жение  испаряется,
уступая пьянящему чувству бодрости, легкости, свежести, стремления  что-то
сделать, двигаться, действовать.
   - Что за бассейн? - спросил он.
   - Фотонная газокамера.
   - Жидкий свет, - сообразил Алик. - А что превращает человека в куклу?
   - Гравитационный массаж.
   Алик  вздохнул.  Получив  ответ  на  вопрос  "что",   бесполезно   было
спрашивать "как". Все равно что муравей станет спрашивать у человека,  как
расщепляется атом. Он еще раз взглянул на голых человечков, которых  гнула
и выворачивала невидимая тяжесть, и сказал:
   - А они и здесь не общаются.
   - Здесь и не нужно. Ты посмотри на них после работы.
   - Четвертый порядок, - съязвил Алик.
   Но Си не понял иронии.
   - Мы еще успеем и к четвертому и к пятому. Поторопись.
   Неизвестно какой по счету уровень оказался похожим на холл аэровокзала.
Как и в других открытых пространствах города, он не имел  видимых  границ.
Просто люди, сотни голубых людей в  одинаковых  куртках  сидели  кто  где,
неизвестно на чем - мебель вообще не просматривалась.
   - Садись где хочешь - там и кресло, - подсказал Си Алику.
   Он так и сделал.
   Что-то щелкнуло, и все стихло. Алик хотел было спросить у  Си,  но  тот
приложил палец к губам. Молчание навязывалось, как перед спектаклем, и  он
не заставил себя ждать. Что-то обручем сжало горло,  перехватило  дыхание.
Бессмысленная тоска, беспричинная жалость наполняли Алика, вытеснив прочие
ощущения. Глаза наполнились слезами, он уже не смог сдержать их, да  и  не
хотел сдерживать, слезы уже ощущались и на губах  каплями  соленого  пота.
Вытирая их, он успел заметить, что Си тоже плачет, но спросить  не  успел:
новый шок перехватил дыхание. Слезы высохли, и тоска  исчезла,  словно  ее
выдула мощная волна радости, за которой тотчас же последовала вторая волна
- веселья, такого же бессмысленного и беспричинного. Алик ни о чем уже  не
спрашивал, ничем не интересовался, мысль исчезла. Ее вытеснил смех.  Алика
трясло и передергивало от смеха, глаза снова наливались слезами,  в  горле
першило, но уже от хохота, истерического  и  неудержимого.  Сколько  минут
продолжался этот пароксизм, Алик даже приблизительно не  мог  сказать,  но
кончился он так же внезапно, как и возник. Только дышать вдруг стало легче
и  думать  радостнее,  мозг  словно   прополоскали   какой-то   освежающей
живительной жидкостью. "Подзаряжают эмоциональные аккумуляторы", - подумал
он и сказал вслух:
   - Я все понял, Си.
   - ...Я все понял, Фью, - почти в то же время сказал и Библ,  отнюдь  не
предполагая синхронности, в данном случае чисто случайной и  уж  никак  не
волшебной. Просто он выразил  свои  чувства,  просмотрев  на  экране  урок
математики для четырехлетних.
   Отражение на экране было действительностью,  только  не  окружающей,  а
отдаленной двумя десятками уровней. Экран не был телевизорным, не был он и
экраном - просто эту действительность  приблизили  без  всяких  оптических
фокусов, только  не  впустив  в  нее  Библа,  чтоб  не  нарушить  детского
мыслительного процесса. А он был сложным и трудным и требовал  от  ребенка
дерзости мысли, ее удивительной  способности  искать  и  открывать  новое.
Математические изображения и символы, принятые на Гедоне,  переводились  в
сознании Библа на понятный ему язык земной математики, и он был  буквально
потрясен  тем  объемом   математических   знаний,   каким   уже   обладали
четырехлетние человечки в крохотных  курточках.  Когда  их  сверстники  на
Земле  усваивали  еще   только   азы   арифметики,   они   уже   оценивали
искривленность трехмерного мира. Библ понимал, конечно, что для управления
сложнейшей техникой этого мира нужна и соответствующая ей  подготовка,  но
его поразила ее ограниченность - не в объеме знаний, а в  стремлении  этот
объем увеличить. Не устранил этого недоумения и  Фью,  кратко  пояснивший,
что нынешний объем знаний придан цивилизации с  ее  основания  и  остается
незыблемым, как и она сама.
   - Значит, научные открытия не поощряются? - спросил Библ.
   - Все, что нужно, давно открыто.
   - И никаких загадок в природе нет?
   - Требующих разгадок, какие могут обогатить человеческий разум? Нет.
   - Я впервые не верю тебе, Фью.
   - Почему?
   - Это действительно твое мнение или ты повторяешь то, чему учат  вас  в
школах?
   Фью не ответил. "Еще один психологический шок", - внутренне  усмехнулся
Библ.
   ...А где-то на другом уровне города, у световых табло, которые с  таким
же  успехом  можно  было  назвать   пространственными   видеоскопами   или
демонстрационным вакуумом,  ничем  не  ограничивающим  возникавшие  в  нем
цветные загадки - Библ остроумно назвал их  уловителями  желаний,  -  Друг
объяснял Капитану механизм  телепортации,  и  Капитан,  даже  не  думая  о
возможной синхронности с разговором Библа, задал своему собеседнику  столь
же щекотливый вопрос:
   - В общем, все ясно, кроме одного. Для кого?
   - Не понимаю.
   - Для кого это техническое чудо? Для вас?
   - Оно прекрасно само по себе. Мы позволяем мысли, только  мысли,  стать
хозяином передвижения в пространстве.
   - Позволяете вы, но не вашей мысли и не в вашем пространстве.
   - Ты в чем-то прав. Но само управление столь совершенной технологией не
может не быть наслаждением.
   - Так пользуйтесь и тем, что это наслаждение дает. Его отдачей.  Как  я
понял, вы искривляете пространство, сближаете объекты для связки, создаете
стык. Ну, и входите, куда вам хочется.
   - Нельзя. Диспетчеры пространственных связок не могут выходить на линию
стыка. Кривая должна пройти мимо. Малейшее отклонение и...  гравитационный
удар.
   - Попробуем.
   - Что?
   - Соедини вон эти  зеленые  точки.  -  Капитан  взглянул  на  табло.  -
По-моему, они ищут друг друга.
   - Ничего нет проще. Смотри на ленточку сверху  -  вертикальные  цветные
полоски. Это не спектр, а формула. Очередность полосок  должна  оставаться
стабильной. Теперь сближай. Не годится.
   - Почему?
   - Шов чернеет. Стык не точный. Разъединяю.
   - Я соединял по кривой.
   - Так и надо. По прямой нельзя - можешь коснуться линии  связки.  Ну!..
Слишком медленно. Шов снова грязный. Гляди.
   Друг мгновенно соединил два зеленых пятна. Где-то в зеленом мире кто-то
куда-то вошел или вышел. Друг пояснил.
   - Вот так. Повтори. Только не забывай о формуле связки.
   Капитан нашел два скользящих  синих  пятна.  "Аора",  -  подумал  он  и
посмотрел на полосатую ленточку. Ему показалось,  только  показалось,  что
одна  полоска  как  бы  набегает  на  другую.  Не  то   голубая   убавляет
пространство серой, не то серая теснит голубую: "Погоди", - услышал он, но
уже не смог притормозить мысль. Пятна соединились, и вдруг что-то ударило,
его по глазам. Миллион искр - и тьма. Колодец без дна. А он сам летит вниз
бесшумно и бесконечно.  Никакой  боли.  Только  ощущение  падения,  как  в
затяжном прыжке с парашютом. И  наконец  толчок,  что-то  пружинит,  мягко
укладывая на протянутом черном бархате. Он уже ощущает тело, кожу, сосуды,
веки. Они чуть-чуть подымаются, пропуская тоненькую полоску света. Полоска
расширяется, и ослепляющая белизна заливает мир. Как  молоко  из  бутылки,
вылитое на черный стол. А он опять  движется,  но  уже  горизонтально,  на
чем-то  тоже  белом  и  в  белом  туннеле,   почему-то   напомнившем   ему
регенерационные залы. Может быть, он и в самом деле в этих белых подземных
подвалах?
   Он  хочет  спросить  сопровождающих  его  маленьких  людей  в  знакомых
курточках. Губы его уже шевелятся, но вопрос замирает невысказанным, когда
доносится тихий шепот:
   - Молчи. Не сейчас. Не двигайся.
   Ничего не ощутил Капитан,  когда  горизонтальное  положение  его  вдруг
сменилось  вертикальным,  -  ни  толчка,  ни  мускульного  напряжения,  ни
тяжести, ни вращения, с каким спиралью понесла его вверх синяя пластиковая
дорожка.  Так  в  кабине  самолета  ощущаешь  отрыв  от  земли  только  по
убегающему вниз  ландшафту.  Здесь  же  убегали  вниз  встречные  дорожки,
секущие и касательные  плоскости  и  уровни  с  их  недоступной  пониманию
машинерией.
   - Что случилось? - с трудом выдавил он  наконец  вопрос  к  своему,  не
проявляющему беспокойства спутнику.
   -   Гравитационный   коллапс,   -   ответил   тот    тоном    человека,
разговаривающего о погоде. - Ты исказил формулу.
   - А потом? - спросил хрипло Капитан.
   - Как обычно. Реанимация.
   Ну о чем дальше спрашивать, о каких подробностях, которые даже не  счел
нужным упомянуть голубокожий?  Впрочем,  у  Капитана  оставался  еще  один
вполне нейтральный вопрос:
   - Куда же мы едем?
   - Уже приехали.



8. РАЗГОВОР С КООРДИНАТОРОМ. ПЕРЕД ПОСЛЕДНЕЙ РАЗВЕДКОЙ

   Голубая дымка наполняла овал, подобный земному футбольному стадиону. По
краю его, как беговая  дорожка,  тянулась  неподвижная  черная  лента  без
всякой ограды. Если подойти к краю и  посмотреть  вниз  и  вверх,  голубая
бездонность касалась одна другой, как зеркальное отражение. В центре висел
золотой шар метров пятидесяти в поперечнике, слабо  подсвеченный  изнутри.
Когда вы глядели на него  долго  и  пристально,  он  начинал  пульсировать
многоцветно и ярко, как и все в этом городе.  Он  как  бы  излучал  сквозь
золотистую  пленку  подсвеченные  золотом  другие  цвета.  Алик   тут   же
предположил, что Координатор мыслит, а свет и цвет - это  возникновение  и
движение мысленных ассоциаций, но ни его товарищи, ни их спутники  его  не
поддержали. Только Капитан строго сказал:
   - Отойди от края. Сорвешься - костей не соберешь.
   - Совершенно безопасно, - поправил Фью, - среда невесомости. А  голубая
дымка - это сконцентрированный газ-проводник. Единственное средство  связи
Координатора с окружающим миром.
   Действительно, никаких труб, проводов и нитей не было видно  в  голубой
дымке, окружающей шар. Ничто не связывало его с черной дорожкой. Он  висел
или держался, неподвижный, но живой и, казалось,  легкий-легкий,  несмотря
на свои размеры.
   - Значит, он нас не слышит? - спросил Капитан.
   - Нет.
   - А как с ним общаетесь вы?
   - Через электродную сеть.
   - Тогда мы лишены этой возможности.
   - Почему? Вы можете общаться с ним непосредственно через газ-проводник.
   - С помощью шлема?
   - Зачем? Общение телепатическое. Только учтите:  это  не  Мозг.  Это  -
совершенная машина, мыслящая и действующая в  пределах  заложенной  в  нее
программы.  Любые  мысленные  ассоциации  или  решения,  не  обусловленные
программой, исключены. И ответить на ваш вопрос Координатор может  лишь  в
том случае, если память его достаточно богата для такой информации.
   - Он знает, что мы здесь?
   - С первой минуты.
   - Я говорю о предстоящем разговоре.
   - Да.
   - Тема не обуславливается?
   - Нет.
   - Тогда  начнем.  Ты  меня  слышишь,  Координатор?  -  громко  произнес
Капитан, уже обращаясь непосредственно к золотому шару.
   Ничто не прозвучало над голубым покоем, но в сознании каждого из  наших
героев сформировался в знакомых звуках ответ:
   - Слышу.
   - Мы узнали все, кроме мира лилового солнца. Когда мы увидим его?
   - Завтра.
   - Все ли миры одинаковы по объему и протяженности?
   - Миров нет. Есть пространство, позволяющее нам его изменять.
   - Одно пространство, но пять солнц?
   - И солнце одно. Остальные - лишь его отражения в  атмосфере  замкнутых
емкостей, где деформация пространства переходит в область иных измерений.
   - Значит, зеленый мир - это не вся планета?
   - Нет. И Аора тоже лишь ограниченное  деформированное  пространство.  И
Голубой город, за пределами  которого  только  черный  камень  и  пыль.  И
согревает его не отраженное, а единственное настоящее солнце,  встающее  и
заходящее над пустыней.
   - Почему же не превратить пустыню в оазис?
   - Планета закрыта для пришельцев из космоса.
   - Но им оставлена приманка в виде бродячих миражей.
   - За тысячу лет ослабли связки, и  замкнутость  измененных  пространств
утратила цельность. Впрочем, миражи тоже закрыты.
   - Мы прошли.
   Реплика Капитана не прозвучала вопросом, и ответа не последовало.
   Тогда он построил ее иначе:
   - Мираж города был открыт. Почему?
   - То был не мираж. Когда вам разрешили войти  в  пространство  Голубого
города, оно соединилось с пространством пустыни.
   - По указанию Учителя?
   - Да.
   - Как же было  получено  указание?  Ведь  голубой  газ  ограничен  этим
бассейном.
   -  Мысль  Учителя  проникает  сквозь  любую  материальную   среду.   Ее
энергетическая  сила  равноценна  множеству  единовременных  и  одинаковых
сигналов различных мыслящих индивидуумов.
   - Каким же способом доходит твоя ответная информация?
   - Не знаю.
   - Значит, тебе неизвестна схема твоего собственного устройства?
   - Нет.
   - Как же ты управляешь городом?
   - Сигналов слишком много, чтобы о  них  рассказать.  На  каждый  сигнал
извне я даю сигнал изнутри. Как предписывает программа.
   - Ее можно изменить?
   - Конечно.
   - А изменяли когда-нибудь?
   - Никогда.
   Капитан вдруг осознал,  что  у  него  нет  больше  вопросов.  Подробней
информировать землян о своей работе Координатор не мог: у них не было  для
этого соответствующей  технической  подготовки.  Затевать  же  философские
споры с машиной по меньшей мере было нелепо. Но Библ все же решился:
   -  Разрешите,  Кэп...  -  И  в  сторону   золотого   шара:   -   Каковы
взаимоотношения двух населяющих планету народов?
   - Народ один, различны только биологические виды.
   - Каков же строй, их объединяющий?
   - Не знаю.
   - Можно ли охарактеризовать его как рабовладельческий?
   - В объеме моей информации нет подобного термина.
   Алик, которого почему-то раздражало  участившееся  пульсирование  шара,
словно подтверждавшее его вывод, не выдержал.
   - О чем разговор?! - крикнул он. - Мы и без этой тыквы знаем,  какой  у
них строй! И не спрашивать о нем надо, а переделывать.
   - Торопыга, - ласково усмехнулся Капитан и добавил:  -  А  ведь  он,  в
сущности, прав по крайней мере в одном: дальнейший разговор  беспредметен.
Попросим наших друзей проводить нас к выходу и условиться, с кем мы пойдем
в их лиловую безмятежность.


   - Так, значит, переделать? -  подмигнул  он  Алику  уже  за  обедом  на
станции, настоящим обедом из консервированного мяса и макарон с  чилийской
подливкой. Шлемы и голубые куртки, полученные в качестве  сувениров,  были
оставлены внизу, и ничто сейчас, кроме  привычной  черноты  за  окном,  не
напоминало им о чужой планете. - Так что  же  ты  собираешься  переделать,
сынок?
   Алик не растерялся. "Наивный вопрос", - сказал его вызывающий взгляд.
   - Что переделывают революции? Строй.  Систему  производительных  сил  и
производственных  отношений.  Характер  социальных  связей.  Их  проклятую
стабилизацию жизни.
   - Законное стремление. А рецепт?
   - Из двух слоев цивилизации сделать один.
   - Как? Скажем, уничтожить Аору?
   -  Если  понадобится  -  уничтожить.  Из  двух  народов   только   один
перспективен. А другой... Один мудрый человек  в  прошлом  хорошо  сказал:
"Если враг не сдается, его уничтожают".
   - А если сдается? Все по-прежнему, да? Корми,  обувай,  одевай,  суй  в
Нирвану, а потом оживляй снова? Значит, уничтожить? А кто  этим  займется?
Мы? С ядерным оружием, с излучателем  стираем  с  планеты  деформированные
пространства Аоры и Зеленого леса? Выжигаем  эвкалиптовые  аллеи  и  голых
ребятишек в голубых плавках? А потом,  ты  очень  уверен,  что  уже  после
первого удара против нас не будут применены санкции?
   - Мальчишка! - сказал Малыш. - Хотя я бы и сам сжег  Аору  без  всякого
сожаления.
   Все посмотрели на Библа. Социолог, хранилище  юридической  премудрости,
универсальный ум - что он скажет?
   Пришлось сказать.
   - Космические инструкции не препятствуют нам участвовать  в  социальных
переворотах на стороне угнетенных классов  или  народов,  но  ведь  мы  не
видели здесь даже намека на подготовку такого переворота. По-моему, мы  не
совсем понимаем хозяев Голубого города. Они не глупее и не умнее нас,  они
просто мыслят иначе. Энергичнее, интенсивнее, быстрее. Настолько  быстрее,
что порой даже не могут  приспособиться  к  движению  нашей  мысли.  Вы  с
Аликом,  -  обратился  он  к  Малышу,  -  много  разговаривали  со  своими
спутниками?
   - Почти не разговаривали, - сказал Алик, - слово к слову, не больше.
   - А почему? Думаете, тем  не  было?  А  им,  в  сущности,  было  трудно
поддерживать ваш ритм мысли: для них  он  (лишком  замедлен.  Вы  обратили
внимание на их пересвистывание? Может быть, каждый звук у  них  -  это  не
слог и даже не слово, а система образов или понятий? А с какой точностью и
быстротой они овладели всей системой нашего языка!  Разве  дело  только  в
шлемах? Просто  их  мозг  устроен  иначе.  Они,  например,  обходятся  без
анализа, воспринимая  мысль  или  понятие  целостно,  сразу.  Фью,  как  я
заметил, даже старался изучить нашу аналитическую способность мышления  и,
я думаю, с успехом ее одолеет. Так что наши выводы об их  жизни,  строе  и
общественных отношениях как семена, брошенные  в  землю,  в  конце  концов
дадут  ростки.  Не  думается,  что  они  не  вызовут  сочувствия.  Поэтому
подождем, а?
   - Может, они и гедонийцев перевоспитают? - встрепенулся Алик.
   Библ засмеялся. В одной мальчишеской реплике Алика  вдруг  исчезла  вся
его научная подготовленность. Но не обижать же парнишку.
   - Не берусь предсказывать, когда.  Попробуй  посчитать  на  счетчике  в
телекабинете. Только оперируй не годами, а столетиями, и  тебе,  и  машине
легче будет. Ведь это не только социально, но и биологически разные  виды.
Стрекоза и муравей ближе друг другу, чем гедониец и голубокожий. И в то же
время они подогнаны так, что трудно им отказать хотя и в искусственной, но
все же гармонической слитности. А что скажут мои противники в споре? Какая
еще  к  черту  гармония!  Просто  один  из  бесчисленных  технократических
вариантов,  не  больше.  Что-то  от   жреческой   олигархии,   что-то   от
примитивного гедонизма с  его  обязательным  "все  дозволено",  что-то  от
интеллектуальной аристократии, опирающейся на труд не то  роботов,  не  то
киборгов, не то просто искусственно выведенных людей - пусть не в  колбах,
не по эталонам, но  все  же  направленно,  по  плану,  с  отрегулированным
демографическим  уровнем.  Об  этом  сотни  раз  писали  и  футурологи,  и
фантасты, да и в реальной  космической  практике  человечество  уже  знает
нечто подобное. И все же я утверждаю, что Учитель создал уникальную модель
цивилизации, технически совершенную и биологически оригинальную. Уже  сами
по себе оба цикла - смерть без огорчения и бессмертие без равнодушия -  не
могут не заинтересовать  футурологов.  И  при  всем  том  цивилизация  эта
антигуманистическая и социально опасная.  Ведь  создателям  удалось  самое
трудное: сохранить свой статус-кво  на  миллионы  лет.  В  этом  обществе,
отчужденном от эволюции, не может быть революции без вмешательства  извне.
Даже полное уничтожение электродной сети не освободит голубокурточников от
их опьяняющего закрепощенного труда.
   - Повернуть надо, - сказал Малыш, - пусть для себя и трудятся.
   - Я и говорю: есть Голубой город...  -  начал  было  Алик,  но  Капитан
перебил не строго, но решительно:
   - Есть еще Аора и Зеленый лес. Есть и лиловый мир. Поэтому  подождем  с
выводами. Объявляю следующий распорядок дня...




ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ЛИЛОВОЕ СОЛНЦЕ


1. СНОВА КООРДИНАТОР. ПЯТЬ СТУПЕНЕЙ БЛАЖЕНСТВА

   Распорядок следующего дня начался со встречи с Фью на  пороге  Голубого
города.
   - На этот раз без осмотра города прямо к Координатору.
   - Почему не сразу в Нирвану?
   - Вам все объяснят. Держитесь крепче.
   Вскочили следом за Фью на голубую дорожку.  Каждый  держался  за  плечо
товарища. Но и это мало помогало. Пришлось присесть.  Дорожка  врезывалась
винтом в багровую муть с такой же скоростью,  с