у холма,
Но как близко он стал!
В небе ладони увязли и снег покрывает лицо,
Ни отвернуться, ни вспомнить ступени моста,
Около пристани вспомнить ржаное кольцо.
Сладкого воздуха выпить дошедший сумеет,
Не помешает никто ему, не помешает.
Сладкое яблоко в воздухе чёрном поспеет,
Белая точка в ущелье ущербном растает.
Счастлив, кто влез на вершину холма,
Как далёк он от жизни!
Глиняным флагом, кто машет мне глиняным флагом,
С башни высокой и с ветки сосны над обрывом,
Над титаническим, вмёрзшим во льды саркофагом,
Над набегающим синим шипящим приливом?
Счастлив, кто влез на вершину холма
И притом не очнулся!
Разглашённые тайны мои
В очистных водоёмах терзает сиреневый окунь,
Разглашённые письма, прочитанные людьми,
Вылетают как юноши в пятна распахнутых окон.
Ядовитые розы живут на вершине холма
И сгоревшие злаки.
Кто в избушке подвижной своё заряжает ружье,
У подножия порох оставив и сбив расточительный камень?
Это жёлтое эхо несётся по скушным холмам азиатским
Поглощая, нагнав отраженье глухое своё.
Счастлив, кто влез на вершину холма
И проводит там время.
Звуковые раскаты в низинах уже не живут,
Крабовидные палочки, лепет залеченных крыл,
Указатели воткнуты, дабы не сбился маршрут -
На вершину холма и на небо, где ты уже был.
На поляну бескрайнюю у изголовья холма.
Собираешь ли звёзды, иль просто без дела сидишь,
Забиваешь ли гвозди - никто не осудит тебя.
На вершине холма пустота и глубокая тишь,
На вершине холма тяжела и прохладна земля.
Счастлив, кто влез на вершину холма
И про это не знает.
Счастлив, кто влез на вершину смешного холма.
23-24.2.94
НИЧЕГО, НИЧЕГО...
Вечер пахнет крабами
И писать не хочется
О жизненных параболах
Несбывшихся пророчествах
Не хочется в аквариуме
Искать наощупь заболевшую рыбу
Не хочется читать про мальчика
Который с двумя чугунными утюгами под мышкой
Брёл в липкой жаре
По щербатому мосту
Над зелёной водою
Не хочется даже выключить газ
Пусть летает соединение убийственных элементов
Пусть друзья расшифруют и домыслят то
Чего не понимали
Когда мы собирались вместе
И пили водку
И ели сушёные сливы
Пусть над тобой наклонится
Седобородый старец
Похожий на Параджанова
И скажет: Выходи, приехали...
Ведь в моём представлении
Господь Бог выглядел именно так
22.2.93
x x x
Колесо только внешне похоже на рот,
Но следы от помады
Здесь явит раздавленный голубь.
И когда взвизгнет рыба
И сдвинется розовый лёд -
Перепутать легко: это рот, это глаз, это прорубь.
Водяное пятно на лице - тоже круг,
Заклинание ветра звучит как плевок футуриста.
Дно шевелится множеством поднятых рук
Оживающих статуй под звук водяного горниста.
Здесь ребёнок на санках летел...
Передвинул предметы, зашёл в телефонную будку,
Обернулся - навстречу лицо как раскрошенный мел -
Подобрал на дороге платок,
Оказалось, наощупь, голубку
Раскроил как копилку трамвай.
В это время на озере
Кончились деньги и треснул,
Зачернел на изломах
Тугой ледяной каравай,
И в сияньи туманного мха
Заблудился рыбак интересный.
Вот тогда и случилось, что рот
Был приятелем принят
За край металлической кружки,
Коей черпают воду,
А мастер потом отольёт
Из ожившей воды
Ледяные смешные игрушки.
Колесо только внешне похоже... И все,
Кто кричит над рекою озябшее сонное имя,
Заклинают свой ветер вращаться в своём колесе
И не путать их лица с другими.
13.2.93, 01:18, СПб
КУЛЬМИНАЦИЯ РАССКАЗА
Ничего я не купил
На растраченные деньги
Червоточины чернил
Источили лба ступеньки
Хохотали пятаки
Над поломанною розой
Восковые дураки
Пили свет туберкулёзный
Я слонялся как пятно
По полям веселых будней
Костяное домино
Обживал в горбатых клубнях
В студне скрученной воды
Разрывал тугие нити
Как заслон от ворожбы
И нелепицы соитий
И усатый как кентавр
День скакал за мною следом
Вынимая изо рта
Ночи скверные советы
То протягивая нить
То отравленное мясо
Но хотелось пережить
Кульминацию рассказа
Где геройское мурло
Убивает негодяев
И с оглядкой мчится зло
Голой задницей сверкая
10.1.94
ДОМИК ГРИБОЕДОВА
Искала жизнь моя где лучше
Готовят сытный мох обедов
В садах, как райский облак тучных.
Ах, Грибоедов, Грибоедов,
Не ты ли написал когда-то,
Что от ума пребудет порча,
И комом в горле встанет злато -
Всё тяжелее, жарче, горче...
Но мне ли слушаться советов
От карл чугунных и бессонных.
Я рассуждал, о Грибоедов,
В кабинах будок телефонных,
Я знал тогда, полпред Российский,
Что мысль моя и жизнь - едины,
И появлялась резко, близко
Даров бездонная корзина,
Откуда сыпались узоры
Восточных пакостных чеканок,
Перстней глубокие заторы
Закрыли путь на полустанок,
Лился воздушный мох струёю,
Суля удачу и безделье,
И морщилось под головою
Грибов лукавых новоселье.
Я променял. Слова и смыслы
Мне показалися ценнее.
Виденья яркие провисли
И ватой обложили шею.
- Кого везут? - я слышал справа,
А слева что-то отвечала
Снов голосящая орава,
И сбитый домик мой качала.
9.5.94
КУКЛЫ ДЛЯ ИЗОЛЬДЫ
Как Изольду спать ещё уложишь -
Так и шепчет из сырой травы:
- Папа, смастери мне, если сможешь,
Куклу из бараньей головы.
Тёмный лес тревожит детский запах,
Синий огонёк дрожит в окне.
- Сделай потихоньку, добрый папа,
Дочку из костей куриных мне.
- Сделай, дедушка мне липовые ножки,
И не будет так вода страшна...
- Бабушка, из шерсти чёрной кошки
Ты натки для кукол полотна.
- Буду платья расшивать глазами
Заблудившихся в лесу детей.
Кукла ярко-красными глазами
Из-под лавки смотрит на людей.
И в ответ, забавно и нелепо
Смотрят, испугавшись, старички
Сквозь круги серебрянного света
В ледяные острые зрачки.
10.5.93
ОТ Р.Х.
П.Б.
Из- под пола росли руки
Вились белыми петлями по картонной стене
И упираясь в потолок
Срывали ногтями извёстку
Раскачиваясь чертили спутанные линии
В открывшиеся двери
Заходил ветер
Караванным путём
Пробирался по пушистой пыли
На всём лежащем
Делал холодно
А за окнами
В щелях неба блестела яркая медь
И деревья как стыдливые девушки
Убегали от каменных людей
По горло врытых в чёрную пустую землю
Да, вид одинокой головы
Способен напугать не только дерево
Я помню как сам шарахался
От всего, что лишь сперва
Производило впечатление живого
От Рождества Христова
Я дожил до таких печальных дней -
Башмачная колодка ненадёжно укрыта
Жёлтой газетой
Под кроватью дыбится гипсовая кошка
С проволочной сеткой на морде
Мой дом в то время был укреплён стенами
Я же был окружён лепящимися друг к другу
Невидимыми телами себя в прошлом
На верхнем этаже обитали хозяева
На нижнем этаже ютились рыбы
Сонно плавающие между размокших клубней
А на окраине в полых шатрах
Некто добывал несвежий воздух
Из изрубленных в щепу генеалогических древ
Кто же распоряжался моей жизнью?
Совет старцев?
Кричащий голосами здоровых
Воинов-мужчин
Исходящий добром вождь?
Город Хацор жил за моей теменной долей
Говорят что там было развито земледелие
Дальняя торговля палестинской смоквой
И финиковым мясом без признака костей
Спутанные качающиеся руки олицетворяли
Узкий вечер
Падение ВСЕГО на землю
Невозможность дорасти до деревянного неба
Нежелание жить не то чтобы в согласии
А хотя бы рядом
Просто рядом друг с другом
Пуговицы вшиты в свиную кожу так крепко
Что любая попытка открыть книгу
Начиналась ломкой ногтей
А прекращалась унынием и тупой скукой
Открытой остаётся лишь брошюра
Об окраске шерсти в лилово-синий
Пурпурный цвет
Рот мой вблизи похож на ценный моллюск
Я говорю им только эстетически-вычурные
Полу-истины полу-заклятия полу-молитвы
Полу-рыба полу-человек полу-слепой червь
Гляжу я томим безделием и нескорым исходом
На почти убежавшие деревья
Занозистые девчонки
Покрытые мокрой корой старые девы
Клейкие зелёные рты
Порхают в чёрном
Власть была уничтожена
И фараоны 18-й династии
Имели безвольные кукольные подбородки
Крепостью изысканного вина Божоле
Отличались их белые подбородки
Я же лишён и того
Описание моего лица
Неопределённо и похоже на отсутствующий ветер
От Рождества Христова
Я дожил до таких печальных дней
Есть дом но он полон мной в прошлом
В том настоящем где я был свободен от долгов Хапиру
Давно чудесная память давным-давно
Да есть руки у меня много рук
Образ
Что же это я? Есть образ
Убежавшие девушки-деревья
Хеттская корова кверху палевым брюхом
Вокруг поле
По следам подобно мыслям идут царьки
И местоподданные сытые божества
А недалече
Мужичок в треухе плюёт в страшное жерло колодца
Прислушивается с минуту
И тут же отбегает
Ему известен закон
Вылетит не поймаешь
Вылетевший столп бесплотного и невнятно-тёмного
Повергает плевавшего в ужас и зуд
Вылетевшее рассеивается по щелястому небу
И только изредка показывает себя говоря
Мене мене любезный
Мене мене дражайший искусник
Мене мене  искуситель неизвестного Я
Вот ты и дожил
От Рождества Христова
До этих печальных дней!
Горит под ногами
Всё написанное мной до этого
Что называется вернулся в свою Палестину
Чистый ликом кочевой шейх
А там уже ходит трамвай
Мальчик в синей тужурке
Трясёт язычок колокольчика
На углу улицы им. монархии Гексосов
Продают душистое мыло
Казалось бы чего ещё
Как позвольте же сохранить свою индивидуальность
Здесь и сейчас
............................................................................
......
Чтение исторических книг наскучило мне порядком
Ветра в комнате нет
Закрыта дверь спутанные линии рук
Спят стоя
И только жёлтое пятно горящей шёлковой нити
Плывёт в приливах красного моря воска
Свиная кожа положена мной на полку
А бездушная рука послушно и странно отчего
Выводит в заветной тетради слова
Которыми всякий мой знакомый
Заканчивал и день и дело и жизнь:
От Рождества Христова
Я дожил до таких печальных дней...
26.12.92
НАБЛЮДАТЕЛЬ И СПЯЩИЙ
Да, так выходит. И желания земные
Уже случились:
Крошечные горы,
Занозы золотые в венах,
Навязчивый пчелиный шум
Теперь не вносят беспорядка
В морщинистую жизнь мою.
Занозы поросли дурной травою,
Пик Детства прочь источен муравьями,
Навязчивый пчелиный шум навяз в зубах.
Отдохновенье представляют лишь прогулки
К приморским замкам
В сумраке заката,
Зажжённые слепые сигареты,
Угрюмое бесцветное вино.
Число - уже не звук,
А буква - не мораль;
Мирская жизнь не терпит отклонений,
Приходится и отработать долг.
Но стойкий жёлтый цвет
Сулит ещё победы,
Чем побеждает разум иногда.
Тогда встаёшь с тахты,
Идёшь босым к дверям,
Нашариваешь посох втихомолку
И исчезаешь.
Если ждать утра
В плетёном черемичном кресле,
То так легко поддаться расслабленью,
И утра не заметить. Так и ты,
Ведомый привидениями ночи,
Всего лишь в бесконечной дрёме сухо спишь.
И жизнь тогда
Вновь обретает воду,
Матерчатые реют города
И всё щекочет глаз.
Горячий, напускной,
Ты прожигаешь сон как ватную подкову,
И я седею, глядя на тебя.
22.5.94
x x x
На теле женщины я въехал в новый год
Гигантским насекомым-паразитом,
Втёк семенем в цикличность новых дней,
Крылатой рыбой перебрался в будни,
Крича и негодуя как весна.
Но был обилен снег на бычьих покрывалах,
Цвёл папоротник, воздухом шурша,
А в небе ярко-красном надувался
Вселенский кукиш. В этот новый год
Я понял, что победа неизбежна,
Сопротивленье сломлено, а я
Уже не чувствую смягчающие путы,
Но падаю из колыбели в воду,
Иду на дно, как и положено ребёнку,
Пью холод, утро, трезвость, глубину,
И вижу, как на первые мгновенья
Чужого года набегает время,
Выпрыгивают стрелки из часов,
Как пушки бъют круги контрацептивов,
Всё рушится. Ресниц тяжёлых рой
Заполоняет комнату. Минуты
Составлены из торфа и слюды, -
Так ломко исчезает окруженье,
И тело женщины свивается улиткой,
А я из паха достаю стальную трость,
И после погружаю её смело
В огромный муравейник кровяной.
Погибшие цветы, в глазах устроив праздник,
Живут на дне реки. Устойчивое дно
Усеяно торчащими ветвями.
Пустырь спокоен. Небо тяжело,
Как ступни ног и голос андрогина,
Мундир мой светел, голова ясна,
Я на пути домой, пейзажи остывают,
И новый год как птица невелик.
1.1.94
x x x
Когда я вырасту большой и пойму, что делать нечего,
Я сбрею бороду, выйду из своего перевёрнутого леса,
И спущусь в город, где на каждом углу
Буду выслушивать карамельные проповеди
Расторопных проповедников и покупать у торговцев
Стеклянный искусственный мёд.
От непрерывного хождения по городу
У меня разболится голова,
И вечером, в парке, ко мне подойдёт ангел,
Который поведает тихо о том,
Как я давным-давно свихнулся
От ежедневных мистических переживаний.
1.4.94
x x x
Грустным летним утром
Мудренее свет над городом
Свернувшись колечком
Ветер и грязь и холодное солнце
Чёрные точки окон
Сгоревшие палочки многоэтажек
Лучше пуговица в кулаке
Чем медный рай на облаке
Лучше  жить ничего не зная
Чем стариком рассматривать бабочек
Раздавленных мясными автобусами
На школьном угольном асфальте
А на пальцах - плетёные косички волос
И чёрное небо под ногтями
Небо которое так и не смогло
Тебя удержать
Когда сон закончился внезапно
И пришлось возвращаться
25.3.94
x x x
Когда над городом парит бараний бок
И ветра сморщенного седоватый клок
Я тихой сапой из подъезда выхожу
Листвой смешливой в сумерках брожу
Я - выжига, инертный гражданин
Броваст, ужимист, скользок, нелюдим
Под лампионами прошпектов и садов
Пускаю в небо красных петухов
Я в парке на приземистой скамье
Из черепа поэта пью портвейн
Прищёлкивая челюстью вставной
От удовольствия скукожившись спиной
На языке моём столетний мох
В зобу пророс малиновый горох
И стебли кажет встречным изо-рта
И расступается людская пустота
Из люков стонущих ползёт как марля дым
Осенние пространства голодны
То хрустнет ветка, ветер лист сомнёт
Завоет пугалом дрожащий самолёт
Медвежьи шкуры одевает люд
Сквозь лица статуй недра воду льют
И плещется в забвении на дне
Намокший всадник на расплывшемся коне
Заводы выжимают чёрный дым
Как вязкий сок из каменной гряды
Сливаясь с птицами глубокое пятно
Похоже на живое полотно
Когда над городом шуршит сухой песок
И в лужах рыбы дуют в гулкий рог
Я сжёвывая оболочку дня
Бреду в аллее как в струе огня
И отразив глазами рыжий всплеск
Как дерево - издав бессильный треск
Проткнув затылком неба синеву
Я опрокидываю тело на траву
Беру под покровительство жуков
Земную горькую тяну сквозь зубы кровь
И опускаясь глубже вижу как
Висит над парком лягушачая икра
Могильный камень точит практикант
Процветшей язвой греет шею бант
Сезон смертей отвесных недалёк
Когда над городом парит бараний бок
21.6.93, СПб
x x x
Дыхание твоё пока легко
Как хвостики невызревшей любови,
Но я вольюсь в тебя, как в молоко
Вливается струя горячей крови.
Пока умён твой взгляд, и поделом
Невидим я пред белым спящим ликом,
И мал пред нависающим челом,
О, Цитадель! О, пыль! О, Эвридика!
В руках моих камней стеклянный жар
И черепиц карающая глина,
Плеск соляных испорченных литавр,
Раздавленная сонная малина,
И Север, и портреты, и медаль,
И карты всех возможных перешейков,
Свернувшаяся в буковку мораль,
Волшебная садовая скамейка.
О, нависающая как подкова прядь,
И яркий пруд, стремящийся обратно
На небо, где не взять, не отобрать,
Да и просить не стоит вероятно.
И смех, и грех, и греческий орех,
И беззаботность инвалидной ласки,
И день смешной, когда быстрее всех
Я смешивал лекарственные краски,
Забыв списать число, растратить груз
В строительстве дымящихся каналов,
Лишившись, как судьбы, всех светлых чувств
И мыслей тёмных чувствуя начало,
Я буду умудрённо наблюдать
Смещенье мыслей, радужных в основе,
И в сон чужой напутственно стекать
Молочною струёй горячей крови.
26.4.94
СУМЕРКИ
Медный свет бежит как боли
По словам глухим и ломким.
Так я пьян ли, трезв я что ли
Дня зловещего на кромке?
Вещи пущены на волю,
Грифель мечется в пенале.
Черви плачущие, что ли,
Тайный ход наколдовали?
Отчего так быстро рвётся
Книжных букв смешное тело?
Арлекины Карло Гоцци
Ходят сквозь огонь без дела.
Как с унынием бороться? -
Вопрошают акробаты -
Сердце ватное не бьётся,
Быстро чинятся заплаты...
Даже рыбы в пальцах мудрых
Рыбаков не погибают,
А глотают воздух мутный,
Мух упитанных глотают.
И влюблённые на стуле
Спят не зажигая спичек.
Дом гудит как тусклый улей,
Ни заглавий, ни кавычек -
Но пустые ножны в доме -
Знак предательства и страха.
Что увидишь ночью, кроме
Домысла, щелчка, замаха?
Медный - свет и тот нанизан
На усы дремучих спален.
Пучеглазые сервизы
В скверный мох врастать устали.
И вращает краник медный
В кухонной плите толковой
Хищный, вспыльчивый, заметный,
Желторотый, нездоровый
Лекарь, пьяница, калека,
Человек, сосед и совесть,
Конских дней библиотекарь,
Прожигатель жизни то есть.
Запускает в пламя руку -
Только бабочки вспорхнули,
И висят без всяких звуков
Как в почётном карауле.
Тут хоть сам себя подбрось ты -
От унынья нет леченья.
Даже выскочки и гости
За обои лезут тенью
И, выдумывая слухи,
Там сидят тепло и смирно,
Словно статуи не в духе,
Гномы из пустой пробирки,
Друзи скуки, тминной хмари,
Не проснусь, чего уж боле?
В серых царствах государить
Буду я по вашей воле
Замухрышкой, бедным князем,
Ноздреватым свитом снегом,
Что для спящих безопасен,
Не опасен человеку.
24.10.94
ИСТОРИЯ НЕУКЛЮЖЕГО МАДРИГАЛА
В.
Когда влюблён,
Мне кажется, что всё вокруг
Непреднамеренно и просто,
Но вместе с тем -
Во всём я тайные умею видеть знаки.
От этого не тяжело -
Читаешь старую испорченную книгу
И замираешь каждый  раз в знакомом месте,
Но всё же искренне.
Берёшь собаку и целуешь;
И пьёшь с того же места, где она.
Всё странно напряжённо.
Горы спят,
И лишь вращаются виденья под глазами:
То волосы, то слабый контур рта,
То палевые впадины ладоней,
Дыханье тоже... Мда...
Спокойно всё.
А ты не чувствуешь покоя,
И странный цепкий зуд
Ворочает тебя,
Кидая в подвиги, в кургузую бумагу,
В куст барбариса... Вот ещё! Рука
Невольно тянется ощупать части тела,
Потом слизнёт стило,
Запляшет на клюке
И пучеглазые забавные царевны
Заскачут по чернильным островам.
Не можешь вспомнить имя, ищешь в письмах -
Но там лишь корки новогодних апельсинов,
Табачный пепел, вскрики и триумф.
Тебе же чудится скорее некий шорох,
Стук яблока, бескостный войлок света,
Желанье пить, не отрываясь пить.
Выходишь в город -
Там сквозят пустоты,
Знакомые тебя не узнают,
Но говорят, если подходишь ближе:
- Не подаю, любезный.
Тишина
Уже не ластится беременною кошкой,
Но угрожает. Едешь на метро,
А эскалаторы свиваются спиралью
И каждый раз выносят не туда.
По паркам жмутся голые фигурки,
Стыдливо отвернувшись. Колесо
Застыло как вода в кофейном блюдце
Пруда оправы тонкой и стальной.
Без проволочек падаешь на воду,
Не погружаясь глубоко, летишь
Распугивая стаи водомерок
Движеньями восьми подвижных рук.
Выходишь после.
- Боже, сумасшедший -
Так шепчут по кварталам постовые,
Забыв подуть в свисток. Фрагменты дня
Тебя преследуют легко и безопасно
Как запах, слабый запах молока.
Идёшь под окна. Юркая старушка
Тебе заранее подсовывает розы,
Напутствуя смещеньем пресных рук.
Ты сипло добегаешь до подъезда,
Скребёшься в дверь,
И сжав в груди биенье,
Сияя как начищенный пятак,
Нетерпеливо ёрзаешь. За дверью
Сперва молчат, потом натужно дышат,
Царапают замок, растёт пустой просвет,
Замок упал, коробочка раскрылась,
Я наклонился над игрушечной страной:
В лесу там падал снег,
Горел в окошке свет,
По улицам бродили ротозеи,
И в парке гуттаперчевом поэт,
Согнувшись втрое,
Мадригал карябал,
Сбивая с бескозырки белых мух.
Влюблённые фарфоровые пальцы
Вычерчивали профиль бесконечно
И трескался небесный свод сухой.
Средь вертикальных вод
Метались рыб колечки,
Бежал стеклянный звон по проводам,
И пахло яблоком,
И под печёным снегом
Росла кудрявая собачья шерсть.
А вы в ту зиму
Жили в тёплых книгах,
На улицу совсем не выходя.
15.4.94
ВОСКОВЫЕ ПАРКИ
Восковые лица тополиной пыли
Золотом чернильным затекли заплыли
Глиняные воды выточили своды
В полной несвободе нет плохой погоды
Нет свободных вышек нет глубоких башен
Осенью на крышах вете