овой ямы.
И под сердцем не болит,
И ходить боишься прямо
- Сшей мне нового, взамен -
Сделай Ангела как надо.
Я боюсь, не хватит мне
Твоего чужого взгляда.
13.2.95
SANATORIUM
Ты почтовую бабочку в глинистых грела руках
Шелковичных червей в чернозёме хранила речей
Но пришла и смела и посмела такая тоска
Что сегменты посыпались из перепорченных дней
На цветах позвоночных рассыпан сияющий ворс
Словно пепел на площади после паденья звезды
И жука восстающего маленький глянцевый торс
Одиноко маячит в потоках песчаной воды
В санатории мы умираем; лелея себя
Ты изжаришь как лилию белый слоящийся мозг
И накормишь стрижей, и за речью своей не следя
Перекинешь к шипящим цветам проседающий мост.
Не тоскуй - я молочною бабочкой в очи твои загляну
Словно капли росы на твоих поселюся усах
Ты уснёшь - я на грудь как кузнечик зубастый вспорхну,
И как мышь зашуршу в деревянных твоих волосах
"Цап-царап" - ты вскричишь, и от боли отдёрнешь ладонь,
Костоеду увидев, по-рачьи полезешь в окно.
А по следу завьётся змеи лучезарный огонь,
И в глазах твоих белое встанет опять полотно.
Лучше стань, кем была - обиталищем жалких сирот,
Марципановых родинок, мелипраминовых вшей
Улыбаться спеши. И, забыв, фиолетовый рот
Растянулся как скоба в пахучей густой черемше.
И подкралась собачая бабочка, влезла на стол,
И залаяло озеро, вышвырнув рыб из воды,
И червяк наблюдающий берегом озера шёл,
Прогрызая сухой бурелом, как пружинки живой бороды.
В санатории мы умираем, не видя себя.
Рассыпаемся мы. Но подчас узнаю, узнаю -
Ты почтовую бабочку в губы целуешь, любя,
И от этого царские губы твои постоянно в клею.
14.2.95
x x x
В сети бабочку поймал
Бабочку из белой кожи
Жирно ел и жадно спал
Будет бабочка моложе?
Суетиться в бечеве
Бабочка полюбит. Кто же
Не смирится в рукаве?
Разве только этот ножик
Разве только этот нож
Любит обрезать верёвки
Сникла бабочка. Ну что ж
Есть и божии коровки.
Они в сеть себя не ло-
вят по недоразуменьям.
На полях, перло - перло,
Горькой выпил я зубровки.
Суета сует, суе-
та сует, попался в сети.
Будет бабочке сто лет
Кто расставил сети эти?
Я расставил сети эти.
Сам расставил. Дорастая
До утёнка, до медведя.
Голос тонкий вымогая
Суета сует, чего там,
Суета сует, что дальше
Суета. Так мало света
Суета. Пальто и осень
Отвяжись от мысли этой
Откажись от ловли мысли
Что же делали ладони
Что же делали ладони?
Заслоняли нас от света
Что же делать? Что же дальше?
Откажись. Какое лето!
Кто-нибудь ещё полюбит.
19.2.95
x x x
"Вот, пальто надевай, и бери эту воблу,  сухую трескучую воблу.
Поспешай с нею в сад, там дают напрокат атмосферу реального рая.
Там желто всё и сине. Там губы у статуй кавказской горят киноварью,
Там погибшие почки твои, и стеклянные банки, и горькое сточное пиво.
Из стеклянных артерий горячее чёрное. Два разбухающих неба.
Пароходик ползёт двухутробный по внутренней кожице свода.
Рай телесен, как книга с оторванной кем-то обложкой -
Пятна, клевер засушенный, желчь маргиналий ничейных.
Ты берёшь эту книгу как сад или сад раскрываешь как книгу
Рай соседнего облака ближе, но жидкость - помеха для глаза.
Это пруд или озеро. Озеро перед глазами
И стеклянные стены погибшего чёрного сада.
В жалкой книге есть профиль прелестный, запомни страницу
Там где пишут про парусник, пандус зеркального моря.
Разбухающий обруч спирального зыбкого текста
Мыловарни подвижного неба, собаки прогорклого рая.
Лёгкий запах гниющего облака. Треск разрываемой рыбы
Так расходится ткань на плече одежонки; c таким же пронзительным звуком
Разорвётся внутри пузырёк. Синий свет заслоняя
Из-за облака профиль прелестный отчётливо мне улыбнулся.
И залаяли псы,  и с каким-то немым удивленьем
Осмотрел я себя, и скамейку, и рыбу, и чёрное пиво
Догнивающий рай. И стеклянные стены ограды
И нелепую книгу  с оторванной кем-то обложкой."
Вот, пальто надевай, и бери эту книгу, пустую никчёмную книгу.
Поспешай с нею в сад. На обочине голой аллеи
Так приятно и ясно смотреть  на подвижное острое пламя,
Что себя забываешь на миг и найти не стремишься.
20.2.95
ЧТЕНИЕ СНА
Всё тайное избегает открывать себя
На сцене ты топишь печь горбатыми марионетками
А из-за кулис вываливается гроб
Надо проснуться надо проснуться
Чёрт возьми
Он выпил из бутылочки и понял
Что земля осталась далеко внизу
За что мне это наказание
Бормотала кукла полезая в печку
А ты удивлённо произнесла
Но разве существуют книги
Которые нельзя читать
Написал букву Г
И закачался в верёвочной петельке
Посматривая как вертикальный колодец
Втягивает в себя воздух
Во сне любить ещё лучше
Но приснилось безобразное чудовище
Выкрикнул Я
И не сразу понял
Отчего так грубо отзывается эхо
Оттолкнулся и полетел дальше
В одной из маленьких комнаток
Жил ангел
Подумав о такой перспективе
Надолго прекратил чтение
21.2.95
ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ
(1). ПЕРЕШЕЕК
Голубые подковы густых облаков
По глазам золотое течёт молоко
Под ногами червлёная плещет листва
И стыдится кирпич и мерцают дома
К подбородку течёт золотая листва
Затекая в жилые доселе места
Собираясь в дома выбираясь на свет
Осознанья которого нет
Беспорядочно веет жестокая синь
Золотая осенняя сыпь
И комета несётся к порогам реки
Заливая домов поплавки
И не знаешь где сядешь и где закричишь
От нахлынувшей осени рвущей лицо
Где случайные горы собой защитишь
И собою замкнёшь золотое кольцо
Где услышишь как вскрикнешь и слыша тот крик
Завопишь ещё раз закрывая глаза
Вдруг протянутся руки всезнающих книг
И застонет составом ужасный вокзал
Как же выбраться мне из осенних глубин
И боясь избежать произвольности сна
Рассуждал я блуждая по парку один
Поражаясь тому как природа одна
Проживает с собой. Пусть не сбудется сон
И я тоже не буду не буду один
Пусть обрушится красный вздыхающий дом
У подножья сутулых и согнутых спин
И накинется облако жгущее мозг
И раздавит как ампулу солнечный свет
Перешеек истает разрушится мост
И тогда станет радостно мне
4.3.95
(2). ВЫГОРАЮЩИЙ ПАРК
Было страшно ли мне за тебя в час когда
Облепило листвою тебя
И круги из-под ног облаков понеслись
Непосредственно вниз
Те кто были с тобой озарились огнём
Чёрной осени пристальной той
И разжалась рука опуская ключи
Загалдели живые ручьи
Закрывая собою восторженный парк
Ворон чёрный уселся на куст
Рассыпая деревья открылся сундук
Темноты навалившейся вдруг
Где искать нам твой след на семи небесах
Под деревьями в полных садах
Да и что же нам делать когда мы найдём
Поглотивший тебя чернозём
У него ли выпытывать вдумчивых глаз
У него ли выпрашивать нас
Не отдаст или впрыснет под адский процент
Содержание явку пароль
И придётся играть и цветочный горшок
Разорвётся геранью обдав
Только ты уже где-то в подводном миру
Собираешь морской виноград
Залепляя зрачки перезрелою тьмой
Что ж пора тебе ехать домой
Но дорога пуста и небесная топь
Наблюдает в тиши за тобой
И становится страшно и путаешь ты
Направленье сторон пустоты
Загребая ладонью рассеянный свет
Как весёлый пловец как солдат
Салютующий чёрным окопам врагов
Виноградною кистью живой
Пусть расправится осень скорее с тобой
И направит лицо на меня
А я выпущу змей в голубую листву
Зажигая весёлую тьму
И смеясь и ликуя взберусь на пенёк
Длинно плюну на жёлтый песок
И рассыплюсь песком и меня не страшась
Побегут по аллее скворцы
И цветы зашипят в посиневшей траве
И вспорхнёт выгорающий парк
5.3.95
x x x
(Как бы картинка из дн. К. З.)
Из процветшей воды вылетает пчела
Рыбы мёд собирают у рта твоего
По течению пастбища лошадь плыла
И баюкала осень клочки облаков
Урна скрыта плющом. Пожилой малахит
Окружил твою кисть и фаланги блестят
По морскому покрову прошли пастухи
Отыскав заплутавших овец и ягнят
И окликнули нас. Мы остались лежать
Ты - в процветшей воде под настырной пчелой
Я - в запущенной урне песчинки считать
И стекать к постаменту тягучей смолой
Ты шепнёшь "ни за что" я скажу "никогда"
Иногда распрямляются листья травы
По теченью реки проплывает пчела
В сотах рыбы гниют сжав закрытые рты
Надо так же молчать. Потемнела земля
Померещился холод затянуты льдом
И пчела и лицо и морские поля
С прорастающим медленно чёрным зерном
11.3.95
x x x
С холодом выходит душа
Греться у земного костра
Жёлтая растёт черемша
В узком промежутке двора
Там лежит колючий репей
И такой-сякой молочай
Там поёт другой соловей,
А не тот, что пел давеча
19.12.94, п. Октябрьский
СТРАШНЫЕ КНИГИ
Из подмышечных впадин весеннего неба
Из промежностей глиняных узких оврагов
Пробирается ветер нелепо и слепо
Словно шерсти волна на загривке собаки
Острый луковый запах; горящие дёсны
Показали закаты сидящим под аркой
Хохотали холмы над фигуркой курьёзной
Воскового спортсмена стоящего в парке
Языки голубые дорог разыскали
Испарения рек алкогольных и гулких
Золотые овраги к тем рекам припали
По песчаным губам растеклись переулки
В них маячили лампы, любили работать
Экономя дыханье, писалися книги
И за город сползая цвели беззаботно
Угловатые лица людской земляники
Шестиглавые птицы тонули в болоте
Как пугали меня их протяжные крики
Никого в белых комнатах. Все на работе
С ослепительных полок спускаются книги
Не взгляну на страницу. Там червь и заноза
Наводящего ужас дрожащего слова
Там картина сочится слюной абрикоса
И какая-то женщина падает голая
И смотреть невозможно - но знаешь что надо
Расширяя зрачки - а уж там вылезает
Узловатая скользкая кисть винограда
И злоокий красавец усы вытирает
А нахлынут закаты, зелёные зубы
Просочатся из ткани сырой, тёмно-синей
Забормочут на улице медные трубы
Закачаются листья на чёрной осине
Вдруг привыкнешь и вспомнишь уже через лето
Как страшился бумаги нетрезвой, горбатой
И в автобусе жёлтом сидел без билета
Наблюдая за окнами клевер и мяту
24.5.95
 * РУССКИЙ ЯЗЫК *
x x x
Зарежет день меня, помилует - ну что же -
Не буду долго думать о пропаже,
А, кукарекая, взберусь на острый ножик,
Навстречу приближающейся саже.
Пока на небесах поля и травы
Мне кажут листья, падают похоже
Перо и камень. Контуры державы
Едва-ли будут мне ещё дороже,
Как были дороги неясные мотивы
Не влезших в голову навязчивых историй,
Которые я слушал терпеливо,
Не думая и не пытаясь спорить,
А помня только правила сложенья
Звучащих чисел. Правило простое:
- Копи терпенье, друг, копи терпенье,
И будешь ты тогда сказать достоен:
Мои стихи прекрасны были тоже,
Как женщины в разливах Эрмитажа -
Друзей там переваливались рожи
И многие из них смеялись даже.
16.9.96
ПОХОЖИЕ СТИХИ
Лошадиная мазь моей светлой мечты -
я последний отрезок сырой пустоты,
сквозь меня прорастают цветы
   радикального сквера, набитого так,
   что не скажешь разрушенным ртом: - Кавардак,
и не съешь по ошибке сорняк.
Пастижор и старатель, угрюмый татар,
ты зачем выпускаешь из черепа бар
долгорукий лиловый угар?
   Ты зачем крокодила берёшь под уздцы?
   - Насекомое, хочешь понюхать пыльцы? -
шепчут белых колонок столбцы.
Твой, скорняк, разговор, угнетает меня,
я в нём вижу звериную морду коня
и вихор залихватский огня.
   - Расползайся, прогалина - пели в лесу
   Золотые грачи. Я держал на весу
список книг, подошедший к концу.
"Всё о знаниях света", "Дурацкая рать",
"Переводы китайских раздумий", "Узнать,
всё о том, что положено знать".
   Твои скулы плывут по приволжским лесам
   и семья перепёлок живёт по усам,
по лица безнадёжным часам.
- Вот ответ - верно тот, кто стремился спросить,
передумал выпрыгивать. Будет ли жить,
кто не может дышать или пить.
   Провезут мимо нас медновытертый шар,
   а стальными подковами белых гитар
оградятся от найденных кар.
Ухожу, где живут анатомий дельцы
и пластмассы сердца продают хитрецы,
повторяя под нос: Цып, цып,цып...
   Замечай, что идут караваны святых,
   и течёт под подошвами озеро книг
и лежат на дороге цветы.
22.8.96
СТИХИ ДЛЯ ТЕБЯ
Летом рисуешь осень набережной тяжёлой,
Где заводные птицы, плюшевые собаки.
Где крыши всех географических карт
И астрономические цифры растений.
Где нет долгов прошлого,
Гладкой бумаги настоящего.
Всё представляется в радужном сиянии Бога
И светятся лепестки крестов
На матросских бескозырках.
Мы плаваем с тобой по фильму
"Василий Чапаев",
А после ты бежишь к дрожащей стрекозе планера,
Пролетая над Полюсом
Посылаешь электрический сигнал.
Гальваника и Макро-биология,
Этнос и студенчество:
Ты держишься за отставленный пейзаж
И в руках у тебя два или три подоконника.
Замирает сердце у треснувшей куклы.
Мириады светлячков на ночной улице.
Подпрыгивающие шляпы автомобилей.
Эпопея утренних звонков,
Поджидающих лестниц,
Рассудочные сны раздумий.
Пионер никудышного ума,
Цветочный горшок на плечах,
Поле растущей ржи.
Расступаются ворота выдуманных воспоминаний.
Лес лезет в подсознание,
Удивительные трактаты не горят в огне.
Иллюзия народного ума.
Иллюзия понимания.
Понимание и избавление от иллюзий.
Опыт вышагивающего рассудка,
Опыт отказа от рассудка.
Работа нервов и сила глазных яблок,
Дверных дверей и щёлкающих замочков.
Вот и открываются невесомые тайны мира.
Мир раскрывается как цветок
И моё лицо теряется
В ярких осколках ежедневного существования.
19.10.96
НОВОЕ УТРО
Золотым самоваром упало на голову новое утро.
Расходятся из подъезда мысли
и люди вдоль реки собирают память.
У сна 661 лицо, а у страха - 18 затылков.
Выросли на моём ногте все пирамиды Египта.
В облаке лирического газа
рвёт на куски красные одеяла
обезумевший литературный критик.
Птица принесла мне еды -
разодранную кошку и горсть полевых цветов.
Дом подпрыгнул и изрыгнул меня вскоре.
В душных опилках ищу я зонт и яблоко.
Пена течёт из глаз, где раньше таились невольно
приятные мысли и думы.
Вековое беспамятство деревьев
восторженно заухало,
превратив вращающиеся чернила
в длинную нить пробуждения.
22.8.96
x x x
Покрой меня, вода, своим мечом
Я в пыльный август белым пальцем ускачу,
И поманю тебя оттуда, рассечён,
А подойдёшь - я спрячусь, промолчу.
Я - белый гриб. Великие года
Разжали кисть - чревата бечева
Однообразными затылками солдат,
Заболеванием и словом "ендова".
Вкуси из слова и мохнатый столб
Из уст твоих достанет звукоряд,
Что облетев гостиную и стол
К ногам твоим положит снегиря;
Затем прихожая, трезвонить перестав,
Возьмёт и впустит этих четырёх.
Один из них прочтёт тебе устав,
Второй - в углу поставит на горох.
Там щель мышиная. В ней копится возня.
О, друзи, не забудьте про меня!
Я к вам спешу, игрою насладиться!
Но бъёт в затылок меч, как водяная спица,
И щель мышиная спешит переломиться
На половинки солнечного дня.
19.4.96
x x x
Губастая весна выворачивает куртку подкладкой наружу
Когда я гуляю жёлтой водой засыпающего парка
Пиная синими ногами юноши тяжёлое лицо воспоминаний.
Я вспоминаю и вижу закрывающееся от света солнце
И шагающий палец карандаша
Я вижу свой заплетающийся шаг
И детский лепет красного родникового вина
Я вижу твои поцелуи
И несколько сортов совместного засыпания -
Все до одного они прекрасны.
И вот я кричу,
Не сдерживая руками
Марганцевые струи своего голоса.
Я кричу на обочине парка
И резина деревьев облепляет мой крик
Как новая розовая кожа.
Если ты слышишь меня,
То отложи в сторону
Грифельную морду умной лошади,
И уже без рисунка
Подойди к окну.
Вот за этим лесом
Светится моё лицо
И голубые профили стрижей
Стучат мои телеграммы.
30.9.96
x x x
Вселенский холод вдруг меня объял
И слово "вдруг" калачиком свернувшись
В древесные ладони чутких рук
Смеясь перекатилось словно жемчуг.
Всесильный царь летит в пустом раю,
Меж звёзд летит, хвостатый словно пламя.
- На языке я холода пою,
Когда беседую подолгу с небесами.
Меня вселенский холод не страшит.
Он падает в колодец одиночеств,
И плащ за ним всё тянется, шуршит,
Как речь скупца, считающего слёзы.
Подходит к дереву - и кривится оно.
Берёт угря в ладони - он немеет.
Лишь только ртуть в руках его белеет,
И как живая - ластится к нему.
Цветок, растущий в судорожной ржи,
Пять лепестков, потусторонне-синих.
И звёзды, рвущие забывчивым глаза
Серпами бережливо-ярких вспышек.
19.4.96
ПАМЯТИ М.Л.
Льды нашумевшего романа
Поломали зубы читателям.
Собака, упавшая с верхней палубы
Испортила завтрак неофита.
Петляющее пятно спины
Расхохоталось
И купол неба закрылся.
К подошвам ног моих подкатилась
Отрезанная голова Гесиода.
22.4.96
ПОПУГАЙ
Это здесь, это здесь, это здесь, здесь, здесь.
Здесь же нет ничего, ничего, о, о.
Ты поглубже, поглубже залезь, лезь, лезь,
И ищи одного, одного, о, о.
Я нашёл. Убегай, убегай, ай, ай,
Не то схватит за холку тебя, я, я
Золотой заводной попугай, ай, ай,
Тот, который кричит - Это я, я, я.
Он - обратная связь тишины, ны, ны,
Для пуганья поставлен он здесь, здесь, здесь.
Тошнотворное чувство вины, ны, ны -
Вот его плодородная месть.
Ты не слушай, не слушай его, о, о,
Не пугаяся его языка, а, а,
У него - ничего, ничего, о, о.
У тебя - облака, облака, а, а.
22.4.96
x x x
Не лелей лицо, молодой Наркисс,
Обрастай лицом, как целебным мхом
От макушки вольно пусть льётся вниз
Бормотанье глаз, борода стихов.
Я - твоё лицо, поселюсь в мехах
Воздуха югов, ядовитых снах
Ветра, поселюсь в пыльных я мешках
Звёзд, набитых так, что не скажешь "ах".
Шрам закутай мой мехом фонаря,
На морское дно положи меня,
Расплатившись мной, забирай поднос
На котором хлеб укрывает нос.
Увози меня, обернув зерном,
Прячь за контрабас, пробивай насквозь.
В книге покажи место. Это гном
Верещал, когда из небес лилось
Спрятанное тьмой, хинною струёй,
Горькое, увы, словно целибат,
Стрелочки бровей вытянув струной,
Губы заводя далеко назад,
Каркая затем, чтоб подумал текст,
Что летит ворон пресловутый куст,
Вылепленный из глины чадных мест,
Запечённый так, что полярный хруст
Выключил снега громовых глубин,
Из которых ты, как безликий скат
Пробуешь достать лучших половин,
Но не достаёшь, и плывёшь назад.
22.4.96
x x x
Алхимик, поцеловавший жабу,
Сердечную почувствовал тоску,
Разбил руками камень чудотворный
И вырастил в пробирке снегиря.
Снегирь читал по главам переводы
Из русских баснописцев. Тучный рой
Смарагдов пристальных жужжал как мушья стая.
Морали нет. Бессмыслица какая.
Зато какой закат был, день какой!
Я плакал, ничего не понимая.
22.4.96
x x x
Горбатых судей пережитки -
Умы всех возрастов моих.
Воспоминания в них жидки
И неспокойно мне от них.
Я был писателем известным
Воспоминанием я был.
Мне мир казался интересным
И я для мира тоже был.
В узорной чаше графомана
Я плавал приторным вином
И взглядом ясного обмана
Буравил всё веретеном
Но отчего бывает слава
Я до сих пор не уяснил
Пока рекой лилась отрава
Под плёнкой чёрною чернил
В них извозившись прошлым летом
Когда желтеющие дни
Покойно заливали светом
Вокруг целеющие пни
Я пребывал в восторге ярком
Над морем ласковым паря
В систему лжи вносил помарки
Зелёной каплей янтаря.
.....
x x x
Приехал в город, где когда-то был любим.
У сна свои законы. Невредим
Сижу на кухне, мучая слова,
А за окном юродствует Москва.
На мне горит медовая корона,
А ты выходишь замуж за барона.
Я поступил пилотом в лётный полк
Мне выдан парашют - чистейший шёлк,
Ведро пшена и девять газырей.
Куда девятый деть - не ведаю. Скорей
Надеть его на нос, и рассмешив тебя
Лететь над городом, горланя и трубя.
Барон явился в виде воробья.
Пролазя в форточку, кричит: - Вот я тебя!
И тут же из слоящихся кустов
Идёт на помощь мне художник Кузнецов.
Он выключает свет, и в темноте
Рисует символ тайный на холсте.
Ты превращаешься в костяшку домино,
И снова, сквозь открытое окно
Узывный воробей манит тебя, зовёт
И острым клювом раму мелко бьёт.
Его поймать пытаюсь толстой леской,
А он, хихикая, стоит за занавеской.
- Имею честь, мадам! - кричу вдруг я,
И тоже обращаюсь в воробья,
Хватаю яблоко и пробую взлететь,
Но тяжела чрезмерно эта снедь.
За окнами витийствуют леса
И сновиденья рвётся полоса.
14.5.96, Сочи
СТИХОТВОРЕНИЕ ДЛЯ ЛЕВОЙ РУКИ
Со мною мир так тихо говорит
Слова я различаю слабо.