что такая  большая,  но  серьезная  на  вид
игрушка может причинить какой-то ущерб. Притом он понимал, что  выстрелить
из пушки можно единожды,  так  что  следует  подождать,  когда  нападающие
собьются в кучу на лестнице.
   Берия стоял рядом с пушкой, затем подошел к дверям, но высовываться  не
стал.
   У нападающих были в основном луки и пращи, а также всякого рода копья и
топоры - это была армия каменного века. Ее оружие было примитивным.
   А войны, если и случались, не могли зваться войнами - это  были  стычки
между бандами.
   Настоящее оружие сюда не  попадало.  А  если  и  попадал  пистолет,  он
отказывался работать. Потому солдат у Биржи мог расстрелять  патроны,  что
были в автомате, но, перезарядивши  автомат,  он  ничего  бы  не  добился.
Оставалось использовать оружие как дубинку.
   Несколько стрел влетело внутрь Смольного.
   Они добрались до цели на излете, так что вреда не причинили.
   Нападающие шумели зловеще и громко.
   Особенно монахи,  которые  пели  какой-то  гимн  или  псалом,  слов  не
разберешь, но понятно, что пощады ждать не приходится.
   Монахи шли подобием римского  легиона,  сплоченными  рядами,  локоть  к
локтю. Они были похожи друг  на  друга,  только  бороды  у  одних  отросли
немного, а у других так и не выросли.
   Солдаты Клюкина подтягивались с боков, они-то и  стреляли  из  луков  и
кричали разрозненно, но боевито.
   Берия уже видел рожи, разверстые в  криках  рты,  бешеные,  но  тусклые
глаза...
   Вот они начали подниматься по лестнице.
   Берия мысленно торопил их.
   Он ждал, что вот-вот вдали, от  ворот,  появятся  его  шахматисты,  его
главное сокровище.
   От волнения и ожидания в глазах Берии все начало двигаться замедленно.
   И чем более он торопил нападавших, тем медленнее они передвигались.
   Но вот они уже в опасной близости от дверей.
   Еще несколько шагов, и они ворвутся внутрь.
   Тогда не устоять.
   Уже начали отступать оробевшие велосипедисты.
   И тогда Берия закричал:
   - Огонь!
   Он вообразил себя героем Бородина, офицером,  поднявшим  руку  в  белой
перчатке.
   Сейчас рванут огнем сотни пушек его батарей.
   - Огонь же!
   И велосипедисты отпустили ковш, он рванулся кверху, ударился с  размаху
о железную балку и метнул металл и камни в толпу.
   Берия и сам не ожидал такого эффекта.
   Ревущая толпа словно наткнулась на стеклянную стену.
   И если передние начали падать назад, так как каждого  из  них  поразило
несколько пуль, задние не понимали, что случилось, и еще  несколько  шагов
они пронесли погибших и раненых товарищей вперед.
   - Заряжай снова! - закричал Берия.
   Он был в восторге. Ему хотелось прыгать, только ноги не слушались.
   Пораженных было больше, чем тех, кто  уцелел,  но  не  все  из  упавших
умерли, большей частью они были ранены или контужены.
   - Ну что вы? - Берия понимал, что время - его  враг.  Нужно  выстрелить
еще раз, через три минуты враги опомнятся. - Стреляй же! - крикнул  Берия.
- Пли!
   Но пушка не выстрелила.
   Канониры оттягивали обратно ложку. Сзади  стоял  мужик,  прижимавший  к
груди тяжелый мешочек с пулями.
   - Вперед! - закричал тогда Берия. - Молодцы! Вечность смотрит на нас от
стен Москвы! Враг не пройдет! Да здравствует товарищ Сталин!
   И тут  он  увидел,  что  вдали  от  ворот  идут  трое  -  шахматисты  и
велосипедист, которого он посылал за ними.
   Все! Ваше время истекло.
   И Лаврентий Павлович совершил то, чего не совершал никогда в жизни.
   Он повел за собой армию в бой.
   Всегда он благоразумно следовал совету Чапаева из одноименного  фильма:
командир должен оставаться позади своих войск, чтобы  видеть  весь  бой  и
руководить им, стреляя, если надо, в спину припозднившихся соратников.
   Но никогда еще у него, да и у Чапаева, не возникало  такой  критической
ситуации.
   Видя, как шеф побежал по  ступенькам,  перепрыгивая  через  копошащиеся
тела врагов, как развевается  его  длинное  пальто,  как  твердо  и  прямо
возвышается на его голове  непримятая  шляпа,  велосипедисты  и  охранники
почувствовали невиданный прилив сил, словно красноармейцы, увидевшие,  что
в бой их ведет лично Иосиф Виссарионович.
   Они обгоняли его, размахивая саблями,  стреляли  из  арбалетов  и  были
столь неудержимы, что толпа монахов и  клюкинских  необученных  пехотинцев
кинулась назад,  смела  Клюкина,  завертела  и  понесла  с  собой  владыку
Никифора и покатились по асфальтовой дорожке.
   Завидев эту лавину,  шахматисты  благоразумно  отступили  в  сторону  и
спрятались за толстым стволом мертвой липы.
   Берия остановился первым и крикнул велосипедистам, чтобы не гонялись за
врагами, а вернулись к лестнице и прикончили раненых и убитых.
   Шахматисты были в недоумении.
   - Что у вас происходит, Лаврентий Павлович? - спросил Майоранский.
   Эдакий отвлеченный академик, мухи не обидит.
   - Беспорядки, - ответил Берия. - У нас развелось самозванство.
   - Ах, опять смутное время, - сказал Майоранский сочувственно.
   - Лаврентий Павлович, - позвал велосипедист.  -  Смотрите,  кого  пулей
задело.
   Лаврентий Павлович сразу повернулся к лестнице.
   На лестнице лежал консул Грацкий.
   На лбу ссадина, на щеке кровь, консул тяжело дышал. Он был ранен.
   - Что делать? - спросил велосипедист.
   Вокруг происходило страшное действо, схожее  с  тем,  как  промысловики
добивают котиков на Командорских островах.
   Велосипедисты проламывали черепа,  а  то  и  рубали  головы  павшим  на
лестнице.
   - Спокойно! - велел Берия велосипедисту.
   - Что делать? - спросил промысловик.
   Берия вытащил  из-за  пояса  острый  длинный  нож,  которым  обезглавил
Чаянова и Ларису. Он протянул его рукоятью к сотруднику.
   - Голову, - шепотом сказал он. - И быстро!
   Велосипедист был из  старых  чекистов,  все  понимая  с  полуслова.  Он
опустился на колени, прикрыл спиной Грацкого и в два сильных  удара  отсек
ему голову. Грацкий только подтянул колени к животу и  вытянул  их,  будто
засыпал.
   Потом чекист поднялся, вытер лезвие ножа о плащ и протянул нож Берии.
   - Молодец, - произнес тот.
   Потом посмотрел на шахматистов.
   Майоранский жадно глядел на умерщвление, а Лядов отошел повыше и  читал
памятную доску возле входа.
   Ну что ж, сказал себе Берия,  неплохой  выдался  день.  Совет  консулов
уменьшился вдвое.
   Нет - Верховного, Чаянова. Нет Ларисы  Рейснер,  а  вот  теперь  к  ним
присоединился и Грацкий, человек пустой и никому не нужный.
   К сожалению, Клюкин и владыка Никифор успели сбежать с  поля  боя.  Еще
остается Победоносцев.
   И конечно же, Берия Лаврентий Павлович.
   Нет никакого смысла дополнять или переизбирать консулов, потому  что  в
любом случае тогда у врагов будет большинство. Они уверены, что Берия убил
Чаянова. И не простят, потому что боятся. Трепещут.
   Обойдемся без них.
   Будем ликвидировать поодиночке.
   Это совсем не так сложно в этом пустом мире. Только  надо  внимательнее
относиться  к  собственной  безопасности.  Никому  не  доверяй.  Предатели
водятся в любой норе. Даже в самом сердце империи.
   Моей империи.
   Империя - неправильное слово.
   Мы будем создавать великую мировую державу. Советский Союз,  ту  самую,
за которую выхаркивал легкие Дзержинский и погиб Владимир Ильич.
   Советский Союз.
   Единственный, неповторимый, преданный  и  разбазаренный  ничтожествами.
Которые понесут Кару.
   - Пройдемте внутрь, - сказал Берия.
   Он посмотрел на чекиста. Тот приподнял брови и расправил плечи, как  бы
прося шефа отдать приказ.
   - Возьмешь мешок, - сказал Берия, - и отнесешь голову Грацкого ко мне в
кабинет.
   - Слушаюсь.
   - Поставь несколько человек с арбалетами у входа. Пускай смотрят. Чтобы
снова к дверям не подпускать... И еще, как  только  уберут  трупы,  пускай
собирают пули и снова зарядят пушку. Это не последнее нападение.
   - Скоро они не сунутся, - ответил велосипедист.
   - Пушку держать заряженной и возле нее - человека, так  сказать,  держи
порох сухим. Так нас учил Суворов.
   - Так точно, товарищ министр!
   Берия  оглядел  подходы  к  Смольному:  окровавленные  ступени,  трупы,
вестибюль, в котором, запрокинув ложку, стояла нелепая пушка. Все вроде  в
порядке. Все охвачено внимательным взглядом вождя.



        10. ДОКТОР ФРЕЙД

   В подвале диспозиция не изменилась. Так как время в Чистилище идет лишь
индивидуально, люди, пожившие там, привыкли к пассивности перед его лицом.
Привыкли ждать, пока что-нибудь не случится. И  хоть  лаборатория  доктора
Фрейда  была  одним  из  немногих  живых  уголков  того  мира,   санитары,
ассистенты и охранники, которых Берия оставил перед дверьми, впали как  бы
в кататонию и замерли, но не заснули, а проводили время в ожидании того, о
чем не имели представления.
   Появление Берии в сопровождении двух незнакомых мужчин вернуло  всех  к
жизни, как обитателей заколдованной пещеры после того, как принц поцеловал
спящую царевну.
   - Все в порядке, - сказал Берия. - Всем оставаться на местах. Гоглидзе,
доложи, беспорядков не было?
   -  Не  было,  Лаврентий  Павлович,  -  ответил  самозваный  родственник
консула. - Леонид Моисеевич молчит.
   - Его счастье, - заметил Берия и открыл дверь.
   Доктор сидел за столом, что-то писал.
   - Встать! - крикнул Берия.
   Доктор послушно поднялся.
   Это успокоило Лаврентия Павловича, который боялся бунта на корабле.
   - Закройте за собой дверь, - приказал Берия шедшему последним Лядову.
   Тот осторожно, чтобы не хлопнуть, прикрыл дверь.
   Берия прошел к центру зала. Остановился возле рабочего стола, не доходя
нескольких метров до доктора.
   - Познакомьтесь, - сказал он. - Доктор Фрейд.  Наш  медицинский  гений.
Леонид Моисеевич.  Уже  давно  не  покладая  рук  трудится  над  тем,  как
нормальный человек может оказаться в Верхнем мире, то есть там, откуда  мы
родом, и не погибнуть в первые же часы. В этом смысле он ваш коллега.
   Леонид Моисеевич поклонился.  Люди,  которых  привел  Берия,  были  ему
незнакомы.
   - Профессор Майоранский, - представился первый.
   - Лев Яковлевич, - уточнил Берия.
   Доктор увидел солидного, хоть и небольшого размерами профессора. На нем
было написано слово "профессор". Бородка клинышком, длинные,  но  в  меру,
волосы в проседь,  щечки,  сохранившие  пухлость.  Глазки  прозрачные,  но
неуловимые  из-за  постоянного   мелкого   движения   зрачков.   Костюмчик
поношенный, сшитый на другого, стройного мужчину, а у этого  было  брюшко.
Это  не  его  костюм,  Майоранскому  не  удалось  бы  растолстеть  в  этом
Чистилище.
   Второй человек, которого Берия  представил  как  Лядова,  но  имени  не
называл, был невысок, худ и подтянут, лицом похож на Суворова средних лет,
даже с хохолком.
   - Вот этим вашим коллегам, - сказал Берия, -  вы  и  сделаете  вакцину,
которая позволит им без всякого вреда для жизни провести  неделю  наверху,
выполнить свое задание и вернуться не только живыми, но и здоровыми.
   - Но только не неделю!  -  возразил  Леонид  Моисеевич.  -  Три  дня  я
гарантирую. Но не неделю. Это опасно.
   - А вот если будет опасно, Леонид Моисеевич, - предупредил Берия, -  то
спросим с вас.
   - Но нам-то тогда уже будет все равно, - заметил с улыбкой Лядов.
   Улыбка у Лядова была язвительная, под стать хохолку. Может, он и  знал,
что похож на Суворова, вот и носит в себе язвительность.
   - Придется вам управиться с делом за три дня, - сказал доктор.
   - Пять дней, и ни минуты меньше! - заявил Берия. - Постараешься, бандит
долбаный!
   - Как? - удивился Леонид Моисеевич. Даже в том жестоком мире никто  его
еще так не называл. - Почему я кажусь вам бандитом, Лаврентий Павлович?
   - Потому что ты и есть  бандит.  Мой  любимый,  дорогой  бандит.  Прошу
любить и жаловать - мой друг. - Берия засмеялся. Этого он делать не умел.
   В дверь просунулась толстая белая морда велосипедиста в ржавом немецком
шлеме.
   - Там снова лезут, шеф. Вы не посмотрите?
   - Иди, сейчас буду. Из пушки без меня не стрелять.
   Берия обернулся к своим шахматистам.
   - Доктор Фрейд для вас - старший товарищ  и  коллега.  Слушайтесь  его,
потому что он не сделает вам дурного.
   - А если сделает? - спросил Лядов.
   - Во-первых, вы сами во всем разбираетесь, - сказал Берия. - Во-вторых,
у вас нет выбора. Я ему доверяю, и вы будете  доверять.  Вы  же  из  одной
компании.
   - Разве? - взвился Майоранский.  -  Я  никогда  не  был  в  компании  с
Леонидом Моисеевичем. И не стремился к этому.
   - Хватит разговорчиков! -  рявкнул  Берия,  который  почувствовал,  что
зашел слишком далеко в своем либерализме. - Фрейд, начинайте  свои  опыты.
Гоглидзе! Где Гоглидзе? Помогай доктору  и  смотри,  чтобы  шахматисты  не
мешали работать.
   И Берия поспешил к выходу, чтобы пересечь очередную попытку конкурентов
оспорить его власть.
   Майоранский пошел по лаборатории. Он трогал приборы, поднимал пробирки,
ему доставляло удовольствие вновь оказаться в привычной атмосфере.
   - А где центрифуга? - вдруг спросил он.
   - На кой ляд центрифуга алхимикам и  колдунам?  -  ответил  за  доктора
Лядов.
   - Вы не правы, - сказал Гоглидзе. - Центрифуга есть  в  том  помещении,
только она приводится в движение человеческой силой.
   - А какой же еще! - сказал Лядов.
   Доктор выпрямился и вздохнул. Он начинал работу.
   - Я не имею чести быть с вами знаком, - сказал он. - Но полагаю, что мы
с вами коллеги.
   - До некоторой степени, - ответил Людов.
   - Это не совсем так, - сказал Майоранский. - Вряд ли вы можете  на  это
претендовать. Должен сказать вам, что в прошлой жизни я занимал достаточно
важное место в биологической науке. Моя лаборатория была  снабжена  лучшим
отечественным и импортным оборудованием и аппаратурой.
   Его казенный язык не вязался с бородкой  и  брюшком.  Казалось  бы,  он
должен быть изысканно интеллигентен, а он говорил, как недавно  приехавший
с юга партийный выдвиженец.
   Лядов этого не замечал,  но  Леониду  Моисеевичу  воляпюк  Майоранского
резал слух.
   - Сначала Гоглидзе возьмет у вас кровь на биохимию, - сказал доктор.  -
Надеюсь, вам известна эта процедура.
   - С какой целью?
   - Кровь индивидуальна. Даже здесь.  Вам  приходилось  видеть,  что  она
собой представляет?
   - Что меня может удивить? - спросил Майоранский.
   - Вы видели кровь без лейкоцитов? - спросил Леонид Моисеевич.  -  А  вы
знаете, что происходит с вашим гемоглобином?
   - Это любопытно, - сказал Лядов. - Давайте же займемся, не будем тянуть
время.
   - Твой поезд без тебя не уедет, - заметил Майоранский.
   - Чем скорее я покину этот мир, тем лучше, - сказал Лядов.
   - Чтобы вернуться сюда?
   - Может быть, я хочу умереть там.
   - Хватит этих разговорчиков при посторонних, - оборвал его Майоранский.
- У нас с тобой задание, важность которого трудно переоценить. Я  полагаю,
что  за  последние  сотни  лет  судьба  никому  еще   не   давала   такого
преимущества.
   - Ты считаешь это подарком судьбы? Ты - злобный гордец!
   Доктор   подумал,   что   слушает   отрепетированный   и    многократно
повторяющийся  спор.  Здесь,  в  мире  без  времени,  можно  было  спорить
бесконечно.
   Но слова Майоранского доктора насторожили, может быть, потому,  что  он
готов был услышать что-то необычное и опасное  для  человечества.  Ведь  в
любом случае все это  -  интрига  Берии,  причем  задуманная  давно  и  на
несколько шагов вперед.
   В  первое  время  доктор  думал,  что  Берии  нужно  добыть  что-то  из
человеческого  мира  -  может,  пушку  или  какой-нибудь  яд,   -   что-то
недоступное здесь и могущее способствовать росту его могущества.
   Но что?
   Если  говорить   поменьше   и   слушать   побольше,   они   обязательно
проговорятся.
   Доктор был прав.
   Ошибка Берии, который думал, что все предугадал, заключалась в том, что
он не предупредил шахматистов: доктор - чужой и даже  опасный  человек.  И
они восприняли его как союзника Берии.  И  не  считали  нужным  перед  ним
таиться.
   - Вам придется передвигаться? - спросил доктор.
   Лядов лег на накрытую белой простыней койку,  Гоглидзе  принес  иглу  и
пробирку для крови.
   Майоранский следил за тем, как Гоглидзе берет кровь на биохимию.
   Он чуть вздрогнул, когда игла вошла в сгиб руки и капелька жидкой крови
образовалась у места укола.
   - Вы куда-то поедете? - спросил доктор.
   - Конечно, поедем, если бы это была просто прогулка, вашей помощи бы не
потребовалось, - сказал Майоранский.
   - Я спрашиваю, - произнес доктор, глядя, как Гоглидзе отошел от Лядова,
- потому  что  должен  понять,  как  составлен  ваш  график.  Сколько  вам
находиться в пути и когда вы сможете возвратиться.
   Лядов сел на койке, зажал согнутой рукой клочок ваты, который  ему  дал
Гоглидзе, потом встал и отошел.
   - Ваша очередь, маэстро, - произнес он, приглашая  Майоранского  занять
его место.
   Майоранский послушно улегся.
   - Мы поедем на поезде, - сказал Лядов. - Какое счастье! Как вы думаете,
какое сейчас время года?
   - Осень, - ответил доктор. - По докладам Службы  точного  времени.  Они
отсчитывают время от Новых годов. Как появляются новые люди оттуда, так  и
начинаем Новый год.
   - А то оденешься в тулуп, а тебя спросят: вы из какого психатория к нам
заявились? - засмеялся Лядов.
   - Больно же! - закричал Майоранский. - Вас  что,  не  учили,  как  надо
вводить иглу в вену?
   - Извините, - сказал Гоглидзе. - Бывает, у вас вены не выражены.
   - Хотел бы я с вами  отправиться,  -  сказал  доктор.  -  Хоть  глазком
поглядеть на живой мир!
   - Я разделяю вашу позицию, - сказал Майоранский, - ибо она  увеличивает
наши шансы на выживание. Ведь медицинский контроль нам просто необходим. К
тому же и на месте лишние руки нам пригодятся.
   - А ты поговори с Лаврентием Павловичем, - сказал  Лядов.  -  Вдруг  он
согласится?
   - Нет, - ответил доктор. - Он никогда не согласится, потому что  я  ему
здесь нужен.
   - Я понял, - сказал Лядов. - Он  надеется,  что  ты  выкуешь  победу  в
горячем цехе завода "Серп и молот"!
   - Да, он надеется, что я  смогу  усовершенствовать  вакцину.  Но  я  не
смогу, - сказал Леонид Моисеевич. - И знаете  почему?  Совершенно  нет  не
только оборудования, но и препаратов. Ведь наши задачи решаются только  на
генетическом  уровне,  а  я  даже   не   могу   пользоваться   электронным
микроскопом.
   - Чепуха получается,  -  сказал  Лядов.  -  Какого  черта  мы  проводим
диверсию, если не можем занять тот мир?
   - Для того, чтобы править, не обязательно  жить  среди  колхозников,  -
загадочно ответил Лев Яковлевич.
   Доктор отошел к своему рабочему столу.
   Перед ним были две пробирки с кровью шахматистов.
   Куда они едут? Наверх.  Что  будут  делать?  Что-то  негодное.  Они  же
преступники.
   - Давайте, - сказал  доктор,  -  будем  считать  всерьез,  сколько  вам
добираться до места и сколько времени вы будете там находиться. Нужно  все
рассчитать с максимальной точностью.
   - Давайте, - согласился Лядов. - Вы не слушайте Майоранского, он там не
бывал. А для меня это - вторая родина.
   - Начнем сначала, - сказал Леонид Моисеевич. - Где находится ваш канал?
   - Канал? - не понял Лядов.
   - Дыра. Отверстие. Где вы перейдете в тот мир.
   - Черт его знает, - сказал Лядов. - Как-то разговора об этом не было.
   - И не надо об этом говорить вслух, - нравоучительно заметил Гоглидзе.
   Он все почесывал верхнюю губу, ждал, когда появятся усики.  Но  надежды
уже не осталось.
   Он вел себя как оголтелый щенок при  большом  псе.  Смотрите,  какой  я
наглый и отважный!
   Но без большого пса поблизости Гоглидзе терял отвагу.
   Хотя не забывал напоминать о своей преданности.
   Вот сейчас - он не столько охранял Тайну, сколько хотел показать  всем,
что ее охраняет.
   - Гоглидзе, - раздраженно сказал доктор, - займитесь своим делом! У вас
препарат погибнет. Тогда я буду вынужден вас уволить!
   - Еще неизвестно, кто кого уволит.
   - Гогли