виях. В общем, все  ясно до
предела  и не оставляет места  для  пререканий,  отравляющих отношения между
издателем  и автором. Почти все наши авторы  работают  по таким договорам...
Так, отлично. И по поводу аванса  очень прошу вас больше не тревожиться. Мне
все понятно. А уж  старика  Рэмпола я  как-нибудь  ублажу, в  крайнем случае
вычтем из моего жалованья.
     -- Старика  Рэмпола ублажу,-- задумчиво повторил мистер Бенфлит,  когда
за  Адамом закрылась дверь. Хорошо  еще, размышлял он,  что ни один  автор в
глаза не  видел старшего компаньона -- благостного  старичка, который раз  в
неделю приезжал в город на заседание правления, а делами фирмы интересовался
главным образом в связи с  судьбой собственной  книжечки о  разведении пчел,
изданной двадцать лет назад и уже давно -- хоть и без его ведома -- снятой с
продажи.  В  трудные  кинуты  мистер Бенфлит нередко спрашивал  себя,  какие
аргументы он будет пускать в ход, когда Рэмпола не станет.
     Только теперь Адам вспомнил,  что  он  помолвлен. Звали  его нареченную
Нина Блаунт. На станции  метро он вошел  в зловонную будку  и позвонил ей  с
автомата.
     -- Алло.
     -- Алло.
     -- Можно попросить мисс Блаунт?
     -- Сейчас  узнаю, дома ли она,--  сказал голос  мисс Блаунт.-- А кто ее
спрашивает? -- Это была ее маленькая слабость -- притворяться, будто она  не
сама подходит к телефону.
     -- Мистер Фенвик-Саймз.
     -- Ах...
     -- Иначе говоря, Адам. Как поживаешь, Нина?
     -- Сейчас мне что-то нездоровится.
     -- Бедная Нина. Можно к тебе приехать?
     -- Нет, милый, я как раз собралась принять ванну. Давай лучше пообедаем
вместе.
     -- Обедать я пригласил Агату Рансибл.
     -- Почему?
     -- Ее сегодня раздевали какие-то матросы.
     -- Да, знаю, про это уже  есть  в  вечерней газете...  Ну тогда сделаем
по-другому. Встретимся на вечере у Арчи Шверта Ты ведь будешь?
     -- Обещал быть.
     -- Вот и хорошо. Фрак не надевай. Никто не будет во фраке, кроме Арчи.
     --  Да, Нина, чуть  не  забыл.  Кажется,  я все-таки  не  смогу на тебе
жениться.
     -- НУ что ты, Адам, как скучно. Почему?
     -- Они сожгли мою книгу.
     -- Негодяи. А кто это "они"?
     -- Расскажу, когда увидимся.
     -- Да, непременно. До свидания, милый.
     -- До свидания, моя радость.
     Он  повесил трубку  и вышел из телефонной будки. В вестибюле метро было
тесно  --  люди спасались  здесь от дождя,  они стряхивали  воду с зонтов  и
читали вечерние газеты. Через плечи ближайших соседей Адам прочел заголовки:
     ЧТО ПЕРЕЖИЛА ДОЧЬ ПЭРА В ДУВРЕ.
     СВЕТСКАЯ КРАСАВИЦА ПРЕД¬ЯВЛЯЕТ
     СЕРЬЕЗНЫЕ ОБВИНЕНИЯ.
     ДОСТОПОЧТ. АГАТА РАНСИБЛ ЗАЯВИЛА:
     "СО СТЫДА СГОРЕТЬ МОЖНО".
     -- Бедняжечка,-- возмущалась  рядом  с ним  какая-то пожилая женщина.--
Вот уж безобразие так безобразие. И личико у нее такое милое. Я вчера только
видела ее портрет в  газете. Всюду им надо нос совать, такие бессовестные. А
отцу-то ее каково? Видишь,  Джейн,  тут и  про него  прописано: "В интервью,
данном им сегодня вечером в Карлтон-клубе, лорд Казм..." -- это ее папаша --
"сказал,  что отказывается  сделать какое-либо  определенное  заявление. "Мы
этого так не оставим",-- добавил  он". И правильно добавил, неужто это можно
так оставить! Душа  болит за девушку, ну точно  она моя родная дочь. Столько
раз ее портрет видела, а наша  Сара ведь ходила  по вторникам убирать черную
лестницу  в  том доме,  где  раньше ее  тетка жила --  та, что  прошлый  год
развелась, еще такое скандальное было дело.
     Адам  купил  газету.  Теперь всех  денег у  него осталось  ровно десять
шиллингов.  Идти пешком  в такой дождь  не  хотелось, и он  доехал в  битком
набитом поезде метро до  Дувр-стрит,  а оттуда  пробежал по  лужам до  отеля
"Шепард" (который  мы,  применительно к  настоящему  повествованию,  условно
поместили на углу Хэй-Хилла).

        Глава 3

     Лотти  Крамп,  хозяйка  гостиницы "Шепард" на Дувр-стрит,  в неизменном
сопровождении  своих двух скотч-терьеров, служит нам отрадным напоминанием о
том,  что наследие блестящей  эпохи Эдуарда -- это не только леди Энкоредж и
миссис  Блекуотер. Лотти -- видная женщина, неподвластная влиянию  житейских
невзгод и отказывающаяся замечать те общественные перемены, что так  волнуют
ее более наблюдательных сверстниц  из высшего света.  Когда  началась война,
Лотти сняла со стены фотографию кайзера с собственноручной надписью и не без
торжественности перевесила  ее в  уборную для  мужской прислуги. На этом  ее
боевые действия  закончились.  С  тех пор она  познала  свою долю  забот  --
подоходный налог,  ограничения продажи спиртных напитков,  молодые люди, чьи
отцы были ее добрыми друзьями, сующие ей фальшивые чеки,-- но все это быстро
забывалось.  Человек, задыхающийся  от  современности, если только  лицо его
нравится  Лотти,  и  теперь  еще  может  в любую минуту прийти  в  гостиницу
"Шепард" и жадными, целительными глотками вдыхать холодный и  чистый  воздух
довоенной незыблемости.
     Здание гостиницы имеет  простой кирпичный фасад с небольшим фронтоном и
широкий,  простой  парадный  под®езд. Внутри  оно напоминает загородный дом.
Лотти обожает распродажи и, всякий  раз как идет с молотка  еще одно родовое
гнездо времен ее  молодости, старается унести  что-нибудь к себе на память о
прошлых  днях. В  гостинице  тесно  от  мебели,  частью  прекрасной,  частью
невообразимо  уродливой;  там  полно  красного  плюша,  и  красной  кожи,  и
всевозможных  свадебных  подарков  восьмидесятых  годов,  в особенности  тех
механических   приспособлений,   украшенных  монограммами   и  гербами,  что
связываются в нашем  представлении с сигарами. Так  и кажется, что в  ванной
там должны быть свалены крокетные молотки и клюшки для поло,  в нижнем ящике
комода -- детские игрушки, а в коридорах между  обитыми  сукном,  пропахшими
сыростью дверьми -- велосипед, и  трость из тех,  что превращаются в пилу, и
план поместья, и старинная, с торчащей соломой  мишень для стрельбы из лука.
(На самом же деле если вы что и обнаружите в своем номере, так только пустую
бутылку от шампанского или смятую ночную кофточку.)
     Прислуга здесь, как и мебель, старая  и побывавшая в услужении у знати.
Метрдотель Додж -- он  теперь туг на ухо, подслеповат и  замучен подагрой --
когда-то был дворецким у Ротшильдов. Более того,  он не раз качал на коленях
отца Ротшильда, когда тот  в раннем детстве  приезжал  со  своим отцом (одно
время пятнадцатым по богатству человеком в мире) навестить еще более богатых
родичей; но  не  в  характере Доджа  было  6ы притворяться,  будто он  питал
симпатию к  будущему  иезуиту, который уже тогда был "смышлен  не по летам",
любил задавать мудреные  вопросы и отличался  редкостной проницательностью в
распознавании всякой лжи и преувеличений.
     Кроме Доджа, там имеются несчетные старые горничные, которые  с утра до
ночи  трусят взад-вперед  с  кувшинами горячей воды  и чистыми  полотенцами.
Имеется  там  и  молодой  итальянец, который выполняет  почти  всю  работу и
выслушивает оскорбительную ругань  Лотти  --  она  как-то застала  его  в ту
минуту, когда он пудрил себе нос, и не дает ему об  этом забыть. Это чуть ли
не единственный  эпизод  из  ее  личной жизни, который она  предала  широкой
гласности.
     В гостиной Лотти, этом главном средоточии жизни  "Шепарда", размещается
богатое  собрание  снимков  мужской  половины едва  ли  не всех  царствующих
фамилий Европы  (кроме бывшего германского  императора, так и оставшегося  в
изгнании,  несмотря на то, что в связи с его вторым браком отношение к  нему
заметно потеплело). Здесь запечатлены на фотографиях молодые мужчины, верхом
берущие  барьеры, пожилые  мужчины -- победители  на "классических" скачках,
отдельно  лошади  и отдельно молодые мужчины в тесных белых воротничках и  в
гвардейских  мундирах. Есть  карикатуры работы "Шпиона" и снимки, вырезанные
из иллюстрированных журналов, многие с кратким некрологом "Пал на поле боя".
Есть снимки яхт с распущенными парусами и пожилых мужчин в яхтсменских кепи;
есть несколько забавнейших  снимков автомобилей первых марок. Есть считанное
число  писателей и художников,  и  нет  ни  одного  актера, ибо  Лотти,  как
истинный сноб старого закала, превыше всего ценит деньги и титулы.
     Когда  Адам  вошел   в  гостиницу,  Лотти  стояла  в  холле   и  ругала
лакея-итальянца.
     -- Совсем нас забыли,-- сказала она.-- Входите, входите. Мы тут как раз
собрались выпить. Встретите многих старых знакомых.
     Она повела Адама в гостиную, где  сидело несколько мужчин --  ни одного
из них Адам раньше не видел.
     -- С лордом Какбишьего вы, конечно, все знакомы? -- спросила Лотти.
     -- Мистер Саймз,-- поправил Адам.
     --  Да, голубчик, я так  и говорю. Ведь я  вас знала,  когда вас еще на
свете не было. Как ваш батюшка, жив-здоров?
     -- Нет, к сожалению, умер.
     -- Подумать только. Я  бы  вам могла  кое-что о нем  порассказать. Ну а
пока знакомьтесь. Это мистер Забылафамилию, вы его, наверно, помните.  А вон
тот  в углу -- майор, а это мистер Нукакего,  а это американец, а вот король
Руритании.
     -- Увы, бывший,-- сказал печальный мужчина с бородой.
     --  Бедненький,--  сказала  Лотти,  питавшая  слабость  к  коронованным
особам, даже  свергнутым с престола.-- Такое, право, безобразие. После войны
взяли и выгнали  в шею. И  ни гроша в  кармане. Много-то  у него никогда  не
было. А теперь и жену его упрятали в желтый дом.
     -- Бедная Мария-Христина. Это  правда, что миссис  Крамп сказал.  У нее
мозги совсем нет. Она думает, все люди -- бомба.
     --  Что  правда, то правда,-- горячо  подхватила  Лотти.--  Я в субботу
возила короля к ней на свидание (не хочу, чтобы он  ездил третьим  классом).
Жалко  ее до слез. Все время подпрыгивает, дрожит. Ей  мерещится,  что в нее
что-то бросают.
     -- И одна вещь странная,-- сказал король.-- Во всех моих родных бросали
бомбы, а в королева никогда. Мой бедный дядя Иосиф, его разорвало на куски в
опере, моя сестра нашла три бомба в своей постели. А моя жена -- никогда. Но
один день горничная причесывала ее перед обедом и говорит: "Ваше величество,
повар  брал урок от повара  французской миссии..."  Еда в моем доме не была,
как  вы говорите, шик. Баранина горячая, завтра баранина холодная, потом  та
же баранина опять горячая, но  вкус хуже, не шик, вы  понимаете...  "Он брал
урок  от  французского  повара,-- говорит  горничная,--  и  приготовил  одна
большая  бомба. Это сюрприз к обеду сегодня, для  шведский посланник". Тогда
бедная королева сказал "ах", вот так, и теперь ее бедные мозги перепутался.
     Бывший король Руритании тяжело вздохнул и закурил сигару.
     -- Ну что ж,-- сказала Лотти, смахнув слезу,-- давайте  выпьем. Вот вы,
ваша честь, судья Каквастам, может, угостите общество?
     Американец, которого,  как и остальных слушателей,  рассказ  экс-короля
взволновал до глубины души, ответил с поклоном:
     -- Я почту за большую честь, если его величество, и вы, миссис Крамп, и
все присутствующие джентльмены...
     --  Вот и  молодец,-- сказала Лотти.-- Эй, где там мой сказочный принц?
Опять небось пудрится. Ну-ка,. Нэнси, отложи косметику и иди сюда.
     Итальянец появился на пороге.
     -- Бутылку  вина,--  сказала  Лотти.--  Запишешь на  судью  Какего.  (В
гостиной у Лотти "вино", если сорт не оговорен  особо,  означает шампанское.
Еще  там процветает таинственная  игра в  кости, где каждая партия кончается
тем,  что кто-нибудь  преподносит  по  бутылке  вина каждому  из участников.
Впрочем, Лотти -- справедливая душа: выписывая счета  своим постояльцам, она
обычно устраивает так, что за все платят самые богатые.)
     После  третьей или четвертой бутылки Лотти  сказала: -- А  знаете,  кто
сегодня обедает у нас наверху? Премьер-министр.
     -- Я  никогда  не  любил премьер-министры.  Они все  говорят,  говорят,
говорят.  "Сэр,  вам надо подписать вот это".  "Сэр, вам надо поехать сюда и
туда".  "Сэр, вам  надо застегнуть эту пуговицу, прежде  чем  дать аудиенция
черному  послу из  Либерии".  Ха! После войны мой народ дал мне по шапке, но
моего  премьер-министра они  выбросили из окна,  прямо бух  -- и  на  землю.
Ха-ха.
     -- Причем обедает не один,-- сказала Лотти, очень хитро подмигнув.
     --  Кто, сэр Джеймс Браун? -- спросил майор, шокированный,  несмотря ни
на что.-- Быть не может.
     -- Нет, фамилия ему Фрабник.
     -- Он не премьер-министр.
     -- Нет, премьер. Я в газете читала.
     -- Нет, не премьер. Он ушел с поста на прошлой неделе.
     -- Ну и чудеса. Все время они меняются. Просто сладу с ними нет.  Додж!
Додж! Как зовут премьер-министра?
     -- Простите, мэм, не расслышал.
     -- Как зовут премьер-министра?
     --  Нет,  мэм,  нынче не  ожидается. Мне, во  всяком случае,  ничего не
сообщали.
     -- Невозможный старик. Как зовут премьер-министра?
     --  О, прошу прощения,  мэм,  я вас  не  понял. Сэр  Джеймс Браун, мэм,
баронет. Очень  приятный человек, так  мне говорили.  Консерватор,  если  не
ошибаюсь. Они из Глостершира, как будто так.
     -- Ну, что я говорила? -- торжествующе воскликнула Лотти.
     -- Это очень удивительная вещь, ваш конституция,-- сказал бывший король
Руритании.-- В детстве меня все время обучали только британская конституция.
Мой домашний учитель был раньше  учитель в вашей школе Итон. А теперь, когда
я приехал в Англию, тут  все время  новый премьер-министр, и никто не знает,
который какой.
     -- Понимаете, сэр,-- сказал майор,-- это все по вине либералов.
     -- Либералы? Да. У нас тоже были либералы. Я вам расскажу. Я  имел одна
золотая вечная  ручка.  Мой крестный, добрый эрцгерцог Австрийский,  подарил
мне одна золотая вечная ручка  с орлами. Я любил моя золотая вечная ручка.--
Король прослезился. Ему  теперь  не  часто  доводилось пить  шампанское.-- Я
очень любил моя золотая вечная ручка  с маленькими орлами. И один день у нас
стал министр-либерал. Граф  Тампен, человек  чрезвычайной скверности, миссис
Крамп. Он пришел  ко мне говорить, и  стоял около моего секретера, и говорил
слишком много -- про что, я  не понимал. А когда он  ушел -- где моя золотая
вечная ручка с орлами? Тоже ушла.
     -- Бедный король,--  сказала Лотти.-- Вы не унывайте, лучше выпейте еще
бокал.
     --  ...  Почту  за  большую  честь,--  сказал  американец,-- если  ваше
величество, и эти джентльмены, и миссис Крамп...
     --  Додж, пришлите-ка сюда моего херувимчика... Эй ты, судья просит еще
бутылку вина.
     --  Зачту  по  большую честь... почту  за  большую  честь, если  миссис
величество, и эти джентльмены, и его Крамп...
     -- Молодец, судья. Сейчас принесут еще бутылку.
     --  Почту за большую Крамп,  если его джентльмены, и  эти величества, и
миссис честь...
     --  Да-да, судья, все правильно. Вы там смотрите, друзья, как  бы он не
свалился. И пьют же эти американцы.
     -- ... Почту за величество Крамп, если миссис джентльмен... И его честь
судья  Скимп  из федерального  верховного  суда залился  громким  смехом. (В
оправдание  всех этих  людей  следует  напомнить, что никто  из них  еще  не
обедал.)
     В комнате, между прочим, находился также некий молодой человек с усами,
на вид очень  тихий и корректный. До сих пор он молча  пил в  своем  уголке,
лишь изредка бросая судье Скимпу короткое "за ваше", а теперь вдруг поднялся
и сказал:
     -- Держу пари, что вам этого не сделать.
     Он выложил на стол три монеты по полпенса и не спеша подвигал их, после
чего гордо вскинул голову.-- К каждой монете я прикоснулся всего пять раз,--
сказал он,-- и два раза поменял их местами. Ну-ка, кто так сумеет?
     -- Вот это  ловкость рук! -- сказала Лотти.-- И  где только вас  такому
обучили?
     -- Один тип в поезде показал.
     -- Мне кажется, это нетрудно,-- сказал Адам.
     -- А вы попробуйте. Не выйдет. Держу пари на что хотите.
     -- На сколько, например? -- Лотти сияла, такие вещи были в ее вкусе.
     -- На сколько хотите. На пятьсот фунтов?
     -- Соглашайтесь,-- сказала Лотти.-- Выиграете. У него денег много.
     -- Идет,-- сказал Адам.
     Он взял монеты и тоже подвигал их по  столу,  а кончив, спросил: --  Ну
как?
     -- Ах, черт побери,-- сказал молодой человек.-- В первый раз вижу. Я за
одну  неделю  заработал  этим фокусом  уйму  денег.  Получите.--  Он  достал
бумажник и  протянул Адаму кредитку в пятьсот фунтов. Потом опять сел  в тот
же уголок.
     --  Одобряю,-- сказала  Лотти.--  Сразу виден  благородный человек.  По
этому случаю надо выпить. И все выпили еще по бокалу. Вскоре молодой человек
опять встал с места.
     -- Предлагаю реванш. Орел или решка. Два из трех -- выигрыш.
     -- Идет,-- сказал Адам.
     Они бросили монету по два раза, и оба раза выиграл Адам.
     --  Ах,  черт побери,--  сказал молодой человек,  протягивая ему вторую
кредитку.-- Везет вам.
     --  У  него денег куры не клюют,-- сказала Лотти.--  Тысяча фунтов  для
него пустяк.
     Ей  нравилось воображать  это  про всех своих постояльцев.  Но в данном
случае  она заблуждалась. У этого молодого человека было в  кармане  столько
денег потому, что  он только что продал те немногие ценные бумаги, которые у
него еще  оставались, чтобы  купить  новый автомобиль.  Вместо  этого он  на
следующий день с горя купил подержанный мотоцикл.
     Чувствуя  легкое  головокружение, Адам  выпил еще  бокал,  чтобы  мысли
прояснились.
     -- Можно, я схожу позвоню? -- сказал он. И позвонил Нине Блаунт.
     -- Это Нина?
     -- Адам, милый, ты уже пьян.
     -- Откуда ты знаешь
     -- Слышу. Тебе что нужно, а то я сейчас уезжаю обедать.
     -- Я только хотел сказать, что пожениться мы сможем. У меня есть тысяча
фунтов.
     -- Чудесно. А как ты их добыл?
     -- Расскажу, когда увидимся. Мы где обедаем?
     -- В "Ритце". Потом к Арчи. Милый, я очень рада, что мы поженимся.
     -- Я тоже. Но не надо делать из этого мелодраму.
     -- А я и не собиралась. К тому же ты пьян.
     Он  вернулся  в гостиную.  Мисс Рансибл уже приехала и стояла в  холле,
разодетая для вечера.
     -- Кто эта девка? -- спросила Лотти.
     -- Она не девка. Это Агата Рансибл.
     --  А на вид  девка... Здравствуйте, душенька, входите. Мы  тут как раз
собрались  выпить. Вы,  конечно, со всеми  знакомы? Вот  этот,  с бородой,--
король... Нет, солнышко, король Руритании. Вы не обиделись,  что  я  приняла
вас  за  девку,  нет?  Очень уж  похоже,  и наряд  весь такой. Теперь-то  я,
конечно, вижу, что ошиблась.
     -- Дорогая моя,--  сказала  Агата  Рансибл,--  если б вы  увидели  меня
сегодня днем...-- И  она стала рассказывать Лотти Крамп про свои злоключения
на таможне.
     -- Что  бы вы сделали, если бы вдруг получили тысячу фунтов? -- спросил
Адам.
     -- Тысячу фунтов,-- сказал король,  и глаза его  затуманились от такого
фантастического видения.-- Ну, сначала я бы купил дом, автомобиль, и яхта, и
новые перчатки,  а потом основал  бы в моей  стране  одна  маленькая газета,
чтобы она писала, что я должен вернуться и быть король, а потом не знаю, что
буду делать, когда опять получу веселость и великолепность.
     -- Но к сожалению, сэр, тысячи фунтов на все это не хватит.
     -- Да?.. Не хватит?.. Целой тысячи фунтов? Ну,  тогда я, наверно, куплю
золотая вечная ручка с орлами, какая украли либералы.
     -- А  я  знаю,  что бы я  сделал,-- сказал майор.-- Я бы поставил их на
лошадь.
     -- На какую?
     -- Могу вам  назвать аутсайдера,  у  которого есть все шансы победить в
ноябрьском гандикапе. Кличка -- Селезень. Пойдет в двадцати к одному, а то и
меньше. Если поставить на нее тысячу и  она придет, вы сразу станете богатым
человеком, разве нет?
     -- Верно. Это идея.  Вы знаете,  я, пожалуй, так и сделаю.  Идея просто
замечательная. А как это можно сделать?
     -- Давайте мне вашу тысячу, я все устрою.
     -- Вы очень любезны.