Есть что делить, разве нет?
     - Эй, Богольт?  -  крикнул  Нищука  с  воза,  с  грохотом  копаясь  в
снаряжении... - Что надеваем на себя и лошадей?  Чем  эта  золотая  гадина
может ударить? Огнем? Кислотой? Паром?
     - А хрен ее знает, - задумался Богольт.  -  Эй,  чародеи!  Легенды  о
золотых драконах говорят, как такое чудо уделать?
     - Как? А проще простого! - крикнул Козоед. - Чего тут мурыжить, а  ну
давайте-ка  сюда  животягу  какую-никакую.  Напихаем  в  нее   чего-нибудь
ядовитого и подкинем гаду, пусть сожрет и того...
     Доррегарай  искоса  глянул  на  сапожника.  Богольт  сплюнул.   Лютик
отвернулся. На его лице  читалось  отвращение.  Ярпен  Зигрин  усмехнулся,
уперев руки в бока.
     - Чего глазеете? - спросил Козоед, - За работу, надо решить, чем труп
нафаршировать, чтобы гад поживее его заглотнул. Чем-нибудь жутко ядовитым,
отравой какой смердящей или гнилью.
     - Ага, - проговорил краснолюд, не переставая усмехаться. -  Ядовитое,
паскудное и смердящее. Ясно. Знаешь что, Козоед? Получается - ты.
     - Что?
     - Дерьмо ты, вот что. Мотай отседова, халтурщик, чтоб глаза мои  тебя
не видели.
     - Господин Доррегарай, - проговорил Богольт,  подходя  к  чародею,  -
оправдайте  хоть  чем-нибудь  свое  присутствие.  Припомните   легенды   и
сказания. Что вам известно о золотых драконах?
     Чародей улыбнулся, гордо выпрямился.
     - Что мне известно о золотых драконах, говоришь? Мало, но все-таки...
     - Так слушаю.
     - И слушайте,  слушайте  внимательно.  Вон  там,  перед  нами,  сидит
золотой дракон. Живая легенда, последнее, быть  может,  и  единственное  в
своем роде существо, уцелевшее от вашего неудержимого стремления  убивать.
Легенду не убивают. Я, Доррегарай, не позволю вам тронуть  этого  дракона.
Понятно? Можете собирать шмотки, приторачивать  вьюки  и  возвращаться  по
домам.
     Геральт был уверен, что начнется суматоха. Он ошибался.
     - Уважаемый чародей, - прервал тишину Гилленстерн, - следите за  тем,
что и кому вы говорите. Король Недамир может  приказать  вам,  Доррегарай,
приторочить вьюки и убираться к черту. Но не наоборот. Вам это ясно?
     - Нет, - гордо ответил чародей. - Неясно. Ибо я - Доррегарай,  и  мне
не может приказывать король, владения которого можно охватить  взглядом  с
высоты  частокола,  огораживающего  паршивую,  грязную,  прости   Господи,
засранную крепость. Известно вам,  милсдарь  Гилленстерн,  что  стоит  мне
произнести заклинание и шевельнуть рукой, как вы  превратитесь  в  коровью
лепешку, а ваш недозрелый король - в нечто непроизносимо худшее? Вам ясно?
     Гилленстерн не  успел  ответить,  потому  что  Богольт,  подскочив  к
Доррегараю, схватил его за  плечи  и  повернул  к  себе  лицом.  Нищука  и
Живодер, молчаливые и угрюмые, высунулись из-за спины Богольта.
     - Послушай-ка, господин магик, -  тихо  сказал  огромный  рубайла,  -
прежде чем шевелить руками-то. Я мог бы долго толковать  тебе,  уважаемый,
что обычно делаю с такими засратыми легендами и дурацкими  трепачами,  как
ты. Но мне чтой-то не хотца. Вот тебе заместо ответа. Тебе это ясно?
     Богольт кашлянул, приложил палец  к  носу  и  с  близкого  расстояния
сморканул чародею на мыски ботинок.
     Доррегарай побледнел, но не пошевелился. Он  видел  -  как  и  все  -
цепной шестопер на рукояти длиной в локоть, который держал Нищука в  низко
опущенной руке. Он знал - как и все, - что время, нужное  для  заклинания,
несравненно большее, чем то, какое требуется Нищуке, чтобы  раскроить  ему
череп.
     - Ну, - сказал Богольт. - А теперь аккуратненько отойди в сторонку. А
ежели тебе придет охота снова раскрыть пасть, то быстренько засунь  в  нее
пук травы. Потому как если я еще раз услышу твой вой, ты меня запомнишь.
     Богольт отвернулся, потер руки.
     - А ну, Нищука, Живодер,  за  работу,  а  то  эта  гадина  еще,  чего
доброго, сбежит.
     - Не похоже, чтобы он собирался бежать, - сказал Лютик,  рассматривая
поле предполагаемой битвы. - Посмотрите.
     Сидевший на холмике золотой  дракон  зевнул,  задрал  голову,  махнул
крыльями и хлестнул по земле хвостом.
     - Король Недамир и вы, рыцари! - зарычал  он  так,  словно  это  была
латунная труба. - Я дракон Виллентретенмерт! Похоже,  не  всех  остановила
лавина, которую, не сочтите это похвальбой, я спустил вам  на  головы.  Вы
смогли добраться аж сюда.  Вам  известно,  что  отсюда  есть  три  выхода.
Дорогами  на  восток,  к  Голополью,  и  на  запад,  к  Каингорну,  можете
воспользоваться.  Но   по   северному   каньону   не   пойдете,   ибо   я,
Виллентретенмерт, запрещаю. Если же кто-либо не желает  послушаться  моего
приказа, того  я  вызываю  на  бой,  на  честный  рыцарский  поединок.  На
конвенционном оружии, без колдовства, без полыхания огнем. Бой  до  полной
капитуляции одной из сторон. Жду ответа через вашего  гарольда,  как  того
требует обычай!
     Все стояли, широко раскрыв рты.
     - Он умеет говорить! - просипел Богольт. - Невероятно!
     - К тому же жуть как мудро, - сказал Ярпен Зигрин.  -  Кто-нибудь  из
вас знает, что такое конфессионное оружие?
     - Конвенционное, а не конфессионное.  Обычное,  а  не  магическое,  -
сказала Йеннифэр насупившись. - Однако меня  удивляет  другое.  Невозможно
членораздельно говорить,  если  у  тебя  раздвоенный  язык.  Этот  стервец
пользуется телепатией. Будьте внимательны, это действует  двусторонне.  Он
может читать ваши мысли.
     - Он что, вконец спятил или как?  -  заволновался  Кеннет-Живодер.  -
Честный поединок? С дурным-то гадом? Еще чего! А ну пошли на него кучей! В
куче - сила.
     - Нет!
     Они оглянулись.
     Эйк из Денесле, уже  на  коне,  в  полном  вооружении,  с  пикой  при
стремени, выглядел гораздо солиднее, чем пеший. Из-под  поднятого  забрала
лихорадочно блестели глаза, светилось бледное лицо.
     - Нет, господин Кеннет, - повторил рыцарь. - Только через мой труп. Я
не допущу, чтобы в моем присутствии оскорбляли рыцарскую честь.  Тот,  кто
рискнет нарушить принципы рыцарского поединка...
     Эйк говорил все громче, его возбужденный голос то и  дело  ломался  и
дрожал от волнения.
     - ...кто оскорбляет честь, тот оскорбляет и меня, и  кровь  его  либо
моя прольется на сию измученную землю. Скотина требует  поединка?  Хорошо!
Пусть гарольд протрубит мое имя! Да исполнится воля богов! У дракона  сила
клыков, когтей и дьявольская злоба, а у меня...
     - Ну кретин, - буркнул Ярпен Зигрин.
     - А у меня благородство, у меня вера, у меня слезы  девушек,  которых
этот гад...
     - Кончай, Эйк, тошнит! - рыкнул Богольт. - Дальше, в поле! Принимайся
за дракона, чем болтать-то!
     - Эй, Богольт, погоди, - вдруг сказал краснолюд,  почесав  бороду.  -
Забыл об уговоре? Если Эйк положит гадину, он возьмет себе половину...
     - Эйк ничего не возьмет, -  ощерился  Богольт,  -  я  его  знаю.  Ему
достаточно, если Лютик сложит о нем песенку.
     - Тихо! -  крикнул  Гилленстерн.  -  Да  будет  так.  Против  дракона
выступит благородный странствующий  рыцарь  Эйк  из  Денесле,  бьющийся  в
цветах Каингорна и тем самым олицетворяющий копье и меч  короля  Недамира.
Таково королевское решение.
     - Извольте!  -  заскрежетал  зубами  Ярпен  Зигрин.  -  Копье  и  меч
Недамира. Уделал нас каингорнский кролик. И что теперь?
     - А ничего, - сплюнул Богольт. - Надеюсь, ты не думаешь связываться с
Эйком, Ярпен? Он болтает ерунду, но уж  коли  забрался  на  кобылу  и  его
понесло, то лучше отойти с дороги. Пусть идет, зараза,  и  пусть  укокошит
дракона. А там посмотрим.
     - Кто будет гарольдом? - спросил Лютик. - Дракон  требовал  гарольда.
Может, я?
     - Нет. Это тебе не песенки распевать. Лютик, - поморщился Богольт.  -
Пусть гарольдом будет Ярпен Зигрин. У него голос как у бугая.
     - Лады. А чего? - сказал Ярпен. - Давайте сюда знаменщика со  знаком,
чтобы все было как положено.
     -  Только  говорите  вежливо,  господин  краснолюд.  И  изысканно,  -
напомнил Гилленстерн.
     - Не учите меня жить, - гордо выпятил  живот  краснолюд,  -  Я  ходил
послом, когда вы еще хлеб называли "ням-ням", а мух - "муф-муф".
     Дракон по-прежнему спокойно сидел на холме, весело помахивая хвостом.
Краснолюд вскарабкался на самый большой валун, откашлялся и сплюнул.
     - Эй, ты там! - заорал он,  взявшись  за  бока,  -  Дракон  поиметый!
Слушай, чего тебе гарольд скажет. Я, сталбыть! Первым за  тебя  благородно
примется странствующий, мать его так, рыцарь Эйк из Денесле! И всадит тебе
пику в брюхо, как того требовает священный обычай, на погибель тебе  и  на
радость бедненьким девицам и королю Недамиру! Драка должна быть честной  и
по правилам, пыхать огнем не можно, а только конфессионально дубасить друг
дружку, пока энтот другой лапти не откинет, не помрет, сталбыть! Чего тебе
от души и сердца желаем. Усек, дракон?
     Дракон зевнул, взмахнул  крыльями,  потом,  припав  к  земле,  быстро
спустился с холма на ровное место.
     - Понял, уважаемый гарольд! - прорычал он. - Так пусть же  выйдет  на
поле боя благородный Эйк из Денесле. Я готов!
     - Ну прям цирк, да и только.  -  Богольт  сплюнул,  угрюмым  взглядом
проводил Эйка, шагом выезжавшего из-за барьера камней. - Уссаться можно...
     - Заткнись, Богольт! - крикнул Лютик, потирая  руки.  -  Смотри,  Эйк
намерен атаковать! Черт побери, вот будет баллада, всем балладам баллада!
     - Уррра! Хвала Эйку! - крикнул кто-то из группы лучников Недамира.
     - А я, - угрюмо бросил Козоед, - я б его все ж для  верности  начинил
серой.
     Эйк, уже в поле, отсалютовал дракону поднятой пикой, опустил  забрало
и пришпорил коня.
     - Ну-ну, - сказал краснолюд. - Глуп-то он, может, и глуп, но в атаках
сечет. Гляньте только!
     Эйк, наклонившись и укрепившись в  седле,  на  полном  скаку  опустил
пику. Дракон, против ожидания Геральта, не отскочил, не пошел  полукругом,
а, прижавшись к земле, кинулся прямо на атакующего рыцаря.
     - Бей его! Бей, Эйк! - рявкнул Ярпен.
     Эйк, хоть и  мчался  галопом,  не  ударил  вслепую,  куда  попало.  В
последний момент он ловко изменил направление, перекинул пику над  головой
лошади.  Проносясь  мимо  дракона,  ударил  изо  всей  силы,  привстав  на
стременах. Все крикнули в один голос. Геральт к хору не присоединился.
     Дракон ушел от удара  мягким,  ловким,  полным  грации  поворотом  и,
свернувшись, словно живая  золотая  лента,  молниеносно,  но  тоже  мягко,
истинно по-кошачьи, достал  лапой  живот  коня.  Конь  споткнулся,  высоко
подкинул круп, рыцарь качнулся в седле, но пики не выпустил. В тот момент,
когда лошадь почти зарылась ноздрями в землю, дракон резким движением лапы
смел Эйка с седла. Все увидели взлетевшие в воздух, кружащие пластины лат,
услышали грохот и звон, с которым рыцарь свалился на землю.
     Дракон, присев, придавил коня лапой,  опустил  зубастую  пасть.  Конь
душераздирающе взвизгнул, рванулся и утих.
     В наступившей тишине прозвучал глубокий голос Виллентретенмерта:
     - Мужественного Эйка из Денесле можно убрать с поля, он не способен к
дальнейшему бою. Следующий.
     - Ну курва, - бросил Ярпен Зигрин в наступившей тишине.



        8


     - Обе ноги, - сказала Йеннифэр, вытирая руки  льняной  тряпкой.  -  И
кажется, что-то с позвоночником. Латы на спине вмяты,  словно  он  получил
железной палицей. А ноги - ну это из-за  собственной  пики.  Не  скоро  он
снова сядет в седло, если сядет вообще.
     - Профессиональный риск, - буркнул Геральт.
     - Это все, что ты можешь сказать? - поморщилась чародейка.
     - А что бы ты хотела услышать?
     - Дракон невероятно скор, Геральт. Слишком  скор,  чтобы  с  ним  мог
тягаться человек.
     - Понял. Нет, Йен. Я - пас.
     - Принципы? - ядовито усмехнулась чародейка. - Или  самый  обычнейший
страх? Это единственная человеческая эмоция, которую в тебе не уничтожили?
     - И то и другое, - равнодушно согласился ведьмак. - Какая разница?
     - Вот именно. - Йеннифэр подошла поближе. - Никакой.  Принципы  можно
нарушить, страх - преодолеть. Убей дракона. Ради меня.
     - Ради тебя?
     - Ради меня. Мне нужен этот дракон, Геральт. Весь.  Я  хочу  получить
его только для себя одной.
     - Используй чары и убей.
     - Нет. Убей его ты. А я чарами сдержу рубайл и  остальных,  чтобы  не
мешали.
     - Будут трупы, Йеннифэр.
     - С каких пор тебе это мешает?  Займись  драконом,  я  беру  на  себя
людей.
     - Йеннифэр, - холодно  сказал  Геральт,  -  не  понимаю.  Зачем  тебе
дракон? Неужто тебя до такой степени ослепил золотой блеск его  чешуи?  Ты
же не бедствуешь, у тебя неисчерпаемый источник прокорма, ты знаменита.  В
чем же дело? Только не говори мне о призвании, прошу тебя.
     Йеннифэр молчала, наконец, скривив губы, с размаху  пнула  лежащий  в
траве камень.
     - Существует человек, который может мне помочь.  Кажется,  это...  ты
знаешь, о чем я... Кажется... это не необратимо. Есть  шанс.  Я  еще  могу
иметь... Понимаешь?
     - Понимаю.
     - Это очень сложная операция, очень дорогая. Но  взамен  за  золотого
дракона... Геральт?
     Ведьмак молчал.
     - Когда мы висели на мосту, - проговорила чародейка, - ты просил меня
кое о чем. Я исполню твою просьбу. Несмотря ни на что.
     Ведьмак грустно улыбнулся, указательным пальцем коснулся обсидиановой
звезды на шее Йеннифэр.
     - Слишком поздно, Йен. Мы уже не висим. Я раздумал.  Несмотря  ни  на
что.
     Он  ожидал  самого  худшего,  клубов  огня,  молнии,  удара  в  лицо,
оскорблений, проклятий. И удивился, видя только  сдерживаемую  дрожь  губ.
Йеннифэр медленно отвернулась.  Геральт  пожалел  о  сказанном.  Ему  было
стыдно за прорвавшиеся эмоции. Предел возможного, который  он  переступил,
лопнул, словно струна лютни. Он взглянул на Лютика,  успел  заметить,  как
трубадур быстро отвернулся, избегая его взгляда.
     - Ну так, с проблемами рыцарской чести покончено!  -  воскликнул  уже
нацепивший латы Богольт, встав перед Недамиром, все еще сидевшим на камне.
- Рыцарская честь все еще валяется там и  стонет.  -  Выражение  скуки  не
покидало лица короля. - Глупо было, милсдарь Гилленстерн, выпускать Эйка в
качестве вашего рыцаря и вассала. Я не  собираюсь  указывать  пальцем,  но
знаю, кому Эйк обязан сломанными ногами.  Выходит,  мы  быстренько,  одним
махом,  отделались  от  двух  проблем.  От  одного  психа,   собиравшегося
по-идиотски оживлять легенды  о  смелом  рыцаре,  в  поединке  побеждающем
дракона, и одного  пройдохи,  который  думал  на  этом  подзаработать.  Вы
знаете, о ком я говорю, Гилленстерн? Ну и лады. А теперь наш черед. Теперь
дракон наш. Теперь мы, рубайлы, прикончим его. Но уже для себя.
     - А уговор, Богольт? - процедил канцлер. - Как с уговором?
     - В заднице у меня ваш уговор, многоуважаемый Гилленстерн.
     - Это кощунство! Это  измывательство  над  королем!  -  топнул  ногой
канцлер. - Королем Недамиром...
     - Ну что король?  Что  король-то?  -  крикнул  Богольт,  опираясь  на
огромный двуручный меч. - Может, король желает самолично пойти на дракона?
А может, вы, его верный слуга, упихаете в латы  свое  брюхо  и  выйдете  в
поле? Почему бы нет, извольте, мы подождем, ваша милость. У вас был  шанс,
Гилленстерн. Если бы Эйк прикончил дракона, вы получили  бы  его  целиком,
нам не досталось бы ничего, ни единой золотой  чешуйки  с  его  хребта.  А
теперь поздно. Протрите глаза. Некому биться в  цветах  Каингорна.  Второй
такой дурень, как Эйк, не сыщется!
     - Неправда! - Сапожник Козоед  припал  к  королю,  все  еще  занятому
рассматриванием только ему одному  ведомой  точки  на  горизонте.  -  Ваше
величество, милсдарь король! Погодите  малость,  скоро  подойдут  наши  из
Голополья! Наплюйте вы  на  выпендривающихся  дворян,  гоните  их  взашей!
Увидите, как действуют те, кто силен рукой, а не словами!
     - Закрой хайло, - спокойно бросил Богольт, стирая пятнышко ржавчины с
нагрудника. - Заткни хайло, хам, не то я заткну тебе его так, что  зубы  в
горле застрянут.
     Козоед, видя приближающихся Кеннета  и  Нищуку,  попятился  за  спины
голопольских милиционеров.
     - Король! - крикнул Гилленстерн. - Что прикажешь, король?
     Гримаса безразличия вдруг сползла с лица Недамира. Несовершеннолетний
монарх сморщил веснушчатый нос и встал.
     - Что прикажу? - тоненько произнес он. -  Наконец-то  ты  спросил  об
этом, Гилленстерн, вместо того чтобы решать за меня и говорить за  меня  и
от моего имена. Очень рад. Отныне пусть так и  будет.  С  этой  минуты  ты
будешь молчать, Гилленстерн, и слушать  приказы.  И  вот  первый:  собирай
людей, вели  положить  на  телегу  Эйка  из  Денесле.  Мы  возвращаемся  в
Каингорн.
     - Ваше...
     - Ни слова, Гилленстерн. Госпожа  Йеннифэр,  благородные  господа,  я
прощаюсь с вами. Я потерял  на  этой  экспедиции  немного  времени,  но  и
получил  многое.  Многому  научился.  Благодарю  вас  за  слова,   госпожа
Йеннифэр, господин Доррегарай, господин Богольт. И благодарю за  молчание,
господин Геральт.
     - Король, - сказал Гилленстерн. - Как же это? Что же это? Дракон  уже
вот-вот. Руку протянуть. Король, твоя мечта...
     - Моя мечта, - задумчиво повторил Недамир. - У меня  ее  еще  нет.  А
если я здесь останусь... Может, тогда ее у меня уже не будет никогда.
     - А Маллеора? А  рука  княжны?  -  не  сдавался  канцлер,  размахивая
руками. - А трон? Король, тамошний народ признает тебя...
     - В задницу тамошний народ, как любит говорить  господин  Богольт,  -
засмеялся Недамир. - Трон Маллеоры и без того мой, потому  что  у  меня  в
Каингорне  триста  латников  и  полторы  тысячи  пеших  против  их  тысячи
зазнавшихся щитников. А признать меня они и без того признают.  Я  до  тех
пор буду вешать, сносить головы и волочить по улицам лошадьми,  пока  меня
не признают. А их княжна - это жирная телка, и плевать мне на ее руку, мне
нужна только ее... короче, пусть родит наследника, а потом я ее все  равно
отравлю. Методом мэтра Козоеда. Довольно болтать, Гилленстерн. Приступай к
выполнению полученного приказа.
     - Воистину, - шепнул Лютик Геральту, - он многому научился.
     - Многому, - подтвердил Геральт, глядя на холмик, на котором  золотой
дракон, опустив узкую треугольную голову, лизал ярко-красным,  раздвоенным
языком что-то такое, что сидело в траве около него. - Но  не  хотел  бы  я
быть его подданным, Лютик.
     - И что теперь с нами будет, как думаешь?
     Ведьмак  спокойно  смотрел  на   маленькое   серо-зеленое   существо,
трепыхавшее   крылышками   летучей   мыши   рядом   с   золотыми   когтями
наклонившегося дракона.
     - А как тебе все это. Лютик? Что ты об этом думаешь?
     - Какое значение имеет, что я  думаю?  Я  поэт,  Геральт.  Разве  мое
мнение кому-то интересно?
     - Интересно.
     - Ну так я тебе скажу. Я, Геральт, когда вижу гада,  змею,  допустим,
или другую ящерку, то меня аж тошнить начинает,  так  я  этим  паскудством
брезгую и боюсь. А вот этот дракон...
     - Ну?
     - Он... Он красивый, Геральт.
     - Спасибо, Лютик.
     - За что?
     Геральт повернул голову, медленно потянулся к пряжке ремня,  наискось
пересекавшего грудь, затянул его  на  две  дырочки.  Поднял  правую  руку,
проверяя, в нужном ли положении находится рукоять меча. Лютик  смотрел  на
него, широко раскрыв глаза.
     - Геральт! Ты собираешься...
     - Да, - спокойно сказал ведьмак. - Есть  предел  возможному.  С  меня
достаточно. Ты идешь с Недамиром или остаешься. Лютик?
     Трубадур наклонился, осторожно и  заботливо  положил  лютню  рядом  с
камнем, выпрямился.
     - Остаюсь. Как ты сказал? Предел возможному? Оставляю себе право  так
назвать балладу.
     - Это может быть твоя последняя баллада. Лютик.
     - Геральт?
     - Что?
     - Не убивай его... Можешь?
     - Меч - это меч, Лютик. Уж коли его возьмешь в руки...
     - Постарался.
     - Пос