что эта земля дана евреям,  и  они  должны
сюда вернуться...
     - Да, так написано словами. Чтобы сохранить у народа  стимул.  Стимул
хранения текста. Он  должен  был  быть  подкреплен  не  только  внутренним
самоощущением,  но  и  прямым  указанием.  А  желание  слиться   со   всем
человечеством, желание нести людям...
     - ...Волю Его, - сказал Йосеф.  Оказывается,  он  внимательно  слушал
разговор. - И для того, чтобы быть проводником этой воли, не всегда  нужно
знать, в чем она заключается.  В  каждой  ситуации  нужно  уметь  выбрать.
Господь дал нам свободу воли...
     -...и ограничил ее шестьюстами тринадцатью заповедями, смысл  большей
части которых мне никто об®яснить не смог, - сказал И.Д.К.
     - Смысл открыт лишь Творцу, а мы выполняем Его волю.
     - Будучи свободны проявлять свою.
     - О чем мы спорим? - сказала Дина. - Сейчас не время...
     - Нет, нет, Дина, - отмахнулся  И.Д.К.,  заметив  неожиданно,  что  с
удовольствием произнес это имя. Он запнулся на мгновение,  ему  захотелось
произнести его еще раз, будто имя тоже было кодом, ключом, открывшим в нем
некую глубину, о существовании которой он не подозревал.  Он  повторил:  -
Нет, Дина, это важно, потому что на самом деле заповеди  имели  совершенно
реальный и  физический  смысл.  Конечно,  можно  часть  из  них  об®яснить
общечеловеческой моралью, часть - традициями кочевого племени и  условиями
жизни. Но был более глубокий смысл, направленный на то именно, чтобы текст
генетического Кода дошел до нас неискаженным. Иначе... Иначе чтение Кода и
явление Мессии породило бы монстров. Понимаешь?
     - Ты неправ, - сказал Йосеф, - но сейчас действительно не  время  для
теологического спора. Любой ученик моей ешивы смог бы об®яснить тебе...
     - Мессия тоже?
     - Я должен гордиться тем, что он учился в "Ор леолам".  Сожалею,  что
редко говорил с ним лично.
     - Это поправимо, - сказал И.Д.К.,  -  теперь-то  ты  говоришь  с  ним
постоянно.
     Брови Йосефа поползли вверх.
     - Что ты хочешь сказать? -  Дина,  начавшая  перекладывать  чашки  на
поднос, замерла.
     - Прислушайтесь к себе, - спокойно сказал  И.Д.К.  -  Способности,  о
которых мы, возможно, не подозреваем еще, попросту перешли с осознаваемого
уровня в подсознание. Мы с вами прекрасно знаем, что делает Мессия  сейчас
и что должны делать мы сами.
     - Что же? - напряженно сказала Дина.
     - Не нужно думать об этом. Не нужно  вообще  о  чем  бы  то  ни  было
думать. Закройте глаза, уйдите в  себя,  забудьте  обо  всем.  И  сделайте
первое, что захотите сделать. Это и будет...
     - Желание Творца, совершенно верно, - подтвердил  Йосеф.  -  Выход  в
духовный мир, так говорит Каббала.
     Они переглянулись и,  не  сговариваясь,  встали.  Вышли  на  середину
салона.  Повернулись  к  окну,  щурясь  от  солнца,   которое   разбросало
ослепительные блики на стекле, плитках пола и лицах. Дине показалось,  что
в спальне зашевелился в кроватке Хаим, она покачала головой, и все  стихло
- ребенок спал.
     Три человека стояли рядом, и трудно было придумать больший контраст -
высокий и худощавый И.Д.К. в  потрепанных  джинсах  и  выгоревшей  куртке,
Йосеф Дари, черно-белый в своем костюме, будто овеществленный кадр  старой
киноленты, и Дина, стоявшая между ними, в короткой широкой юбчонке и -  по
контрасту - закрытой до шеи блузке, женщина, выглядевшая девочкой.
     Первым исчез Йосеф - должно быть, его духовный контакт с высшей силой
оказался более прочным.  Вторым  -  И.Д.К.  На  несколько  мгновений  Дина
осталась одна, но не почувствовала этого, давая Хаиму и  родителям  четкие
наставления  и  собираясь  проследить  за  выполнением.  Хаим  сказал,  не
просыпаясь: "Хорошо, мамочка", а отец мысленно отвернулся - он  не  любил,
когда ему приказывали.
     Дина улыбнулась и последовала за И.Д.К.




        Часть вторая. ШЕМОТ (ИМЕНА)

     Болело в голове. Он знал это точно, но не чувствовал. Он  чувствовал,
как пот стекает по лицу, и подгибаются ноги от усталости, но  не  знал,  с
ним ли это происходит. И еще ему казалось, что звезды  на  небе  (Господи!
миллиарды! их не могло быть  столько...)  перемещались  с  одних  мест  на
другие, то приближаясь друг к другу, то расходясь в стороны, но  уж  этого
быть не могло никак.
     Под ногами был песок пустыни, но он не видел  своих  ног,  он  только
понимал,  что  если  они  подгибаются  от  усталости   (почти   сутки   не
останавливался даже на миг), то должны же они существовать не только в его
воображении!
     Ни Дины, ни Йосефа не было рядом. Вообще никого  не  было  до  самого
горизонта. Никого и ничего. Ни травинки, ни чахлого кустика. Впрочем, было
довольно темно - даже миллиард  звезд  не  способен  дать  столько  света,
сколько одна полная луна.
     Странно, что он не испытывал удивления - усталость, боль,  холод,  но
удивления не было, потому что он знал: так и должно быть..
     Он не помнил, испугался  ли  в  тот  момент,  когда  салон  с  низким
журнальным столом,  потрепанным  диваном  и  телевизором  исчез,  и  сразу
дохнуло жаром будто из печи, а ноги оказались  по  щиколотку  погружены  в
раскаленный песок.
     "Я не на Земле," - была первая связная мысль после долгих (скольких?)
часов блужданий по песку, камням и скалам. Только  сейчас  он  понял,  что
бродил, имея в виду определенную цель: нужно было непременно отыскать Дину
и Йосефа.
     "Я не на Земле," - подумал он опять, доверяя очевидности.  Совершенно
чужое небо - прежде всего. Чужая тяжесть - он только сейчас понял,  почему
было вовсе не трудно перепрыгивать с валуна на валун. И еще: чужой воздух.
Дышать было легко,  кислорода  хватало,  но  при  каждом  вдохе  в  ноздри
проникал запах, который он не мог бы ни определить,  ни  описать,  даже  с
помощью сравнений, потому что не мог ни  вспомнить,  ни  придумать  ничего
похожего.
     Он стянул с себя куртку (давно надо бы, но ему даже эта  элементарная
мысль не приходила в голову), расстегнул до  пояса  рубашку.  Жаркий  язык
лизнул тело. В кармане куртки он нащупал дискеты и подумал, что именно они
- единственно нужные ему, - стали совершенно  лишними.  Компьютеров  здесь
нет, а программа все равно уже включилась полностью.
     Не было никакого смысла стоять на месте, но и  идти,  не  зная  цели,
смысла тоже не было.
     Он бросил куртку на землю и опустился на нее, подогнув  ноги.  Сидеть
было жестко, сквозь ткань чувствовались острые грани мелких камней.
     Кольнул страх - подобное чувство возникло у него, когда он  спустился
с борта "Боинга" на летное поле аэропорта Бен- Гуриона. Кончилась  прежняя
жизнь, началась новая, и было страшно. Но тогда он хотя бы знал, что с ним
может произойти через час, день и даже месяц.  Мог  мысленно  планировать.
Сейчас  он  не  знал  ничего  -  даже  того,  в  каком   порту   оказался.
Единственное, что не позволяло немедленно впасть в панику - убежденность в
жесткой логичности происходящего. Генетическая программа включена. Он стал
таким, каким предполагали видеть человека те  (тот?),  кто  создавал  Код.
Физические законы, к которым  он  привык,  оказались  нарушены?  Возможно.
Значит, нужно разобраться в  физических  законах,  к  которым  он  еще  не
привык. Если вчера он  не  очень-то  и  поражался,  телепортируя  себя  на
расстояние в несколько километров, то нужно понять, что между  сантиметром
и световым годом нет принципиальной разницы. Если  можно  перемещаться  (в
подпространстве?) на расстояние мизинца, то какой закон  помешает  сложить
триллион мизинцев?
     В конце концов, "почему" - вовсе не  первый  вопрос,  на  который  он
должен непременно ответить. Важнее - зачем?
     Он не разбирался в астрономии настолько, чтобы по расположению  звезд
определить звездную систему или - тем более - отыскать  Солнце,  если  оно
вообще есть в этой Вселенной. Можно подождать несколько часов и рассчитать
- вокруг какой точки обращается небесный свод, определить  направление  на
полюс. И что это даст? Ему все равно, где здесь  север,  поскольку  он  не
знает, что может на севере находиться.
     Он рассуждал  так,  будто  ничего  не  изменилось  в  его  организме.
Изменилось  все.  Он  стал  другим.  Каким  -  он  не  имел  ни  малейшего
представления. Значит, и логика поведения должна  быть  иной.  Какой?  Это
известно ей самой - логике, а  не  ему  с  его  устаревшим  образом  мысли
(кстати, почему, если изменился организм, мысль, процесс принятия  решений
остались на прежнем  уровне?).  Значит,  нужно  прекратить  рассуждения  и
сделать первое, что придет в голову.
     Он закрыл глаза, опустил голову на грудь,  сложил  руки  на  коленях.
Полностью расслабиться не удавалось, поза была неудобной. "Дина!" - позвал
он. Ему послышался слабый ответ, но это была, конечно, игра воображения.
     Прошла минута, прежде чем он понял (и опять  испугался),  что  острые
камешки больше не мешают ему сидеть. Он открыл глаза и вскочил на ноги.
     Если бы он не отбежал метров  на  пять,  то  наверняка  был  бы  смыт
волной.  Способность  слышать  вернулась  через  несколько  секунд   после
способности видеть, и львиный рык  падавшей  водяной  лавины  настиг  его,
когда ноги увязли в глубоком и рыхлом пляжном  песке.  Наверняка  это  был
океан, а не какое- нибудь небольшое море вроде Средиземного,  хотя  и  там
однажды он  видел  валы,  бежавшие  на  берег  подобно  орде  захватчиков,
убежденных в полной безнаказанности.
     Он огляделся по сторонам, когда сердце перестало колотиться о  ребра.
Рубашка стала влажной  от  брызг,  мелкие  капельки  падали  на  лицо,  и,
облизнув губы, он с удивлением обнаружил, что вода не соленая.  Привкус  у
нее был, но вовсе  не  тот,  какого  можно  было  бы  ждать  от  капли  из
океанского прибоя.
     Он постоял, заново привыкая к темноте, и начал различать уходившие  в
небытие ночи барханы, а присмотревшись,  разглядел  на  пределе  видимости
очень слабые огоньки на горизонте или на чем-то, что служило горизонтом во
тьме. Просто между мерцанием звезд и  чернотой  земли  он  углядел  тонкую
линию немерцавших огоньков. Может быть, если бы не  грохот  прибоя,  он  и
услышал бы что-нибудь (голоса? рокот двигателей? молитву?).
     Он пошел на эти огни, повернувшись к океану спиной  и  ощущая  легкое
давление - от прибоя тянуло ветерком, влажным, прохладным  и  настойчивым.
Ноги увязали в песке по щиколотку, песчинки перетирались внутри туфель, он
снял обувь, оставшись  в  носках,  почувствовал  сквозь  них  жар  тягучей
сковороды и пошел быстрее, чтобы время соприкосновения с песком  было  как
можно меньше. Только тогда  он  подумал,  что  куртка  осталась  где-то  в
пустыне, а в карманах - дискеты, единственное его достояние. Сожалеть было
бессмысленно, он  все  равно  не  знал,  за  сколько  десятков  или  тысяч
километров от куртки он теперь находится. Собственно, он мог оказаться  на
другой планете - определиться по звездам он все равно не мог.
     Он уходил от океана и больше не делал  попыток  телепортировать  себя
куда-нибудь еще. Любую способность нужно использовать с умом, а на что  он
еще был теперь способен, знало лишь его подсознание, которому  он  не  то,
чтобы не доверял, но относился с опаской, привыкнув  за  сорок  лет  жизни
поступать разумно и обдуманно.
     Через полчаса он устал вытягивать ноги из песка при каждом  шаге.  Он
опустился на песок, принявший его как мягкая и  удобная  перина,  нагретая
специально для спокойного и теплого сна. Ему было хорошо, но спать  он  не
собирался. Теплота и тишина, однако, засасывали, песок здесь  не  был  так
горяч и почему-то, пересыпаясь под пальцами, не оставлял  песчинок.  Будто
сухая жидкость, - подумал он отстраненно. Он набрал песок  в  пригоршню  и
услышал тихий стон - или ему показалось? Песок стек между пальцев, оставив
ощущение чего-то мягкого и пушистого.
     Он лежал, смотрел вверх, на звезды, и ему казалось, что  он  начинает
понимать эту планету. Он не удивился - знал, что так и должно  быть,  знал
даже - почему так быть должно.  Йосеф  сказал  бы  просто:  ему  открылись
духовные миры. Творец наградил его знанием, потому что пришел срок.
     Но он всегда считал себя материалистом и логиком, и духовный мир  для
него был не менее материален, чем мир пирамид и электростанций. Если нечто
существует, оно материально. Оно обладает массой, энергией,  импульсом,  и
если это нечто сегодня представляется непознаваемым и нематериальным, то в
свое время (через сто лет? тысячу? миллион?) возникнет потребность,  будет
найден способ... Разве духовная сущность Торы  не  стала  в  конце  концов
основой вполне  и  сугубо  материалистического  обоснования  генетического
смысла ее знаков?
     Нужно будет поспорить об этом с Йосефом, - подумал он. Мысль  о  том,
что Йосефа еще нужно найти, эмоций не вызвала.
     Он подумал, что нужно встать и идти дальше, к огонькам, но еще глубже
зарылся в песок. Барханчики шевелились у самого его лица, а когда в  песок
погрузились уши, он почему-то стал лучше слышать  -  и  услышал  множество
голосов, среди которых выделялся голос матери, монотонно  повторявший  "ты
пришел, ты пришел..." Этот голос он не мог спутать  ни  с  каким  иным,  у
матери был удивительный  тембр,  бархатно-оранжевый,  раскалывающий  любую
мысль, чтобы проникнуть в нее и сделать своей, а потом вернуть  обратно  и
тем самым убедить. "Ты пришел..."
     Он открыл рот, чтобы ответить, потому что подсознание подсказало  ему
слова, и песок немедленно просочился между губ, обволакивая десна  подобно
детской зубной пасте - такой же  сладковатый  и  рыхло-тянучий.  Пошевелив
языком и распробовав песчинки на вкус,  он  решил,  что  эта  пища  вполне
с®едобна, и начал глотать, а потом понял, что в  этом  нет  необходимости.
Необходимости не было ни в чем, и эта мысль его успокоила.
     Он сделал глубокий  вдох  -  последний,  потому  что  вместо  воздуха
впустил в легкие все тот же мягкий песок, - и закрыл глаза,  инстинктивно,
хотя и понимал, что песок не причинит вреда. Ведь они -  он  и  пустыня  -
стали единым целым, и это хорошо.
     Он закончил один свой путь, чтобы начать другой.


        x x x

     Во время одной из дискуссий в Институте истории  Земли  на  Израиле-3
мне пришлось отвечать на вопрос: почему никто из тех,  кто  владел  частью
истины, не сумел познать ее целиком, и почему это сделал человек,  даже  в
отдаленной степени не обладавший мудростью толкователей Торы.
     Все достаточно просто -  не  нужно  усложнять.  Понять  истину  можно
только находясь вне ее. Понять назначение  Книги  можно  было  только,  не
считая Книгу самодостаточной, а включить  ее  в  общий  контекст  познания
человека как биологического, а не только социально-исторического существа.
Что и сделал И.Д.К. Невозможно приблизиться к истине, если упорно идти  по
пути, ведущему мимо цели - именно так поступали талмудисты, трактуя Тору в
неизменном с начала времен направлении. Они достигли  в  этом  изумляющего
совершенства, они отшлифовали этот алмаз до такой красоты, что его  только
и  оставалось  безоговорочно  признать  творением  Высших  сил.  Искусство
интерпретации в рамках избранной доктрины не имело себе равных.
     А нужно было в какой-то  момент  свернуть  с  пути.  Решать  обходную
задачу.  Талмудисты  были  на  это  неспособны,  потому  что   подчинялись
авторитетам.
     Я  говорю  это  для  того,  чтобы  приблизить  читателя   к   понимаю
последующих поступков И.Д.К. Современный читатель не всегда  может  понять
логику действий человека, жившего в Израиле, СНГ,  России  или  вообще  на
Земле  в  конце  ХХ  века  по  христианскому  летоисчислению.  Я   прервал
повествование, чтобы предупредить читателя: не нужно особенно  вдумываться
в нелогичность некоторых поступков И.Д.К. или иных персонажей. Непонимание
- следствие разницы в  ментальностях,  а  вовсе  не  моя  небрежность  как
интерпретатора.


        x x x

     Он погрузился в песок целиком и стал планетой, узнав ее  сразу  и  до
конца.
     Он был  одинок,  насколько  вообще  может  быть  одиноким  Хранилище.
Заглянув в себя, он понял, что ни одна из трех миллионов душ,  составивших
его физическую сущность, не в состоянии помочь ему в разрешении  проблемы,
потому что все эти люди умерли более трех тысячелетий  назад,  и  примерно
тогда же прервалась их связь с миром.
     К какому результату может  привести  взаимодействие  его  сознания  с
духовным миром древнего египтянина или древнего финикийца? Это  предстояло
проверить, потому что ничего иного просто не оставалось.
     Загадку близкого и странного горизонта, загадку  далеких  и  странных
огоньков, загадку глубокого и странного неба, и еще  множество  нелепых  и
странных загадок он разрешил сразу, потому что стал тем вместилищем, где и
содержались ответы. Горизонт был странен, потому что планета -  он  сам  -
была вовсе не шаром,  а  не  очень  правильным  многогранником,  напоминая
скорее плохо отшлифованный  алмаз.  Огоньки  были  странными,  потому  что
являли собой ни что иное, как главные  цели  жизней  трех  миллионов  душ,
составивших ныне его сущность. Он удивился, почему не понял  этого  сразу:
это же так естественно -  если  у  человека  есть  цель,  то  она  подобна
далекому  огоньку,  к  которому  стремишься,  не   всегда   даже   надеясь
достигнуть. Загадка неба оказалась  и  вовсе  элементарной,  он  мгновенно
описал решение в терминах римановой геометрии, которую изучал  когда-то  в
университете и, как полагал, забыл надежно и навсегда.
     Еще один огонек взлетел из песка, когда его  личная  цель,  первая  и
настоятельная, четко оформилась в  сознании.  Найти  Дину  и  Йосефа.  Они
наверняка тоже оказались  в  этом  пространстве-времени,  и  наверняка  их
положение хуже, потому что  Йосеф  попробует  разбираться  в  этом  сугубо
материальном мире с помощью идей Торы,  а  Дина,  будучи  женщиной,  может
запаниковать и безнадежно запутать ситуацию. О том,  что  его  собственная
уверенность была не более  чем  отражением  его  личного  понимания  мира,
которое могло  быть  еще  дальше  от  истины,  чем  представления  Йосефа,
основанные все же на логике Книги  -  генетического  кода,  собственно,  и
приведшего сюда всех троих, он в тот момент не подумал.
     Колея, в которой он двигался, постепенно сужалась, тормозя полет, ему
казалось,  что  грани  (именно  на  гранях,  будто  огни  святого   Эльма,
скапливались огоньки-цели) взрезают пространство, как тупое лезкие нелегко
взрезает тонкую, но скользкую материю. Не останавливаться! Потому  что  он
должен достичь той горловины, что связывала  сейчас  его  -  планету  -  с
пространственным мешком, в  котором,  перемешиваясь  подобно  молекулам  в
газовом пузыре, летали иные планеты, иные Хранилища.
     Быстрым движением мысли  он  оглядел  собственные  недра,  но  знания
древних ничем не помогли. Он воспринял миллион советов -  от  рекомендаций
по растапливанию  розового  масла  до  указаний  по  созданию  блоков  для
транспортировки гранитных плит  (исходивших  от  главного  зодчего  времен
Аменхотепа II). Отмахнувшись от непрошенных советов, он понял, что никакое
движение в колее не приведет его к выходу из топологической ловушки.
     А выбраться из колеи он не мог.


        x x x

     Когда на мгновение погас и снова зажегся  свет,  Дина  почувствовала,
будто ее обняли крепкие и властные руки,  чье-  то  дыхание  коснулось  ее
щеки, и чей-то голос, тихий и уверенный, сказал:
     - Не бойся.
     Она не испугалась. Слишком много было иных впечатлений -  для  страха
просто не осталось места.
     Она почувствовала, как на руки льется теплая вода,  и  отдернула  их,
чтобы не замочить рукава.  Вода  вытекала  из  отверстия  в  белой  стене,
тянувшейся на сотни метров вправо и влево.  Она  стояла  перед  стеной,  и
рядом с ней - справа и слева - стояли женщины. Все они протягивали к стене
руки