к сестры? Забудь их. Все они ведьмы.
     Я  уже  был  слепым  раньше,  и  случилось  это  от  вспышки  пороха  в
восемнадцатом  веке  на  Отражении  Земли.  Но  это  продолжалось всего лишь
месяц, а  потом зрение  вернулось ко  мне. Эрик  же, отдавая  приказ, имел в
виду постоянную слепоту.  Я все еще  потел и дрожал,  и иногда просыпался  с
криком,  когда  мне  вновь  и  вновь  являлся  призрак  раскаленного железа,
опускающегося ко мне, висящего перед глазами, дотрагивающегося до них!..
     Я застонал и продолжал мерить камеру шагами.
     Я абсолютно  ничего не  мог предпринять.  И эта  безысходность -  самое
ужасное  из  всего,  что  со  мной  произошло.  Я был так же беспомощен, как
зародыш в  чреве матери.  Родиться вновь  с прежним  зрением и  возможностью
удовлетворить свою ярость  - за это  я продал бы  душу. Даже если  бы зрение
вернулось  ко  мне  на  час,  но  чтоб  у  меня  в  руке  вновь  был меч для
решительной дуэли с моим братом.
     Я улегся на матрас и заснул.  Когда я проснулся, у двери стояла  пища и
я поел,  потом вновь  начал мерить  камеру шагами.  Ногти на  руках и  ногах
отросли до  безобразия. Борода  опустилась ниже  пояса, а  волосы все  время
падали на  глаза. Я  был сам  себе противен,  настолько грязным  и вонючим я
себя чувствовал. Тело  непрестанно чесалось. Я  даже подозревал, что  у меня
завелись вши. Б-р-р-р!
     То, что принца Амбера возможно  довести до такого состояния вызывало  в
моей душе  целую бурю  гнева. Я  привык думать  о нас,  как о несокрушимых и
вечных   созданиях,   чистых,   холодных,   хладнокровных,   твердых,    как
отшлифованный  бриллиант  -  такими,  как  наши  изображения  на картах. Как
выяснилось, это было не совсем так.
     По крайней мере, мы были такими  же, как и остальные люди, разве  что с
большим запасом прочности.
     Я  играл  сам  с  собой  в  уме,  я  рассказывал  сам себе всевозможные
истории, я вспоминал самые приятные минуты моей жизни - а их было немало.  Я
вспоминал  волю:  ветер,  дождь,  снег,  летнюю  жару  и прохладные весенние
ветерки.  На  Отражении  Земли  у  меня  был  свой  небольшой  аэроплан, и я
наслаждался  чувством  полета.  Я  вспоминал  сверкающую  панораму  цветов и
расстояния, кажущиеся  сверху миниатюрными,  города, широкий  голубой разлет
неба, стада облаков  (где-то они сейчас?)  и чистое пространство  океана под
крылом.  Я  вспоминал  женщин,  которых  любил,  вечеринки, военные учения и
битвы. И  когда все  воспоминания подобного  рода кончались  и мне  не о чем
было больше думать, только тогда я начинал вновь думать об Амбере.
     Однажды, когда  я думал  о нем,  мои слезные  протоки неожиданно  вновь
начали функционировать, и я заплакал!
     После  непередаваемого   количества  ушедшего   времени,   заполненного
провалами, темнотой и сном, я услышал как в замке поворачивается ключ.
     Прошло так много  времени после визита  Рейна, что я  уже забыл и  вкус
сигарет, и запах вина.  Я не мог точно  сказать, сколько времени прошло,  но
чувствовал, что очень много.
     В коридоре  было двое  людей. Я  определил это  по звуку  шагов еще  до
того, как услышал их голоса.
     Один голос я узнал.
     Дверь распахнулась и Джулиан произнес мое имя.
     Я не ответил ему сразу и он повторил:
     - Корвин! Поди сюда!
     Так как особого выбора у меня  не было, я выпрямился и подошел  к нему.
Остановился совсем рядом.
     - Чего ты хочешь? - спросил я.
     - Пойдем со мной.
     И он взял меня за руку.
     Мы  пошли  по  коридору  и  он  шел  молча,  и  будь я проклят, если бы
заговорил первым или задал ему какой-нибудь вопрос.
     Судя по эху наших шагов, мы вошли в большой зал. Вскоре после этого  он
повел меня вверх по лестнице. Все выше и выше, пока мы не оказались в  самом
дворце.
     Меня усадили на стул. Парикмахер залязгал ножницами, подрезая бороду  и
волосы. Я не  узнал его голоса,  когда он спросил,  предпочитаю ли я  просто
подстричь бороду или побриться.
     -  Брей,  -  ответил  я,  и  маникюрша  принялась  работать  над  всеми
двадцатью моими ногтями.
     Затем меня вымыли, и после  ванной помогли облачиться в свежие  одежды.
Они свободно висели на мне. Я  ведь здорово похудел, но совершенно забыл  об
этом.
     В другом,  так же  темном для  меня помещении,  звучала музыка,  вкусно
пахло, слышались радостные голоса и веселый смех. Я узнал столовую замка.
     Голоса стали  звучать как  будто тише,  когда Джулиан  привел и  усадил
меня.
     Я сидел, когда прозвучали фанфары, и меня силой заставили подняться.
     Я услышал, как был провозглашен тост:
     - За Эрика Первого, короля Амбера! Долго живи, король!
     Я не  стал за  это пить,  но этого,  казалось, никто  не заметил.  Тост
произнес голов Каина откуда-то из глубины стола.
     Я ел столько,  сколько мог вместить  мой желудок, и  еще больше, потому
что это была  лучшая трапеза, которую  мне предложили с  того проклятого дня
коронации. Из  застольных бесед  я понял,  что сегодня  как раз  исполнялась
годовщина того дня, а это означало, что я провел в подземельи целый год.
     Никто  не  заговаривал  со  мной,  и  я  ни  к  кому  не  обращался.  Я
присутствовал всего лишь как дух. Чтобы унизить меня, чтобы показать  пример
моим братьям, что происходит с ослушниками, вот для чего, несомненно, я  был
приведен сюда. И каждому было велено забыть меня.
     Пиршество затянулось далеко за  полночь. Кто-то все время  подливал мне
вина, что  по крайней  мере утешало,  и я  сидел, чуть  развалясь, и  слушал
музыку, под которую танцевали.
     К этому времени столы убрали и меня усадили в уголок.
     Я напился, как сапожник, и наутро меня полу-тащили, полу-несли  обратно
до  камеры,  когда   уже  все  закончилось   и  помещение  начали   убирать.
Единственное, о чем я жалел, что  напился все же не до такой  степени, чтобы
облевать пол или чей-нибудь нарядный костюм.
     Этим и был ознаменован конец моего первого года тьмы.
     Я не наскучу  вам ненужными повторами.  Второй год моего  заточения был
таким же, как и первый, и с тем же финалом. В этот второй год Рейн  приходил
ко  мне  дважды,  принося  по  полной  корзине  вкусной  еды  и целые ворохи
новостей.   Оба  раза  я  запрещал  ему  приходить  снова... В третий год он
спускался ко мне шесть раз, через каждый месяц, и каждый раз я говорил  ему,
чтобы он больше  этого не делал,  с®едал все, что  он приносил и  выслушивал
новости.
     Что-то плохое происходило в  Амбере. Странные ЧУДИЩА шли  из Отражений,
устраивали  над  всеми  насилие,  пытались  проникнуть  дальше. Их, конечно,
уничтожали. Эрик все еще пытался  понять, почему все так могло  произойти. Я
не упомянул своего проклятия, хотя значительно позже убедился, что был  прав
в своем предположении.
     Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена все же  присоединилась
к нему. Положение остальных моих  братьев и сестер оставалось неизменным.  С
этим  подошел  я  к  третьей  годовщине  коронации.  Было и кое-что еще, что
заставило меня вновь начать жить.
     Это!!!  Однажды  ЭТО  произошло,  и  такие  чувства  вспыхнули у меня в
груди, что  я немедленно  открыл бутылочку  вина, принесенную  мне Рейном, и
распечатал последнюю пачку сигарет, которые хранил про запас.
     Я  курил  сигареты,  прихлебывал  вино  и  наслаждался  чувством,   что
все-таки я  победил Эрика.  Если бы  он обнаружил,  что произошло, я уверен,
это было бы для меня смертельно.
     Но я знал, что он ничего даже не подозревает.
     Поэтому  я  радовался,  курил,  пил  и  веселился, смакуя перспективы в
свете того, что произошло.
     Да, именно в СВЕТЕ.
     Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.
     Попробуйте вспомнить: я проснулся  в госпитальной постели и  узнал, что
оправился слишком быстро. Ясно?
     Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все принцы и принцессы Амбера  имеют
это свойство в большей или меньшей степени.
     Я пережил чуму, я выжил в походе на Москву...
     Я восстанавливаюсь быстрее и лучше, чем кто бы то ни было из тех,  кого
я знаю.
     Наполеон когда-то обратил  на это внимание.  Так же, как  и генерал Жак
Артур.  С нервными тканями это произошло немного позже, вот и все.
     Зрение возвращалось ко мне - вот  что это значило - это чудесное  пятно
света справа от меня!
     Я вырастил себе новые глаза - сказал мне мои пальцы. У меня это  заняло
больше трех лет, но я это сделал. Это был тот самый один шанс на миллион,  о
котором я упоминал  раньше, та самая  способность, которой хорошо  не владел
даже Эрик, потому что силы  разных членов семьи проявлялись разными  путями.
Я  был  полностью  парализован  в  результате перелома позвоночника во время
франко-прусских  войн.  Через  два  года  все  прошло. У меня была надежда -
дикая, я  это признаю  - что  у меня  получится то,  что получилось, что мне
удастся вырастить новые глаза, несмотря на то, что глазницы были выжжены.  И
я  оказался  прав.  Зрение  медленно  возвращалось  ко мне, глаза оставались
нетронутыми.
     Сколько же времени осталось  до следующей годовщины коронации  Эрика? Я
перестал  мерить  камеру  шагами.   Сердце  забилось  сильнее.  Как   только
кто-нибудь заметит, что у меня есть глаза, я тут же лишусь их вновь.
     Следовательно,  мне  надо  убежать  из  тюрьмы, пока не минет четвертая
годовщина.
     Но как?
     До сих пор я  не придавал большого значения  побегу, и не думал  о нем,
потому что  если бы  я и  нашел способ  выбраться из  камеры, мне никогда не
удалось бы уйти из Амбера и даже из дворца - без глаз и без помощи,  которой
мне не от кого было ожидать.
     Теперь же...
     Дверь в  мою камеру  была тяжелой,  большой, обитой  медью, с крохотным
зарешеченным  квадратом  примерно  в  пятифутовой  высоте,  для  того  чтобы
смотреть,  жив  я  или  еще  умер,  если, конечно, кому-нибудь было до этого
дело. Если бы мне даже удалось  высадить эту решетку, сразу было видно,  что
я не  мог высунуть  руку настолько,  чтобы добраться  до замка.  В нижнем же
конце двери были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше  в
этой двери  ничего не  было. Петли  были либо  снаружи, либо  между дверью и
косяком, в этом я не был уверен. В любом случае, я не мог до них  добраться.
Ни окон, ни других дверей не было.
     Я был все  равно еще, как  слепой, потому что  слабый свет проникал  ко
мне только через это зарешеченное оконце.  К тому же я знал, что  зрение еще
не вернулось  ко мне  полностью. До  этого было  еще далеко.  Да и  с полным
зрением в моей камере  было непроницаемо темно. Я  знал это, так как  хорошо
знал темницы Амбера.
     Я закурил сигарету и  вновь стал ходить по  камере, думая о тех  вещах,
которые имелись  в моем  распоряжении с  точки зрения  приспособления их для
побега. У меня была одежда, матрас и сколько угодно мокрой, затхлой  соломы.
У меня  также были  спички, но  я быстро  отверг мысль  о том, чтобы поджечь
солому и устроить пожар.  Я сомневался, и не  без оснований, что если  я это
сделаю, кто-нибудь придет  спасать меня. Скорее  всего, стражник подойдет  к
двери  и  посмеется,  если  вообще  соизволит  подойти.  У  меня была ложка,
которую я  стащил на  предыдущем банкете.  Я хотел  сначала стянуть  нож, но
Джулиан поймал меня на  месте преступления и выхватил  его из моих рук.  Он,
однако, не знал, что это была уже вторая попытка. В ботинке у меня уже  была
запихнута ложка.
     Только на что она могла мне пригодиться?
     Я слышал рассказы об  узниках, которые прокапывали себе  подземные ходы
из камер самыми  нелепыми предметами, как  то: поясная пряжка  (которой я не
имел),  вязальный  крючок  и  тому  подобное.  Но  у меня не было времени на
подвиги  графа  Монте-Кристо.  Я  должен  был  убежать  в течение нескольких
месяцев, иначе мои новые глаза будут бесполезны.
     Дверь,  в  основном,  была  сделана  из  дерева. Дуб. Она была обтянута
четырьмя металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая  -
по низу,  над воротцами,  в которые  просовывали пищу,  а две  остальные шли
перпендикулярно сверху вниз, проходя  по обе стороны зарешеченного  оконца в
квадратный  фут  размером.  Дверь  открывалась  наружу  и замок был слева от
меня.  Память  услужливо  подсказала  мне,  что  толщина  ее  два дюйма, и я
помнил,  в  каком  примерно  месте  находился  замок, что и проверил опытным
путем, налегая на  дверь и чувствуя  ее напряжение в  нужном месте. Я  знал,
что дверь была также задвинута на  крепкие засовы снаружи, но об этом  можно
было подумать  и позже.  Может быть,  мне удастся  выдвинуть засов, просунув
ручку ложки между краем двери и косяком.
     Я  придвинул  свой  матрас,  встал  на  колени  и  ручкой ложки очертил
квадрат в том месте,  где находился замок. Я  работал до тех пор,  пока рука
не  стала  отваливаться  от  усталости  наверное,  несколько  часов. Затем я
потрогал пальцами поверхность дерева. Немного, но ведь это только начало.  Я
взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока и она не онемела.
     Я жил надеждой, что скоро появится Рейн. Я был уверен, что мне  удастся
уговорить его отдать  мне кинжал, если  я буду достаточно  настойчив. Однако
он все не шел, и я продолжал потихоньку снимать стружку с дерева.
     Я работал  день за  днем, не  покладая рук,  пока не  вгрызся в  дерево
примерно на  полдюйма. При  каждом приближении  стражника я  убирал матрац в
дальний угол и ложился на него спиной к двери.
     Когда он уходил, я возобновлял работу.
     Затем  мне  пришлось  прервать  приготовления,  как  ни мучительно было
промедление. Хотя я и заворачивал  руки в разорванную ткань одежды,  они все
равно покрылись  водяными пузырями,  которые все  время лопались,  и в конце
концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв, пока раны не зажили.  Я
решил  посвятить  время  вынужденного  отдыха  составлению планов на будущее
после того, как мне удастся бежать.
     Когда я  прорублю дверь,  подниму засов.  Шум от  его падения, конечно,
привлечет стражника. Но  к этому времени  меня уже не  будет в камере.  Пара
хороших ударов, и тот квадрат,  который я выпиливал, упадет наружу  вместе с
замком.  Тогда  дверь  откроется,  и  я  буду  лицом  к  лицу  с вооруженным
стражником. Мне придется убить его.
     Может,  он  будет  слишком  самонадеян,  зная,  что  я  слеп.  С другой
стороны,  он  будет  немного  бояться,  вспоминая  ту битву, когда я вошел в
Амбер. В  любом случае  он умрет  и тогда  я буду  вооружен. Я  схватил себя
левой рукой за правый  бицепс и напряг мускулы.  Боже! Я весь высох!  Как бы
там ни было, во  мне текла кровь принцев  Амбера и я чувствовал,  что даже в
этом состоянии смогу  убить любого обыкновенного  человека. Может быть,  я и
тешил самого себя, но мне придется испытать это на деле.
     Затем, если  мне это  удастся, то  ничто не  остановит меня,  с мечом в
руке я  доберусь до  Лабиринта. Я  пройду Лабиринт,  а добравшись до центра,
перемещусь в  любое Отражение,  которое сочту  нужным. Там  я залечу  раны и
соберусь с силами, и на следующий раз не поступлю так опрометчиво и не  буду
торопиться.  Если  даже  это  займет  у  меня  сто лет, я все подготовлю как
следует, на сто процентов, прежде чем  напасть на Амбер снова. Ведь в  конце
концов, формально  я был  здесь королем.  Разве я  не короновал  сам себя  в
присутствии всех придворных прежде, чем  это успел сделать Эрик? Этой  линии
я и буду держаться, идя на войну за трон.
     Если бы только можно  было уйти в Отражение  прямо из Амбера! Тогда  не
было бы нужды возиться с Лабиринтом. Но  мой Амбер - центр всего, и из  него
не так то просто уйти.
     Примерно через месяц  руки полностью зажили  и от грубой  работы на них
стали образовываться жестокие  мозоли. Работая, я  услышал шаги стражника  и
быстро унес свой матрас, свернувшись на нем в дальнем углу камеры.  Раздался
слабый скрип, пищу подсунули под дверь, и звук шагов затих в отдалении.
     Я  вернулся  к  двери.  Я  знал,  что  будет на этом подносе, не глядя:
ломоть плесневелого  хлеба, кружка  воды и  кусок сыра,  если мне повезет. Я
устроил матрас поудобнее, стал на  колени и ощупал сделанное отверстие.  Уже
больше половины!
     Затем я услышал смешок.
     Он раздался откуда-то позади меня.
     Я повернулся,  и не  было нужды  в зрении,  чтобы понять,  что в камере
есть еще кто-то. Слева у стены стоял человек и ухмылялся.
     - Кто здесь? - спросил я, и голос мой прозвучал странно и хрипло.
     Потому что  это -  первые слова,  которые я  произнес за  долгое-долгое
время.
     - Беглец, - говорил он, - Хочет удрать.
     И опять послышался смешок.
     - Как вы сюда попали?
     - Прошел.
     - Но откуда? КАК?
     Я зажег спичку  и зажмурился от  непереносимой рези в  глазах. Но я  не
погасил огонь.
     Это  был  человек  небольшого  роста.  Очень небольшого. Можно сказать,
карлик.  Меньше  пяти футов роста  и с горбом.  Борода и волосы  у него были
такие же длинные, как и у меня.
     Единственной чертой, различимой через всю эту массу волос,  закрывавших
почти все  лицо, был  большой крючковатый  нос, да  еще почти  черные глаза,
сейчас странно блестевшие при свете спички. В общем...
     - Дворкин! - воскликнул я.
     Он снова ухмыльнулся.
     - Это мое имя. А как твое?
     - Неужели вы не узнаете меня, Дворкин?
     Я зажег еще одну спичку и поднес ее к своему лицу.
     - Посмотрите  повнимательней. Забудьте  о бороде  и волосах.  Прибавьте
сотню фунтов  веса. Вы  ведь нарисовали  меня со  всевозможными деталями  на
нескольких колодах карт.
     - Корвин, -  сказал он после  недолгого раздумья. -  Я тебя помню.  Да,
помню.
     - Я думал, что вас давно нет в живых.
     - А я жив. Вот видишь?
     И с этими словами он сделал передо мной пируэт.
     - А как твой папаша? Давно ты его видел? Это он засадил тебя сюда?
     - Оберона больше нет, - ответил я, пропустив его непочтительность  мимо
ушей. - В Амбере правит мой брат Эрик, и я - его узник.
     -  Тогда  я  главнее  тебя,  -  похвастался  он, - потому что я - узник
самого Оберона.
     - Вот как? Никто из нас не знал, что Отец заточил вас в темницу.
     Я услышал его всхлипывания.
     - Да, - ответил он спустя некоторое время, - он мне не доверял.
     - Почему?
     - Я рассказал ему, что  придумал способ уничтожить Амбер. Я  описал ему
этот мой способ, и он велел запереть меня.
     - Это было не очень хорошо с его стороны, - заметил я.
     - Знаю, - согласился он, -  но он предоставил мне прекрасные комнаты  и
кучу всякого материала для работы. Только через некоторое время он  перестал
приходить  навещать  меня.  Обычно  он  приводил  с  собой  людей,   которые
показывали  мне  чернильные  кляксы  и  заставляли рассказывать о них всякие
истории. Это было  просто здорово, Но  однажды я рассказал  историю, которая
мне не понравилась, и гость превратился в лягушку. Король был очень  сердит,
когда я отказался превратить его обратно, но прошло так много времени с  тех
пор, как я хоть с кем-нибудь  разговаривал, что я даже согласился бы  сейчас
снова превратить  его обратно  в человека,  если, конечно,  король этого еще
хочет. Однажды...
     - Как вы попали сюда, в мою камеру? - перебил я его.
     - Но ведь я уже сказал тебе. Просто пришел.
     - Сквозь стену???
     - Ну конечно нет. Сквозь Отражение стены.
     -  Никто  не  может  ходить  по  Отражениям  в  Амбере.  В  Амбере  нет
Отражений.
     - Видишь ли... я сжульничал, - признался он.
     - Как?
     - Я нарисовал  новую Карту и  прошел сквозь нее,  чтобы посмотреть, что
новенького с этой  стороны стены. Ох,  ты!.. Я только  что вспомнил, что  не
смогу  попасть  без  нее  обратно.  Придется  нарисовать другую. У тебя есть
что-нибудь перекусить? И чем можно рисовать? И на чем рисуют?
     - Возьмите кусок хлеба, -  сказал я ему, протягивая свой  скудный обед,
- и кусок сыра за компани