Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
Грамотки не было. С минуту Иван-дурак обшаривал карманы, и
вдруг шальная мысль забрела ему в голову. Емеля! Он грамотку
спер! Предатель! Негодяй! Ах, Емеля, Емеля, браток названный...
1. ИВАН ОПАЗДЫВАЕТ К СОБСТВЕННОМУ ПРИБЫТИЮ
И ГОТОВИТСЯ ТРИЖДЫ ПОМЕРЕТЬ
Богатырские казармы были украшением стольного града Киева.
Окруженные цветущими каштанами и питейными заведениями, казармы
сии издавна стали местом отдыха горожан. Сюда приходили детушки
малые - на богатырей-заступничков посмотреть, старцы седобровые
- о жизни погутарить, девки веселые - род богатырский множить.
Иван с восторгом оглядывал праздную публику, и ему хотелось
громко и радостно крикнуть: "Я - Иван-дурак, будущий богатырь!"
Но он сдерживался.
Уже шагов за сто от казармы Иван заслышал задорный посвист
сабелек и глухое уханье булав. То богатыри забавлялись играми
молодецкими.
Гнедок прянул ушами и подозрительно посмотрел на Ивана:
туда ли мы едем.
- Что ты, сыть, травяной мешок, спотыкаешься! - гаркнул
Иван. Открыл было рот снова, но забыл, что полагается говорить
дальше, и закрыл его.
Под®ехали к воротам, отлитым из пудовых подков,
износившихся под лошадьми богатырскими. "Первое испытание", -
понял Иван и распахнул ворота. Очам его открылась чудная
картина.
На широкой дубовой лестнице, перемежая дело
импровизированными присказками, фехтовались на булавах
богатыри. Одеты они были в кольчуги булатные, рубахи шелковые
да сапоги кирзовые. Особенно понравился Ивану толстый и потный
богатырь лет пятидесяти, который, обломав булаву о головы
настырных сотоварищей, схватил за ноги другого богатыря - с
тонким интеллигентным лицом, и стал лупить противников им.
Интеллигентный богатырь при этом не терялся и в момент удара
пытался укусить сотоварищей за незащищенные части тела.
Лестница тряслась от богатырского хохота.
- Как пройти к Микуле Селяниновичу? - спросил Иван у
проходящего мимо богатыря, слезая с перепуганного Гнедка.
- К Микуле? Да по лестнице дубовой, в палаты каменные, - с
тщательно скрываемым почтением ответил богатырь.
Иван вдохнул побольше воздуха и, поминутно извиняясь, стал
протискиваться мимо резвящихся. Пару раз его огрели булавой,
разок укусили за ногу, но через каких-то полчаса Иван вошел
таки в палаты каменные.
Микула Селянинович сидел на лавке и задумчиво перебирал
руками землю сырую, насыпанную в большую дубовую кадку. Он
тосковал по простому пахарскому труду, но как мог боролся с
этим чувством.
- Исполать тебе, Микула Селянинович, - нараспев обратился
Иван и в пояс поклонился. - Привет тебе от старого друга,
Ивана-Черная Рука, Гроза морей. А я сынок его беспутный,
Иван-дурак. Пришел к тебе знатную службу сослужить, постоять за
землю Русскую, лечь костьми за дело правое.
- Сядь пока, - гулко произнес воевода и, убедившись, что
его трогательная тоска по прошлому замечена, отставил кадку в
угол. - А сколько ж тебе лет, дитя мое?
- О, очень много, сударь, восемнадцать! - с восторгом
ответил Иван.
- Рука твоя тверда?
- Тверда!
- Нога твоя тверда?
- О да!
- Ну и белиберда, - тоскливо простонал Микула, но все же
продолжил: - Вот верная черта...
- Всегда! - не к месту, но в рифму встрял Иван.
- ...дурацкого, испытанного стиля. - Продолжил Микула
Селянинович, не обратив на него внимания. - О Боже!.. И я таким
же юным был, когда мы печенегов в первый раз побили...
Наступило тягостное молчание. Первым нарушил его Микула:
- Чего это мы, а?
- К слову пришлось, - вежливо ответил Иван-дурак. - Так я,
значит, в богатыри записаться хочу.
Микула помолчал, потом задумчиво произнес:
- В богатыри... Так ведь богатырю надобно иметь не только
сердце доброе, а ноги твердые, не только булаву тяжелую, а
голову крепкую, надобно еще...
Но Иван так и не узнал, что еще надобно настоящему
богатырю. Микула Селянинович медленно поднялся и переспросил:
- Так ты говоришь, что сын дружка моего старого,
Ивана-Черная Рука, Грозы морей? А где грамотка твоя
рекомендательная?
- Нету, - со стыдом признался Иван. - Выкрадена ночью
татем лихим.
- Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду
похож, только рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся
уже утром один добрый молодец с грамоткой, где сказано, что он
- Иван-дурак!
- То тать ночной! - возопил Иван.
- Возможно, возможно... Но в богатыри он уже зачислен, и
дать делу обратный ход я не в праве. Посуди сам, добрый
молодец: обстановка в Киеве сложная. Владимир Красно Солнышко
заботами затуманен, Василиса Премудрая в сторону Кащеева
Царства поглядывает... Поп Гапон воду мутит, интригует. Бояны
песенки крамольные по кабакам поют... И тут такой скандал:
богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на
защитников своих поглядывать? Нет, Иван. То есть, не Иван, а
незнакомый мне молодец. Не могу я тебя в богатыри принять!
- А что же мне делать! - испуганно вскочил дурак. - Деньги
как вода меж пальцев текут, в городе жить лишь три дня
разрешили!.. Не могу я к батьке с позором воротиться!
Хворостиной до смерти запорет!
Микула потер лоб.
- Что делать? Подвиг соверши, тогда я тебя и без грамотки
в богатыри зачислю. Будешь прозываться Иван-дурак Второй или
Иван-дурак Премудрый. Как захочешь. А рубли... тьфу! Возьми да
свои настругай, сейчас во всех губерниях так делают. Не захочет
трактирщик принимать - так ты его - булавой! Кстати, если
красиво настругаешь, мне принеси, я коллекцию собираю.
Иван кивнул и грустно поплелся к выходу.
- Эй, постой! - окликнул его Микула. - Можешь просто
самозванца в мать-сыру землю вогнать по маковку, грамотку свою
забрать, да и числиться богатырем. Я виду не подам, а остальные
с тем богатырем еще не побратались.
Воспрянув духом, Иван выбежал на дубовую лестницу.
Богатырские игрища на ней уже кончились, зато - о улыбка
судьбы! - посреди лестницы сидел предатель Емеля!
Иван вытащил булаву, поплевал на ладони, подкрался к Емеле
сзади и завопил:
- Попался, тать ночной! Вставай, то смерть твоя пришла!
Выходи со мной на сыру землю биться, я тебя в три удара в
землицу вколочу!
Емеля повернулся и грустно сказал:
- Здорово, Иван... Чего орешь-то?
- Выходи со мной... - на тон ниже начал Иван.
- Банан хочешь?
- Хочу, - признался Иван и, отложив булаву, сел рядышком.
Емеля достал из-за пазухи связку спелых, лишь чуть-чуть мятых
бананов, и они принялись сноровисто очищать излюбленный
россиянами фрукт. После второго банана Иван осведомился:
- Чего ж ты, падла печенежская, грамотку мою спер?
- Как спер? - обиделся Емеля. - Ты ж сам ее подарил! Сам в
руки сунул, да уговорил в богатыри пойти, тобой назваться, чтоб
к Несмеяне допустили.
Иван потер лоб... И вспомнил. Точно. Пихал он Емеле в руки
грамотку, кричал слова задорные, уговаривал, словно девку
красную... Охохонюшки... Сам свое богатырское счастье отдал!
- Ну и как, допустили? - смущенно поинтересовался он.
- Вечером заступаю в караул у ее опочивальни, - грустно
сказал Емеля. - Да, Иван, тяжка служба! Как мне сегодня бока
намяли, вспомнить страшно... Эх, просил же я ее дать мне силу
богатырскую! Не пойму, то ли не дала, то ли я и прежде
богатырем был... Оплошала она.
- Кто "она"?
- Да щука моя волшебная, что все желания выполняет...
Иван крепко зажал рот боевой рукавицей. Ему вдруг
явственно вспомнилось, как стоящий в обнимку с полоненым
печенегом Мойшей Емеля вопит: "Закуски нет, Иванушка?! Не беда,
исправим! Мне для тебя и ЕЕ не жалко!" А еще вспомнились Ивану
рыбьи кости на трактирном столе.
- У тебя память часто отшибает? - поинтересовался Иван.
- Нет, сегодня впервой такое случилось... Как медовуху
пили - помню, как печенега полонили - тоже. А дальше - хоть
убей... К слову, убивать-то ты меня будешь?
- Что ты, Емелюшка, - ласково сказал Иван, - То шутки
наши, богатырские. Ну, мне пора.
И он тоскливо пошел по коридору, вытирая о кольчугу
измазанные в бананах пальцы. Бедный Емеля! Лишился своей
единственной опоры - щуки! А ради кого? Ради него, дурака! Как
тут обижаться...
Иван всхлипнул, промакнул глаза носовым платочком и
сослепу налетел на бредущего по двору богатыря.
О, это был богатырь, так богатырь! Лицо его было отмечено
печатью аристократизма, булава была украшена каменьями
самоцветными, а походка - почти тверда. От толчка Ивана он упал
на землю, но сноровисто поднялся и насупил брови.
- Извиняйте, - буркнул Иван и попытался проследовать
дальше. Но богатырь крепко держал его за кафтан.
- Добрый молодец! Вы скверно воспитаны! Вы толкнули
богатыря, находящегося в состоянии жестокого похмелья, и
считаете, что это вам сойдет с рук?!
- Я толкнул вас нечаянно, а толкнув - извинился, - ответил
Иван, пытаясь освободиться. Богатырь отпустил кафтан, но вслед
презрительно бросил:
- Сразу видно, что вы не киевлянин...
- Да! - взвился Иван. - Из-под Мурома я! Но это не
помешает мне окоротить на голову заносчивого киевлянина!
- Хорошо, - промолвил богатырь довольно. - В полдень на
Куликовом поле. И не забудь мамке с папкой отписать, что погиб
от рук Добрыни Никитича.
- Добрыня! - охнул Иван. Но богатырь уже прошел в казарму.
Продолжая свой путь по двору, Иван прикидывал, как
поделикатнее сообщить родителям горестную весть. Может, сначала
написать все свежие новости, а в посткриптуме упомянуть: так,
мол, и так, убит Никитичем... Или наоборот: сначала сказать,
что помер от рук Добрыни, а потом весело пересказать
предшествующие собы...
Сегодня у Ивана был невезучий день. Он не заметил группу
богатырей, едущих наперерез, и был сбит лошадью того самого
толстого богатыря, который давеча так ловко расправлялся с
сотоварищами на лестнице. Наткнувшись на покрытый кольчугой
лошадиный бок, Иван-дурак запнулся и упал под конское брюхо.
Богатырь остановился и с хохотом заявил:
- Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему
двору! Со смеху помрешь!
- Дави его, Илюха! - радостно посоветовал ему другой
богатырь.
- Да ладно, пущай живет. Тем паче, по роже судя, земляк он
мой.
Иван потряс головой и сел под лошадиным брюхом. Посмотрел
вверх и поморщился. Позор! Даже не конь добрый его сбил, а
добрая кобыла.
- Славная у тебя лошадь, Илюшенька, - подал тем временем
голос тот богатырь, что советовал задавить Ивана. - Будь эта
кобыла конем, была б ей цена триста рубликов.
- Ха! Эта лошадь отродясь конь, а цена ей - пятьсот
рублей! - не моргнув глазом соврал Илья. - Эй, добрый молодец,
долго будешь под моим конем разлеживаться?
Иван-дурак вылез из-под лошади, раздвинув спускающиеся,
видно для маскировки, до самой земли звенья лошадиной кольчуги,
и ехидно ответил:
- Был бы конь - сразу б вылез! Искал я, за что ты пятьсот
рубликов отдал, а нашел только на триста!
Наступило гробовое молчание. Илья поднял булаву, потряс
ею, потом сдержался и коротко произнес:
- Ровно в полдень...
- На поле Куликовом, - поддержал его Иван. И, понимая, что
помирать все равно придется, добавил, куражась:
- Только не подводи своего коня к моему Гнедку. Он у меня,
как огонь жарок, не устоит!
- Не люблю я земляков убивать. Да придется, - со вздохом
сообщил богатырь. - Пока, муромчанин!
"Земляков?.." - понял вдруг Иван.
- Илья Муромец?! Заступничек?!
Но тот уже ехал дальше, сокрушаясь о нынешней молодежи,
которая не способна отличить коня от кобылы.
- Так, доигрался, - пробормотал себе под нос Иван. -
Добрынюшка-то добрый, может и пощадить... А вот Муромца я
обидел знатно... Кто ж меня, дурака, за язык тянул? Ой-ой-ой.
Он взнуздал Гнедка и печально промолвил:
- Теперь буду практиковать хорошие манеры. Без закуски не
пить, матушке письма писать... С богатырями не ссориться. О!
Кстати...
Перед Иваном стояла группа о чем-то оживленно беседующих
богатырей. Один из них, тощий и интеллигентный, был дураку
знаком. Именно его использовал Муромец на лестнице в качестве
булавы.
Так вот, из кармана этого богатыря случайно вывалилась
грамотка. И рассеянный богатырь, наступив на нее кирзовым
сапогом, стал втаптывать бересту в грязь.
- Расступись, расступись, - заорал Иван и, ловко
перегнувшись с коня, выхватил грамотку из-под сапога богатыря.
Тот смерил его гневным взглядом и заявил:
- Что это вы, молодой человек, в грязи роетесь?
- Вот, - радостно пролепетал Иван, протягивая богатырю
грязную бересту. - Вы письмецо обронили.
- Это не мое письмо.
- Но я же видел, как оно выпало из вашего кармана! -
настаивал Иван.
- Ха! - хором воскликнули богатыри, поглядев на бересту. -
Почерк Марьи-искусницы. Уж не шашни ли у тебя с ней, Алешенька?
- Нет. Это не мое письмо. И почерк не Машин. Или вы хотите
сказать, что и сами получали от нее письма?! - заорал богатырь.
Его товарищи сконфуженно опустили глаза.
- Это просто заявка Микуле Селяниновичу на комплект
праздничных кольчуг, - потрясая грамоткой продолжил Алеша
угрожающе. - Верите?!
- Верим, верим, - затараторили богатыри.
- Ну хорошо, коли так. Я отдам бересту Микуле... при
случае.
Богатыри стали торопливо расходиться. Иван остался один на
один с Алешей.
- Юноша! Вы - убийца! - гневно заявил Алеша.
- Да? - удивился дурак.
- Да! Вы убили мою веру в чистую любовь. Так что...
- В полдень, на Куликовом поле, - обреченно сказал Иван. -
Да, кстати, вы, часом, не знаменитый Алеша Попович?
- Он самый, - удивился богатырь. - Откуда знаешь?
- Догадался, - разворачивая Гнедка, бросил Иван. - До
встречи на поле...
Долго скакал Иван по Киеву. "Ох и дурак, - думал он о
себе. - поссориться с тремя былинными героями, с тремя
богатырями!" Он пришпоривал Гнедка и гнал все дальше и дальше,
пока не понял, что его одолевает сушняк. Под®ехав к колодцу,
Иван стал ждать.
Через полчаса к колодцу подошла красна девица.
- Красна девица! - позвал ее Иван.
Та лукаво улыбнулась.
- Дай-ка мне испить водицы, от вражьей крови умыться, -
продолжил Иван.
- Какой смешной, - фыркнула девушка и, набрав полное
ведро, изящно протянула его дураку. Второе она поставила перед
Гнедком, чем сразу завоевало его сердце.
Допив водицу, Иван икнул и спросил:
- Как звать-величать тебя, красна девица?
- Марья-искусница, - томно произнесла красавица. - И
никакая я не девица, а вовсе мужнина жена.
- То дело поправимое, - похлопав по булаве, сказал Иван. -
Ох, Марьюшка, люба ты мне! Давай, пофлиртуем легонько?
- Светло еще, добрый молодец, - остановила она его порыв.
- Что люди добрые скажут? Приходи вечером на сеновал.
- Эх, Марья. Не дожить мне до вечера, - грустно сообщил
Иван. - Вызвался я биться с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем
да Алешей Поповичем... Кранты мне.
- Да, тяжко дело, - облокотившись о колодец, сказала
Марья-искусница. - Со всеми сразу, что ль, биться будешь?
- Выходит, что так. В полдень, на Куликовом поле.
- А победить слабо.
- Слабо, - признался Иван. - Да и не поднимется у меня на
заступничков народных булава.
- Чем бы тебе помочь?.. - задумалась Марья, доставая из
кармана горсть жареных семечек и увлеченно их лузгая. - Будешь?
- Да я больше бананы уважаю, - слабо возразил Иван, но
взял у Марьи полпригоршни семечек. - Так как насчет флирта, а?
- Приходи на сеновал, - твердо повторила Марья. - А на
поле Куликовом всякое может случится. Не вешай носа раньше
времени.
- Буду жив - приду, - вздохнул Иван и медленно поехал на
Куликово поле.
2. ТРИ ГОЛОВЫ ХОРОШО, А ЧЕТЫРЕ - ЛУЧШЕ
Прибыв на поле, Иван обнаружил, что опередил всех трех
своих противников. Будучи человеком хоть и простодушным, но не
лишенным определенного чувства юмора, Иван усмехнулся про себя:
"Похоже, на тот свет я спешу больше остальных..." Но тут же
мысль его продолжилась: "Оно и понятно, потому как противники
мои - настоящие былинные богатыри, на тот свет они и не
собираются..." От догадки этой Иван приуныл и понурился.
Горестные размышления его прервало появление богатырей.
Появившись с разных сторон Куликова поля, они одновременно
сошлись в его середине и теперь озадаченно разглядывали друг
друга.
- Та-ак, - нарушил тишину Илья Муромец, - что это значит?
- Я дерусь с этим добрым молодцем, - об®яснил Добрыня,
указывая на Ивана рукой и тем же движением как бы приветствуя
его.
- Но я тоже дерусь с ним, - заявил Илья.
- И я, - добавил Алеша.
- А теперь, милостивые богатыри, когда вы все собрались
здесь, - поспешил прояснить ситуацию Иван, - разрешите мне
принести вам свои извинения.
При слове "извинения" лицо Добрыни затуманилось, по губам
Ильи скользнула пренебрежительная усмешка, Алеша же
отрицательно покачал головой.
- Вы не так меня поняли, - поспешил об®ясниться Иван, - я
прошу вашего извинения за то, что убить меня сможет лишь один
из вас троих, а значит, еще двое останутся без должного
удовлетворения. Поверьте, ежели я мог бы умереть трижды, я бы
сделал это только из уважения к вам. И еще. Хочу я попросить
вас: опосля погибели моей, отправьте отцу-батюшке моему
весточку. Что, мол, полег твой сын Иван-дурак за землю нашу
Русскую, - Иван шмыгнул носом. - Но никому больше о том, как
звать меня - не сказывайте: пусть молодец Емеля, моим именем
воеводе назвавшийся, так дальше и прозывается... - Говоря это,
он ощущал крайнее смущение от мысли, что богатыри решили, будто
он хотел уклониться от поединка. Потому, произнеся
вышеприведенную тираду, закончил он так: - А теперь - к делу! -
И, выхватив без дальнейших проволочек булаву, принялся
угрожающе раскручивать ее над головой.
Богатыри умиленно его разглядывали.
- Славный юноша, - заметил Добрыня.
- Не честь бы богатырская, я предпочел бы его иметь не во
врагах, а в сотоварищах, - признался Илья.
- Согласен с вами, друзья мои, - сказал Алеша, - однако
драться придется, и тут наше положение еще сложнее чем его, -
кивнул он на продолжающего со свирепой физиономией размахивать
булавой Ивана. - Не можем же мы, в самом деле, втроем
наброситься на этого бедного отрока. Как быть?
- Самым разумным будет драться с ним по очереди, -
предложил Добрыня. - Давайте посчитаемся, кому первому.
- Не пойдет! - не прекращая вертеть булавой, выкрикнул
Иван. - Первый имеет больше шансов получить удовлетворение!
Вместе деритесь, кому повезет!
- Давайте так, - высказал свой вариант Илья, - пока он
двоих не ухайдакает, драться не будем. А уж кто останется, тот
ему за всех отплатит. - С этими словами он, покорясь судьбе,
закрыл глаза и, вытянув руки по швам, замер. Не долго думая,
его примеру последовали Добрыня и Алеша.
Запыхавшийся Иван опустил булаву и обиженно крикнул:
- Вы что, издеваетесь?! Не могу же я беззащитных людей
бить!
Богатыри открыли глаза и переглянулись.
- Да-а, - протянул Илья Муромец, - не