ах как совокупность способностей или свойств, из которых одни присущи всем, а другие - только отдельным видам, родам или классам, она составляет в действительности основной закон жизни, и навязывает каждому животному, включая человека, фатальную тенденцию к осуществлению ради самого себя всех жизненных условий своего собственного вида, т. е. тенденцию к удовлетворению всех своих потребностей. Как живой организм, одаренный двойным свойством - чувствительности и раздражимости - и как таковой испытывающий то страдание, то удовольствие, всякое животное, включая человека, вынуждено своей собственной природой прежде всего есть и, пить, а также приводить себя в движение как ради поиска для себя пищи, так и для того, чтобы повиноваться высшей потребности своих мускулов; оно вынуждено беречь свое здоровье, укрываться, защищаться от всего, что ему угрожает в его питании, в его здоровье, во всех условиях его жизни; оно вынуждено любить, совокупляться и размножаться; оно вынуждено размышлять в меру своих умственных способностей при условиях своего сохранения и своего существования; оно вынуждено желать для самого себя все эти условия; направляемое своеобразным предвидением, основанным на опыте, предвидением, которого не лишено совершенно ни одно животное, оно вынуждено работать в меру своего разума и своей мускульной силы, с тем чтобы застраховать себя на более или менее отдаленное будущее.
   Фатальная и непреодолимая во всех животных, не исключая самого цивилизованного человека, эта настоятельная и основная тенденция жизни составляет основу даже всех животных и человеческих страстей: инстинктивная, можно сказать почти что механическая в самых низших организмах, более осмысленная в высших видах, она достигает полного самосознания только в человеке, так как только человек, одаренный в высшей степени столь драгоценной способностью сочетать, группировать и полностью выражать свои мысли, только человек, способный ж отвлечению в своем мышлении от внешнего мира и даже от своего собственного внутреннего мира, способен возвыситься до всеобщности вещей и существ и с высоты этого отвлечения, рассматривая самого себя как объект своего собственного мышления, он может сравнивать, критиковать, упорядочивать и подчинять свои собственные потребности, никогда не имея, естественно, возможности выйти за пределы жизненных условий своего собственного существования; это позволяет ему, несомненно в очень ограниченных пределах и не имея возможности ничего изменить в мировом и фатальном течении действий и причин, определять отвлеченно-рассудочным образом свои собственные деяния и дает ему по отношению к природе ложную видимость совершенной спонтанности и совершенной независимости. Освещенный наукой и направляемый отвлеченно-рассудочной волей человека, животный труд, или же активность, фатально навязанная всем живым существам как основное условие их жизни, - активность, которая направлена на изменение внешнего мира в соответствии с потребностями каждого и которая проявляется в человеке с той же фатальностью, что и в последнем животном на земле, - превращается тем не менее для сознания человека в искусный и свободный труд.
   
   3. ЖИВОТНОЕ СОСТОЯНИЕ. ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ
   Каковы потребности человека и каковы условия его существования?
   Изучая самым ближайшим образом этот вопрос, мы найдем, что, несмотря на бесконечную дистанцию, которая, как нам кажется, отделяет человеческий мир от животного мира, в сущности главные пункты самого утонченного человеческого существования и наименее развитого животного существования тождественны: родиться, развиться и вырасти, работать, чтобы есть, чтобы укрываться и защищаться, поддерживать свое индивидуальное существование в социальной среде вида, любить, воспроизводиться и затем умереть. К этим пунктам добавляется для человека только один новый: думать и познавать - способность и потребность, которые несомненно встречаются в низшей, хотя и достаточно заметной, степени у животных, наиболее приближающихся по своей организации к человеку, но которые только в человеке достигают столь повелительной и постоянно господствующей силы, что они преобразуют всю его жизнь. Как очень хорошо заметил один из наиболее отважных мыслителей наших дней, Людвиг Фейербах, человек делает все то, что делают животные, но только он призван это делать - и благодаря столь обширной способности мыслить, благодаря силе отвлечения, которая отличает его от животных и от всех других существ, он вынужден это делать - все более и более человечно. В этом все различие, но оно огромно. Оно содержит в зародыше всю нашу цивилизацию со всеми чудесами индустрии, науки и искусств, со всеми религиозными, философскими, эстетическими, политическими, экономическими и социальными проявлениями - одним словом, весь мир истории.
   Все, что живет, сказал я, побуждаемое фатальностью, которая ему присуща и которая проявляется в каждом существе как совокупность способностей или свойств, стремится осуществиться в полноте своего бытия. Человек, существо одновременно мыслящее и живое, должен, для того чтобы осуществиться в этой полноте, познать самого себя. Вот причина огромного отставания, которое мы находим в его развитии и которое приводит к тому, что для того, чтобы прийти к нынешнему состоянию цивилизации в самых передовых странах, к состоянию, еще столь мало соответствующему идеалу, к которому мы ныне стремимся, человеку понадобилось я не знаю сколько десятков или сотен веков. Можно было бы сказать, что в своем поиске самого себя, через все свои исторические странствия и преобразования, он должен был сначала исчерпать все возможные зверства, беззакония и несчастия для того, чтобы только осуществить так мало разума и справедливости, которые ныне царят в мире.
   Человек, постоянно побуждаемый той же фатальностью, которая составляет основной закон жизни, создает свой человеческий мир, свой исторический мир, отвоевывая шаг за шагом у внешнего мира и у своей собственной животности свою свободу и свое человеческое достоинство. Он отвоевывает их посредством науки и труда.
   Все животные вынуждены работать, чтобы жить; все они, не опасаясь этого и не осознавая это ни в малейшей степени, участвуют в меру своих потребностей, своего разума и своей силы в столь неторопливом деле, как превращение поверхности нашего земного шара в место, благоприятное для животной жизни. Но этот труд становится трудом собственно человеческим лишь тогда, когда он начинает служить удовлетворению не только постоянных и фатально предписанных потребностей животной жизни, но еще и потребностей социального, мыслящего и говорящего существа, которое стремится завоевать и полностью осуществить свою свободу.
   Выполнение этой огромной задачи, которую особая природа человека навязывает ему как необходимость, присущую его существованию (человек вынужден завоевывать свою свободу), не является только умственным и нравственным делом; во временном порядке, а также под углом зрения нашего разумного развития это прежде всего материальное освобождение. Человек становится действительно человеком, завоевывает возможность своего внутреннего освобождения лишь в той мере, в какой он добивается разрыва цепей рабства, которыми внешняя природа отягощает все живые существа. Эти цепи, начиная с наиболее грубых и наиболее очевидных, суть: лишения всякого рода, непрерывное воздействие времен года и климата, голод, холод, жара, влажность, засуха и многие другие материальные влияния, которые прямо воздействуют на животную жизнь и поддерживают живое существо в квазибезусловной зависимости от внешнего мира; это постоянные опасности, которые угрожают живому существу, угнетают его со всех сторон в форме всякого рода естественных явлений, тем более что сам он, будучи естественным существом и лишь продуктом той самой природы, которая давит на него, окружает и пронизывает его, он несет в себе, если можно так выразиться, врага в самом себе, и у него нет никакого средства от него избавиться. Из этого рождается тот постоянный страх, который его охватывает и который составляет основу всякого животного существования, страх, который, как я докажу позднее, составляет первооснову всякой религии. Отсюда для животного вытекает также необходимость бороться на протяжении всей своей жизни против опасностей, которые угрожают ему совне, необходимость поддерживать свое собственное существование как индивида и свое общественное существование как вида за счет всего того, что его окружает: вещей, живых и органических существ. Отсюда для животных всех видов вытекает необходимость труда.
   Всякое животное работает и живет, лишь работая. И человек как живое существо не освобожден от этой необходимости, которая есть верховный закон жизни. Чтобы поддерживать свое существование, чтобы развиваться во всей полноте своего существа, он должен работать. Однако между трудом человека и трудом животных всех видов имеется огромное различие: труд животных - застойный труд, так как их разум застоен; напротив, труд человека существенно прогрессивен, так как его разум прогрессивен в более высокой степени.
   Ничто не доказывает лучше очень низкий уровень всех других видов животных по сравнению с человеком, как тот несомненный и безусловный факт, что методы, а также произведения как коллективного, так и индивидуального труда всех других животных, которые зачастую настолько искусны, что можно подумать, что они направляются и изготавливаются научно развитым разумом, почти не изменяются и не совершенствуются. Муравьи, пчелы, бобры, другие животные, которые живут в сообществах, нынче делают точно то же, что они делали три тысячи лет тому назад, а это доказывает, что в их разуме нет прогресса. Они столь же умны и столь же глупы сейчас, как и тридцать и сорок столетий назад. В животном мире происходит, правда, прогрессивное движение. Но медленно превращаются только сами виды, семейства и классы, которых побуждает борьба за жизнь, тот верховный закон животного мира, вследствие которого наиболее разумные и наиболее энергичные организации постепенно замещают более низкие организации, неспособные постоянно поддерживать борьбу против них. В этом отношении, но только в этом отношении, в животном мире, бесспорно, есть движение и прогресс. Но внутри самих видов, семейств и классов животных их нет или почти нет. Труд человека, рассматриваемый как с точки зрения методов, так и с точки зрения продуктов труда, так же способен к совершенствованию и развитию, как и его ум. Сочетая деятельность своего мозга и своей нервной системы со своей мускульной деятельностью, свой развитый наукой разум со своей физической силой, применяя свое развивающееся мышление к своему труду, который, бывши сначала исключительно животным, инстинктивным и почти машинальным и слепым, становится затем все более и более осмысленным, человек творит свой человеческий мир. Для того чтобы представить себе огромный путь, пройденный человеком, и огромный прогресс его индустрии, пусть сравнят только хижины дикарей с роскошными дворцами Парижа, которые, как мнят прусские дикари, провиденциально предназначены для уничтожения; и пусть сравнят жалкое оружие первобытных народов с теми страшными орудиями разрушения, которые, кажется, стали последним словом германской цивилизации.
   Только человек делает то, что не могут делать все другие виды животных, вместе взятые. Он действительно преобразовал большую часть поверхности земного шара; он превратил ее в место, благоприятное для существования, для человеческой цивилизации. Он победил и подчинил себе природу. Он превратил этого врага, этого первоначально страшного деспота в полезного слугу или по крайней мере в союзника, столь же мощного, как и преданного.
   Однако следует отдавать себе полный отчет в подлинном смысле выражений: победить природу, подчинить природу. Есть риск впасть в очень досадное недоразумение, тем более легкое, что всякого рода теологи, метафизики и идеалисты никогда не пропускали случая, чтобы воспользоваться им для доказательства превосходства человека-ума над природой-материей. Они утверждают, что вне материи существует некий ум, и они, естественно, подчиняют материю уму. Не довольствуясь этим подчинением, они выводят материю из ума, представляя последний как творца первой. Мы не оставили камня на камне от этой бессмыслицы, и теперь мы не будем больше ею заниматься. Мы не знаем и не признаем никакого другого ума, кроме ума животного, рассматриваемого в его наивысшем выражении, как человеческий ум. И мы знаем, что этот ум ни в коей мере не есть отдельное сущее вне материального мира, но что он есть именно функционирование этой организованной и живой материи, материи оживотворенной, и специально мозга.
   Для того чтобы подчинить природу в смысле метафизиков, ум должен был бы на самом деле существовать совершенно вне материи. Но никакой идеалист еще не смог ответить на такой вопрос: если материя не имеет предела ни в длину, ни в ширину, ни в глубину и если предположить, что ум находится вне материи, которая занимает всю бесконечность пространства во всех возможных направлениях, то каким же тогда может быть место ума? Или он должен занимать то же место, что и материя, строго распространяться повсюду, как материя, вместе с ней быть неотделимым от материи, или же он не может существовать. Но если чистый ум неотделим от материи, тогда он исчезает в материи, и он существует только как материя; а это значило бы еще раз сказать, что только материя существует.
   Или же было бы нужно предположить, что, будучи неотделимым от материи, ум остается вне ее. Но тогда где, если материя занимает все пространство? Если ум находится вне материи, он должен быть ею ограничен. Но как нематериальное, бесконечное могло бы либо ограничиваться материальным, либо быть содержимым материального, конечного? Если ум совершенно чужд материи и независим от нее, то не очевидно ли, что он не должен и не может оказывать на нее ни малейшего воздействия, не может подчинять ее? Ведь только то, что материально, может воздействовать на материальные вещи.
   Отсюда видно, что, как бы ни был поставлен этот вопрос, непременно приходишь к чудовищной нелепости. Если упорно настаивать на том, что вместе живут столь несовместимые вещи, как чистый ум и материя, то приходишь к отрицанию того и другого, к ничто. Для того чтобы существование материи было возможно, нужно, чтобы она была, - будучи Сущим по преимуществу, единственным в своем роде Сущим, одним словом, всем, что есть, - была единственной основой любой существующей вещи, основанием ума. А для того, чтобы ум был действительно прочным, нужно, чтобы он вел начало от материи, чтобы он выступал как ее проявление, ее функционирование, продукт. Чистый ум, как я докажу позднее, есть лишь безусловное отвлечение. Ничто.
   Но раз уж ум является продуктом материи, то каким образом он может изменять материю? Так как человеческий ум есть не что иное, как функционирование человеческого организма, а этот организм есть совершенно материальный продукт той бесконечной совокупности действий и причин, той мировой причинности, которую мы называем природой, то где он берет силу, необходимую для преобразования природы? Условимся: человек не может ни остановить, ни изменить этот мировой ход действий и причин; он не способен изменить никакой закон природы, так как он сам существует и действует, сознательно или бессознательно, в силу этих законов. Возьмем, например, бушующий и уничтожающий все на своем пути ураган, который подгоняется силой, которая, как нам кажется, ему присуща. Если бы он мог иметь самосознание, он мог бы сказать: "Это я своим действием и своей спонтанной волей уничтожаю то, что создала природа". И он бы впал в ошибку. Он, несомненно, причина разрушения, но причина относительная, следствие множества других причин; он есть не что иное, как лишь феномен, фатально определенный мировой причинностью, той совокупностью непрерывных действий и противодействий, которая составляет природу. Так же обстоит дело со всеми действиями, которые могут совершаться всеми организованными, одушевленными и разумными существами. В момент, когда они рождаются, они первоначально суть лишь продукты; но как только они родились, и оставаясь вплоть до своей смерти производимыми и воспроизводимыми той самой природой, которая их сотворила, они в свою очередь становятся относительно деятельными причинами - одни с сознанием и ощущением того, что они делают, как все животные, включая человека, другие без сознания, как все растения. Но что бы они ни делали, и те и другие суть не что иное, как лишь относительные причины, действующие в лоне природы в соответствии с законами природы, но никогда против нее. Каждый действует в соответствии со способностями, или свойствами, или законами, которые в данный момент ему присущи, которые составляют все его существо, но которые не связаны бесповоротно с его существованием; в доказательство: когда он умирает, эти способности, эти свойства, эти законы не умирают; они, соединяясь с новыми существами и не имея никакого существования вне этой современности и этой последовательности действительных существ, переживают его таким образом, что сами они не составляют какого-либо нематериального или отдельного существа, оставаясь вечно соединенными с преобразованиями неорганической, органической и животной материи или, скорее, представляя собой лишь эти упорядоченные преобразования единственно сущего, материи, каждое существо которого, даже самое разумное и по видимости самое своевольное, самое свободное в любой момент своей жизни, что бы оно ни думало, что бы ни предпринимало, что бы ни делало, есть лишь представитель, функционер, орган, невольно и фатально определенный мировым ходом действий и причин.
   Воздействие человека на природу, так же фатально определенное законами природы, как и всякое другое действие в мире, есть продолжение, несомненно очень непрямое, механического, физического и химического действия всех сложных и простых неорганических сущих; это - более прямое продолжение воздействия растений на свою естественную среду и ближайшее продолжение все более и более развитого и самосознающего действия всех видов животных. Оно в самом деле есть не что иное, как животное действие, но направленное развивающимся разумом, наукой; впрочем, развивающийся интеллект и эта наука сами представляют собой лишь новое превращение материи в человеке. Отсюда следует, что когда человек действует на природу - это еще природа, которая воздействует на самое себя. Как видно, никакой бунт человека против природы невозможен.
   Значит, человек никогда не может бороться против природы; следовательно, он не может ее ни победить, ни подчинить; даже тогда, как я сказал, когда он предпринимает и совершает действия, которые по видимости в наибольшей степени противны природе, он подчиняется законам природы. Ничто не может освободить его от нее, он - ее совершенный раб. Но это рабство не единственное, так как всякое рабство предполагает два существа, существующие одно вне другого, причем одно подчинено другому. Человек не находится вне природы, ибо сам есть не что иное, как природа; значит, он не может быть ее рабом.
Каково же тогда значение слов: бороться с природой, подчинить природу? Здесь есть вечное недоразумение, которое объясняется двойным смыслом, обычно придаваемым слову природа. В одном случае ее рассматривают как всеобщую мировую совокупность вещей и существ, а также естественных законов; против так понимаемой природы, как я сказал, никакая борьба невозможна; так как природа охватывает и содержит все, она является абсолютным всемогуществом, единственным сущим. В другом случае под словом природа понимают более или менее ограниченную совокупность явлений, вещей и существ, которые окружают человека, - одним словом, его внешний мир. Против этой внешней природы борьба не только возможна - она фатально необходима, фатально навязана мировой природой всему, что живет, всему, что существует; ибо всякое существующее и живое существо, как я уже заметил, несет в себе следующий двойной естественный закон: 1) оно не имеет возможности жить вне своей естественной среды или св