1974. P. 673-692.
" Ordres et classes. Colloque de l'Ecole Normale Superieurde Saint-Cloud, 1967. P., 1974.
" PerrotJ.-C. Rapports sociaux et villes // Annales E.S.C. 1968. P. 241-268.
'* PerrotJ.-C. Genese d'une ville modeme. Caen au XVIII' siecle. P., 1975.
^ Библиографию см.: Revel J. L'histoire au ras du sol // Levi G. Le pouvoir au village.
Histoire d'un exorciste dans le Piemont du XVII' siecle. P., 1992.
^ Le Play F. La methode sociale. Abreg^ des "Ouvriers europeens". P., 1989.
" Geertz C. Local Knowledge. Further Essays in Interpretative Anthropology. N.Y., 1983;
Darnton R. The Great Cat Massacre. N.Y., 1984; Levi G. I pericoli del geertzismo // Quademi
Storici. 1985. P. 269-277.

" Levi G. L'eredit^ immateriale. Camera di un esorcista nel Piemonte del seicento. Torino,
1985; Gribaudi M. Mondo operaio e mito operaio. Spasi e percorsi sociali a Torino nel primo
novecento. Torino, 1987; Cerutti S. La ville et les metiers. Naissance d'un langage corporatif
(Turin XVII'-XVIIIe siecle). P., 1990.

'" LepelitB. Les villes dans la France modeme (1740-1840). P., 1988.
"" Rosental P.-A. Construire le macro par le micro: Fredrik Barth et la microstoria II
Anthropologie contemporaine et anthropologie historique. Colloque de I'EHESS. Marseille, 24-
26 septembre 1992.

^ Boltanski L. L'Amour et la Justice comme competences. Trois essais de sociologie de
l'action. P., 1990; Bohanski L. et Thevenot L. De la justification. Les economies de la grandeur.
P., 1991.

" Dupuy J.-P. Ordres et d^sordres. Enquete sur un nouveau paradigme. P., 1982; Idem.. La
panique. P., 1991.

^ Passeron J.-C. Le raisonnement sociologique. L'espace non-popperien du raisonnement
naturel. P., 1991; Lepetit B. Une logique du raisonnement historique // Annales E.S.C. 1993.

^ L'economie des conventions // Revue Economique. 1989. Mars; Lesourne J. Economie de
l'ordre et du desordre. P., 1991.
^ Boyer R., Chavance B., Godard 0. Les figures de l'irreversibilite en economie. P., 1991.

Перевод с французского И. В. Дубровского




ИЗ ДИСКУССИИ

А. Б. Гофман

ЗНАНИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ И ЗНАНИЕ ПРЕДМЕТНОЕ

Слово "метод", как известно, по-гречески означает "путь". Анализ пу-
тей постижения истины занимает важное место в любой научной дисциплине,
и чем более зрелой она является, тем более значительное место в ней занима-
ет эпистемологическая и методологическая проблематика.

Но при этом важно иметь в виду, что исследование какого-либо объекта
далеко не всегда есть осознанное применение какого-то метода. Если послед-
нее имеет место, то это означает, что мы в какой-то мере уже представляем
себе результат, который собираемся получить. Подлинно новаторские ре-
зультаты, "открытия" в науке зачастую достигались как раз не посредством
сознательного применения определенного, уже известного метода, готового
инструмента, а путем устремленности к объекту, "вживания" в него, свобод-
ной рефлексии о нем. Разумеется, какие-то методы при этом всегда исполь-
зуются, но сам процесс исследования не воспринимается познающим субъек-
том как процесс "применения метода". В этой связи уместно вспомнить вы-
ражение Пикассо: "Сначала я нахожу, а потом ищу". В процессе поиска ис-
следователь либо не думает о пути, которым он пойдет за истиной, либо
думает о нем лишь как о средстве. Более того, нередко представление о при-
мененном методе возникает уже когда исследование закончено, и это пред-
ставление не может совсем не соответствовать тому реальному инструмента-
рию, который был использован.

Важно иметь в виду, что методологическую роль в значительной мере
играет само предметное знание, которое выступает одновременно как сред-
ство, путь поиска нового знания.

Часто ученый приходит к каким-то выводам не известным ему самому
путем, а потом уже придумывает метод, которым он якобы пользовался. Если
он не делает этого сам, то за него это делает Методолог.

Еще раз хочу подчеркнуть, что анализ методов исследования в социаль-
ных и гуманитарных науках - важнейшая отрасль, но не следует и "зацик-
ливаться" на этой проблематике, отрывать ее от предметного знания, учиты-
вая, что само оно также выполняет методологическую функцию. В против-
ном случае (а так нередко случается) методология становится прожектерской,
утопической и мистической, и не только не способствуег постижению исти-
ны, но препятствует ему. Возможен также "эффект сороконожки", когда все
пространство знания заполняется изучением путей движения при забвении
пункта назначения. Исследователи тогда уподобляются тем немецким исто-
рикам, которые, по выражению Гегеля, вместо того чтобы писать историю,
рассуждают лишь о том, как надо ее писать. В каждой гуманитарной дисцип-
лине необходим некий оптимум в соотношении между знанием о предмете и
(да простят мне некоторую тавтологию) знанием о путях получения этого
знания.

Метод можно понимать и как уже имеющееся и используемое предмет-
ное знание, и как особую сферу постижения истины: от самых общих мысли-

166                       HcTOpukBnouckaxMeToga

тельных процедур до сугубо прикладных технических приемов и операций.
Но в любом случае любовь к знанию об объекте исследования (даже самом
отвратительном), вживание в него и установка на то, чтобы понять его
(дилемма "объяснение или понимание" здесь не имеет значения), - это важ-
нейшие пути, т. е. методы, получения нового знания. В любом случае оста-
нется место для того, чтобы думать, размышлять о предмете исследования, а
это, в известном смысле, главный метод. Перефразируя Декарта, можно ска-
зать: "Я мыслю, следовательно применяю метод".

Б. С. Каганович
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ТАК НАЗЫВАЕМОМ ПОЗИТИВИЗМЕ

Слово "позитивизм", часто мелькающее в дискуссиях об исторической
науке, весьма многозначно и неопределенно. С одной стороны, позитивизмом
называют различные философские учения XIX и XX вв., часто очень непохо-
жие друг на друга. Так, "логический эмпиризм" "Венского кружка" 1920-
1930-х годов и современная "аналитическая философия" имеют мало общего
с эволюционистской метафизикой О. Конта и Г. Спенсера. С другой стороны,
позитивизмом именуют профессиональную идеологию ученых, стремящихся
работать "по ту сторону" всякой философии, занятых решением частных на-
учных проблем и верящих в кумулятивный характер гуманитарного знания.

В обиходной речи научной среды позитивизмом нередко называют безы-
дейное копание в мелочах и нелюбовь к общим концепциям. Декларацией
позитивизма объявляют иногда знаменитые слова Л. Ранке о том, что задачей
историка является воссоздание wie es eigentlich gewesen war ("как это в дей-
ствительности было"), хотя философские воззрения Ранке, говорившего, что
"всякая эпоха одинаково близка к Богу", очень далеки от контовских. И если
доктрины Конта и Спенсера являются ныне весьма архаичными и старомод-
ными, то я не рискнул бы сказать это о так называемом "неопозитивизме"
XX в., который, стремясь отграничить науку от метафизики и призывая к
точности и ответственности суждений, во всяком случае очень способствовал
выработке логической культуры и логической дисциплины науки.

Учитывая все это, как мне кажется, следовало бы гораздо осторожнее
пользоваться словом "позитивизм" и не употреблять его как жупел. В самом
деле, уважение к фактам и стремление восстановить историю, какой она была
в действительности, присущи всякому настоящему историку. Разумеется,
философски мыслящий человек задумается при этом над тем, что такое факт
и что такое действительность. Но нельзя требовать, чтобы размышления на
эти темы стали основным занятием историка.

Существуют, конечно, ограниченность и фанатизм профессионалов
(особенно в тех областях исторической науки, которые наиболее технически
трудны), сводящих все к законам ремесла и отвергающих всякие общие тео-
рии. М. Блок и Л. Февр во многом были правы, критикуя узость и косность
современной им "позитивистской" историографии. "Анналы" не случайно

HJguckyccuu  _____   ____              167

стали самой влиятельной историографической школой XX в" они действи-
тельно открыли новые сферы и регионы исторического исследования и очень
обогатили наше историческое понимание. Без сомнения, историк должен
уметь ставить вопросы и многое зависит от его ментального кругозора, в
этом Блок совершенно прав.

Но... Я не верю в универсальные методологические ключи и отмычки,
отворяющие все двери, не верю в то, что существует методология, способная
сделать человека умным и талантливым. Замечательный ленинградский исто-
рик Б. А. Романов говорил: "Заниматься методологией - то же, что доить
козла". Сказано, конечно, остро и ядовито. Но разве нет в этих словах боль-
шой доли истины, не сводимой к тому, что в то время речь шла прежде всего
о навязшей у всех на зубах "марксистско-ленинской методологии"? Вера в
то, что методология сама по себе способна дать конкретные научные резуль-
таты, является иллюзорной.

Мне неинтересно читать работы, выводы которых я знаю заранее и в
этом смысле я предпочитаю исследования, дающие новые, ранее неизвестные
факты или интересные их интерпретации. Разумеется, у каждого историка,
как и вообще у всякого человека, есть своя методология (или философия),
которой он сознательно или неосознанно руководствуется. Трудно предста-
вить себе крупного историка, который не обладал бы методологическим
сознанием - но не все они склонны писать трактаты по методологии. По
всей вероятности, существуют органические "позитивисты" и органические
"методологи" и "концептуалисты", И я не вижу в этом ничего плохого. Науке
нужны и те и другие, и не следует быть фанатиками.

А. В. Ревякин
КРИЗИС ИЛИ ПЕРЕДЫШКА?

Организаторы нынешней дискуссии, определяя ее предмет, употребили
слово "метод" в единственном числе. Они, видимо, стремились заострить
наше внимание на философских, мировоззренческих аспектах развития исто-
рической науки. Ведь когда имеют в виду прикладные, конкретные приемы и
способы получения нового знания, то обычно используют это слово во мно-
жественном числе - методы. Я ничего не имею против такой постановки
вопроса, хотя, на мой взгляд, дискуссия на тему о мировоззренческих основах
исторической науки представляла бы интерес скорее для историков науки и
философов, чем для исследователей, занятых разработкой конкретной исто-
рической проблематики, каковых среди присутствующих большинство и к
коим я причисляю и самого себя.

Говоря о развитии исторической науки, о пройденном ею пути, мы, ко-
нечно, обращаем внимание на идейные истоки творчества как отдельных
историков, так и целых историографических школ. Это важно для понимания
их вклада в науку, для оценки тенденций ее развития в целом. В этом смысле
мы говорим о достоинствах и недостатках, о месте и значении, допустим,
просветительской и позитивистской историографии, исторической школы

168   ______ _______     Hcropuk в nouckax метода

права и Школы "Анналов". Но все же это довольно односторонний подход,
ограниченность которого чувствует каждый историк, изучающий работы
своих предшественников и коллег по избранной теме исследования. Он заме-
чает, что результативность исследования зависит не столько от теоретичес-
ких воззрений исследователя, сколько от его этической позиции (попросту
говоря - от научной добросовестности), а также от квалификации, общей
образованности и способности поспевать за новым в науке и жизни. То, от
чего можно абстрагироваться на философско-отвлеченном уровне анализа,
имеет огромное, часто решающее значение при рассмотрении конкретной
историографической ситуации.

В этой связи хотелось бы затронуть и проблему кризиса исторической
науки, столь резко поставленную в выступлении А. Я. Гуревича. Я бы согла-
сился с этим тезисом, если речь идет о разочаровании "большими" теориями
общественного развития (от Маркса до Ростоу). Но я бы не стал впредь упо-
вать на возможность открытия (обретения) некоего нового метода, с помо-
щью которого удалось бы добиться успеха там, где потерпели поражение
блестящие предшественники.

Я бы согласился с выводом о кризисе и в том случае, если речь идет о
конкретных историографических школах или направлениях, наконец, о твор-
честве отдельных историков. В жизни каждого человека наступают моменты
"переоценки ценностей" (удивительно, если этого не происходит). Почему
же историки должны избежать общей участи? Например, экономическая
история, лет 20-30 тому назад переживавшая необыкновенный расцвет и
сумевшая высоко поднять свой авторитет среди других отраслей историче-
ского знания, в настоящее время обнаруживает признаки упадка (у нас более
явственные, чем за рубежом). Все меньше выходит из печати работ по эко-
номической истории. Не пользуется она особой популярностью и на истори-
ческих факультетах. Но когда я спросил Луи.Бержерона, известного француз-
ского историка, крупного специалиста в области истории индустриализации
XIX в., в чем причина этого упадка, он мне не задумываясь ответил: эконо-
мическая история - более трудоемкое занятие, чем, скажем, политическая
история или история ментальностей, вот поэтому молодые историки ее избе-
гают. Бержерона можно понять: он полон идей и замыслов, и ему обидно, что
все это может остаться невостребованным.

Нельзя с уверенностью диагностировать кризис целого научного на-
правления. Например, марксистская историография издавна и справедливо
подвергалась критике за схематизм и тенденциозность в освещении прошло-
го. Однако это не помешало ей в XX в. занять видное, если не доминирую-
щее, положение в исторической науке ряда стран, известных своими богаты-
ми культурными и научными традициями. Можно предположить, что и в
нашей стране марксизм, утратив свою монополию, сохранится в качестве
одного из основных направлений общественной и научной мысли. Источники
его жизнеспособности лежат за пределами науки. Пока существует- а то
и растет- спрос на антикапиталистические теории и проекты, по-моему,
преждевременно говорить о кризисе базирующейся на них историографии.

На мой взгляд, различие между методами философии и истории столь
значительно, что если философы бьют тревогу по поводу современного ми-

HJguckyccuu                             169

ровоззренческого кризиса (что может быть и верно, другой вопрос - свиде-
тельствует ли это о грядущей "деидеологизации" общества или, наоборот, о
его новой "мифологизации"), это еще не повод для беспокойства историков.
Историческая наука автономна и в значительной степени самодостаточна. Ей
совершенно не обязательно отвечать на конечные вопросы бытия. У нее и
своих забот выше головы, из которых бесспорно главная - установить, "как
все, собственно, происходило". Чтобы добиться этого, поистине все методы
хороши, если они уместны, целесообразны и морально оправданны.

Сужу об этом на примере развития современной западной, особенно
французской, экономической истории. Мировоззренческие споры, т. е. споры
о методе (в единственном числе), если и не изгнаны из нее полностью, то во
всяком случае перестали ее характеризовать. Например, поражает то едино-
душие, с которым ведущие историки Запада отвергли теорию У. Ростоу, осо-
бенно его тезис о "взлете" (резком ускорении экономического роста) в начале
индустриализации, или подвергли критике концепцию "протоиндустриализа-
ции", прежде всего в той неомарксистской интерпретации, которую ей дали
Р. Кридте, X. Медик и Ю. Шлумбом. Зато как необыкновенно обогатилась
экономическая история методами смежных наук об обществе и человеке.

Современная экономическая история уже давно не пишется только
лишь на основании государственных актов и производственной статистики
(имею в виду XIX и XX в.), для поверхностного анализа которых вполне
хватало общего образования. Историку приходится иметь дело с разнообраз-
ными юридическими актами, бухгалтерской отчетностью, технической доку-
ментацией, психологией людей, принимающих решения и их исполняющих,
наконец, с массой данных, отражающих работу сложных рыночных механиз-
мов экономики. И во всем этом он должен разбираться достаточно бегло,
чтобы не нагородить глупостей.

Благодаря применению искусных методов анализа, за последние деся-
тилетия написана по существу новая и - что самое главное - весьма досто-
верная экономическая история. И если в настоящее время развитие науки в
этой области несколько замедлилось, то, на мой взгляд, не в последнюю оче-
редь потому, что в прошлом она взяла очень высокий темп. Науке нужна
"передышка", историкам - время, чтобы прочитать и осмыслить все, что
написано и опубликовано за последние годы (а это требует огромного труда).
Что же касается снижения общественного интереса к экономической исто-
рии, то, может быть, просто на нее прошла мода и интерес вернулся в грани-
цы разумного и необходимого?

Е. В. Ляпустина
УСТАЛОСТЬ ОТ ПОИСКОВ МЕТОДА?

От прошедшего "круглого стола" остались не столько четкие воспоми-
нания, сколько отчетливые ощущения, сформулированные в те дни в словах
некоторых участников. Цитирую по каракулям в собственном блокноте:

170                        Hcropuk в nouckax метода

"ощущение такое, что историков, т. е. авторов конкретных работ на конкрет-
ные исторические темы, больше не осталось, они вымерли, как динозавры"
(Л. М. Баткин); "ощущение усталости и повтора, исчерпанности", "истори-
ческая наука устала от поиска метода, хочется опереться на эрудицию... сое-
динить старый добрый позитивизм с новыми историко-антропологическими
методами" (С. И. Лучицкая). Тоска по "старому доброму позитивизму" сосед-
ствовала с опасениями, высказываемыми в более или менее отрефлексиро-
ванной форме по адресу "поисков Иного", чреватых непредсказуемым воз-
рождением архаических мифов (И. Н, Ионов), "ницшеанства постмодерна",
"постструктурализма" как "школы подозрения" со свойственной ему "то-
тальной политизацией" (В. П. Визгин), "лингвистического поворота" или
"семиотического вызова" (Л. П. Репина) и прочих методологических изыс-
ков. И все это происходило в аудитории, на протяжении почти десяти лет
стремившейся стать как раз лабораторией или по меньшей мере "семина-
рием" (в буквальном смысле - рассадником) новых, в том числе и подобных
подходов! Именно на этой основе казалось возможным "рассчитывать на
достижение исторического синтеза, более емкого и многостороннего, нежели
тот, какой удавалось создавать в прошлом" '. Историко-антропологическое
видение истории вселяло надежду на новые победы историзма. Нельзя ска-
зать, что ожидания оказались тщетными - тому свидетельство годы работы
семинара и тома "Одиссея", да и другие публикации. Откуда же тогда это
"ощущение усталости от поиска метода"?

Казалось бы, всему можно найти объяснение: методологический кризис,
все еще не преодоленный нашей исторической наукой. Авторами "Одиссея"
он был уже не раз охарактеризован, вскрыты его исторические причины,
описаны различные его проявления, предложены и пути выхода из него - и
вокруг этого сформировалось значительное поле согласия. Может быть, дей-
ствительно мы все еще только в начале предстоящего долгого пути? Возмож-
но, и так. Но мне все же кажется, что есть и другие причины отмечаемой
многими неудовлетворенности и усталости, и они кроются в самой модели
преодоления кризиса, которая была предложена (и многими принята).

Думаю, не ошибусь, если скажу, что желанной целью для многих из нас
было "превращение нашей историографии в органическую часть мировой на-
уки" ". Это предполагало "наведение мостов" с "Анналами", знакомство с
различными историческими школами и течениями, а через них - и с совре-
менной общественной и философской мыслью в значительно более широком
смысле. Это стремление - более чем понятное после длительной изоляции
нашей исторической науки от остального мира - и породило, на мой взгляд,
некоторые из нынешних трудностей. Дело в том, что мы на своем опыте
столкнулись с проблемой культурных заимствований ". Ведь многие методы и
подходы, определяющие н