Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
Александр Беляев. Остров погибших кораблей
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
I. НА ПАЛУБЕ
Большой трансатлантический пароход "Вениамин Франклин" стоял в
генуэзской гавани, готовый к отплытию. На берегу была обычная суета,
слышались крики разноязычной, пестрой толпы, а на пароходе уже наступил
момент той напряженной, нервной тишины, которая невольно охватывает людей
перед далеким путешествием. Только на палубе третьего класса пассажиры
суетливо "делили тесноту", размещаясь и укладывая пожитки. Публика первого
класса с высоты своей палубы молча наблюдала этот людской муравейник.
Потрясая воздух, пароход проревел в последний раз. Матросы спешно
начали поднимать трап.
В этот момент на трап быстро взошли два человека. Тот, который
следовал сзади, сделал матросам какой-то знак рукой, и они опустили трап.
Опоздавшие пассажиры вошли на палубу. Хорошо одетый, стройный и
широкоплечий молодой человек, заложив руки в карманы широкого пальто,
быстро зашагал по направлению к каютам. Его гладко выбритое лицо было
совершенно спокойно. Однако наблюдательный человек по сдвинутым бровям
незнакомца и легкой иронической улыбке мог бы заметить, что это
спокойствие деланное. Вслед за ним, не отставая ни на шаг, шел толстенький
человек средних лет. Котелок его был сдвинут на затылок. Потное, помятое
лицо его выражало одновременно усталость, удовольствие и напряженное
внимание, как у кошки, которая тащит в зубах мышь. Он ни на секунду не
спускал глаз со своего спутника.
На палубе парохода, недалеко от трапа, стояла молодая девушка в белом
платье. На мгновение ее глаза встретились с глазами опоздавшего пассажира,
который шел впереди.
Когда прошла эта странная пара, девушка в белом платье, мисс Кингман,
услышала, как матрос, убиравший трап, сказал своему товарищу, кивнув в
сторону удалившихся пассажиров:
- Видал? Старый знакомый Джим Симпкинс, нью-йоркский сыщик, поймал
какого-то молодчика.
- Симпкинс? - ответил другой матрос. - Этот по мелкой дичи не
охотится.
- Да, гляди, как одет. Какой-нибудь специалист по части банковских
сейфов, если не хуже того.
Мисс Кингман стало жутко. На одном пароходе с нею будет ехать весь
путь до Нью-Йорка преступник, быть может убийца. До сих пор она видала
только в газетах портреты этих таинственных и страшных людей.
Мисс Кингман поспешно взошла на верхнюю палубу. Здесь, среди людей
своего круга, в этом месте, недоступном обыкновенным смертным, она
чувствовала себя в относительной безопасности. Откинувшись на удобном
плетеном кресле, мисс Кингман погрузилась в бездеятельное созерцание -
лучший дар морских путешествий для нервов, утомленных городской суетой.
Тент прикрывал ее голову от горячих лучей солнца. Над нею тихо
покачивались листья пальм, стоявших в широких кадках между креслами.
Откуда-то сбоку доносился ароматический запах дорогого табаку.
- Преступник. Кто бы мог подумать? - прошептала мисс Кингман, все еще
вспоминая о встрече у трапа. И, чтобы окончательно отделаться от
неприятного впечатления, она вынула маленький изящный портсигар из
слоновой кости, японской работы, с вырезанными на крышке цветами, и
закурила египетскую сигаретку. Синяя струйка дыма потянулась вверх к
пальмовым листьям.
Пароход отходил, осторожно выбираясь из гавани. Казалось, будто
пароход стоит на месте, а передвигаются окружающие декорации при помощи
вращающейся сцены. Вот вся Генуя повернулась к борту парохода, как бы
желая показаться от®езжающим в последний раз. Белые дома сбегали с гор и
теснились у прибрежной полосы, как стадо овец у водопоя. А над ними
высились желто-коричневые вершины с зелеными пятнами садов и пиний. Но вот
кто-то повернул декорацию. Открылся угол залива - голубая зеркальная
поверхность с кристальной прозрачностью воды. Белые яхты, казалось, были
погружены в кусок голубого неба, упавший на землю, - так ясно были видны
все линии судна сквозь прозрачную воду. Бесконечные стаи рыб шныряли меж
желтоватых камней и коротких водорослей на белом песчаном дне. Постепенно
вода становилась все синее, пока не скрыла дна...
- Как вам понравилась, мисс, ваша каюта?
Мисс Кингман оглянулась. Перед ней стоял капитан, который включил в
круг своих обязанностей оказывать любезное внимание самым "дорогим"
пассажирам.
- Благодарю вас, мистер...
- Браун.
- Мистер Браун, отлично. Мы зайдем в Марсель?
- Нью-Йорк - первая остановка. Впрочем, может быть, мы задержимся на
несколько часов в Гибралтаре. Вам хотелось побывать в Марселе?
- О, нет, - поспешно и даже с испугом проговорила мисс Кингман. - Мне
смертельно надоела Европа. - И, помолчав, она спросила: - Скажите,
капитан, у нас на пароходе... имеется преступник?
- Какой преступник?
- Какой-то арестованный...
- Возможно, что их даже несколько. Обычная вещь. Ведь эта публика
имеет обыкновение удирать от европейского правосудия в Америку, а от
американского - в Европу. Но сыщики выслеживают их и доставляют на родину
этих заблудших овец. В их присутствии на пароходе нет ничего опасного, -
вы можете быть совершенно спокойны. Их приводят без кандалов только для
того, чтобы не обращать внимания публики. Но в каюте им тотчас надевают
ручные кандалы и приковывают к койкам.
- Но ведь это ужасна - проговорила мисс Кингман.
Капитан пожал плечами.
Ни капитан, ни даже сама мисс Кингман не поняли того смутного
чувства, которое вызвало это восклицание. Ужасно, что людей, как диких
животных, приковывают на цепь. Так думал капитан, хотя и находил это
разумной мерой предосторожности.
Ужасно, что этот молодой человек, так мало похожий на преступника и
ничем не отличающийся от людей ее круга, будет всю дорогу сидеть скованным
в душной каюте. Вот та смутная подсознательная мысль, которая взволновала
мисс Кингман.
И, сильно затянувшись сигаретой, она погрузилась в молчание.
Капитан незаметно отошел от мисс Кингман. Свежий морской ветер играл
концом белого шелкового шарфа и ее каштановыми локонами.
Даже сюда, за несколько миль от гавани, доносился аромат цветущих
магнолий, как последний привет генуэзского берега. Гигантский пароход
неутомимо разрезал голубую поверхность, оставляя за собой далекий
волнистый след. А волны-стежки спешили заштопать рубец, образовавшийся на
шелковой морской глади.
II. БУРНАЯ НОЧЬ
- Шах королю. Шах и мат.
- О, чтоб вас акула проглотила! Вы мастерски играете, мистер Гатлинг,
- сказал знаменитый нью-йоркский сыщик Джим Симпкинс и досадливо почесал
за правым ухом. - Да, вы играете отлично, - продолжал он. - А я все же
играю лучше вас. Вы обыграли меня в шахматы, зато какой великолепный шах и
мат устроил я вам, Гатлинг, там, в Генуе, когда вы, как шахматный король
отсиживались в самой дальней клетке разрушенного дома! Вы хотели укрыться
от меня! Напрасно! Джим Симпкинс найдет на дне моря. Вот вам шах и мат, -
и, самодовольно откинувшись, он закурил сигару.
Реджинальд Гатлинг пожал плечами.
- У вас было слишком много пешек. Вы подняли на ноги всю генуэзскую
полицию и вели правильную осаду. Ни один шахматист не выиграет партии,
имея на руках одну фигуру короля против всех фигур противника. И, кроме
того, мистер Джим Симпкинс, наша партия еще... не кончена.
- Вы полагаете? Эта цепочка еще не убедила вас? - и сыщик потрогал
легкую, но прочную цепь, которой Гатлинг был прикован за левую руку к
металлическому стержню койки.
- Вы наивны, как многие гениальные люди. Разве цепи - логическое
доказательство? Впрочем, не будем вдаваться в философию.
- И возобновим игру. Я требую реванша, - докончил Симпкинс.
- Едва ли это удастся нам. Качка усиливается и может смешать фигуры,
прежде чем мы кончим игру.
- Это как прикажете понимать, тоже в переносном смысле? - спросил
Симпкинс, расставляя фигуры.
- Как вам будет угодно.
- Да, качает основательно, - и он сделал ход.
В каюте было душно и жарко. Она помещалась ниже ватерлинии, недалеко
от машинного отделения, которое, как мощное сердце, сотрясало стены
ближних кают и наполняло их ритмическим шумом. Игроки погрузились в
молчание, стараясь сохранить равновесие шахматной доски.
Качка усиливалась. Буря разыгрывалась не на шутку. Пароход ложился на
левый бок, медленно поднимался. Опять... Еще... Как пьяный...
Шахматы полетели. Симпкинс упал на пол. Гатлинга удержала цепь, но
она больно рванула его руку у кисти, где был "браслет".
Симпкинс выругался и уселся на полу.
- Здесь устойчивей, знаете, Гатлинг, мне нехорошо... того... морская
болезнь. Никогда я еще не переносил такой дьявольской качки. Я лягу. Но...
вы не сбежите, если мне станет худо?
- Непременно, - ответил Гатлинг, укладываясь на койке. - Порву
цепочку и сбегу... брошусь в волны. Предпочитаю общество акул...
- Вы шутите, Гатлинг, - Симпкинс ползком добрался до койки и, охая,
улегся.
Не успел он вытянуться, как вновь был сброшен с кровати страшным
толчком, потрясшим весь пароход. Где-то трещало, звенело, шумело, гудело.
Сверху доносились крики и топот ног, и, заглушая весь этот разноголосый
шум, вдруг тревожно загудела сирена, давая сигнал: "Всем наверх!"
Превозмогая усталость и слабость, цепляясь за стены, Симпкинс пошел к
двери. Он был смертельно испуган, но старался скрыть это от спутника.
- Гатлинг! Там что-то случилось. Я иду посмотреть. Простите, но я
должен запереть вас! - прокричал Симпкинс.
Гатлинг презрительно посмотрел на сыщика и ничего не ответил.
Качка продолжалась, но даже при этой качке можно было заметить, что
пароход медленно погружается носовой частью.
Через несколько минут в дверях появился Симпкинс. С его дождевого
плаща стекали потоки воды. Лицо сыщика было искажено ужасом, которого он
уже не пытался скрыть.
- Катастрофа... Мы тонем... Пароход получил пробоину... Хотя толком
никто ничего не знает... Приготовляют шлюпки... отдан приказ надевать
спасательные пояса... Но еще никого не пускают садиться в шлюпки. Говорят,
корабль имеет какие-то там переборки, может быть, еще и не утонет, если
там что-нибудь такое сделают, черт их знает что... А пассажиры дерутся с
матросами, которые отгоняют их от шлюпок... Но мне-то, мне-то что
прикажете делать? - закричал он, набрасываясь на Гатлинга с таким видом,
будто тот был виновником всех его злоключений... - Мне-то что прикажете
делать? Спасаться самому и следить за вами? Мы можем оказаться в разных
шлюпках, и вы, пожалуй, сбежите.
- А это вас разве не успокаивает? - с насмешкой спросил Гатлинг,
показывая цепочку, которой он был прикован.
- Не могу же я остаться с вами, черт побери.
- Словом, вы хотите спасти себя, меня и те десять тысяч долларов,
которые вам обещали за мою поимку? Весьма сочувствую вашему
затруднительному положению, но ничем не могу помочь.
- Можете, можете... Слушайте, голубчик, - и голос Симпкинса стал
заискивающим. Симпкинс весь с®ежился, как нищий, вымаливающий подаяние, -
дайте слово... дайте только слово, что вы не сбежите от меня на берегу, и
я сейчас же отомкну и сниму с вашей руки цепь... дайте только слово. Я
верю вам.
- Благодарю за доверие. Но никакого слова не дам. Впрочем, нет: сбегу
при первой возможности. Это слово могу дать вам.
- О!.. Видали вы таких?.. А если я оставлю вас здесь, упрямец? - И,
не ожидая ответа, Симпкинс бросился к двери. Цепляясь, карабкаясь и падая,
он выбрался по крутой лестнице на палубу, которая, несмотря на ночь, была
ярко освещена дуговыми фонарями. Его сразу хлестнуло дождевой завесой,
которую трепал бурный ветер. Корма корабля стояла над водой, нос заливали
волны. Симпкинс осмотрел палубу и увидел, что дисциплина, которая еще
существовала несколько минут тому назад, повергнута, как легкая преграда,
бешеным напором того первобытного, животного чувства, которое называется
инстинктом самосохранения. Изысканно одетые мужчины, еще вчера с галантной
любезностью оказывавшие дамам мелкие услуги, теперь топтали тела этих дам,
пробивая кулаками дорогу к шлюпкам. Побеждал сильнейший. Звук сирены
сливался с нечеловеческим ревом обезумевшего стада двуногих зверей.
Мелькали раздавленные тела, растерзанные трупы, клочья одежды.
Симпкинс потерял голову, горячая волна крови залила мозг. Было
мгновение, когда он сам готов был ринуться в свалку. Но мелькнувшая даже в
это мгновение мысль о десяти тысячах долларов удержала его. Кубарем
скатился он по лестнице, влетел в каюту, упал, прокатился к двери, ползком
добрался до коек и молча, дрожащими руками стал размыкать цепь.
- Наверх! - сыщик пропустил вперед Гатлинга и последовал за ним.
Когда они выбрались на палубу, Симпкинс закричал в бессильном
бешенстве: палуба была пуста. На громадных волнах, освещенных огнями
иллюминаторов, мелькали последние шлюпки, переполненные людьми. Нечего
было и думать добраться до них вплавь.
Борта шлюпок были облеплены руками утопавших. Удары ножей, кулаков и
весел, револьверные пули сыпались со шлюпок на головы несчастных, и волны
поглощали их.
- Все из-за вас! - закричал Симпкинс, тряся кулаком перед носом
Гатлинга.
Но Гатлинг, не обращая на сыщика никакого внимания, подошел к борту и
внимательно посмотрел вниз. У самого парохода волны качали тело женщины. С
последними усилиями, она протягивала руки и, когда волны прибивали ее к
пароходу, тщетно пыталась уцепиться за железную обшивку.
Гатлинг сбросил плащ и прыгнул за борт.
- Вы хотите бежать? Вы ответите за это. - И, вынув револьвер, он
направил его в голову Гатлинга. - Я буду стрелять при первой вашей попытке
отплыть от парохода.
- Не говорите глупостей и бросайте скорей конец каната, идиот вы
этакий! - крикнул в ответ Гатлинг, хватая за руку утопавшую женщину,
которая уже теряла сознание.
- Он еще и распоряжается, - кричал сыщик, неумело болтая концом
каната. - Оскорбление должностного лица при исполнении служебных
обязанностей!
Мисс Вивиана Кингман пришла в себя в каюте. Она глубоко вздохнула и
открыла глаза.
Симпкинс галантно раскланялся:
- Позвольте представиться: агент Джим Симпкинс. А это мистер
Реджинальд Гатлинг, находящийся под моей опекой, так сказать...
Кингман не знала, как держать себя в компании агента и преступника.
Кингман, дочь миллиардера, должна была делить общество с этими людьми.
Вдобавок, одному из них она обязана своим спасением, она должна
благодарить его. Но протянуть руку преступнику? Нет, нет! К счастью, она
еще слишком слаба, не может двинуть рукой... Ну, конечно, не может. Она
шевельнула рукой, не поднимая ее, и сказала слабым голосом:
- Благодарю вас, вы спасли мне жизнь.
- Это долг каждого из нас, - без всякой рисовки ответил Гатлинг. - А
теперь вам нужно отдохнуть. Можете быть спокойны: пароход хорошо держится
на воде и не потонет, - Дернув за рукав Симпкинса, он сказал: - Идем.
- На каком основании вы стали распоряжаться мною? - ворчал сыщик,
следуя, однако, за Гатлингом. - Не забывайте, что вы - арестованный, и я
всякую минуту могу на законном основании наложить ручные кандалы и лишить
вас свободы.
Гатлинг подошел вплотную к Симпкинсу и спокойно, но внушительно
сказал:
- Послушайте, Симпкинс, если вы не перестанете болтать свои глупости,
я возьму вас за шиворот, вот так, и выброшу за борт, как слепого котенка,
вместе с вашим автоматическим пистолетом, который так же намозолил мне
глаза, как и вы сами. Понимаете? Уберите сейчас же в карман ваше оружие и
следуйте за мной. Нам надо приготовить для мисс завтрак и разыскать
бутылку хорошего вина.
- Черт знает что такое! Вы хотите сделать из меня горничную и
кухарку? Чистить ей туфли и подавать булавки?
- Я хочу, чтобы вы меньше болтали, а больше делали. Ну,
поворачивайтесь!
III. В ВОДНОЙ ПУСТЫНЕ
- Скажите, мистер Гатлинг, почему корабль не потонул? - спрашивала
мисс Кингман, сидя с Гатлингом на палубе, вся освещенная утренним солнцем.
Кругом, насколько охватывал глаз, расстилалась водная гладь океана, как
изумрудная пустыня.
- Современные океанские пароходы, - отвечал Гатлинг, - снабжаются
внутренними переборками или стенками. При пробоинах вода заполняет только
часть парохода, не проникая дальше. И если разрушения не слишком велики,
пароход может держаться на поверхности даже с большими пробоинами.
- Но почему же тогда пассажиры оставили пароход?
- Никто не мог сказать, выдержит ли пароход, чтобы оказаться
способным держаться на поверхности. Посмотрите: киль ушел в воду. Корма
поднялась так, что видны лопасти винтов. Палуба наклонена под углом почти
в тридцать градусов к поверхности океана. Не очень-то удобно ходить по
этому косогору, но это все же лучше, чем барахтаться в воде. Мы еще дешево
отделались. На пароходе имеются громадные запасы провианта и воды. И если
нас не слишком отнесло от океанских путей, мы можем скоро встретить
какое-нибудь судно, которое подберет нас.
Однако шли дни за днями, а голубая пустыня оставалась все так же
мертва. Симпкинс проглядел глаза, всматриваясь в морскую даль.
Потекли однообразные дни.
Мисс Кингман очень скоро вошла в роль хозяйки. Она хлопотала на
кухне, стирала белье, поддерживала порядок в столовой и "салоне" -
небольшой уютной каюте, где они любили проводить вечера перед сном.
Трудный вопрос, как держать и поставить себя в новом, чуждом для нее
обществе, разрешился как-то сам собой. К Симпкинсу она относилась
добродушно-иронически, с Гатлингом установились простые, дружеские
отношения. Больше того, Гатлинг интересовал ее загадочностью своей судьбы
и натуры. Из чувства такта она не только никогда не спрашивала Гатлинга о
его прошлом, но не допускала, чтобы и Симпкинс говорил об этом, хотя
Симпкинс не раз пытался, в отсутствие Гатлинга, рассказать о его страшном
"преступлении".
Они охотно беседовали друг с другом по вечерам, при закате солнца,
покончив со своим маленьким хозяйством. Симпкинс торчал на своей
сторожевой вышке, ища дымок парохода, как вестник спасения,
профессионального триумфа и обещанной награды.
Из этих разговоров мисс Кингман могла убедиться, что ее собеседник
образован, тактичен и воспитан. Беседы с остроумной мисс Кингман,
по-видимому, доставляли и Гатлингу большое удовольствие. Она вспоминала
свое путешествие по Европе и смешила его неожиданными характеристиками
виденного.
- Швейцария? Это горное пастбище туристов. Я сама об®ездила весь
свет, но ненавижу этих жвачных двуногих с Бэдэкером вместо хвоста. Они
изжевали глазами все красоты природы.
Везувий? Какой-то коротыш, который пыхтит дрянной сигарой и напускает
на себя важность. Вы не видали горной цепи Колорадо? Хэс Пик, Лоне Пик,
Аранхо Пик - вот это горы. Я уже не говорю о таких гигантах, как Монт
Эверест, имеющий 8800 метров высоты. Везувий по сравнению с ними щенок.
Венеция? Там могут жить одни лягушки. Гондольер повез меня по главным
каналам, желая показать товар лицом, все эти дворцы, статуи и прочие
красоты, которые позеленели от сырости, и глазастых англичанок. Но я
п