инято. Подберите раненых и ружья. Идем!
     И он зашагал по направлению к своей новой  резиденции,  радуясь,  что
все разрешилось так скоро. Однако его удовольствие было неполным. Какая-то
неприятная, беспокоящая, еще неясная мысль мешала ему,  как  тихая  зубная
боль,  которая  вот-вот  перейдет  в  острую.  Флорес  шагал  по  знакомым
"улицам", мосткам, переброшенным  через  корабли,  пересекал  полусгнившие
палубы, поднимался на "горы"  высоко  сидящих  в  воде  больших  кораблей,
спускался в "долины" плоскодонных судов, а  какая-то  беспокойная  неясная
мысль все сверлила его мозг...
     Замешкавшись у одного перехода, он услышал голоса следовавших за  ним
ирландца О'Тара и старика Бокко.
     - Как собаку, в воду... - говорил Бокко.
     - Не терпится ему! - ответил О'Тара.
     Голоса замолкли.
     "Так вот оно что, - подумал Флорес, влезая на борт старого фрегата, -
Недовольство!" И Флорес  вспомнил  угрюмое  молчание,  сопровождавшее  его
избрание.
     Флорес не ошибся. Даже на огрубевших, одичавших  островитян  произвел
неприятное впечатление слишком упрощенный способ похорон губернатора.
     Флорес был не глуп. Подходя к губернаторской резиденции, находившейся
на фрегате "Елизавета", новый губернатор уже обдумал план действия.
     Войдя в  большую,  прекрасно  обставленную  каюту  -  бывший  кабинет
капитана  Слейтона,  -  Флорес  опустился  в  глубокое   кожаное   кресло,
развалившись с независимым и вместе с тем гордым видом.  Затем  он  звучно
хлопнул три раза в ладони, совсем как Слейтон, даже лучше -  отчетливее  и
громче.
     На пороге появился негр.
     Флорес посверлил глазами его черное лицо, но ничего не мог  прочитать
на нем.
     - Боб, - сказал Флорес, - где у Слейтона хранился гардероб? Проведите
меня и покажите.
     Боб, не выразивший удивления при виде Флореса на месте Слейтона,  был
поражен  подчеркнуто  вежливым  обращением  нового   губернатора,   вместо
прежнего - фамильярного.
     Но в этом у Флореса был свой расчет: показать  разницу  изменившегося
положения. И он не ошибся. Боб как-то с®ежился  и,  поспешно  засеменив  к
выходу, ответил почтительно-вежливо:
     - Прошу вас.
     Они вошли в большую полутемную каюту, превращенную в гардеробную. Две
стены были  заняты  шкафами.  Почти  наполовину  каюты  занимали  огромные
сундуки черного дуба с резьбой, окованные позеленевшей медью и серебром.
     Негр открыл выдвижные дверцы шкафов. В них в большом  порядке  висели
костюмы различных эпох, профессий, национальностей, -  как  в  костюмерной
большого оперного театра.
     - Вот штатские костюмы, - пояснил негр,  вынимая  пахнувшие  сыростью
старинные сюртуки с высокими воротниками, широкими отворотами,  цветные  и
шелковые жилеты.
     Флорес отрицательно покачал головой.
     Во втором шкафу были более современные костюмы: смокинги,  сюртуки  и
даже фраки.
     - Не то, не то.
     Перед гардеробом с морскими форменными костюмами  Флорес  остановился
несколько долее. Он пощупал рукой одну тужурку из прекрасного  английского
сукна - костюм капитана, но, подумав о чем-то, закрыл и этот шкаф.
     - Не то. Боб. И это все?
     - Есть еще здесь, - ответил негр, показывая на сундуки.
     - Откройте.
     Не  без  труда  Боб  поднял  тяжелые  крышки.  Флорес  удивился,   не
почувствовав запаха сырости и тления. Крышки так хорошо были пригнаны, что
внутри сундуков было совершенно сухо.
     Когда  негр  поднял  чистый  кусок  полотна,  аккуратно  прикрывавший
костюмы, у Флореса невольно вырвалось восклицание и глаза его разгорелись.
Здесь  были  сложены  драгоценные  испанские   костюмы,   покрой   которых
показывал, что им не менее двухсот лет.
     Камзолы из аксамита  (бархата)  -  малиновые,  голубые,  красные-были
расшиты золотом и осыпаны жемчугом. Манжеты и фрезы (большие  воротники  в
несколько рядов) из тончайшего кружева, шелковые шнуры "бизетт"  и  блонды
цвета небеленого полотна - все это поражало  своей  роскошью  и  тонкостью
работы. Женские костюмы были еще роскошнее. Длинные, с висевшими  до  полу
рукавами, с зубцеобразными вырезами по краям, эти яркие шелковые, парчовые
и бархатные платья были тяжелы от нашитых изумрудов, рубинов, жемчугов...
     "Какое богатство! - подумал Флорес. - А мы питаемся одной рыбой".
     Он отобрал несколько костюмов.
     - Отнесите в мой кабинет. А чулки и башмаки?
     - Все есть. - И, сгибаясь под тяжестью ноши. Боб перетащил костюмы  в
каюту Флореса.
     Оставшись один, Флорес выбрал темно-вишневый шитый серебром камзол  и
оделся.
     Когда он посмотрел на себя в зеркало, то сам был поражен эффектом. Он
преобразился не только внешне,  но  как  будто  и  внутренне.  Откуда  это
суровое достоинство, этот уверенный взгляд, эти плавные жесты?
     Он хлопнул в ладоши и сказал негру,  с  изумлением  уставившемуся  на
него:
     - Пригласите миссис Мэгги!
     "Миссис Мэгги!" - Негр поспешно бросился исполнять приказание.
     Флорес  немного  ошибся  в  эффекте:  вошедшая  Мэгги  не  на   шутку
испугалась, когда,  отворив  дверь  каюты,  увидела  сиявшего  серебром  и
жемчугом испанского гранда. Даже смех Флореса не сразу привел ее в себя.
     - Одевайся скорее, вот твой костюм,  -  сказал  Флорес,  указывая  на
голубое платье.
     Мэгги,  одетая  более  чем  просто  -  в  легкую  блузу  и   короткую
заплатанную юбку, едва-едва коснулась платья и стояла в нерешительности.
     - Ну, что же ты?
     - Я... я даже не знаю, как его надевать.
     Правду сказать, Флорес не больше ее знал все сложные части всех  этих
"бизетт" и "блонд" и не  мог  оказать  ей  помощи.  Но  природное  чувство
женщины помогло Мэгги найти место каждой принадлежности туалета.  И,  пока
Флорес поправлял концы шарфа и примерял перед  зеркалом  шпагу  с  золотым
эфесом, она была тоже готова.
     Обернувшись, они смотрели с изумлением друг на друга,  не  узнавая  и
восхищаясь.
     Действительно, это была прекрасная пара.  Смуглый,  загорелый  Флорес
был очень эффектен.
     "Черт возьми! Но ведь она прямо красавица! Где  были  мои  глаза?"  -
подумал Флорес.
     - Теперь можно начать торжественный прием,  -  сказал  он  громко  и,
вызвав негра, отдал приказание  созвать  всех.  Это  тоже  было  новостью.
Слейтон никого не пускал в свой кабинет.
     Если бы на Остров Погибших  Кораблей  внезапно  прибыли  люди  другой
планеты,  это  произвело  бы,  вероятно,  не  большее   впечатление.   Все
островитяне буквально окаменели от удивления. Даже историк  Людерс  стоял,
приоткрыв рот, с видом крайнего изумления.
     Когда все собрались, Флорес обратился с речью:
     -  Граждане!  Островитяне!  Друзья!  Не  чувство  личного   тщеславия
заставило меня надеть  этот  костюм,  но  желание  поддержать  достоинство
славного Острова Погибших Кораблей...  Мы  поднимем  это  достоинство  еще
выше. Для выполнения намеченных мною целей мне необходимы  помощники.  Вы,
О'Тара, - и Флорес испытующе посмотрел на ирландца,  -  назначаетесь  моим
личным секретарем. При докладах и на празднествах вы будете являться вот в
этом камзоле; он поступает в ваше полное распоряжение. - И  Флорес  указал
на красивый темно-синий костюм.
     О'Тара густо покраснел, и Флорес не  без  удовольствия  заметил,  что
ирландец польщен.
     "Одним соперником меньше", - подумал новый губернатор.
     - Вы,  Бокко,  назначаетесь...  -  Флорес  потер  лоб,  -  тоже  моим
секретарем. Вот ваш придворный костюм.
     Бокко почтительно поклонился.
     "Другим соперником меньше, - отмечал Флорес. - Кто еще? Людерс? Он не
опасен, но все-таки, на всякий случай..."
     - А вы, Людерс, вы - человек ученый, я назначаю вас, гм... советником
по  делам  колоний.  Вашему  званию  подойдет  камзол  черного  бархата  с
серебром.
     Удивительная вещь! Даже Людерс, до сих пор  менее  других  обращавший
внимание на свой костюм и ходивший в каких-то отрепьях, был тоже,  видимо,
польщен. Однако назначение его крайне удивило.
     - Благодарю за честь, но какие же у нас дела с  колониями,  когда  мы
отрезаны от всего мира?
     - Да, но мы можем расширить наши владения, и у нас будут колонии.
     Островитяне переглянулись. Не свел  ли  с  ума  золоченый  камзол  их
нового губернатора?
     Но Флорес был спокоен и самоуверен.
     - Вы знаете, - продолжал он, - что рядом с  нашим  островом,  в  двух
километрах, не более, расположен другой  небольшой  островок  из  погибших
кораблей. Он близок, но до сих пор мы не могли даже  побывать  на  нем,  -
саргассы охраняли его. Теперь мы организуем экспедицию и присоединим его к
нашим владениям.
     Всем понравилась эта затея, и островитяне шумно выразили одобрение.
     - И еще одно: нам нечего постничать и скаредничать, когда мы безмерно
богаты. Всем будут выданы новые костюмы - для будней и праздников.  Я  дам
вам также ружейные патроны, и вы будете охотиться на птиц; я  думаю,  рыба
всем надоела. А  чтобы  птица  показалась  вкуснее,  мы  испечем  хлеба  и
разопьем бочку хорошего старого испанского вина!
     - Ура-а! Да здравствует губернатор Флорес! -  кричали  доведенные  до
высшей точки восторга островитяне, а О'Тара и Бокко громче всех.
     Когда  Флорес  и  Мэгги  остались  одни,  Мэгги  посмотрела  на  мужа
влюбленными глазами и сказала:
     - Послушай, Флорес, я даже не ожидала...
     - Чего?
     - Что ты так умеешь...
     - Хорошо управлять? - И  Флорес,  нелюдимый,  вечно  хмурый,  мрачный
Флорес засмеялся.



        III. КУРИЛЬЩИК ОПИУМА


     Легкий  сизоватый  туман  заволакивал   Остров   Погибших   Кораблей.
Сломанные мачты и  железные  трубы  пароходов,  как  призраки,  маячили  в
тумане.
     Старик Бокко и китаец Хао-Жень сидели на  палубе  старой  бригантины.
Китаец сидел неподвижно, как статуэтка, поджав ноги и положив  ладони  рук
на колени, и смотрел на высокую мачту.
     Бокко чинил сеть и от скуки  расспрашивал  китайца  о  его  родине  и
близких людях. Наконец, он спросил китайца, был ли тот женат.
     Какая-то тень пробежала по лицу китайца.
     - Не был, - ответил он  и  добавил  тише:  -  Невеста  была,  хорошая
девушка.
     - Ну и что же ты?
     - Нельзя - фамилия одна...
     - Родственница?
     - Нет. Просто фамилия. Закон такой.
     Своим неосторожным вопросом Бокко пробудил в  душе  китайца  какие-то
далекие воспоминания. Он завозился и поднялся.
     - Пойду я, - заявил китаец.
     - Да куда тебя тянет? Опять дурман свой пойдешь курить? Сиди.
     Но китаец уже неверной, шатающейся походкой направился по  мосткам  к
отдаленному барку.
     Бокко покачал головой.
     - Пропадет парень. И так на что похож стал!
     Бокко не ошибся.  Хао-Жень  шел  курить  опиум.  В  одном  из  старых
кораблей китаец как-то нашел запас этого ядовитого снадобья и с тех пор  с
увлечением предался  курению.  Его  лицо  побледнело,  стало  желтым,  как
солома, глаза глубоко впали, смотрели устало, без  выражения,  руки  стали
дрожать. Когда узнали о  его  страсти,  ему  строжайше  запретили  курить,
опасаясь пожара. Еще  капитан  Слейтон  несколько  раз  жестоко  наказывал
Хао-Женя, запирал его в трюм, морил голодом, требуя,  чтобы  китаец  выдал
запасы опиума, но не мог сломить упорство китайца. Его скорее  можно  было
убить, чем заставить отдать опиум. Он хорошо спрятал  запасы  и  умудрялся
курить, как только надзор за ним ослабевал.
     Хао-Жень пришел на старый барк, стоявший косо, под углом почти в 45ь.
Под защитой этого наклона, укрывавшего его  от  взоров  островитян,  он  и
устроил себе курильню у самой воды.
     Дрожащими от волнения руками он приготовил все для  курения  и  жадно
втянул сладковатый дым.
     И постепенно туман стал приобретать золотистый оттенок. Клубы золотых
облаков сворачивались в длинную ленту, и вот это уже  не  лента,  а  река,
великая голубая река. Желтые поля, желтые  скалы,  домик,  выдолбленный  в
скале, с развевающимся по ветру бумажным драконом у входа. Отец стругает у
дома, по китайскому обычаю, не от себя, а к себе. По  реке  плывет  рыбак,
стоя на корме и вращая веслом. Все такое близкое, знакомое, родное! У реки
цветут ирисы, прекрасные лиловые ирисы.
     Когда  Хао-Жень  пришел  в  себя  от  дурмана,  стояла  ночь.   Туман
разошелся. Только отдельные клочья его, как призраки,  быстро  неслись  на
север. Было тихо. Изредка плескалась  рыба.  Из-за  горизонта  поднималась
красная луна. Она не отражалась в воде.  Водоросли,  как  матовое  стекло,
только слабо отсвечивали. Лишь кое-где, в небольших "полыньях" - в местах,
свободных от водорослей, - вода зажигалась лунным светом.
     Недалеко от острова прямо  по  водорослям  двигался  силуэт,  который
четко выделялся на фоне  восходящей  луны.  Китаец  протер  глаза  и  стал
всматриваться. Знакомая фигура. Ну да, конечно, это он,  покойный  капитан
Слейтон! На нем только нет тужурки. Но ведь мертвецы не  чувствуют  ночной
сырости. Зачем бродит он тут? Что ему надо? Зубы Хао-Женя  стали  выбивать
дробь.
     Утром китаец шептал на ухо своему другу Бокко:
     - Капитан ходила. Слейтон ходила ночью  по  воде.  Сам  видал.  Плохо
покойника похоронили. Шипко худо есть так человека хоронить. Вот и  ходит.
Плохо будет! Худо будет, м-м-м...
     Бокко кивал, с жалостью смотрел на китайца и думал: "Пропал, бедняга,
совсем ума лишился от проклятого зелья".
     Через несколько дней этот разговор  повторился.  Китаец  опять  видал
мертвого капитана, медленно гулявшего по морю. Бокко не вытерпел.
     - Надоел ты мне со своим покойником! Вот что я буду сегодня  с  тобой
дежурить ночью. И смотри у меня, если ты увидишь, а я не увижу, - придется
вам, двум покойничкам, разгуливать по морю вместе! Брошу тебя в воду,  так
и знай!
     Ночь стояла темная.  Небо  было  густо  обложено  тучами.  Накрапывал
дождь, Бокко бранился, кутаясь в латаный плащ.
     Около часа ночи во тьме, невдалеке от острова, Бокко  первый  заметил
тень человека. Было так темно, что трудно было различить очертания фигуры.
Но нечто похожее на человека действительно шло по воде и исчезло во мраке.
     Бокко почувствовал, как у него холодеют руки.
     - Видишь? - шепнул китаец, хватаясь трясущейся рукой за плечо Бокко.
     - Ш-ш!
     Они сидели до утра, не будучи в силах от страха шевельнуться.
     Только когда взошло солнце, Бокко вздохнул с облегчением. Скоро весть
о призраке капитана Слейтона облетела все население  острова  и  дошла  до
Флореса. Он не верил в  привидения,  но  эта  весть  о  бродячем  призраке
Слейтона взволновала его как неясная опасность.
     "Почему они  видели  именно  Слейтона?"  Что  они,  сожалеют  о  нем?
Обвиняют меня за то, что я бросил Слейтона  в  море,  вместо  того,  чтобы
попытаться оказать ему помощь? Но ведь он был полумертв. Или...  глупости!
Люди просто от скуки с ума сходят.  Надо  скорее  развлечь  их",  -  думал
Флорес.
     А вечером он тайно вызвал к себе Бокко и просил его проводить к  тому
месту, где они видали призрак. Но ни в эту, ни в следующую ночь призрак не
появлялся. Флорес повеселел.
     - Ну, вот видите!  Я  же  говорил  вам,  что  это  одно  воображение.
Довольно  глупостями  заниматься!  Извольте  завтра  явиться  ко  мне   на
совещание. Нам надо обдумать план экспедиции. Да не забудьте  надеть  свой
официальный костюм, - вы что-то давно не надевали его.
     - Берегу, - простодушно ответил Бокко. - Этакая ценность!
     - На наш век хватит, Бокко!



        IV. ИСЧЕЗНУВШИЙ ОСТРОВ


     Еще с вечера "Вызывающий" вступил в полосу, свободную от  саргасс.  А
рано утром, когда супруги Гатлинги вышли на палубу, то увидели, что вокруг
расстилается синяя гладь океана, поверх которой  только  кое-где  мелькают
небольшие пятна саргасс.
     - Странно, неужели  мы  так  уклонились  к  югу?  -  спросил  Гатлинг
профессора  Томсона,  который  рассматривал   какую-то   небольшую   рыбу,
попавшуюся в сеть.
     - Мы идем самым краем теплого течения, где оно борется  с  холодными.
Эти холодные течения и отнесли  в  сторону  часть  водорослей.  Завтра  мы
повернем на север, в самую гущу саргасс.
     - Какая странная рыба! - воскликнула Вивиана, - Посмотри, Реджи.
     Голова  рыбы  была   снабжена   широким,   овальной   формы   щитком,
составленным из черепицевидных пластинок; нижняя часть  тела  у  нее  была
окрашена в более темный цвет, чем верхняя.
     Томсон бережно опустил рыбу  в  большой  таз  с  водой.  Рыба  тотчас
повернулась на спину и плотно приложила щиток ко дну таза.
     - А ну-ка, возьмите рыбу, - предложил Томсон.
     Гатлинг взял рыбу за хвост и попробовал поднять,  но  напрасно:  рыба
будто приросла ко дну таза. Томсон смеялся.
     - Видите, какая диковинная рыба! Это эхенеида, или  "рыба-прилипало".
Про эту рыбу в древности ходили  целые  легенды,  будто  она,  прилипая  к
подводной части корабля, может  задержать  его  ход.  Вот  смотрите,  -  и
Томсон, хотя не без труда, оторвал "прилипало" от таза.
     - Профессор, в море плавает целое стадо черепах, - доложил  ассистент
Томсона Мюллер. - Не разрешите ли вы мне поохотиться на  них  вот  с  этой
маленькой рыбкой? Я видел, как это делают туземцы в Африке.
     Получив разрешение, Мюллер надел  на  хвост  рыбы  кольцо  с  крепким
шнуром и бросил ее в воду. В прозрачной воде видны были все движения рыбы.
Сделав несколько безуспешных попыток вырваться,  она  стала  подплывать  к
большой черепахе, которая, видимо,  мирно  спала  на  поверхности  океана;
эхенеида присосалась к брюшному  щиту  черепахи.  Мюллер  дернул  бечевку.
Черепаха заметалась, но не могла отделаться от прилипалы  и  через  минуту
была вытащена вместе с рыбой на палубу судна.
     - Браво! - Вивиана захлопала в ладоши.
     На палубе появился Симпкинс. Он только что встал и щурился от  яркого
солнца. Попыхивая трубочкой, Симпкинс равнодушно посмотрел на  черепаху  и
процедил углом рта:
     - Суп из черепахи - это будет недурно. А это что за пиявка?
     - Это не пиявка, а рыба-прилипало. Черепаха, Симпкинс,  предназначена
не для супа, а для научной коллекции.
     - Смотрите, какая прелесть! - воскликнула вновь Вивиана, указывая  на
море.
     Над поверхностью океана летели рыбы. Целые стаи  их  поднимались  над
водой и пролетали значительное пространство в несколько  десятков  метров,
поддерживаемые передними плавниками, которые у них  превращены  как  бы  в
крылья.
     Все залюбовались этим зрелищем.
     - Dactylopteres - "летучки", - пояснил профессор Томсон.
     - Неужели и все птицы вышли из моря? - спросила Вивиана.
     - Океан - колыбель  всей  органической  жизни  на  земле.  Вы  видите
летающих рыб, но есть и такие рыбы, которые прогуливаются по суше  и  даже
влезают на корни деревьев. Все это предки земноводных и птиц.
     - Очень интересно, - сказал равнодушно Симпкинс, - но  как  будто  мы
собирались на поиски не только черепах и прилипал, а  и  Острова  Погибших
Кораблей. Мы же забираемся все южнее и уже вышли из пояса  саргасс.  Скоро
наступит дождливое время - и так уж часто дождит, - когда же  мы  займемся
Островом?
     - Терпение, Симпкинс; сегодня мы поворачиваем на север,  и  с  каждым
часом вы будете ближе к цели.
     Симпкинс пожал плечами с таким видом, как бы хотел сказать:  "Ох,  уж
эти ученые!" - и, заложив руки в карманы, стал смотреть на море, сплевывая
через борт.
     - А вот и акула! - крикнул он, оживившись. Очевидно,  и  в  море  его
интересовал только преступный элемент. - Ого, какая большая! Только почему
она белая?
     -  Да,  это  интересный  экземпляр,  -  сказал  Томсон,  -   типичная
представительница Саргассова моря. Саргассы задерживают солнечный свет,  и
здешние акулы, очевидно, не "загорают"  так,  как  их  братья,  живущие  в
открытых местах; кожа здешних акул остается лишенной пигмента (окраски).
     Акула плыла рядом с кораблем.  Ее  движения  были  быстры,  сильны  и
красивы.
     Матросы уже приготовили веревк