Александр Абрамов, Сергей Абрамов.
   Все дозволено

   -----------------------------------------------------------------------
   М., "Детская литература", 1973.
   OCR & spellcheck by HarryFan, 4 October 2000
   -----------------------------------------------------------------------


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЗЕЛЕНОЕ СОЛНЦЕ


1. НА ПЛАНЕТЕ НЕТ ЖИЗНИ. А ВДРУГ ЕСТЬ?

   Космический субсветовик пошел на сближение с Гедоной [от греч. hedone -
"наслаждаться"], уже  погасив  скорость.  Теперь  предстоял  многократный,
длительный и скучный облет планеты, пока в  смотровом  иллюминаторе  можно
будет увидеть и черную  стекловидность  импровизированного  космодрома,  и
вышку соседней космической станции с флагом Объединенных Наций. Сейчас  же
в овале иллюминатора в  черной  туши  чужого  пространства  плавал  только
серебряный диск, в отраженном  свечении  которого  тускло  просматривалось
центральное пятно материка, замкнутое извилистой линией океана.
   Трое из команды стояли у окна, обращенного  в  этот  далекий  от  Земли
уголок космоса: Капитан,  которому  полагалось  все  знать  и  предвидеть,
коннектор Алик, работающий  на  лазерной  связи  с  Землей  и  космической
станцией  на  Гедоне,  и  Библ,  объединивший  в  одном   лице   множество
необходимых космонавту профессий от биологии и кибернетики до  космической
медицины. Даже коммуникации с чужим разумом во Вселенной -  специальность,
до сих пор пока никем не использованная,  тоже  числилась  в  реестре  его
познаний, а Библом его прозвали за любовь к старым книгам - пачкам тонкого
непрочного пластика, именуемого  почему-то  бумагой,  по  которой  древним
типографским кодом были оттиснуты целые слова и фразы. Только Капитан знал
этот код. Алик же и Малыш, инженер и пилот, ответственный  за  электронное
автохозяйство космолета, как и все на Земле, пользовались  для  информации
книгофильмами. Зачем мысленно расшифровывать код, когда экран  преподнесет
тебе все в натуральном виде.
   - Еще немного, и совсем исчезнет, -  сказал  Библ,  имея  в  виду  диск
планеты: космолет уже поворачивал по орбите.
   В глаза ударил невыносимый свет, всех ослепивший.
   - Фильтр! - потребовал Капитан.
   Темная прозрачная пленка затянула овал  иллюминатора.  Теперь  уже  без
боли в глазах можно было увидеть пять смежных  солнц,  расположившихся  по
углам ломаной  линии.  Пять  сверкающих  одноразмерных  шаров,  отливающих
различными оттенками света. В центре сияло нестерпимо для  глаз  оранжевое
солнце, точь-в-точь как земное на закате летним  ветреным  вечером,  рядом
странно  зеленело  другое,  обращенное  к  планете   немигающим   огоньком
светофора, третье висело, как  большой  синий  фонарь,  умело  подобранный
художником в тон бледной голубизне неба, а края замыкали еще  два  матовых
ш-ара:  лиловый,  мертвенно-тусклый,  ему  бы  висеть  над  кладбищем  или
тюремным двором,  и  бледно-голубой  подсвеченный  изнутри,  как  голубого
стекла люстра на фоне бледно-голубых обоев.
   - Н-да, - сказал Библ без комментариев.
   - Четыре ложных, - вставил Алик. - Оптический эффект. Отражение.
   - Грамотный, - усмехнулся Капитан. - Мы  тоже  знакомы  с  Инструкцией.
"Отражение"! А в какой среде?
   - Не знаю, -  честно  признался  Алик.  -  Может  быть,  преломление  в
определенно окрашенных слоях атмосферы?
   Библ возразил, не отрываясь от иллюминатора:
   -  Слишком  высоко,  чтобы  говорить  об   атмосфере.   На   "Гедоне-2"
предполагают цветные пылевые туманности.
   - Почему второй? А где первая?
   - Разговорчики! - поморщился Капитан.
   Инструкция о работе космической  станции  "Гедона-2"  действительно  ни
единым словом не упоминала о "Гедоне-1". Но авторы Инструкции, видимо,  не
считали нужным говорить об экспедиции, даже не начавшей работать. Капитан,
как и все старые космолетчики, хорошо знал, что произошло.  Экспедиционный
состав станции вместе с космическим  кораблем  попросту  исчез,  достигнув
планеты, но не совершив посадки. Последнее донесение по лазерной  связи  с
Землей извещало, что экспедиция, уже выйдя на орбиту вокруг планеты, вдруг
изменила курс и пошла на сближение с одним из цветных ложных солнц. Цель в
донесении не формулировалась: было ясно и так, что экспедиция  предприняла
непосредственное исследование загадочного оптического феномена.  Просто  и
соблазнительно.
   Капитан вздохнул: чего уж проще - пойти на сближение с чисто оптическим
фокусом,  не  угрожающим  никакими  видами  излучения,   фактически   даже
материально не существующим, подойти вплотную, может быть, даже нырнуть  в
глубь  светового  шарика  и...  исчезнуть.  Брр!  Ведь   посланная   вслед
экспедиция не нашла на планете никаких следов ни посадки, ни катастрофы.
   Капитан знал, что  авантюра  предшественников  "Гедоны-2"  была  прямым
нарушением Инструкции.  Экспедиции  предписывалось:  высадка  на  планете,
скоростной монтаж исследовательской станции и кратчайший ответ на  вопрос,
есть ли жизнь на планете. Гедона была открыта совсем недавно, всего за два
года до описываемых событий. Космолетчиков, случайно высадившихся на ней и
обнаруживших кислород в атмосфере, заинтересовала не столько сама планета,
сколько окружавшие и согревавшие ее пять причудливо расцвеченных солнц. На
планете же, несмотря  на  почти  одинаковый  с  земным  химический  состав
воздуха, не обнаружилось ни малейших  признаков  животной  и  растительной
жизни. Мертвая пустыня. Очень точный эпитет "мертвая": даже  не  песок,  а
камень, будто оплавленный, остекленевший от жара - не солнца, нет,  солнце
было  вполне  терпимо,  не  жарче  земного   экваториального,   а   словно
космический взрыв, тепловая волна в сотни тысяч градусов гигантским цунами
прошла по всей поверхности окруженного океаном материка.  Да  и  океан  не
радовал жизнью: флора и фауна раннего  палеозоя,  водоросли  и  трилобиты,
начало эволюции, потребовавшей на Земле  миллионы  лет,  чтобы  вытолкнуть
жизнь из океана на берег.  "Жизни  нет  и  не  предвидится",  -  лаконично
сообщил на Землю лазерный луч. Через несколько  часов  последовало  второе
сообщение,  более  пространное  и  тревожное:  "На  закате,  когда  начали
готовить  ракету  к  отлету,  обнаружился  пока  необъяснимый  феномен   -
блуждающие  миражи:  здания  незнакомых  конструкций,  оазисы  и   дороги,
призрачные люди, голые и одетые. Может  быть,  это  исторический  мираж  -
прошлое, отраженное в настоящем, может быть, следы жизни, которой мы  пока
не заметили. Что делать?"
   На Земле предложили возвращаться. На планету, иронически  наименованную
Гедоной, отправили экспедиционный состав будущей космической  станции  для
специальных исследований, но она, хотя об этом и умалчивала Инструкция, не
достигла  цели.  Следующая  экспедиция  цели  достигла,   смонтировала   и
оборудовала станцию "Гедона-2"  и  время  от  времени  посылала  на  Землю
краткие сообщения.
   "Океан силурийский. Материк единственный, пустынный,  плоский,  лишь  в
отдельных частях подымающийся не выше полутораста метров над уровнем моря.
Каменный грунт оплавлен ударом тепловой волны очень  высокой  температуры.
Следов вулканической деятельности не обнаружено; ни в  почве,  ни  в  воде
радиоактивности нет. Бурение в различных частях материка показало схожесть
пород и руд, характерных и для земной коры. Обнаружены силикаты, сернистые
соединения, углекислые  соли,  есть  признаки  железа,  цветных  и  легких
металлов, но далеко не всех, какие имеются на Земле".
   "Миражи  наблюдаются  обычно  на  восходе  и  закате  четырех   ложных,
по-разному окрашенных солнц планеты. Наблюдаются не часто и не  регулярно,
лишь при каких-то пока не выясненных нами состояниях окружающей атмосферы.
Обычно  это  варианты  одних  и  тех  же  картин:  странные  архитектурные
сооружения, движущиеся дороги, спиралевидные трубчатые  конструкции  вроде
гигантских  синхрофазотронов,  автоматические  цеха,  напоминающие  модели
заводов, и люди, обычно никуда  не  спешащие,  ничем  не  занятые,  иногда
раздетые догола, нестриженые и небритые.  Все  это  туманно,  призрачно  и
прозрачно, иногда перекошено и перевернуто,  как  отражение  в  воде.  При
попытке сближения миражи отодвигаются, а если все-таки удастся  подойти  к
ним  на  вездеходе,  исчезают,  расплываясь   в   зеленоватой   пылевидной
туманности".
   "Жизнь у нас протекает, как на  любой  внеземной  космической  станции.
Синтетическое питание, гимнастика, сон, работа,  короткий  отдых  -  пиво,
шахматы или книгофильмы. Иногда бесполезные экскурсии на берег и  в  глубь
океана, порой астрономические наблюдения, столь же безрезультатные, и чаще
всего охота за миражами на восходе и  закате  каждого  из  цветных  солнц.
Кажется, есть какая-то закономерность в окраске миражей".
   "Вчера впервые при сближении с миражем напоролись на  силовое  защитное
поле. Мираж был необычен по своей резкости и  чистоте,  а  возник,  как  и
раньше, из цветного клубочка пыли, катившегося  по  черному  катку  этаким
сплюснутым смерчиком. Смерчик раскрылся или раскололся, и мы увидели,  как
черный  оплавленный   камень   без   каких-либо   контуров   переходил   в
ленту-эскалатор,  двигавшуюся  мимо  панелей  кибернетических  компьютеров
неизвестного назначения. Механик  взял  сразу  шестую  скорость  и  бросил
вездеход в скачке на белую  ленту  миража.  Но  при  этом  забыл  включить
отражатель. Может быть, не забыл, а не подумал, что это нужно, - случайный
просчет, не нажатая вовремя кнопка, не включенная лампочка, не сработавший
винтик в мозгу. И никому из нас не пришло в голову напомнить ему об этом -
вот вам и катастрофа. Мираж ответил ударом на удар: нас с такой  же  силой
отшвырнуло обратно. Механик и геолог скончались сразу: сотрясение мозга  с
летальным исходом. У Дока перелом обеих ног - лежит в гипсе. Только я один
цел  и  невредим,  почему  и  вынужден  принять  на  себя  все  заботы  об
экспедиции".
   В следующем сообщении уже звучали нотки серьезной тревоги.
   "От  исследования  планеты  в  одиночку  пришлось  отказаться.   Нельзя
рисковать, оставив Дока  без  помощи.  Пока  костные  переломы  срастаются
плохо. К тому же все время приходится защищаться. Миражи теперь не  уходят
от человека, а наступают и преследуют. Я  встретил  зеленый  смерч  уже  в
нескольких метрах от станции. Он шел прямо на меня  и,  вероятно,  мог  бы
догнать, если б я не опередил его, добравшись до двери. В  другой  раз  мы
увидели  из  окна  тропический  лес,  возникший  рядом.  Я  вышел  -   лес
придвинулся ближе. Если б не  излучатель,  ветка  гигантского  папоротника
успела бы хлестнуть меня, но я вовремя срезал ее  пучком  пламени.  И  все
исчезло".
   Последнее сообщение было совсем кратким.
   "Мой излучатель - единственное  и  верное  оружие  против  наступающего
врага. Иногда приходится прибегать к нему по  нескольку  раз  в  день.  За
пределы станции уже не выхожу. Присылайте смену, пока не поздно".
   Дальнейших сообщений больше не поступало. Попытки установить видеосвязь
без участия приемо-передаточной аппаратуры космической станции не достигли
цели: атмосферные разряды искажали изображение.  Казалось,  все  воздушное
пространство в этом  районе  было  насыщено  электричеством.  На  лазерные
вызовы станция не отвечала.
   С  сообщениями  "Гедоны-2"  Капитан  познакомился   в   архиве   Службы
контактов. В Инструкции эти сообщения только  пересказывались.  Умалчивала
она, естественно, и о последовавшем затем разговоре Капитана с  директором
Службы.
   - Будешь посылать экспедицию?
   - Конечно.
   - Учти просьбу земляка. Ленинградец не подведет.
   - А ты думаешь, они подвели?
   - Нет, конечно. Просто им  не  повезло.  В  первом  же  столкновении  с
Неведомым выбыло из строя три человека.
   - Считаешь, что вам повезет?
   - Полагаюсь на опыт предшественников. Кое-что мы уже знаем.  Ошибок  не
повторим. К тому же мой экипаж свободен.
   - А что стоит твой экипаж?
   - Один Библ стоит десятка специалистов.
   - Согласен.
   - А Малыш? Ты же ходил с ним на "Альтоне". Самый  молодой  -  Алик.  Но
молодость физика часто пик его таланта. А лазерный луч у  него  поет,  как
скрипка.
   - Геолога у вас нет.
   -  Загадку  планеты  будут  разгадывать  не  геологи,  а  психологи.  И
физики-пространственники. И специалисты по контактам.
   - Ты думаешь, что они понадобятся?
   - Убежден.
   Теперь ему предстояло доказать свою убежденность. Он оборвал болтовню о
Гедоне. Болтовня развинчивает, а сейчас надо собраться, а не расслабиться.
Кто знает, что ждет их в ближайшие  четверть  часа?  Кого  они  найдут  на
станции - живых или мертвых?
   - Пошли на посадку, - сказал Алик.
   Пять цветных солнц сдвинулись за границы  иллюминатора,  снова  уступив
место тусклому серебряному диску планеты. Щелкнув  тумблером,  Библ  убрал
пленку.  Диск  стал  светлее  и  ярче.   Уже   отчетливо   просматривалось
темно-серое пятно единственного материка, похожего на перевернутую Африку,
свободно плавающую в окружающем океане, как  плот,  по  какому-то  своему,
незамеченному и невычисленному маршруту.
   С приближением пятно темнело, размытая тушь сгущалась,  и  перевернутая
Африка превращалась в черную крышку рояля. Ракета садилась,  как  рейсовый
самолет,  позволяя  видеть  и  очерченные  белым   границы   естественного
космодрома, и вышку  космической  станции,  тоненькой  иглой  воткнутую  в
черный оплавленный камень.
   - А флаг спущен, - заметил Алик.
   Флаг  спускают,  когда  возникает  опасность,  -  сигнал-предупреждение
прибывающим космолетам. Может быть, радиация; может быть, эпидемия. И то и
другое исключалось. Все трое об этом знали,  и  загадочность  предстоящего
смущала  и  настораживала.  А  когда   ракета   наконец   приземлилась   в
километровом радиусе  от  массивного  корпуса  станции,  безмолвие  черной
пустыни и совсем встревожило. Не поднялась ни одна пластмассовая шторка на
окнах, не выбежал навстречу ни один человек.
   - Что они там, вымерли, что ли? - спросил по-русски Малыш, двухметровый
рыжеволосый гигант лет тридцати или чуточку больше.
   Если определять на глазок, он походил на скандинава или ирландца,  хотя
родился и вырос в Ленинграде, как и командир корабля. Шестнадцать прожитых
в космосе лет не согнули, а, казалось, распрямили его еще больше, расширив
заодно плечи и грудь. Хотя алгол к  концу  двадцать  первого  века  и  был
международным земным языком, дублирующим машинный, но Малыш, как и  другие
участники  экспедиции,  всем  языкам  на  свете  предпочитал  язык  своего
детства. Первым воспротивился "алголизации" Библ, заставив Алика заучивать
наизусть целые страницы из Пушкина и Маяковского. "Алгол, алгол, -  ворчал
он, - а Пушкин все-таки по-русски писал... "Люблю  тебя,  Петра  творенье,
люблю  твой  строгий,  стройный  вид..."  Продолжай!"  И  Алик  с  памятью
вычислительной машины продолжал до любой требуемой строки. Но вкусы его не
ограничивались рыцарской преданностью классике. Он с таким  же  увлечением
цитировал  в  математике   -   Мерля,   открывшего   закон   многофазности
пространства, а в поэзии  -  Эйсмонта,  гениально  соединившего  лирику  и
алгол.
   - Черная пустыня планеты, - с пафосом  продекламировал  он,  отыскав  в
памяти подходящие строчки, - под ногами звенит как металл...
   Капитан поморщился: он не любил пафоса.
   - Погоди, - остановил он Алика. - Сойди  с  котурн.  Смотри  и  слушай.
Звенит? Ничего не звенит. И это не металл, а оплавленный кварц. -  Он  еще
раз внимательно огляделся вокруг и прибавил:  -  Видите  пыль?  И  никаких
следов - ни вездехода, ни человека.
   - А если у них вездеход на воздушной подушке?
   - Где-то ведь он останавливается. Даже у дверей следов нет. Неужели они
уже не выходят наружу?
   Все четверо молча пригляделись к  куполообразному  зданию  станции.  До
него оставалось не более десяти шагов. Все шторы на  окнах  были  опущены,
тяжелые двери замкнуты наглухо. Нержавеющая сталь их отражала солнце,  как
зеркало.
   - Эй, кто живой, отзовись! - крикнул Капитан.
   Молчание.
   Крик поддержали.
   Никто не откликнулся.
   - Как же мы войдем? - спросил Малыш.
   - У меня есть  ключ,  -  сказал  Капитан.  -  Мне  дали  его  в  Службе
контактов.
   Стальная дверь  открылась  мягко,  почти  беззвучно.  Широкий  коридор,
заваленный по стенам древесно-опилочной тарой и связками цветной проводки,
был тих и безлюден. Когда они вступили на его  центральную  ленту,  где-то
включился механизм и эскалаторная дорожка не очень быстро, но и не слишком
медленно поплыла по дуге, огибающей станционные помещения.
   И ни одного звука в ответ. Только  монотонное  жужжание  эскалатора  да
тяжелое дыхание готовых ко всему гостей.



2. ДВОЕ В СТАЛЬНОМ БЕСТЕ. РАССКАЗ ДОКТОРА

   Исследовательская станция на планете была смонтирована  из  пластиковых
плит с прокладкой из  нержавеющей  стали  внутри.  Инженер  назвал  бы  ее
сегментом плоско-выпуклой линзы, по дуге которой и двигалась  эскалаторная
лента коридора. В коридор выходили только стальные  двери,  иногда  далеко
отстоящие  одна  от  другой,  с  лаконичными   табличками   на   зеркально
поблескивающих филенках: "Холодильники", "Кухня", "Склады", "Лаборатории",
"Коннектор",   "Компьютеры".   Вторая   половина   сегмента   представляла
специалистов: "Второй пилот", "Кибернетик", "Геолог", "Шеф". Дальше  ехать
не стали. Капитан коснулся рукой двери, и эскалатор  остановился.  Дверную
ручку заменяла сигнальная кнопка, но либо  она  не  действовала,  либо  ее
действие выключил другой механизм,  но  дверь  не  открылась.  Попробовали
древнейший способ: Малыш саданул каблуком по  стальной  филенке.  И  снова
безрезультатно.
   - Открой! - рявкнул он. - Свои!
   В ответ тонкий и  сужающийся,  как  рапира,  ослепительно  голубой  луч
пробил стальную филенку двери, только чудом не задев Малыша. Тот отпрыгнул
метра на полтора и прилип к стене. Стоявший поодаль Капитан с  подавленным
криком: "Тихо! Назад!" - буквально  отшвырнул  Библа  и  Алика  от  двери.
Сейчас голубая рапира уже никого достать не могла.
   Она  наискось   рассекла   дверь,   а   заодно   и   нагроможденную   у
противоположной  стены  пирамиду  ящиков  с  синтетическими   бифштексами,
повторила крестообразно разрез до пола и исчезла за дверью. На стальной ее
толще остались лишь ровные оплавленные швы. Запахло сожженной синтетикой и
опилочной тарой. Потом дверь чуть приоткрылась, и в щель  выглянуло  чисто
выбритое худое лицо с пристальным взглядом снайпера.  Умные,  внимательные
глаза нащупали сидевшего на  корточках  Малыша,  настороженный  прицельный
взгляд потеплел, и тонкие губы растянулись в  улыбку.  Человек  в  грязной
замшевой куртке, пересеченной "молниями", сделал шаг вперед  и  дружелюбно
спросил на алголе:
   - Малыш?
   - Идиот, - ответил Малыш, вставая. - Я же тебе кричал, что свои!
   - Ты по-русски кричал, - сказал Капитан, подходя  ближе.  -  Принимайте
смену, хозяин. Второй Пилот, если не ошибаюсь?
   Второй Пилот "Гедоны-2" был похож на ковбоев из древних фильмов, иногда
воскресавших на телеэкранах. Сжатые губы, холодные глаза, и  две  глубокие
морщины у губ, как две черты художника-графика на мужском лице,  одержимом
стремлением сломать, убить, выжить, выстоять. Сейчас глаза цвели  теплотой
придорожного бара, встречающего гостей в плохую погоду.
   - А это здорово, что вы все-таки прибыли! Смена! Звучит вроде  колокола
на ярмарке.
   - А что, дрейфишь?
   - Да нет. Бояться не боюсь. Лично за себя, понятно.  С  Доком  неважно.
Кости не срастаются. Чего-то в организме не хватает.
   - Ну, а контакты?
   - Ты видел мои контакты. Чуть вас на тот свет не отправил.
   - Сдали нервишки?
   - Сдать не сдали, а приучили держать палец на спусковом крючке. Вы  еще
глотнете, не смейтесь.
   - Для того и приехали.
   - А ракета в порядке?
   - Целехонька.
   - И автоматика?
   - Угу.
   - А вы совсем останетесь? - вдруг спросил он, сп