м его перегружают. Бернштейн контролирует. На военной базе
США. Оттуда военный самолет летит в Гамбург. Потом - на чартере до Таллинна.
     - Так. - Вавилов сел на кровать. - А дальше?
     - Дальше - в Питер. Потом уже в столицу. В "Шереметьево"  встретят наши
люди. Я хотел спросить - куда дальше-то? На дачу?
     - В дом. В Москву, - сухо ответил Вавилов.
     - Неувязочка, - тихо сказал Якунин.
     - Что еще?
     - Мы  с  Бернштейном прикинули... Он сказал,  что  чучело  лучше делать
прямо у вас дома.
     -  Ну и  пусть  делает.  Я  найду пока, где пожить.  Сколько ему  надо?
Неделю, две?
     - Он сказал - быстро, - осторожно ответил Якунин.
     - Ну, быстро так быстро.
     - Это не все. Понимаешь, Володя...
     - Ну что, что, мать твою, не тяни ты!
     - Мы прикинули... Его по  лестнице  не  поднять. А резать...  Бернштейн
говорит, что  если  хотите качественное чучело, то резать  нельзя.  То  есть
сделать-то можно, но будет халтура.
     - И что же? В окно?
     - В окно тоже не войдет. Надо стену разбирать.
     - Капитальную стену?!
     - Да...
     Вавилов подумал несколько секунд.
     - Разбирай!

     Когда   часы  на   запястье  Владимира  Владимировича   Вавилова  тонко
пропищали, он немедленно слез с тренажера и направился в ванную.
     Постояв  под душем, периодически меняя температуру  воды  с  горячей на
близкую  к  замерзанию, он  растер мягким  полотенцем  свое  большое, еще не
выказывавшее    признаков    старения   тело,    тренированное,   ухоженное,
подлечиваемое и подправляемое  умелыми массажистами и, по  прихоти Владимира
Владимировича, массажистками, а затем  посмотрел в зеркало, занимавшее стену
от пола до потолка.
     "Ну что же... Лет пять,  наверное, еще можно чувствовать себя мужчиной.
А что потом?"
     Черные мысли не отпускали  его и тогда,  когда он оделся, позволив себе
только одну  вольность  в строгом  костюме  -  зеленый,  с  тонкими красными
полосками шелковый галстук.  Не ушли  эти  мысли  и  тогда,  когда  ровно  в
одиннадцать  тринадцать  в  дверь позвонил шофер  Вахтанг,  и  когда Вавилов
садился в  серебристый,  огромных  размеров джип,  и  пока  ехал  в  офис по
Садовому кольцу.
     "Для чего все это?  Для  чего  я  гонюсь? А  главное  - куда?  Где она,
конечная  цель? Что она  собой  представляет? Бросить все к черту, махнуть в
Калифорнию -  дом  есть на берегу,  океан прямо под  окнами, денег хватит до
конца жизни.  Чего  же мне  надо? Что я  за  человек?  Может  быть, я просто
ненормальный?"
     - Слушай, Вахтанг, - сказал он, повернувшись к водителю.
     - Да, Владимир Владимирович.
     - Вахтанг, скажи мне, я нормальный человек?
     - Нормальный, Владимир Владимирович. А что?
     -  Нет,  не  в  этом  смысле.  Я  в  смысле  здоровья.  Может  быть,  я
сумасшедший, Вахтанг?
     -  Да  что вы,  Владимир  Владимирович!  Вы  самый нормальный  человек,
которого я только в жизни видел! Мне бы ваши мозги, я бы горя не знал!
     "Ну да, конечно. Горя бы  он  не знал. Поглядел бы я на него, - подумал
Вавилов. - Тоже мне, психолог".
     - А почему вы спрашиваете, Владимир Владимирович?
     Вавилов сам так построил  отношения  с Вахтангом, что  тот мог задавать
вопросы  личного  характера,  словно они - Вавилов и Вахтанг  - были старыми
приятелями... Это нравилось Владимиру Владимировичу. Иллюзия дружбы, участия
в его личной жизни, ощущение того, что  кто-то о тебе заботится, что кого-то
на  самом деле  волнует,  какого  же  черта  с  тобой  происходит, как  твое
здоровье, не болят  ли зубы (до  сих пор  не  вставил - свои еще совсем даже
неплохие, хотя и приходится время  от времени  подлечивать), не беспокоит ли
язва  (еще одна проблема,  которую  нужно решать  незамедлительно), как дела
дома, приходил ли плотник подправить лесенку на даче, и многое другое, о чем
ни одна сука на работе не поинтересуется, не спросит и ничего не посоветует.
В лучшем случае  хмыкнет и покачает  головой. Уважительно  так  -  мол, ваши
проблемы,  Владимир  Владимирович, мне,  простому  смертному,  недоступны, и
решать их я, мол, не возьмусь.
     - Да знаешь, Вахтанг, все кручусь чего-то, кручусь... А сегодня подумал
-  где  конечная  цель?  Для  чего все  это? Контора,  бизнес  -  вроде  все
получается. Так что - ради конторы и ради бизнеса?
     -  Вы не  правы, Владимир  Владимирович,  - весело  ответил  Вахтанг. -
Понятно, ради чего.
     -  Что  ты  сказал? -  спросил  задумавшийся Вавилов,  потерявший  нить
беседы.
     - Я говорю - понятно, для чего все это у вас.
     - И для чего, как ты думаешь?
     - Ну, Владимир Владимирович! Деньги же зарабатываем! Что ж еще?
     - Деньги можно по-разному зарабатывать.
     - Это точно.
     Вахтанг коротко рассмеялся.
     Вот еще одна черта, которая нравилась Вавилову. Шофер всегда был весел.
Конечно, Вавилов  понимал, что это была только маска,  тщательно продуманный
имидж. Не  может  взрослый,  сильный и богатый человек  в современной Москве
быть постоянно веселым и беспечным. Это невозможно априори.
     Но Вавилова устраивала такая позиция подчиненного. Он уже не мог видеть
кислые  морды,  кислые  и  подобострастные,  с  которыми  приходили  к  нему
бесчисленные  просители.  Каждый  день  они вереницей шли к  нему в кабинет,
сидели  унылыми  пеньками в приемной,  молчали, страшась доверять друг другу
свои секреты.
     Мелкие, глупые и слабые людишки, неспособные сделать что бы то ни было,
полагаясь  только на собственные силы, боящиеся  грядущей ответственности за
принятые решения.
     Вавилов  помогал  многим  из  них,  иных  из  визитеров  он  даже,  что
называется, "вывел в  люди", но никого из просителей не уважал. Сам Владимир
Владимирович  никогда ничего ни у кого не просил. Только предлагал. Когда же
к нему приходили с предложениями, он, конечно, не расцветал - возраст уже не
тот, да и такая юношеская восторженная реакция была бы совершенно  неуместна
в его положении, - но всегда выслушивал потенциального партнера с  искренним
интересом.
     Причем, как правило, его занимало не столько само предложение,  сколько
личность  посетителя. Вавилов по опыту  знал,  что  самую  бесперспективную,
самую тухлую идею можно раскрутить, сделать модной и продаваемой, превратить
в культовую и крупно на ней заработать. Все зависит только от личности того,
кто берется  двигать эту  идею, какой  бы  несовершенной  она ни  была. Если
личность сама по  себе  сильная и интересная, то все, что она сделает, будет
таким же ярким, неожиданным и востребованным.
     К  сожалению,  личности,  которые  могли  бы  заинтересовать  Владимира
Владимировича,  появлялись  в  его  кабинете  настолько  редко,  что  каждый
подобный визит  был для Вавилова настоящим праздником. Большей же частью шли
те, кого он именовал про себя "Шурами Балагановыми".
     "Сколько денег вам нужно для полного счастья?
     - Шесть тыщ четыреста".
     К этому  диалогу,  в сущности, сводились все  просьбы и предложения,  с
которыми  к   Вавилову  приходили   так   называемые   артисты,   продюсеры,
администраторы, менеджеры, режиссеры, инженеры, мелкие  политики,  директора
библиотек, ученые, директора фондов, парикмахеры,  модельеры, кинооператоры,
дрессировщики, рекламные  агенты, модели, издатели, врачи, моряки,  банкиры,
бандиты, писатели, реставраторы,  директора заводов,  спортсмены, художники,
бандиты,  милиционеры,  вдовы,  бандиты,  подводники,   спасатели,  бандиты,
строители,  диггеры, бандиты,  "голубые"  и "розовые",  строители финансовых
пирамид и  их  разрушители, карточные  шулера и  наперсточники, цветоводы  и
альпинисты, бандиты, бандиты, бандиты всех мастей.
     Владимир Владимирович не вел реестра посетителей, однако был совершенно
уверен,  что в  стране  нет  ни одной  профессии,  представители  которой не
появлялись в его  кабинете за последние  десять лет -  ровно столько времени
существовала фирма "ВВВ".
     И все, за редкими исключениями, были этими самыми балагановыми.
     "Что же  это за  страна  такая? -  думал  Вавилов, провожая  очередного
просителя. - Что  за  страна?  Почему  никто  ни хера не  может сделать сам?
Почему все только  канючат  и жалуются? Почему я должен всем давать  деньги?
Взрослые,   здоровые  мужики.   Большинство   -   с   высшим,  так  сказать,
образованием. И ни хера не могут. Удивительное дело. Что я, виноват, что они
в  своих  институтах  прогуливали  лекции  и  не  учились,  а   трахались  с
сокурсницами?  Почему  их  карьеры должен строить  я, а не они  сами, своими
знаниями, своим трудом и  умением? Ну, нет умения,  но ведь не  я  же в этом
виноват. Что вы делали все эти годы? Сидели дома  и смотрели заседания Думы?
Или бухали по-черному? А теперь вас вдруг пробило - Вавилов богатый, Вавилов
все  может,  подсунем ему  туфту,  он  купится,  ему,  дескать,  в  тонкости
вдаваться некогда, а денег у Вавилова - куры не клюют,  он и сам,  поди,  не
знает, сколько у него денег,  а  если провалится проект -  от  Владимыча  не
убудет, он даже не заметит, Владимыч в ресторане за  день больше  прожирает,
чем мы  просим. На  альбом,  на организацию  выставки,  на  презентацию,  на
поездку  в Америку, на с®емки  клипа, на постановку  спектакля... На  выпуск
сборника стихов (гениальных!), на раскрутку  нового певца (гениального!), на
показ мод (гениальный!)...
     А  коли  даст денег Вавилов,  мы половину  украдем, из  второй половины
сэкономим еще половину, а на то, что осталось, наймем специалистов в Питере.
Они нам все и сделают. За пять баксов. Или, в крайнем случае, за пятнадцать.
А потом, можно ведь им и  вовсе не заплатить. Впрочем, и заплатить не жалко.
Не свои платим..."
     Вавилов  терпеливо  выслушивал  всех  и каждого.  Вообще говоря,  среди
потенциальных просителей, среди тех, кто рассчитывал хоть как-то присосаться
к процветающему  концерну "ВВВ", он имел репутацию человека недалекого, даже
слегка туповатого и уж точно не разбирающегося ни в музыке,  ни в театре, ни
в кино, ни в литературе, а о живописи и говорить нечего. Ну откуда у бывшего
торгаша,  бутлегера  и вообще  прибандиченного  мужика,  разменявшего  пятый
десяток,  -  откуда  у  него  познания  в  области  искусства?  Тем более  -
современного?
     Только люди из  ближнего круга знали об истинных пристрастиях и знаниях
своего шефа в той области, которой последние десять лет  занимался  Вавилов.
Его  информированность  могла дать сто  очков форы  любым  журналистам  МТВ,
"Коммерсанта"  и  "Московского  комсомольца", помноженным  друг на  друга  и
возведенным в степень.
     Что же до  современного искусства - это вообще отдельная тема, касаться
которой Владимир Владимирович не любил  и порой даже нарочито выказывал свою
полную некомпетентность в данной  сфере. Были на то у генерального директора
свои причины.
     Однако  репутация туповатого, смешливого человека  Вавилова устраивала,
репутация этакого барина-мецената, который  может и в шею выгнать  с помощью
многочисленной прислуги, а может за стол с собой усадить, накормить-напоить,
да еще и денег дать - так, на жизнь...
     Подобные  случаи бывали, это  верно. И  в шею выгонял, и  одаривал, как
казалось окружающим,  несоразмерно и слишком уж безоглядно. Однако на  самом
деле ничего похожего в  характере Вавилова не было и в помине. Не склонен он
был к благотворительности в любой ее форме.

     Вахтанг  крутанул руль и проехал  перекресток на красный  свет, обогнув
вставший прямо перед его джипом старенький "Форд".
     - Осторожней, - посуровел Вавилов, - ты уж особо-то не расходись.
     - Тут у меня капитан знакомый дежурит. Эту машину знает. Все нормально,
Владимир  Владимирович. Так  вот,  я и говорю  -  деньги  зарабатываем.  Это
здорово. Для мужчины первое дело.
     Вавилов хмыкнул.
     "Тоже мне, джигит, - подумал он. -  Для мужчины...  не для мужчины... А
женщине - что, не нужны разве деньги? Ох, уж эта кавказская гордость!"
     -  И  потом,  ведь людям радость.  Шоу-бизнес.  Люди же  не  просто так
кассеты покупают, да? Нравится им. Удовольствие получают. А вы спрашиваете -
зачем? Вот за этим самым.
     - Ну спасибо, об®яснил.
     Вахтанг покосился на шефа, понял, что тот не в  духе,  и решил свернуть
беседу, не нервируя начальство.
     Машина  в®ехала  по пандусу и остановилась возле главного входа  в офис
"ВВВ".
     - На обед вас когда ждать?
     - Я позвоню.

     Вавилов быстро  прошел  сквозь стеклянные  двери.  Кивнул  охраннику  в
форме,  сидящему  в  прозрачной  пластиковой  пуленепробиваемой  будочке,  и
поднялся   на   второй   этаж,   миновав   три  лестничных   пролета  и  два
металлоискателя,  предупредительно  отключенные  охранниками  снизу  и снова
заработавшие, как только Вавилов  прошел последний из них. На  втором  этаже
Владимир  Владимирович сделал  несколько  шагов  по  коридору  и оказался  в
просторном холле.
     Секретарша   Юля  вскочила   из-за   длинного   прилавка,  уставленного
телефонами,  календарями,  об®явлениями  в  стеклянных  "стоячих"  рамочках,
извещавшими  о том, что  через неделю - общее собрание, а  через две -  тоже
общее собрание, но только  одного  из  отделов, что через месяц шеф уходит в
отпуск и  его обязанности  будет выполнять первый  заместитель Якунин. Кроме
этого,  на прилавке  лежали гелевые авторучки, зажигалки, стояли пепельницы,
ближе к окну -  чашки  для кофе, электрический  чайник, сахарницы, поднос  с
ложечками.
     - Здравствуйте, Владимир Владимирович! К вам уже...
     - Привет, - бросил Вавилов. - Я вижу. Да. По одному.
     Ни на кого не глядя, он прошел прямо  в свой кабинет, оставив за спиной
с десяток посетителей, которые,  завидев Самого, как по команде поднялись  с
мягких кожаных диванов и кресел, в обилии имевшихся в холле.
     Глаза  Владимира Владимировича  были опущены долу,  но видел он всех  и
каждого. Видел и мгновенно отделял зерна от плевел.

     Сегодня  лично ему был  нужен только  Якунин,  который  наверняка  ждал
вызова в своем кабинете. Фирме были нужны Толстиков  и Ваганян, уже сидевшие
в холле.  А остальным посетителям... этим что-то было  нужно от Вавилова или
от фирмы в лице тех же Толстикова и Ваганяна.
     Усевшись за стол и несколько секунд подумав, с кого же  начать, Вавилов
нажал кнопку переговорника.
     - Юля! Толстикова давай. Ваганян там с ним или нет?
     - С ним, - отозвалась секретарша.
     - Давай их сюда. И чаю.
     - Поняла, Владимир Владимирович.

     - Привет, - бросил Вавилов вошедшим в кабинет.
     Толстиков - длинный худой суб®ект, находившийся в вечном противоречии с
родовой фамилией, унылый даже в самые счастливые моменты жизни -  подошел  к
столу шефа и протянул  над  столом свою костлявую руку. Вавилов пожал  сухую
шершавую ладонь и кивнул - мол, присаживайся.
     Ваганян  поздоровался издали и уселся на диван без приглашения. Рядом с
ним примостился худенький юноша - как быстро определил Вавилов, "из модных".
Ботинки-говнодавы, широкие штаны, нейлоновая узенькая курточка с капюшоном.
     "Оделся  побогаче,  -  усмехаясь  про себя,  подумал  Вавилов.  - Хочет
впечатление произвести. Что за тип?"
     - Вот,  Владимир  Владимирович, вот он,  -  сказал Ваганян,  кивнув  на
паренька, который  таращил глаза  на  хозяина  кабинета  и  всем своим видом
старался   показать,   что   он  "свой  чувак"   и  совершенно   не   боится
высокопоставленных господ.
     "Кто?" - едва не спросил Вавилов, но воздержался.
     - Ага, понятно, - сказал он. - Ну?
     Ваганян хотел что-то сказать, но запнулся, подыскивая нужные слова.
     - Вы послушали кассету? -  спросил  Толстиков,  устроившийся на  стуле,
который стоял посреди кабинета. Он всегда умудрялся выбрать самое  неудобное
место.  Где  бы  ни  оказывался  Илья   Ильич  Толстиков,  он   одним  своим
присутствием умудрялся  вносить какой-то раздражающий дискомфорт и вызывал у
окружавших его людей легкий стресс, граничивший с раздражением.
     - Кассету? - спросил Вавилов и посмотрел на паренька.
     - Баян, - неожиданно сказал паренек, слегка привстав с дивана.
     - Чего? - не понял Вавилов.
     - Анатолий Баян, - пояснил паренек.
     - Толя Боян, - Артур Ваганян усилил букву "о" в фамилии своего протеже,
каковым,  по  всей видимости, и  являлся таинственный  "чувак".  -  Помните,
Владимир Владимирович, я вам кассету давал?
     - А-а. Ну да. Вспомнил.

     Конечно, никакой кассеты Вавилов не слушал. Некогда ему было заниматься
такими вещами. Если  слушать все кассеты, которые попадают на "ВВВ", можно в
буквальном  смысле  сойти  с ума.  Да и  не его это  дело. Есть  специальное
подразделение, где ребята только и  занимаются, что  сидят и слушают. Или не
слушают. Большей частью, конечно, не слушают.
     Владимир Владимирович прекрасно знал, что на Западе с молодыми группами
дело  обстоит примерно  так же.  В  те  дни,  когда  Вавилов только  начинал
налаживать  связи с  западными  партнерами,  он пришел в немецкое  отделение
одной из крупнейших фирм.
     Больше  всего  его  интересовал принцип отбора  молодых  артистов  и те
критерии, по которым этот отбор происходил.
     В комнате, куда поступала почта, главенствующее место занимала огромная
мусорная  корзина,   полная  аудиокассет  -  многие  из  них  были  даже  не
распечатаны.
     -  Вот, смотри, - сказал  ему тогда старый знакомый  Витька Бурцев, уже
много  лет трудившийся на ниве шоу-бизнеса в Германии. -  Смотри, что тут, в
капиталистическом раю, делают с молодыми талантами.
     - Что? - не понял Вавилов. - В корзину? Прямо так? Хотя бы слушают?
     - Да ты чего? Кто же это слушать будет?
     - А если там крутые ребята? Если потенциальные звезды?
     - Нет там потенциальных звезд, - ответил Бурцев.
     - Почему?
     - Потенциальные звезды не носят кассеты на прослушивание. Потенциальные
звезды - они и есть звезды.  Их надо  самому видеть и самому  подбирать. Они
валяются  на  земле и не  знают,  что  они  звезды. А ты  на  то и продюсер,
чтобы...
     - Я не продюсер, - возразил Вавилов.
     - Ну  хорошо.  Ты  директор.  Так  вот,  скажи своим продюсерам,  когда
вернешься, - на то они и продюсеры, чтобы звезду видеть там, где ее никто не
видит. Звезда может сидеть на заблеванной кухне  и курить гашиш. Она, звезда
эта задроченная, может вообще ничего не уметь. Ни  петь, ни  играть,  ни тем
более  чего-то  сочинять.  Она,  или  он, если желаешь,  может  быть  полным
мудаком, ослом запредельным.  Пидором может быть. Или импотентом. Может быть
инженером, влюбленным  в какие-нибудь свои  турбины. Может  быть  спившимся,
сторчавшимся, изблядовавшимся, охуевшим бомжом, уверовавшим в Христа, Будду,
вуду, коня в пальто. Понимаешь? И на нем, на этом обосранном бомже, если он,
конечно, звезда внутри себя, на нем ты  должен сделать миллионы. Причем  это
вполне реально. И самое главное, миллионы можно сделать только на нем, а  не
на этом сборище неудачников, на этих лузерах сраных.
     Бурцев покосился на корзину.
     - Может быть, скорее всего, даже наверняка, там есть интересная музыка.
Только   нужно  определиться,  чем   мы  занимаемся.   Благотворительностью?
Искусством? Культурой? Или мы занимаемся  бизнесом? Это принципиально разные
вещи. Искусство,  настоящее, оно себе тропинку и без нас найдет. Если артист
или  автор  - настоящий,  если он творит ради искусства, а не  ради денег, и
если при этом он еще и в самом деле талантлив,  - его творчество  до народа,
так  сказать,  доберется. Может  быть,  после смерти,  может  быть,  до.  Но
обязательно будет востребовано.  Это  можно  называть мистикой,  а  можно  -
высшей  справедливостью,  но  это так. И мы здесь  вовсе не нужны. Там  есть
другие пути. Кроме того,  существует огромное количество  независимых  фирм,
мелких  таких  фирмочек, которые этим искусством как раз и занимаются. Оно и
нужно-то  не всем.  Оно нужно  тысяче человек  в Америке, двумстам в Англии,
сотне в Гер