о,  возраст
мешает... Я не привык, Иван Демидович, к нынешнему размаху  в  хозяйственной
деятельности, к нынешним масштабам. Не привык  десятками  тысяч  расходовать
вот так сразу деньги...
   3
   Ночь выдалась какая-то бессонная Шатилов и Поморцев,  сходив  все-таки  к
Климцову на ужин и досыта наевшись кулебяк с рыбой и напившись чаю, улеглись
на койки, но сон к ним не приходил.
   По комнате плавал, словно легкий туман, полусвет белой  ночи.  За  печкой
верещал сверчок. Тикал казенный будильник на столе.
   Шатилов сел, опустив  с  койки  босые  ноги,  и  подвинул  ближе  стул  с
пепельницей. Поморцев лежал на спине, заложив руки за  голову,  и  глядел  в
выбеленный потолок.
   - Не спится, Иван Демидович? - спросил он
   - Не спится, - пыхнул папиросой Шатилов. - Всякие мысли в голову лезут...
Климцов сказал, что собирался  строить  коровник,  но  теперь  придется  это
отложить - цех нужен. А ведь он обещал дояркам, что в будущем году  перейдут
в новое помещение, механизированное по всем правилам...
   - Ну, коровник подождет.
   - Нельзя.  Нельзя  эту  стройку  откладывать,  -  резковато  перебил  его
Шатилов. - Кто же  будет  заботиться  о  животноводах?  Кто  будет  заводить
крупные животноводческие комплексы?
   - Иван Демидович, дорогой! Здесь ведь Поморье...
   - И в  поморском  колхозе  есть  возможность  сделать  животноводство  не
попутной, не вспомогательной отраслью,  а  основной.  Во  всяком  случае  не
второстепенной. И рентабельной!
   - Ну, тут твоими устами заговорил аграрник!
   - А как же иначе? Я ведь и  есть  аграрник.  Кроме  поморских,  в  районе
двадцать животноводческих хозяйств, и о них - моя первая и главная забота!
   - Это я понимаю. И все же  райкому  не  мешает  почаще  интересоваться  и
рыбколхозами...
   - А разве мы не интересуемся?
   - Маловато, маловато, дорогой секретарь.
   - Маловато, потому что у них  экономика  крепче,  да  и  есть  постоянный
хозяин - рыбакколхозсоюз,  где  шефом  некий  Поморцев.  Зачем  же  нам  его
подменять?
   - Ну-ну, - уклончиво произнес Сергей Осипович. - Чем же вы занимаетесь  в
остальных, не  рыболовецких  хозяйствах?  Просвети-ка  меня,  все  равно  не
спим...
   - Дел много. Прежде всего - комплексы. Они  -  основа  ведения  нынешнего
хозяйства. Их пока у нас в районе немного. А надо переводить  сельский  труд
на промышленную основу, добиваться,  чтобы  каждый  комплекс  стал  фабрикой
молока и мяса. С птицефермами у нас уже стало хорошо. А с  животноводческими
комплексами посложнее. Многое еще мешает...
   - Что именно?
   - Мало рабочих рук... Нет хороших дорог... Дороги, я тебе скажу, в  нашей
местности - первое дело. Хозяйства у нас  растянулись  по  берегам  реки  на
добрую сотню километров. А дорог нет... Ни корма подвезти, ни снабжение  как
следует наладить... Во многие села  продукты  и  промтовары  завозим  летом,
водным путем - создаем годовой запас. А река стала - мы сели. Как  из  этих,
пока еще предполагаемых, комплексов вывозить в  город  молоко  и  мясо?  Как
доставлять  материалы  для  строительства  на  село?  И  не  самолетами   же
перебрасывать скот на  убойные  пункты...  Потому  что  дорог  хороших  нет,
деревни у нас разрознены. В какой-нибудь деревушке  заболеет  колхозник  или
колхозница, а медпункт в центре сельсовета, километров за десять или больше.
Дорога, особенно весной и осенью, скверная, колеса вязнут,  -  на  лошаденке
хрюпать приходится. Ты это знаешь не хуже меня... И  потому-то  не  держатся
люди в деревне, и прежде всего молодежь. Получат среднее образование - и  до
свиданья, дом родной... - Шатилов погасил окурок  и  лег.  -  Я  все  больше
задумываюсь над судьбой нашей северной  деревни.  Она  сейчас  находится  на
своего рода водоразделе, когда со старым мы уже расстались, а нового еще  не
достигли...
   - Что ты имеешь в виду?
   -  А  то,  что  деревня  долгое  время  вынуждена  была  жить  в  рамках,
запрограммированных еще единоличным хозяйством. Теперь небольшие  деревеньки
исчезают.  А  разобщенность  сел  вступает  в  противоречие  с  требованиями
времени. Время диктует новые  способы  и  приемы  ведения  хозяйства,  новый
бытовой уклад. Вот я говорил о комплексах. Вокруг такого сельского объекта и
должны жить и работать современные землеробы. Но  объектов  таких  пока  еще
очень мало. До обидного мало, и они не столь совершенны, как бы хотелось...
   - Так в чем же дело?
   - Силенок маловато, чтобы сразу поднять такую махину... Мы многое сделали
и делаем, но надо делать куда как больше!..
   Оба умолкли. Думали о деревне, но каждый по-своему. У Шатилова  в  голове
засела деревня с животноводческими комплексами и всем с  ними  связанным,  У
Поморцева все мысли были связаны  с  рыбацкими  селами.  Проблемы  возникали
разные, но одинаково трудноразрешимые.
   - Нелегко, - сказал наконец Поморцев. - Сочувствую тебе, Иван  Демидович,
а помочь, сам понимаешь, не могу... Своих проблем - хоть пруд пруди...
   - Вот как! - полушутливо отозвался Шатилов. - А я думал в твоем  рыбацком
деле проблем не бывает: закинул невод - и тащи, что попадет.
   - Вот именно: закинул... а вытащил вместо рыбы опять  те  же  проблемы...
Мы, поморские колхозы, у Севрыбы да у Министерства рыбного  хозяйства  вроде
как сбоку припека...
   - Это как понимать?
   - Да так. Есть "большой флот" и есть "малый флот". "Большой флот"  -  это
Севрыба  с  тралфлотами  Мурманским  и  Архангельским,  а  "малый"   -   мы,
колхозники.
   - Ну и что? Делаете одно дело - ловите рыбу.
   - Ловить-то ловим, да не в равных условиях. Вот  недавно  колхоз  "Звезда
Севера" купил два старых тральщика.  А  где  новые?  Их  дали  тралфлоту  на
пополнение... И вообще, сколько за последние  десять  лет  Севрыба  получила
новых кораблей, а  колхозы  -  ни  одного.  И  если  бы  не  купили  старых,
неизвестно, чем бы жили.
   - Так проси, добивайся новых кораблей!
   - А я не прошу? Все время тем и занимаемся, что просим.  Теперь,  правда,
обещали выделить новый тральщик, на него-то и рассчитывает Климцов.
   - Все же, значит, дают.
   - Мало. И вообще нам привыкли давать в основном то, что в "большом" флоте
не очень гоже, не шибко рентабельно. Но  колхозники  и  при  таких  неравных
условиях тралфлот обходят.
   - Ну вот! Зачем вам новые корабли, раз вы и  на  старых  траловому  флоту
даете десять очков вперед.
   - Обижаешь, Иван Демидович.  Надо  нас  в  правах  уравнять  с  гословом.
Рыбу-то ведь ловим тоже для государства!
   - Да... И я тебе сочувствую. Давай-ка попробуем  все  же  теперь  уснуть.
Проблем всех нам все равно не решить, - сказал Шатилов, посмеиваясь. Но смех
его был не очень веселым.

   Дмитрий Викентьевич в тот вечер понял, что  не  случайно  он  остался  со
своим мнением в одиночестве.  Жизнь  идет  вперед  и  диктует  новые  методы
работы, требующие смелых решений. А он к этому не привык, и  у  новой  жизни
оказался как бы в хвосте.
   "Видимо, плохо я, старый работник, представляющий вчерашний день колхоза,
вписываюсь в современные  масштабы.  Как  у  финансиста,  положение  у  меня
подчиненное.  Средствами  распоряжаются  правление  с   председателем.   Мне
остается только выполнять указания...  А  вот  как  парторг  я,  кажется,  и
вправду устарел. Пусть поработает на этом месте другой. С меня хватит".
   Утром он пришел на работу, как всегда, спокойный,  уравновешенный,  чисто
выбритый и первым делом заглянул в кабинет председателя.
   До вылета оставалось еще часа два. С утра Шатилов  и  Поморцев  осмотрели
помещение, предназначенное для временного цеха, и теперь сидели у  Климцова,
обмениваясь мнениями. Поморцев советовал председателю:
   - Надо  до  осени  сделать  для  консервации  шкурок  небольшие  бетонные
резервуары в земле на возвышенном месте, где нет грунтовых вод.  Чертежи  мы
пришлем. Цемент, как приеду, сразу отгрузим.
   Климцов слушал и записывал в блокнот. Шатилов молча сидел у окна.
   - А, Дмитрий Викентьевич! - приветствовал он главбуха.
   Митенев вежливо поздоровался и  стал  слушать,  что  говорит  начальство.
Когда Поморцев закончил деловой инструктаж,  Шатилов  сказал,  обращаясь  ко
всем:
   - Вот, товарищи, вчера Дмитрий Викентьевич просил заменить его  на  посту
секретаря партийной организации. Что скажете по этому поводу?
   - Разве есть к тому достаточные причины? - спросил Климцов.
   - Видимо, есть, - сдержанно заметил Шатилов.
   - Мне трудно работать по двум  направлениям.  Теперь  в  бухгалтерии  дел
будет еще больше, - стал объяснять Митенев. - Да и со здоровьем неважно...
   - Если  Дмитрий  Викентьевич  настаивает,  просьбу  придется  уважить,  -
высказал свое мнение Климцов. - Но  я  прошу  вас,  Дмитрий  Викентьевич,  -
обратился он к Митеневу, - в бухгалтерии еще поработать. Никто, как  вы,  не
умеет экономить колхозный рубль. Другого главбуха нам не надо.
   - Буду работать, пока  смогу,  -  обещал  Дмитрий  Викентьевич,  тронутый
просьбой председателя.
   - И до отчетно-выборного собрания придется вам вести и партийную  работу.
Преждевременно вас освобождать никто не собирается, - сказал Шатилов.

   ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
   1

   В отношениях мужчины и женщины наступает такой момент,  когда  приходится
так или иначе решать свою судьбу. И Суховерхов понимал, что такой  момент  в
его отношениях с Феклой наступил. Чувство, возникшее у него к этой  женщине,
было глубоко и серьезно. Кроме того, он, как  директор  школы,  руководитель
коллектива педагогов, воспитатель детей, не  мог  пренебрегать  общественным
мнением. А что, если его ночной визит к Фекле не остался  незамеченным?  Это
может вызвать ненужные кривотолки...
   Школа была пуста. Недавно в ней закончили ремонт,  предшествующий  началу
учебного года. Леонид Иванович пришел проверить, хорошо ли высохла краска на
партах, и задержался в одном из классов. Не без труда втиснувшись за  парту,
предназначенную  для-  пятиклассников-шестиклассников,  он  облокотился   на
блестящую  крышку  и  задумался.  Фекла  не  выходила  у  него  из   головы.
Одиночество ему наскучило, а она определенно  относится  к  нему  с  большой
симпатией. Конечно, любовь украдкой дальше  невозможна.  Надо  или  порывать
связь, или соединять свою судьбу с этой женщиной. А почему бы не  соединить?
У Феклы масса  достоинств.  Она  умна,  практична,  находчива,  жизнелюбива,
заботлива, умелая хозяйка. В селе ее уважают и ценят. Недостаток образования
с лихвой восполняется в ней живостью ума,  общительностью  и  массой  других
достоинств.

   Для  объяснения  с  Феклой  Суховерхов  выбрал  воскресный  вечер,  надел
выходной костюм, белую рубашку  и  тщательно  повязал  галстук.  В  портфель
положил бутылку марочного вина и коробку конфет.
   Ермолай был посвящен в его сердечные дела и отнесся к решению  постояльца
одобрительно. Выйдя проводить Леонида Ивановича на крыльцо, он  весь  так  и
сиял.
   Напутствовал Суховерхова Ермолай по-своему, по-унденски:
   - Будь с ней посмелее. Она баба - огонь! За словом в карман  не  полезет.
Долго не обхаживай, не рассыпайся перед ней. Бери быка за рога: раз-два - ив
дамки!
   Фекла, придя с фермы и поужинав, сидела у стола и вышивала на пяльцах.  В
избе было тепло, аппетитно пахло чем-то печеным или жареным. Леонид Иванович
тихо прикрыл за собой дверь.
   - Добрый вечер, Фекла Осиповна!
   Фекла положила пяльцы на подоконник, подошла к нему и подала руку.
   - Здравствуйте, Леонид Иванович! Рада вас видеть.
   Он пожал ее руку деликатно и многозначительно. Но обращение Феклы к  нему
на "вы" привело его в некоторое смущение.
   - Что же вы, будто аршин проглотили? - усмехнулась  Фекла.  -  Проходите,
садитесь. Я самовар поставлю. Долго не появлялись... Я уж  думала  -  забыли
про меня...
   Взявшись за самовар, который стоял на табурете возле плиты,  она  метнула
на Леонида Ивановича радостный взгляд, и он, поймав его, сразу приободрился.
   - Дорогая Фекла Осиповна... - торжественно произнес Суховерхов, не  сходя
с места и по-прежнему держа портфель в руке.
   Фекла поставила самовар на пол, сняла крышку и недоуменно  посмотрела  на
него.
   - Да садитесь же. Почему это вы сегодня такой торжественный?
   - Я пришел сказать вам, Фекла Осиповна... Словом, прошу вас, будьте  моей
женой!
   Фекла чуть отступила, выставив вперед руку, словно останавливая его  этим
жестом: "Погодите, не говорите ничего больше".  Потом,  машинально  поправив
прическу и наконец овладев собой, подошла  к  Суховерхову  и  сняла  с  него
мягкую  шляпу,  отобрала  портфель.  Шляпу  повесила  на  гвоздик,  портфель
поставила на лавку, а Леонида Ивановича усадила на стул.
   - Вот так. Теперь можно и потолковать. Что это вы  такое  там  сказали  у
порога? Я не расслышала...
   - Я прошу вас  стать  моей  женой,  -  повторил  он  и  добавил  мягко  и
доверительно: - Я вас полюбил...
   Фекла молча стояла перед ним. Правду сказать,  она  немного  растерялась,
хоть и была женщиной находчивой. Да и предложение это в общем-то не  явилось
для нее неожиданностью. Она частенько подумывала о том, что Суховерхов  рано
или поздно беспременно потянется к домашнему теплу.  Так  оно  и  вышло.  Но
когда он произнес ожидаемые слова, Фекла не нашлась, что ему ответить.
   - Ой, самовар-то! Простите... Я сейчас... - спохватилась она.
   И пока наливала самовар, клала в него уголья, опускала зажженные лучинки,
а потом ставила жестяную трубу, в голове у нее вился рой мыслей: "Что же ему
ответить? Ах, боже мой! Человек пришел с открытой душой, а  у  меня  и  слов
нет..."
   Наконец она решилась:
   - А вы, Леонид Иванович, хорошо все обдумали?- спросила напрямик.
   Теперь, когда главное уже было сказано, Суховерхову стало легче.
   - Да, Фекла Осиповна,  я  все  обдумал.  Она  вздохнула  и  продолжила  с
некоторым сожалением:
   - Я уж не молода. Вам бы нужна подруга жизни помоложе...
   - Никто другой мне не нужен.
   - Ну что ж... спасибо... Но, как бы вам сказать, чтобы вас не  обидеть...
Я ведь уж старею. Вы моложе меня...
   - Давайте, не будем говорить об этом, - попросил он.
   Она взглянула на него благодарно и отозвалась очень  тихо,  так,  что  он
едва расслышал:
   - Как хотите. Не будем, так не будем. Только... только я не  знаю,  смогу
ли стать матерью... - она вся напряглась, словно пытаясь преодолеть  сильную
внутреннюю  боль,  но  сказать  о  таком  щекотливом   деле   сочла   просто
необходимым.
   - И об этом не будем говорить. Я просто хочу, чтобы вы были со мной рядом
до конца... С вами будет тепло, радостно. Я знаю.
   - Вы так думаете?
   - Я уверен в этом.
   - Милый ты мой! Учитель! - точно  вырвалось  у  нее  из  души,  но  Фекла
сдержала себя и спрятала вспыхнувшее румянцем лицо,  снова  склонившись  над
самоваром.
   Затем они  пили  чай,  угощались  массандровским  вином.  Фекла  усиленно
потчевала Леонида Ивановича, а он благодарил и все ждал от  нее  ответа.  Но
Фекла все время словно бы уклонялась от окончательного решения, и Суховерхов
начал тревожиться. От волнения он даже выпил лишнюю рюмку, и голова  у  него
закружилась. Пришлось приналечь на закуску и выпить крепкого чаю.
   Когда Леонид Иванович собрался уходить, Фекла подала ему шляпу, смахнув с
нее воображаемую пыль платочком.
   - Вы так и не дали мне ответа, Феня... - робко напомнил Суховерхов.
   Она провела рукой по его волнистым русым волосам.
   - Раз вы хотите жениться на мне и думаете, что вам со мной будет  хорошо,
то я согласна. Лишь бы вам со мной было хорошо...
   Потом посмотрела ему прямо в глаза и степенно, по-старинному,  поцеловала
в губы.
   - Ну вот. Теперь идите...
   И когда Леонид Иванович ушел, накинула полушалок и тоже вышла  на  улицу.
Постояла на крыльце, счастливо улыбаясь, и побрела по тропинке к реке.
   Берег был неподалеку. На обрыве лежал большой, вросший  в  землю  камень.
Фекла вспомнила, как здесь, напротив камня, мужики, среди которых был  и  ее
отец, грузили перед самым приливом карбас. А когда  начался  прилив,  карбас
отчалил и пошел к шхуне, стоявшей в устье. Отец, сидя в  корме,  у  правила,
обернувшись, помахал им с матерью рукой. А  потом,  сутулясь,  отвернулся  и
стал смотреть вперед. Мать взяла ее за руку и повела домой старательно пряча
слезы, вызванные расставанием. События  давних  лет  со  всей  отчетливостью
воскресли в памяти Феклы.
   Взгляд ее устремился в сторону устья,  которое  расширялось  и  вливалось
вдали в губу. В левой стороне залива невидимо отсюда над морем высокий обрыв
Чебурай. Берег Розовой Чайки... Фекла вспомнила войну, то,  как  она  ловила
семгу с Семеном Дерябиным, и в сердце шевельнулась грусть...
   А Суховерхов в это  время  вернулся  домой  совершенно  счастливый.  Едва
переступив порог, он уткнулся лицом в жидкую стариковскую бороду Ермолая,  и
тот сразу понял, с какими вестями вернулся его постоялец.
   - Когда свадьба-то?
   - Скоро. Очень скоро будет свадьба.
   2
   Женитьба эта порядком взбудоражила село. Кто бы мог подумать, что  Зюзина
на склоне лет выйдет замуж, да еще и жениха отхватит такого, что  многим  на
зависть: человека образованного, директора школы.  Имена  жениха  и  невесты
вертелись у баб на языке целую неделю. Известное дело,  людская  молва,  что
морская волна: начнет бить в берег - только держись, а как ветер утихнет - и
нет ее, улеглась.
   Как водится, позлословили:
   - Вспомнила Фекла свой девишник...
   - Опоила приворотным зельем Суховерхова, вот и присох к ней.
   - Леонид-то Иванович женился, как  на  льду  обломился:  Фекла-то  уж  не
первой молодости невеста, и чего он сунул шею в хомут?
   Высказывались и другие мнения:
   - Фекла - баба золотая. Директору повезло.
   - Не она, так до смерти и ходил бы бобылем. Правильно сделал:  без  жены,
как без шапки. "Клад да жена на счастливого".
   Все эти суды-пересуды происходили, как водится, по-за глаза.  В  открытую
даже недоброжелатели не решались осуждать Зюзину и Суховерхова: "Что ж,  оба
они - люди свободные, а годы уходят. Нашли друг друга - и ладно, пусть живут
с богом".
   А старые друзья Зюзиной - те просто были  довольны,  что  Фекла  Осиповна
наконец-то  устроила  свою  судьбу,  выходя  замуж  за  Суховерхова.  Родион
Мальгин, регистрируя в сельсовете их брак, сказал Фекле:
   - А помнишь, Феня, как ты везла меня в санях  после  госпиталя?  Помнишь,
как сожалела, что не нашла своего суженого? Вот теперь  и  нашла.  Живите  в
любви да в согласии!
   И Панькин, когда Фекла пришла звать его  на  свадьбу,  расчувствовался  и
признался:
   - Женитьба ваша, Фекла Осиповна, не случайна. Ведь я еще  тогда,  в  твои
именины, решил: быть вам вместе. Вот и вышло по-моему. Так или не так?
   - Так, так Тихон Сафонович, -  прослезилась  на  радостях  Фекла.  -  Вы,
правду сказать,  во  многом  определяли  мою  судьбу.  Спасибо  вам!  -  Она
помолчала, успокоилась и уже по-деловому добавила:  -  Мы  не  будем  делать
большую свадьбу. Я приглашаю только самых близких.
   - Хорошо. Мы с женкой придем непременно.
   Фекла ушла от Панькина грустная, потому что  выглядел  он  неважно:  лицо
бледное, с нездоровой рыхловатостью, ходил по избе осторожно, словно  боялся
поскользнуться. И хоть бодрился и шутил Тихон Сафоныч,  Фекла  отметила  про
себя, что бывший председатель сильно сдал: укатали сивку крутые горки.
   А вот Киндяков и с возрастом не накопил жирка, был жилист, цепок к жизни.
Борода у него задорно торчала вперед, и  ходил  он  довольно  резво.  "Сухое
дерево дольше скрипит. Дай бог ему  здоровья",  -  не  раз  желала  мысленно
Фекла.
   К известию о ее замужестве Дорофей отнесся с одобрением.
   - Давно, Феня, надо было найти  тебе  свой  причал.  Вот  и  нашла.  Живи
счастливо и благополучно!
   - Спасибо, Дорофеюшко, - поблагодарила его Фекла.
   Однако от своих обычных подковырок Дорофей все же не удержался:
   - Давно ли крутите любовь-то? - будто между прочим поинтересовался он.
   Фекла ответила уклончи