тил Иван.
     - И даже не его старший брат Костя?
     - Не знаю  таких,  -  осторожно  промолвил  Иван.  Кубатай
вздохнул.
     - Эх,  был  у меня такой друг... Маленький, но  настоящий.
Всерьез меня принимал.
     Сообразив,   что   в   душе   Кубатая   задеты    какие-то
сентиментальные струны, Иван молчал.
     - Эх, - вздыхал  Кубатай.  - И как же  я  их не укараулил?
Такая  общность  душ, как у нас  со  Стасом, раз в пятьсот  лет
бывает!  Мы  бы  с  ним  охотились   вместе,   на   пры...   на
сапогах-скороходах прыгали, диверсии учиняли...
     - А где твой друг-то? - поинтересовался  Иван. - Басурманы
в полон увели? Враз отобьем!
     Но Кубатай только вздыхал и повторял вполголоса:
     - Всерьез...   всерьез...   Как   взрослый   к   взрослому
относился...
     Так, с полупротрезвевшим Кубатаем за спиной, Иван и в®ехал
на просторный Марьюшкин  двор.  Из хором доносился дружный храп
тридцати трех богатырей.
     - Где  семечки?  -  начиная  что-то  подозревать   спросил
Кубатай.
     - В подполе, - схитрил Иван. - Пойдем.
     И они пошли.
     Очутившись  в  каменном  подполе,  уставленном  бочками  с
медовухой  и   мешками  с  кокосами,  Кубатай  вмиг  протрезвел
полностью.
     - Где семечки? - тревожно озираясь спросил он.
     - Обманул я тебя, -  признался  Иван. - На всякого мудреца
довольно простоты.
     И он, на  всякий случай, достал булаву. Кубатай вздохнул и
сел на мешок.
     - Чего тебе надобно-то? Выкупа богатого?
     - Нет,  -  замотал  головой  Иван. - Выкуп -  тьфу!  Укажи
дорогу к Кащею.
     - Зачем?
     - То мое дело, - посуровел  Иван.  -  Ты мудрец известный,
все тебе ведомо. Говори!
     - Никогда! - гордо сказал Кубатай.
     - Пытать буду, - со вздохом признался Иван.
     - А я  боли не боюсь! -  похвастался Кубатай. -  Делай что
хочешь, только усы мне не брей.
     - Ага! - заорал Иван. - Марья, подь суда!
     В подпол, лузгая семечки, вошла Марья.
     - Бритву, мыло и хвост опоссума,  -  велел  Иван. - Пытать
мудреца буду.
     - Как
     - Усы брить!
     Марья  неодобрительно   покачала  головой,  но   требуемое
принесла.  Иван  тем временем  связал  слабо  сопротивляющегося
Кубатая и принялся намыливать пушистый опоссумий хвост.
     - Красавица! - подал голос Кубатай.  -  О  двух вещах тебя
молю! Первое - дай мне семечек перед пыткой полузгать. Очень уж
у  тебя  семечки  замечательные.  А  второе  -  как  брить меня
Иван-разбойник начнет,  уйди,  не  смотри.  Не  вынесу я такого
позора!
     Марья  аки  волчица голодная на Ивана глянула, сплюнула  и
молвила:
     - Иван! Негоже джигита единственной красоты лишать!
     Иван, мыля хвост, огрызнулся:
     - Не единственной. У него еще  язык  остался.  На  крайний
случай отрежем.
     Всплеснув  руками,  Марья  проворно  нащелкала  две  жмени
семечек,  всыпала их  Кубатаю  в рот, и  со  слезами на  глазах
удалилась.
     Иван сноровисто  покрыл  лицо  Кубатая  пеной, взял бритву
наизготовку и задумался.
     - С чего начнем, мудрец? С левого уса, али с правого?
     Кубатай хранил гордое молчание.
     - С правого, - решил Иван. - С самого кончика.
     И он ловко сбрил кончик Кубатайского уса. Мудрец застонал.
     - Не больно? - забеспокоился Иван. - Может еще намылить?
     - Сатрап, - стонал Кубатай, извиваясь.  -  О,  горе мне! О
горе!
     - Пока  никакого  горя,  -  успокоил  его   Иван.  -  Так,
восстанавливаем симметрию...
     Он подбрил левый ус. Оглядел результат:
     - Знаешь, мудрец,  еще лучше стало. Интеллигентней, даже в
чем-то романтичнее. Надо было мне в цирюльники податься...
     - Да? Дай зеркальце, гляну!
     - Нет! Вначале путь к Кащею выдай! Сразу отпущу.
     - Не скажу! Из принципа.
     - Тогда  я  знаешь  что  сделаю?  -   издевался  Иван  над
беззащитным мудрецом. - Рот  тебе  заткну, а сам стану мудреные
вопросы задавать! Ты же на них и ответить не сможешь!
     - Только не это! - крикнул  Кубатай.  Неизвестно,  чем  бы
кончилась эта страшная сцена, но тут дверь подпола отворилась и
в  помещение  ворвался  незнакомый  Ивану  человек.  Невысокий,
плотненький, суетливый, с маленькой железной палочкой в руках.
     - Кейсеролл!  -  завопил Кубатай.  -  Спаси!  Я  тебе  еще
пригожусь!
     - Отойди от  бояна,  добрый  молодец!  -  угрожающе сказал
Кейсеролл. - А то из мумми-бластера пальну!
     - Из этой-то пшикалки?  -  презрительно сказал Иван и взял
булаву поудобнее. - Попробуй!
     И  в  этот  миг  железная  фиговинка  в  руках  Кейсеролла
окуталась белым пламенем и превратилась в  дивный меч. Длинный,
блестящий, каменьями  по  рукояти  украшенный, огнем колдовским
мерцающий. Кейсеролл, с явным удивлением, глядел на оказавшееся
в его руках оружие.
     - Меч-кладенец,  -  тяжко выдохнул Иван. - Ох! Тяжела  моя
участь!
     - Отпусти  Кубатая,  -  сообразив  выгоды  своего   нового
вооружения, приказал Кейсеролл.
     - Нет! - твердо сказал Иван. - Или костьми лягу, или узнаю
от него путь в царство Кащеево!
     - Чего? Куда? Зачем? - засуетился Кейсеролл. - К Кащею?
     - Да, - гордо сказал Иван. - Бой у меня с ним будет!
     - Это  меняет  дело, - заявил Кейсеролл, сел  на  бочку  с
медовухой,  глянул  на  руку  -  к  ней были привязаны  большие
песочные часы,  и  задумался.  Иван  ждал.  Кубатай, покрываясь
мыльной коркой, тоже.
     - Смолянин! - крикнул вдруг Кейсеролл. - Иди сюда!
     - Ну чего, на фига я тут нужен, -  огрызнулся, спускаясь в
подпол, еще один  незнакомец.  Тоже чудной. Волосы - оранжевые,
уши  -  что твои  лопухи,  между пальцами  -  перепонки, как  у
лягушки.  Иван  сплюнул через  левое  плечо.  Снова  не  совсем
удачно.
     - Дело к тебе есть, - сурово сказал Кейсеролл.
     - Какое дело? - возмутился Смолянин.  -  Я  вас с Кубатаем
русскому научил? Научил! Считай, что я  оклад отработал. Теперь
до конца месяца ни черта делать не буду.
     - Уволю, - кратко пообещал Кейсеролл.
     - Ну и увольняй! Не жалко! Специалисты  всюду нужны, пойду
в музей работать.
     - Экспонатом? - с®язвил Кейсеролл.
     - Чего делать? - хмуро спросил  Смолянин  и  достал из под
Кубатая свежий кокос.
     - Пойдете вместе с этим богатырем  к  Кащею,  -  Кейсеролл
указал на Ивана. - Во всем ему способствовать будете.
     - Да ни за что! Пусть Кубатай идет!
     - Вы в паре лучше  работаете,  - отмахнулся Кейсеролл. - И
не смейте спорить! Здесь важные интересы, коих вам не понять!
     Он снова глянул на часы и всплеснул руками:
     - Опаздываю!
     Не  прощаясь,  он  бросился  вон  из   подпола.  У  дверей
остановился, прислонил меч к косяку и крикнул:
     - Иван, меч-кладенец прихвати! Поможет в дороге!
     - Благодарствую, -  сказал  Иван и растерянно уставился на
своих неожиданных попутчиков. Кубатай горько вздыхал.  Смолянин
меланхолично грыз кокос.


        3. ПОДНИМАЮТСЯ    ВОПРОСЫ    НАЦИОНАЛЬНОГО   САМОСОЗНАНИЯ,
        ОПУСКАЮТСЯ ОТВЕТЫ НА ЭТИ ВОПРОСЫ,  А  ДОБЛЕСТЬ, КОЕЙ НЕТ
        ГРАНИЦ, ВСЕХ ПРИМИРЯЕТ

     Иван-дурак влетел в кабак... Ой, что-то  не то получается.
Иван вошел в трактир... Во.
     Иван  вошел   в   трактир.   Богатыри  приветствовали  его
появление дружным звоном кружек. Судя по мирной обстановке, они
только-только перешли с медовухи на царскую  водку,  и  еще  не
успели закручиниться.
     - Друзья! - воскликнул дурак, присаживаясь. -  У меня есть
для вас приятный сюрприз!
     - Наливай! - согласился Илья.
     - Да нет, не такой, - смутился Иван.
     - Все равно наливай!
     Когда  было   налито   и   выпито,  крякнуто  и  занюхано,
Иван-дурак повторил:
     - Друзья, сногсшибательное известие!
     - Ну?
     - На Кащея идем!
     - За такие слова по морде бьют! - прорычал Илья Муромец. -
Ты чего, Иван, совсем одурел?
     - Это нужно одной высокопоставленной даме, - несмело начал
Иван. Добрыня  хихикнул,  потому  что  сплетни  среди богатырей
распространялись весьма быстро:
     - Это которой высокопоставленной? Прекрасной да Премудрой?
     Иван зарделся.
     - Пусть она  сама и идет на  Кащея, - заключил  Добрыня. -
Нам жизнь дорога.
     Илья и Алеша поддержали его одобрительным кряканьем.
     - Ну  что  ж, - грустно сказал Иван-дурак. -  Постарайтесь
забыть  мое  предложение.  И  не  поминайте  лихом,  если  что.
Надеюсь, все у  вас в жизни  сложится удачно, не  побоюсь  даже
сказать - былинно. Прощайте.
     Утирая слезинку, набухающую на правом веке,  Иван побрел к
двери. Богатыри  переглянулись.  Добрыня вздохнул, и положил на
стол правую ногу. Илья махнул рукой, и положил поверх свою  - в
могучем кирзовом сапоге. Алеша жеманно пожал  плечами и положил
поверх свою изящную ногу в сапоге из хромовой кожи.
     Когда  ритуал  богатырского  совета был выполнен,  Добрыня
окликнул Ивана:
     - Эй, дурак!
     Обернувшись, и обнаружив на столе три богатырских окорока,
из-под которых, шипя, капала разлитая царская водка, Иван сразу
все понял, и просиял.
     - Дурак, поход  на  Кащея  нужен только высокопоставленной
даме, или и тебе тоже?
     - И мне! - преисполненный патриотизма воскликнул Иван.
     - Тогда в  чем же дело?  - спросил хитрый Алеша Попович. -
Рубликов нам отсыпят на дорожку?
     - Немножко, - признался  Иван.  - Зато Кащея можем грабить
без зазрения совести.
     - Сегодня и выступим,  - решил Илья.  - Я зайду  к  Микуле
Селяниновичу,   скажу,   захворал,  дескать.   Ты,  Добрынюшка,
возьмешь  отпуск  за  свой  счет  для  обучения грамоте. А  ты,
Алешка, скажешь Микуле, что соблазнил невинную девицу, и теперь
должен замаливать сей грех в Соловецком монастыре.
     - А  может  прямо  об®явим,  мол, на Кащея идем?  -  робко
спросил Иван.
     - Не  положено!  Надо  следы  запутывать...  Что,   други,
постоим за Землю Русскую?
     - Ой, постоим! - гаркнули богатыри.
     - Да, кстати, - спохватился Иван. - С нами  еще два дурака
пойдут. Один - мудрец Кубатай,  боян  сладкоголосый.  Другой  -
толмач Смолянин, человек простой и трудолюбивый.
     - Ох,  подозрительны  мне имена их, - воскликнул Алеша.  -
Особенно - Смолянин! Сразу видать - то не русский человек.
     - Кубатай -  кавказец,  но  мирный,  спокойный, - принялся
успокаивать друзей Иван. -  А  Смолянин клянется, что русская в
нем кровь течет.
     - Какой же русский станет своим происхождением хвастать? -
воскликнул Илья. - Ну  да  ладно. Боян сладкоголосый, да толмач
трудолюбивый в пути пригодятся. Берем.

     И снова путь-дорожка лежала перед богатырями. Впереди, как
и пристало сильнейшим, ехали Добрыня с Ильей, за  ними - мудрец
Кубатай да толмач  Смолянин.  За ними, зорко назад оглядываясь,
двигались Иван с Алешей. И вот какой между ними шел разговор...
     - Вот  скажи,  Иван, любишь  ли  ты  земельку  русскую?  -
вопрошал Алеша.
     - Люблю.
     - Вот и я о том. А скажи, Иван, чем Русь наша красна?
     - Собакой-князем, - пошутил дурак.
     - Ну,  и им тоже,  -  не  понял  юмора Алеша.  -  И  нами,
богатырями. И  смердами  вонючими,  и  боярами  толстопузыми, и
священниками набожными, и торговцами хитроглазыми, и девками...
девками... - вздохнул он.
     - Что ж получается, всеми?
     - Ага! То богатство наше немеряное, самовоспроизводящееся.
Пока есть на Руси народ русский, Русь Русью останется!
     - Да, -  протянул Иван. - Ну ты и  загнул Алешка. Чую, что
прав, хоть и непонятно ни фига.
     - А че ж тут непонятного? -  встрял  в  разговор  Кубатай,
выплевывая шелуху от семечек.  По  бокам его конька хлопали два
тяжелых мешка  с  семечками,  собранными  в  дорогу  заботливой
Марьюшкой. - Народ - самое ценное в любом  государстве. Скажу я
вам честно, что  повсюду уже люди корни свои позабывали, только
на Руси и остались настоящие патриоты.
     - Дело говоришь, кавказец! - одобрил его Алеша. - Видать и
вправду -  мудрец! А скажи, чем  мы, русичи, от  неруси поганой
отличаемся?
     - Но-но, - слегка  обиделся Кубатай. - По большому счету -
ничем. Порой  глянешь на какого-нибудь дурака  - ну чего  в нем
русского,  кроме  имени? А раскроет рот, скажет слово,  другое,
сразу видно - русский!
     - Значит, - обрадовался Алеша, -  не  внешность  тут  роль
играет! А что? Скажи, мудрец?
     Приосанившись, Кубатай изрек:
     - Менталитет!
     - Чего?
     - Этносознание!
     - Ты кончай ругаться по-кавказски, а дело говори!
     - Главное в  человеке - душа!  - изрек Кубатай. - Коли она
большая да загадочная,  к чудесам и  тайнам тянется, а  от  дел
низменных воротится, то русская она!
     - Дело,  -  кивнул Алеша. - Я  и  сам так считаю, но  тебя
проверить решил. Эй, Смолянин-толмач! Ты чего об этом думаешь?
     - О чем? - проснулся Смолянин.
     - О душе!
     - Рано мне  еще о ней думать,  - рассудил Смолянин.  - Вот
Кащея увижу, сразу в размышления погружусь!
     - Переиначим вопрос, - не отставал от него Алеша. - О Руси
ты чего думаешь?
     - О  Руси?  Умом Россию  не  понять,  прибором  хитрым  не
измерить, у ней особенная стать, в Россию можно только верить!
     - Тебе бы в бояны податься, - отвесил комплимент Алеша.
     - Да я  пробовал,  голос  плохой  оказался,  -  засмущался
Смолянин. - Когда сам, в одиночку пою, в ванне или  перед сном,
то спиваю  гарно. А коли  хоть один слушатель об®явится - сразу
петуха пускаю.
     - Вот и у  меня  так бывает,  -  кивнул Алеша. -  Придумаю
небылицу - аж сам поверю. А начну рассказывать, концы с концами
не сходятся... Толмач, а ты кто будешь, да откуда?
     - Издалека, - вздохнул Смолянин. - Но по натуре - русский.
Давно меня на Русь тянуло, я и язык выучил, и  родословную себе
выискал. Вот, приехал.
     - Небось, тебя по  малолетству  в полон увели, - догадался
Алеша. -  А  душа-то  русская  проснулась,  на родину потянула.
Молодец,  толмач!  У   Ильи  вот  сын  был,  Соколик,  так  его
Калин-царь  вместе  с  матерью  в полон увел. Маманя  от  обиды
померла,  а  сынка Калин-царь  вымуштровал,  приемчикам  хитрым
научил, щуриться заставил, чтоб  на  него, собаку, был похож. А
потом выпустил супротив родного батьки биться!
     - Кошмар! - воскликнул Смолянин, который страдал некоторой
сентиментальностью. - Кончилось-то все хорошо?
     - А  как  же!  Илюшка  сыночка  с   коня  сбил,  отхлестал
нагайкой, тот сразу папу  и  признал. Потом Владимир его заслал
на самую дальнюю заставу, южные рубежи стеречь. Он Илюше письма
писал ласковые,  сыновьи.  На  побывку  недавно приезжал, такую
попойку закатили!
     Смолянин расцвел в счастливой улыбке.
     - А после  попойки  похмелиться  было  нечем, настроение у
всех  упало.  Илюша с сынком повздорил, да  и  отлупил  знатно.
Теперь он  при монастыре Киевской Богоматери звонарем работает.
Глаз у него один вытек, скрючило его всего, оглох... Но силенка
осталась, с работой справляется.
     Икнув, Смолянин придержал коня,  чтобы  оказаться подальше
от  Муромца.   Алеша  тем  временем  продолжал  молоть  языком.
Кубатай, которому  страсть  как  хотелось  встрять  в разговор,
делал судорожные попытки освободить рот от семечек. Но руки его
сами собой лезли в мешок и зачерпывали все новые пригоршни.
     - Вот, -  позевывая  рассуждал  Алеша,  -  возьмем простую
русскую душу. Среднюю, ничем не  примечательную.  Какие  у  нее
склонности? Ругать собаку-князя, потому  что  свободолюбива, но
слушаться его, потому что  другой  еще хуже будет. Пить знатно,
потому что традиция,  но не закусывать после первой, потому что
иначе после  второй  нечем  будет.  Любить  зверюшек да детишек
малых, без этого никак нельзя. Бить жену, потому что все равно,
сволочь, изменит. Бананы есть в немеряных  количествах, так как
истинно русский  фрукт.  Планов иметь громадье, но осуществлять
помаленьку, чтоб другим народам не обидно  было...  Но  не  это
главное! Главное - оптимизм! Именно  он  нас,  русских, от всех
других людей отличает!
     - Оптимизм? - поразился Смолянин.
     - Он самый!
     - Да... - протянул Смолянин. - Вот  оно  что...  А  скажи,
Алеша,  русский  былинный  герой,  чтобы  ты  сделал,  едучи  с
друзьями по чисту полю, коли увидел бы чудо-юдо неслыханное?
     - Рассмеялся весело,  да друзей бы пригласил подивиться! -
хорохорился Алеша.
     - Посмотри направо, - предложил Смолянин, похихикивая.
     Алеша  посмотрел  - и зашелся в нервном  смехе.  По  степи
широкой  бежало  к ним чудо-юдо узкое, на сороконожку  похожее,
только с семью головами и ростом с каланчу пожарную.
     - Толмач...   толмач...   -  прошептал   Алеша,  сдерживая
истерический хохот. - А тебе не страшно?
     - Нет, я же русский! - гордо ответил Смолянин.
     Тем временем  и  остальные  богатыри  заметили  чудо-юдо и
остановились. Невиданное страшилище бежало  к  ним, посверкивая
на солнышке чешуей и помаргивая многочисленными глазками.
     - Ух,  раззудись   плечо,   размахнись   рука!  -  крикнул
Иван-дурак и запустил  в чудо-юдо булавой. Та попала чудовищу в
глаз, погнулась, и отлетела в сторону.
     - Фигово, -  грустно  сказал Илья. Добрыня одевал булатные
рукавицы.  Алеша  молился.   Смолянин  оптимистически  хохотал.
Кубатай нервно грыз семечки,  не  забывая при этом ласкать эфес
сабельки острой. Иван дурак готовил к бою меч-кладенец.
     А чудище,  слегка  изменив направление бега, стало огибать
друзей.
     - Пронесло, - ахнул Алеша.
     Чудо-юдо  круто  повернуло,  и  стало  замыкать  друзей  в
кольцо.
     - А  ты   говорил   -  пронесло!  -  удивленно  воскликнул
Смолянин.
     - Пронесло, - упрямо повторил Алеша. - Со всяким бывает.
     Чудо-юдо замкнуло  друзей  в кольцо, всунуло внутрь кольца
головы и ехидно спросило:
     - Ну че, богатыри, кранты пришли?
     - Посмотрим,  -  рассудил  Иван-дурак и рубанул  ближайшую
голову  мечом-кладенцом.  Меч  жалобно  звякнул,  но  чешую  не
прорубил.
     - Не  поможет!  -   гордо   сказало  чудище.  -  Я  Кащеем
наколдованно, против вас науськано, от всех богатырских приемов
защищено.  Говорите,   чего  с  вами  делать:  раздавить  телом
бронированным, или  с®есть  сырыми,  или  вначале огнем пожечь,
потом с®есть?
     - Может, бросить нас  под  ракитов куст? - робко предложил
Добрыня.
     - Нет, братец,  не  выйдет!  -  захохотало  чудо-юдо. - Не
такое уж я темное! Между  прочим,  решайте быстрее, а то мне  о
жизни поразмышлять хочется. Я по натуре - естествоиспытатель!
     Богатыри подавленно молчали. Лишь  Алеша  исподтишка колол
саблей  ближайшую  к нему голову чуда-юда, но  эффекта  это  не
давало.
     - А как же  оптимизм? - лепетал смущенный толмач. - Алеша!
Че с оптимизмом-то делать?
     И  тут,   в   самый   тягостный   момент,  мудрец  Кубатай
дощелкал-таки  семечки  в  первом  мешке,  и   воспользовавшись
перерывом спросил:
     - Чудо-юдо,  а  вы не подскажите, кто вы -  млекопитающее,
рептилия, или членистоногое?
     Слегка покраснев, чудо-юдо жеманно ответило:
     - Млекопитающее...
     - Логично,  -  рассудил  Кубатай, разглядывая чудо-юдо.  -
Тело  столь  огромных  размеров  не могло бы  существовать  при
двухкамерном сердце  и  примитивной  нервной системе. Хотя ваша
чешуя наводит на определенные догадки...
     - Какие? - с любопытством спросило чудо-юдо. Но мудрец уже
думал о другом:
     - Но  самое удивительное,  это  замечательная  координация
движений конечностей  вашего  тела.  Скажите,  каждая  пара ног
имеет собственный, автономный нервный ганглий?
     - Нет... кажется... - растерялось чудо-юдо.
     - Нет? А как же вы ухитряетесь передвигаться?
     - Не знаю...
     - И  еще  считаете  себя  естествоиспытателем!  -  Кубатай
покачал головой. -  Давайте внесем ясность в этот вопрос. Какая
пара ног движется первой?
     - Третья левая  и семнадцатая правая, - неуверенно заявило
чудовище.
     - Точно?
     Чудо-юдо  разомкнуло  кольцо вокруг  богатырей, неуверенно
прошлось взад-вперед и призналось:
     - Когда как.
     - Но  должна  же   быть   система!  Вот  у  вашей  младшей
родственницы, сороко