Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
р так бесстрашен
Так бесшумен голос так слова бесполы
Веселы и быстры тяжелы и голы
И зачем нам тело плоть живёт отдельно
Явственно и полно пыльно и бесцельно
Кий бильярдный прочен на сукне зелёном
Кипарисы дышат горлом раскалённым
Протыкая вечер проходя сквозь лица
Осенью обжечься об зиму разбиться
Как стеклянный выстрел в тополином воске
Доживать чужое донашивать обноски
Бежать воспоминаний шёлковых уздечек
Под лежачий камень проникая в печень
Вместе с медным пивом. удержись от пенья
Наберись терпенья исключи сомненья
Испарись и лопни в швах запутай руки
В шкаф потусторонний заберись от скуки
И влюблённый в книги разбухай Гобсеком
С голубиным небом воробьиным веком
С гипсовою аркой в чёрно-белом парке
Где детей огарки суетны и ярки
Мечутся и скачут голосят и гаснут
Словно перепонки бритвы безопасной
Восковые парки вяжут нить и стонут
В небе воздух светел звёзды в небе тонут
Рыбы в небе плачут. я стою и слышу
Как свинцовый шарик давит жесть на крышах
И хохочут люди и смеются боги
По аллеям хмурым спят единороги
Спят единоборцы в кумачовой клетке
В алтаре сосновом хвоей пахнут ветки
Воск как одеяло. восковые парки
Выправят ошибки выгладят помарки
Я вернусь и лягу ничего не помня
Кто увидит кто же кто расскажет кто мне
Сообщит и свистнет восковым лангустом
Небо слишком густо сердце слишком пусто
Мир не очень долог воздух слишком жарок
По аллеям хмурым спят подковы арок
Совы и вороны хвоя рыба арки
Глиняные нити восковые парки
3.11.93
ОФЕЛИЯ
N.N., N.N.
"он спал, и Офелия снилась ему..."
Г.И.
Синоним смерти - сон.
Тяжёлая вода
Шевелит волосы на головах у спящих.
Подводные проходят корабли
И обрывают корни белых лилий.
Сон. Тошнота. Безделье. Глубина.
Тяжёлый сон.
Огни на мелководье.
Уходят вверх, избавившись от сна
Безродные ослабленные души,
Не потревожив рыб.
Измятый лист луны
Заливы гнёт, подстраивая формы.
Растения. Песок покоит дух.
Молчание. Стеклянные покои.
Мы глубоко, и я не вижу нас.
Расколотые льды плывут перевернувшись,
Как чайки, лапы сжав на животе.
Глубокий сон. Улитки на глазах.
Тебя, самоубийца, понимаю
И принимаю выбор твой.
Всё хорошо.
Плыви к отверстию подземной чёрной речки,
Я доживу тебя, не замутив воды,
Я допою, пусть петь и не умею.
Плыви мой друг, я так тебя люблю.
Плыви, Офелия, в нависшей тишине
Из мира слов, дверей и голосов
Туда, где встретимся.
Мы встретимся. Прощай.
4.12.93
x x x
Пережжённых уздечек горячая стая
Перед носом носилась крича и сверкая,
И раскрошенный пояс Марии Медичи
Вплёлся в цепь, сочетаясь с подвижностью птичьей,
С передвижностью гончей, с приливом ползущим
По кустарникам волчьим и всклоченным кущам.
Невозможно смотреть: постоянство пейзажа
Перемешано с копотью, сыпью и сажей,
А речные удавки жидки и печальны,
В них безмозглые рыбы, глупы и отчаянны,
Натыкаясь на травы скрипят аметистами,
Бесхребетными тиграми, львами волнистыми.
О, струящийся паводок Обри Бердслея -
Я живу молодея, умру не старея,
Разгребая уздечек горящие гроздья,
Забираясь в дремучие грачие гнёзда,
Волокнистые руки минуя бесстрастно,
Задыхаясь от сна и живя безопасно,
Благородство лелея в разбитом сосуде,
Как лицо Иоанна на бронзовом блюде,
Отражений смеющихся рать догоняя
Кипарисовой лаской, зрачком горностая.
О, глубинные тропы для ног Антиноя,
Если б было дозволено жить лишь с собою.
Соболиное кружево пить не глотая,
Засыпать замерзая, глядеть замирая
На кружение льда в перепорченном зале,
На обратную сторону лунной медали,
Меднокованной буковкой в чреве страницы,
Закипающей речью разбуженной птицы.
Исчезать не гадая и помнить не зная,
Как трепещущих связок горячая стая.
26.12.93
ЖЕНЩИНЕ, ПРЕДСКАЗАВШЕЙ МНЕ СКОРУЮ ГИБЕЛЬ
Я ещё жив - нелепейший из слухов.
Что может мне помочь?
Мне, павшему в борьбе
С убогой сотнею фальшивящих весталок -
Ударить в бубен лбом,
Иль вправду умереть,
И говорить о том на перекрёстках
Безносым встречным.
Перцу и огня
Смешав в горсти
Тоскливым утром выпить
И превратиться в смерч,
В безумство и войну,
Доказывая собственную живость
Спалить село,
Разрушить отчий дом,
Поспорив с кем-нибудь на ломаную мелочь,
Взлететь шутихой,
Нанести визит
Всем вовремя обиженным знакомым,
Всё обустроить, завести семью,
Писать роман на кухне среди гама...
Но было б ей приятно с мертвецом
Бескровно проводить и дни свои и ночи?
А как же запах?
Что нам делать с ним?
Стократно принимать сухую ванну?
Струить на члены хладные елей?
Да дело и не в том -
Большой убыток - запах!
А что же разговоры?
А глаза?
- Носить очки. Запоминать цитаты.
Надёжно выучить служебный краковяк...
Да, стоит танцевать -
Ведь танец - признак жизни:
Полёт, движенье... Стоит танцевать.
А если же и это не поможет -
Где признаки живого существа
Найти тогда?
Угрюм и озадачен
Я закурил и замер у окна...
Дурной язык, что ты мне напророчил?
Я невиновен. Рано умирать
Не вырасти ни дерева, ни чада
(Читал в восточной книге я о том).
Мне рано. Молод я.
Уймитесь, празднословы -
Мой подвиг впереди,
И битва, и покой
На коже полусонного дивана,
Со старою собакою в ногах.
А ведьм и предсказателей убытка
Я буду вешать и сжигать в кострах
Как инквизитор, каковым по сути,
Себе и вижусь в этот вечер я.
9.3.94
ПЕЧАЛИ
Найди мне землю или место,
Где объясняются печали,
И молчаливые протесты
Во мне бы тихо засыпали
Не от болезни или жара,
А от потери интереса
К вращенью бед, сиянью пара
Под дланью мокрого навеса,
К еловой каше за порогом,
К сухому перечню открытий.
Там было б правильно и строго,
Без ушлой юношеской прыти,
Без шелеста смешного в теле
И без лишайниковой вязи
В тетради. Глубоко в постели
Без черноты двуручной связи.
Где объяснялись все печали,
Там радужные оболочки
Смеркались, чахли и сгорали
Как крестословицы и точки.
Взмахните крыльями, удачи,
Расплачтесь, каверзные дали,
Решив несложные задачи
Без драк и вздыбленных баталий.
Пусть будут живы все герои
И деревянные злодеи
Ряды дрожащие утроят
И злобы многия затеют -
Всё будет проще, только проще.
Неясные уйдут вопросы,
Вольётся кровь в сухие мощи,
Минуя медные занозы,
Взовьётся куст над грудой праха
Так назидательно и вязко,
Что лопнет под наплывом страха
Слепая гипсовая маска.
И хлынет сок в узоры скважен,
Сквозь механические гланды.
И я, убог, обезображен,
Себя почувствую атлантом,
Ломающим сердца и дебри
Подводных водорослей тонких,
Суставчатых волос отребье,
Испуга глиняные комья,
Рычащим от негодованья
На худосочные печали,
Домов нестройное мерцанье,
Колечки тополиной шали.
Красив и двадцатидвухлетен,
Горбат и скрючен как старуха,
Мне плохо от досужих сплетен
Но шум толпы ласкает ухо,
И часто слыша своё имя,
Я улыбаюсь виновато,
Глядя как тень моя с другими
Тенями сладкую ест вату.
Из говорящего тумана
Наощупь выделяя нити,
Сплетая тряпочки обмана
Для декорации событий,
Для декорации печали;
Собакам прижимая уши,
Дни рассечённые кричали
На большей половине суши,
Кидаясь на прохожих, встречных,
И на меня, когда не весел
Я шёл тропинкой безупречной,
Устав от праздников и песен.
..................................................
Печали на плечо садились
И наборматывали тихо,
Как сосны хвойные валились,
В пуху блестела облепиха,
Летали чёрные тетради,
Местами небо заслоняя,
А в неказистом палисаде
Росли чернила молочая,
Росли сугробы барбариса,
И тень стояла у беседки,
И в ожидании сюрприза
Молочные дрожали клетки,
Бумажные чихали горы,
Неслись качели над обрывом,
Струились летние заборы,
Мелькали дни без перерыва,
То удаляясь, то откуда
Неведомо вставали снова.
Лежала ржавая посуда
На дне колодца насыпного.
Болтали пьяные сороки,
Попутно разгребая пепел,
Развратный, красный и жестокий
В кустах таился скрытно петел.
Так было пусто от пространства
Расписанного на минуты,
От хриплых шерстяных романсов
И вялой полусонной смуты,
Нестиранных рубашек мягких,
Резиновых чужих игрушек,
Стаканов дребезжащих, зябких
И скрипа глиняных лягушек,
От звона радостных копилок,
Расчёсанного перелеска,
Мясных медоточащих жилок,
Кривого кухонного плеска,
От перечисленных предметов,
От света, воска, почтальонов,
От керамического лета,
Собак весёлых и учёных,
Что я лежал, прикрыв руками
Глаз воспалённые кружочки,
Сбивая слабыми щелчками
Цветочный чад, тугие почки.
Не различая, не считая
Мгновений тяжело-прекрасных,
Как ком мороженного тая,
Так приторно и безобразно,
Что даже мухи, даже птицы
Смотрели долго и с опаской
Как покрывает половицы
Живая масляная краска.
10.4.94
x x x
Удавите Поплавского тонкой проворной струной
Пусть лицо отражаясь сольётся с голодной слюной
И насыщенный прах из груди потечёт в дневники
По струящимся венам сквозь полую ёмкость руки
Подарите Набокову новый жестокий сачок
И червивую доску чтоб шахматный шёл старичок
По морскому Берлину в слепых кукурузных полях
Отгоняя английскою речью разбуженный страх
Оживите еврея с которого это пишу
Да не снится сугробов горящему в ночь камышу
Да заменится вечный покой говорящим крестом
И печаль глухотою прикинется щёлкнет пистон
Заиграет оркестр лядащий "Разжатие уст"
Пошевелится сладко в земле засыпающий Пруст
И воздушный пузырь проглотив нам прошепчет сгнивающий лев
Что плодов не собрать ибо был так обилен посев
11.8.93
НЕВЕДОМО ЧТО
В. Гурову
Ах, зачем за меня сквозь меня говорило неведомо что,
И ходило, куря и ругаясь, в моём азиатском пальто,
Непонятно зачем отсылало подарки обратно друзьям,
Затевало скандалы, творило неведомый срам?
Я бумаг не подписывал вязкою кровью своей,
И не ел крутобоких волшебных тугих желудей; -
Значит в зеркало долгое так напряжённо смотрел,
Что себя по осколкам как сладкую статую съел.
Отпусти ты меня, небольшое неведомо что,
Я уеду туземцем в неведомый город Ростов,
Обручуся с цирозом, залью представительный глаз,
И продолжу перевранный, порванный, прерванный сказ.
Ты, неведомо что,отцепись от меня, пожалей,
Отпусти поделом с конопляных двуличных полей,
Я наклею детей, обращу в свою веру жену
И щенка, и щегла, и козу, и одну сатану.
Дай мне только протиснуться сквозь безголосицу уз,
Отцепиться от сумрачных сплетен и сбросить приросший картуз,
Дай мне воздуха чёрного выпить как чарку дрянного вина,
И потом разберёмся - щербата ль моя борона.
Вот-те кукиш заветный, косое неведомо что,
Хоть ты тресни и лопни в моём азиатском пальто,
Только я убежал, вот, неведомо как убежал,
И тебе не поведал, совсем ничего не сказал.
Не творить тебе больше стихийный неведомый срам,
Сквозь меня не курить бесноватый дурной фимиам,
Не найти тебе мя, рассуждаю себе на уме,
В твоём каверзном сне, черепичном расчёсанном сне...
6.6.94
ЖИР И ЗОЛОТО
Золотое перо зашивало слепой небосвод,
Словно рыба снующая в жирном кипении вод.
Жир и золото - вот очевидная тусклая связь,
Здесь медузы и грузди, и илом напичканный язь.
Здесь дрожание студня и мозга открытый испуг,
Подфонарный овал, колеса исчезающий круг.
Здесь восьмёрка и маятник, медный глумливый пятак
И подводного жителя мутный рассудочный зрак.
Жир и золото вместе, сливаясь, живут
В плесневелых газетах и в схронах у лисьих запруд,
Средь молочных пакетов, надушенных свадебных лент,
Сделав вид, будто спят, выжидая укромный момент.
Вот тогда и выходят, подняв оглушительный треск,
Муравейник взрывая и всё пожирая окрест
Жир и золото, копи залив ледяной кислотой
И заливы покрыв броненосцев плешивой корой.
Распухают запястья и ломится меченый пот -
Это золото в порах как дева лесная поёт,
И дрожит под ногами, у края запретной межи,
Аметистовый, злой и нарядный сверкающий жир.
19.12.93
ХОЛОД В ДОМЕ
Пусть в доме поселится холод и подпол заполнится льдом,
а запомнится тем, что в воде
Картофель бесформенный круглою рыбой ворочаться будет,
где место свободное, где
Дрожат стебельки, дорастая до неба, и вон выбираясь
щекочут мне горло и грудь.
Я мог бы уснуть в другом доме,
но в этом решил я уснуть.
Пусть падает на пол сухой околевший кузнечик, и вязко вздымается пыль,
и вздымается пыль как фонтан.
Как хочется пить в пустом доме, но холод мешает мне встать,
выдвигая ладони пройти и проникнуть в чулан,
Где прямо из зеркала выпить, и выпить лицо, и глаза, и морщины,
и всё, что светясь
Налипнет на корку стеклянного наста, и тут же исчезнет,
себя откровенно боясь.
Но в доме меняется мебель местами, меня не стесняясь,
не видя, что я ещё здесь.
Мне снится рецепт кулинарный - горячая сера, а также
печёная мягкая жесть,
И головы книг, на которых лежу я, как в тесте сыром
тех семи недоступных небес,
На кои, стыдясь и менжуясь, по стеблю бобовому
от любопытства я влез.
Пусть зеркало видит как я приближаюсь, и жёлтая капля
сгущается кожей лица,
Где поры, седлая друг дружку, дробясь разлетаются в воздухе
словно сухая пыльца,
И ножницы мечутся рыбою хищной стремясь, укусив,
растрепать как приманку кадык
И вьющейся красной рекою уйти по ту сторону горла,
минуя несдержанный крик.
Кто в доме кричал? Кроме мыши замёрзшей, кузнечика ниц
и меня -
Древесная мебель. Но что ей кричать, если мебель
боится огня,
А в воздухе плавает холод, и видимый глазу мороз
скоро буден опасен для глаз.
Вращение шара хрустального, сбитая сталь топора,
повреждённый и врущий компас -
Вот то, что знакомо мне в доме. Вот то, что знакомый мне дом
для меня приберёг.
Прощай, заповедный и тёмный, холодный, лесной,
потаённый, пустой теремок.
Я, зеркало путая с дверью, накопленный воздух храня,
нагоняю себя у дверей,
Мы вместе выходим из дома, и дальше по лесу идём,
избегая случайных людей.
октябрь-94-го, пос. Октябрьский, январь-95-го, Сочи
x x x
Велико искушение близко к себе подойти
И в глаза заглянуть, как в пружину глядит часовщик,
Так же холодно руки свои подержать не сжимая в горсти,
И вдохнуть удивления крик.
Велико искушение внутрь себя заглянуть
Практикантом-хирургом, боящимся только судьбы,
Беспокойно раскрыть как тетрадь полу-стёртую грудь,
Головы узелок распустив за клочок бороды.
Но мешаешь мне ты - вместо зеркала вижу число,
Двойке-лебедю гвоздик осиновый нужен как рыбе шпагат.
Единица - и пристань и лодка, рыбак и весло,
И стекла воспалённого взгляд.
И сухие пески, и теченье подземной воды,
И двойник, погибающий в гуще кофейного дня.
Велико искушение вновь наступить на следы,
Уходящие вдаль от меня.
7.11.94, пос.Октябрьский
x x x
Сперва треснули губы
Потом я нарисовал ангела с трубой
Затем ещё был день
Я удивился своему детскому почерку
Через мгновение подкралась тишина
Мышь до скончания веков
Вскоре по рельсам
Трамвай протащил солнце
Не успевший отвернуться ребёнок
Стоял теперь с чёрными глазами
И ощупывал пальцами снег
Немедленно из книги высыпался весь смысл:
Авиценна и сахар в крови,
Вицли-Пуцли и шоколадная пирамида,
Кодекс чести и магический квалрат уныния.
Всё никак не могу понять
Снюсь ли я себе юношей
Или старец видит меня во сне
Старец-бабочка из китайского трактата
Трещинка заполнилась красным
Упавшую каплю я расправил пером
И разлетелось небо как взорванный воздух
Из колодцев ударили вверх
Тяжёлые водяные струи
А цепенеюще-яркий цветок
Кинулся бежать
По страницам наивного выдуманного дневника
29.10.94, пос. Октябрьский
x x x
Анемия Анемия
Лошади летящей голова
Мухоморы сна
Синдромы бесчувствия:
Хвойный лес, да и то -
Без толку.
Прямой взгляд, но и тот -
Мимо.
А на стене - репродукция фрески
Жалко дракона
Жалко чёрта
Жалко тех, кого не жалко.
Чашка с водой
Видимо - мухи, не разберу
Быстро темнеет, когда засыпаешь.
Под плёнкой
Распластались лица, звёзды, руки
Паскаль утверждал,
Что всё это бесконечно,
А я с тетрадью
Сижу в самом центре,
И это от меня разбегаются по стенам
Берестяные полосы,
Гравированные скарабеи,
Спинно-мозговые ленточные паразиты
Интересно, что сказал бы на это
Колин Уилсон
Э, брат, да ты и сам, как я погляжу - надзиратель!
30.10.94, пос. Октябрьский
x x x
Желание что-либо написать
Чрезвычайно мимолётно
Закрою дверь от кухонного шума
Подую на уродливые ногти
Потрогаю безвольный подбородок
В облаках показалось солнце
Что ещё?
Испорченные часы перед глазами
Белое пятно на рукаве
Подаренной синей рубашки
Обилие чужих мыслей
Не перевелись-ли на Руси странники
Сколько весит килограмм ваты
Километр морской воды
Игольное ушко с застрявшим верблюдом
Острие иглы,
Или вообще - шпиль.
Почему-то подумал о женской обуви
Чёрной, красной, лакированной.
Край центрального облака
Всё еще светел
Лист был чистым,
А теперь на нём полно букв
Мне бы стоило работать
В магазине канцелярских товаров
Носить круглые очки Заболоцкого
И не размышлять
О причинах и следствиях
Слова.
11.11.94, пос. Октябрьский
ДАЖЕ НЕ ДЕТСТВО...
Страстью проникся к листу желтоватой бумаги
Рыба поспешно глотает кусок волокнистого мяса
Почву тростник покидая похож на ослиные уши
Едут трамваи, так медленно едут трамваи
Медленно движется ртуть в черенке самопишущей ручки
Медленно падает день по камням растекаясь и травам
И проползает по лбу стебелёк узловатого света
И оживают на пальцах бугры золотых бородавок
Только нельзя распознать - это вдох или выдох
Только нельзя различить - лучше вход или выход
На запотевших очках завелась паутина мороза
И околевший кузнечик упал в деревянную воду
Кто-то выходит из дома в сухую январскую полночь
Слышу как скрипнули двери и снег зашуршал под ногами
Вижу - вот движется в чёрном пальто незнакомец
Тень поспевая бежит как плохой соглядатай
Хлеб ранит губы, вода обращается кровью
А не вином. Мотылёк обращается гарью.
Всё только кажется. Зимние бабочки слепы
Слепы как дети зачатые прошлым июнем
Летние дети в красивых не выросли женщин
Лишь слепота лицам их придаёт выражение счастья
Серую плёнку в глазах называют испугом и болью
Только провидцы и пьяницы, цепкие взором старухи
Эти женщины, нет, не умели готовить
Но мы ели не морщась солёную, горькую пищу
Мы разрывали в их честь рукописные наши тетради
Мы проходили героями в области странного быта
Холод и щели; о, где выдают одеяла?
Где из зелёного льда выгревают озябшее сердце
Где из морщинистых яблок мещанское делают счастье?
Крошки засохшего теста мой голый царапают локоть...
Холод похож на безденежье. Холод похож на собаку
Старой супружеской пары. Мохнатое белое горе
Из пирамиды расшитых цветами подушек
Кашляет, дышит и смотрит на нас не моргая.
Холод меня обнимает в отсутствие прочих хозяев
Чай разрывает стаканы. Похоже на пение птицы
Трещин движение. Так заливаются смехом
Умалишённые рельсы при виде состава.
Страсть иссякает при мысли о полных объёмах.
Страсть иссякает при мысли. Незрячая дева
Ласково гладит рукою семью недоверчивых букв,
Будто не видит, что я выхожу не одевшись.
Любвеобильно бреду по кургузым щелям Сведенборга,
Бисерный ужас сквозь, мимо прибрежного торга,
Под глицериновым светом ушедших в песок колоколен,
В жёлтые очи совиные, в горы тяжёлых платанов.
Страсть принимает черты леденящего вдоха
Серая бабочка мне опустилась на веки
Руки свои на своих-же уснули коленях
Нет настроенья командовать - пусть разбираются сами
Нянька я, что-ли? Какое хорошее слово...
Нянька спасла-бы - сварливо шепчу, засыпая.
Даже не в детстве... Когда-нибудь... Что-нибудь... Завтра...
Вскоре... Когда-нибудь... Может быть... Самое время...
19-20.10.94, пос. Октябрьский
ЛАНДСКАПТ НОЧНОЙ КОМНАТЫ С ПЕРИОДИЧЕСКИ ПРОСЫПАЮЩЕЙСЯ КУКЛОЙ
Тишина накопилась, не спят в малахитовом доме. По бумаге бегут нарисованные
ладони. Комары истязают, но как-то особенно вяло. Кукла спит на спине под
мохнатым седым одеялом. За окном тёмный лес ловит сумрачных бабочек ночи, и
дороги отвес превратился в поток многоточий. Из дверей приоткрытых
задумчивой комнаты дальней вышел кот неумытый и сонно прошествовал в
спальню. Из-за леса зовут, отчего-то негромко и вяло. Кукла стала подвижна
под светлым холмом одеяла. Странно выгнула спину брошюра с зимой на
картинке. Из прихожей ушли к дальним странам чужие ботинки. Пыльно падает
капля сухой замороженной мо