подоконник,  спрыгнул в
комнату и говорю:
   - Тимошка!   Слушай  меня!..   Сейчас  я  буду  снова  отгадывать  на
расстоянии.
   Он прямо замер на месте.  Я снова закатил глаза, таинственно покрутил
руками, подвигал немножко ушами и объявил:
   - Тебя ждет одна неожиданная находка!
   - Где?
   - Ни о чем не спрашивай: ты можешь сбить меня со следа...
   - С какого следа?
   - Ну, со следа, который ведет к этой находке!
   - К какой находке?
   - Не задавай вопросов: не выводи меня из состояния...
   - Из какого состояния?
   - Из состояния отгадывания! Молча иди за мной!
   И   Тимошка  пошел  за   мной  на   пустырь.   Время  от   времени  я
останавливался, смотрел на землю и даже принюхивался, будто искал след.
   Когда мы стали подходить к стройке, я зажмурил глаза и сказал:
   - Не смотрю,  но вижу!  Как это таинственно и  загадочно:  в доме еще
никто не живет, а в окне уже стоит цветочный горшок!
   - В каком окне?
   - Ну, в самом первом от... угла.
   Тимошка подбежал поближе, обернулся ко мне и молча пожал плечами: ни-
какого горшка в окне не было.
   - Не может быть!  -  воскликнул я. Приподнялся на цыпочках, дотянулся
до окна и увидел несколько комочков земли на кирпиче.
   Это было все,  что осталось от  неожиданной находки.  Кто-то нашел ее
раньше нас.
   А  вечером дома  Елена Станиславовна подняла тревогу:  "Где цветочный
горшок?"
   - Может быть, он выпал из окна на улицу? - сказал я.
   - Но он же мог разбить кому-нибудь голову!  Там,  на тротуаре, должны
были бы остаться черепки...
   - От головы?
   - Да  нет,  от  горшка!  Неуместные шутки.  Выгляни,  Коля!  Внизу не
валяются черепки?
   Я выглянул и сказал, что никаких черепков нету.
   - Наверно, дворник подметал тротуар, - предположил я.
   - Нельзя ли  взять на  полтона ниже.  Вы  мешаете мне  заниматься!  -
крикнула  Нелька  из  другой  комнаты.  Она  разучивала  какую-то  новую
музыкальную пьесу.
   - Ты могла бы попросить об этом вежливей, - так тихо прошептала Елена
Станиславовна, что услышал ее только я, а Нелька не услышала.
   Я, Оля, не знал, писать ли тебе обо всем этом. Но по