смертен! Через  несколько месяцев
заработает рынок,  наши деревянные рубли  превратятся в пыль, народ - Патрон
презрительно скривился и  произнес: - Трудящиеся  начнут  голодать,  деловая
мелочь,  ломая зубки,  начнет отрывать  кусочки... Правители,  сытно  кушая,
будут продолжать свои игры, сменять друг дружку, принимать самые последние и
самые  важные  постановления,  шнырять   по  заграницам.  Наступают  веселые
денечки... .
     Патрон встал, качнулся, направился в спальню.
     -  Ты  располагайся,  Эффенди...  Надо  бы  немного  похудеть.  Ты  как
полагаешь?
     Эффенди не ответил, а Патрон разделся и быстро заснул.
     - Звонили из  прокуратуры, - сказал  полковник Орлов.  -  Твой  Веселов
начал  давать  показания.  А  подполковника  Гурова   приглашают  завтра   к
четырнадцати.
     - А мой Волин улетел в Вену, - в тон полковнику ответил Гуров.
     Друзья сидели  в  кабинете Орлова. Недавно  они "парились" на  ковре  у
Турилина  и сейчас лениво переговаривались,  изрядно друг другу надоели и не
знали, как без злобы расстаться.
     - Твоего Лебедева зарезали на Ленинградском вокзале.
     - Заткнись,  - сказал Гуров.  -  Я  обещал ему безопасность и  слова не
сдержал.  И не бей по  больному. Лучше скажи,  куда подевалась тонна  денег,
которую свезли из всех отделений Корпорации?
     История   исчезновения   несметных  миллионов   была  разгадана.  Гонцы
доставляли Лебедеву  деньги  и  уходили.  Он тут же упаковывал их в бумажный
мешок  и  выбрасывал  в  мусоропровод,   где  их  подбирали  и  отсылали  по
назначению.
     В  квартире  не  было  черного  хода,  окна  выходили  лишь  на  улицу,
наблюдение вели только за под®ездом.
     - Может, ты  все-таки уйдешь? - тоскливо спросил Орлов. - Ну  не могу я
тебя сейчас видеть. Все, мое терпение кончилось.
     Гуров  тихонько   засвистел,  пошел  к  дверям,  взялся  за  ручку,  не
оборачиваясь, спросил:
     - А завтра?
     - Что  завтра?  -  Орлов  начал шарить  по  столу,  отыскивая,  чем  бы
запустить в Гурова.
     - А завтра у тебя терпение появится?  Прекрасно, тогда я тебе и сообщу,
кто руководитель Корпорации.
     Гуров вышел. Заглянул в свой кабинет,  не присаживаясь,  записал данные
Рогового, запер листочек в сейф и вышел на улицу.
     "Жигули"  почему-то  утром  не завелись, из дома на  Петровку его довез
частник,  а обратно подполковник решил пройтись пешком. Он пытался настроить
себя на мирный  лад,  не  обращать внимания  на  загнанные  лица москвичей и
гостей столицы, на грязь - в последнее время улицы не только не убирали, но,
казалось,   умышленно  старались  предельно   испакостить  -  на  бульварах,
тротуарах,  везде валялись окурки,  пустые бутылки, огрызки, фантики.  Гуров
старался смотреть  поверх  всего  этого  безобразия,  но взгляд  упирался  в
облезлые стены домов и бессмысленные лозунги.
     Он прошел Тверской бульвар,  свернул  на  улицу Герцена, миновал здания
посольств,  выделявшихся  из  своего окружения  опрятностью,  чистотой стен,
пересек Садовое, и тут в толчее, которая возникла напротив высотного здания,
Гурова остановил плотный седой мужчина:
     - Я будто бы спрашиваю у вас дорогу, а вы мне ее указываете.
     Сыщик мгновенно  подобрался, быстро  взглянул  в лицо  говорившего. Оно
было испуганное,  неуловимо знакомое, из  далекого прошлого. Мужчина пытался
улыбаться, кривил дрожащие губы.
     - Конечно,  с удовольствием,  -  ответил  Гуров,  кивая. -  Спрашивайте
коротко, идите рядом.
     - Ты на мушке, сейчас начнут стрелять.
     - Народу многовато,  - ответил Гуров,  указывая  в  сторону зоопарка. -
Кто?
     - Ты меня не помнишь, за мной должок, ты был человеком...
     - Пройдите  прямо, с  правой  стороны станция  метро.  -  Гуров  указал
направление.
     - Пистоль купил утром, я случайно...
     -  Спасибо,  уходи, не  торопись и сразу  в  метро. - Гуров  улыбнулся,
пересек брусчатку и вошел в толпу, которая завихрялась у ведущей к  магазину
лестницы.
     Эффенди, уверенно подумал он.  Можно позвонить  и вызвать опергруппу. И
что?  Сейчас он не знает, что  я предупрежден, увидит оперативников... Да  и
сам  факт, что я войду в телефонный автомат за два квартала от  своего дома.
"Жигули"  утром не завелись... Он  на  машине? Нет,  у  него,  конечно, есть
машина,  но где-то в стороне.  Эффенди  определил  место, и оно не здесь. На
Грузинской,   после   перехода  между   зоопарками,   у   перехода   слишком
многолюдно...  Ближе к моему дому, машина где-то за углом... Стрелять  будет
метров с  десяти. Но не  факт,  возможно,  в упор,  пройдя мимо. Недалеко от
угла, ближе к машине.
     Гуров купил  эскимо,  словно сторонний наблюдатель, отметил, что руки у
него не дрожат. А вот с ногами  хуже, идти не хотят, задеревенели. Он прижал
левый  локоть,  проверил  пистолет.  "Я не успею  достать.  Можно  незаметно
переложить в боковой  карман, но все равно не успею. Эффенди - профессионал,
он мне и дернуться не позволит".
     - Купите розы! Молодой человек, взгляните, какие розы!
     - Это  я? - Гуров бросил эскимо в урну. -  Молодой? - Он вынул из ведра
колючую розу, пытаясь сосредоточиться.
     Торговка была молодая, неряшливо одетая, с  ярко  накрашенными губами и
стойким запахом недавно принятого.
     - Сколько стоит? - спросил Гуров.
     - Пятерка.
     - Считай, даром - Гуров улыбнулся. - Вас послал бог.
     - Кончай развешивать, отходи, покупателей отпугиваешь.
     - А  сколько здесь всего?  - Гуров  испугался,  что  в новый  костюм не
переложил деньги, опустил руку в карман. Деньги оказались на месте. - Возьму
двадцать пять штук по три рубля.
     Он отказался от целлофановой обертки, достал  из кармана "Литературку",
обернул колючий букет.
     Проходя  между  стоявшими  машинами,  быстро  вынул  пистолет,  снял  с
предохранителя,  вставил оружие в цветы и, держа их  неестественно скованной
рукой, уверенно направился к зоопарку.
     "Теперь задача, - думал он, сворачивая на Грузинскую, - не подпустить к
себе  сзади и не прозевать тормозящую рядом машину. А уж встречного угадаю".
Он вспомнил фотографию Эффенди. Пустое, в лицо не узнать. Приметы? Как одет?
Он  выберет крайности. Претенциозный иностранец либо  опустившийся пьянчуга.
Скорее, первое.
     Сыщик  миновал переход,  уступил  дорогу  девушке с  детской  коляской,
повернулся. Ни одной подходящей фигуры, одиноких мужчин вообще нет.
     Из-за угла выкатилась детская коляска, появился папаша. Гуров вспомнил,
как давно,  в прошлой жизни, использовал  этот  прием, и  бросился к  стене.
Увидел Эффенди, пистолет - все очень отчетливо.
     Выстрелы слились, сыщик и убийца одновременно налетели грудью на  пули,
шагнули друг к другу.  Эффенди рухнул на коляску, подполковник Гуров упал на
мостовую, уткнувшись лицом в цветы.
     Константин  Васильевич Роговой,  начальник Главка, депутат,  кандидат в
делегаты  очередного  с®езда,  крепко спал.  Сегодня  он решил  начать новую
жизнь, потому  на  ужин  ограничился жареным цыпленком,  фруктами,  от  вина
отказался, а выпил лишь бутылочку коньяка.
     При  своей комплекции и лежа навзничь он должен был бы храпеть. Но, как
известно,  Константин  Васильевич  презирал  законы,  даже физические,  спал
спокойно, тихо, дурных, как и веселых,  снов по своему  обычаю  не  смотрел,
совесть его никогда не беспокоила, словом, спал, как малый ребенок.