завращал  руль
влево-вправо.
     - Ду-ду! - И тут же: - А сказать, что я думаю? По-моему, дядя Карл  был
богатый.
     - Нет, не был.
     - Спорим на что хочешь.
     - По-твоему, отец врет.
     - Да нет. Но спорим, дядя был богатый. Помолчали. Кейл  яростно  рулил,
мчась по воображаемым извивам трассы.
     - Спорим, что дознаюсь, - опять заговорил он.
     - Каким способом? - спросил Арон.
     - А на что поспоришь?
     - У меня ничего нет.
     - А свисток из оленьей кости? Ставлю этот шарик мраморный против твоего
свистка, что нас отошлют спать сразу после ужина. Спорим?
     - Ну, спорим, - неуверенно сказал Арон.- Зачем нас отсылать так рано?
     - Отец захочет поговорить с Ли. А я подслушаю.
     - Ты не посмеешь.
     - Посмею.
     - А я скажу отцу.
     Взгляд у Кейла стал холодным, лицо потемнело. Он придвинулся  к  брату,
понизил голос до шепота:
     - Не скажешь. А то я скажу, кто украл у него ножик.
     - Никто не крал. Ножик у него. Он конверт им разрезал.
     Кейл криво усмехнулся.
     - Завтра у него этого ножика не будет, - пригрозил он.
     И Арон понял угрозу и понял, что бессилен перед ней и сказать  отцу  не
сможет. Кейлу опасаться нечего.
     Кейл увидел на лице у брата смятение, беспомощность,  и  это  исполнило
его чувством собственной силы. Он радостно ощутил, что способен перехитрить,
перемудрить брата. И даже, возможно, отца. А вот китайца Ли - нет. Разум  Ли
понимающе-спокойно, без усилия опережает Кейла и всегда  ждет  там  впереди,
чтобы в последний миг предостеречь: "Не  делай  этого".  Кейл  питает  к  Ли
уважение и побаивается его. А вот Арон, так беспомощно  сейчас  глядящий,  в
руках у Кейла как податливая глина. И внезапно сердце Кейла затопила  любовь
к брату, захотелось защитить слабенького. Кейл обнял Арона одной рукой.
     Арон не сбросил руку, но и не прижался  к  брату.  Чуть  отстранился  и
взглянул ему в лицо.
     - Что так смотришь?- спросил Кейл.- Никогда не видел, что ли?
     - Не знаю, зачем тебе все эти штуки, - сказал Арон.
     - Какие штуки?
     - Все эти уловки-украдки.
     - Какие уловки-украдки?
     - Ну, с кроликом тогда, и за руль сейчас сел  без  разрешения.  И  Абре
что-то сказал. Не знаю что, но она из-за этого коробку выбросила.
     - Хо, - сказал Кейл, пряча смущение. - Не знаешь,  а,  небось,  хочется
узнать.
     - Нет, не хочется, - медленно проговорил Арон. Хочется  только  узнать,
зачем тебе все это. Ты всегда хитришь, ловчишь. А для  чего?  Какая  в  этом
радость?
     Боль пронзила душу Кейла. Все его хитрости показались ему бесчестными и
скверными. Брат разглядел их, раскусил  его.  И  Кейл  затосковал  по  любви
Арона. Ощутил себя растерянным, потерянным и сирым.
     Арон открыл дверцу форда, слез наземь, ушел из сарая. Кейл повращал еще
баранку, силясь вообразить, что мчится по дороге. Но воображалось  плохо,  и
скоро он тоже вернулся в дом.

2

     Отужинали, и когда Ли помыл посуду, Адам сказал:
     - Идите-ка, ребята, спать. День был утомительный.
     Арон взглянул на Кейла, медленно вынул из кармана костяной свисток.
     - Не надо, - сказал Кейл.
     - Он теперь твой, - сказал Арон.
     - Не надо мне его. Не хочу.
     Арон положил свисток на стол, сказал:
     - Возьмешь, когда захочешь. Он будет тут лежать.
     - Кончайте, мальчики, - вмешался Адам.- Я сказал - идите спать.
     - А почему? -спросил Кейл, умело придав лицу наивно-детское  выражение.
- Еще же рано.
     - Правду говоря, мне надо потолковать с Ли. А уже сумерки,  и  во  двор
идти поздно, так что идите в постель - во всяком случае, к себе  в  комнату.
Поняли?
     - Да, отец, - сказали оба мальчика и вслед  за  Ли  пошли  коридором  в
глубь дома, в свою спальню. Потом в ночных рубашках вернулись  сказать  отцу
спокойной ночи.
     Ли возвратился в гостиную, закрыл дверь. Взял в руки костяной  свисток,
оглядел, положил обратно.
     - Любопытно бы знать, что было предметом их спора.
     - Какого спора? - спросил Адам.
     - Они до ужина о чем-то поспорили, и после ужина обнаружилось, что Арон
проиграл спор, - и вот он расплатился. О чем шла у нас речь за столом?
     - Помню только, что я велел им идти спать.
     - Ну что ж. Может быть, это раскроется позднее, - сказал Ли.
     - Ты, по-моему,  придаешь  слишком  большую  важность  ребячьим  делам.
Пустяки какие-нибудь, наверное.
     - Нет, не пустяки. -  И,  помолчав.  Ли  сказал:  -  Мистер  Траск,  вы
полагаете, что устремления людей приобретают важность лишь  с  определенного
возраста? Разве у вас теперь чувства острей или мысли ясней,  чем  в  десять
лет? Разве звуки, краски, запахи мира вы воспринимаете так же ярко  и  живо,
как тогда?
     - Пожалуй, ты прав, - сказал Адам. - Время старит и печалит, и мало что
дает человеку сверх этого. Те, кто думает иначе, впадают, по-моему,  в  одно
из величайших заблуждений.
     - И еще оно дает воспоминания.
     - Да, воспоминания - единственное оружие времени против нас. О  чем  вы
хотели со мной говорить?
     Адам вынул письмо из кармана, положил на стол.
     - Прочти это письмо, прочти внимательно, а потом поговорим о нем.
     Ли достал свои узкие, полукружьями, очки и надел. Развернул письмо  под
лампой, прочитал.
     - Что скажешь? - спросил Адам.
     - А есть в наших местах вакансия для юриста?
     - Какая вакансия? А, понимаю. Шутить изволишь.
     - Нет, - сказал Ли. Это по-восточному, непрямо и учтиво, я даю  понять,
что желал бы узнать ваше мнение прежде, чем выразить свое.
     - Ты это мне в укор говоришь?
     - Да, в  укор,  -  сказал  Ли.  -  Отложив  в  сторону  свою  восточную
учтивость, скажу прямо, что  старею  и  становлюсь  брюзглив.  Раздражителен
становлюсь. Разве вы не слышали, что все  китайцы-слуги,  старея,  сохраняют
верность, но характер у них портится.
     - Я не хотел тебя обидеть.
     - Я не обиделся. Вы хотели поговорить о письме. Так говорите, и я пойму
из ваших слов, могу ли сказать, свое честное мнение или  же  будет  разумней
поддержать ваше собственное.
     - Не пойму я это завещание, - сказал Адам растерянно.
     - Но вы-то ведь знали своего брата. И если не можете его понять, то как
же могу я, никогда его не видевший?
     Адам встал и вышел в коридор;  он  не  заметил  тени,  скользнувшей  за
дверь. Принес из своей комнаты блеклый коричневый дагерротип  и  положил  на
стол перед Ли.
     - Вот это мой брат Карл, - сказал Адам и, вернувшись к двери,  затворил
ее.
     Ли вгляделся в старинную,  на  металле,  фотографию,  наклоняя  ее  под
лампой в одну, в другую сторону, гася блики.
     - Давным-давно снято, - сказал Адам.- Еще до того как я в армию ушел.
     - Трудно  разобрать,  -сказал  Ли,  нагнувшись  ближе  к  металлической
пластинке. - Но, судя по выражению лица, я бы не сказал, что у вашего  брата
было очень тонкое чувство юмора.
     - У Карла его не было вовсе, - сказал Адам.- Он никогда не смеялся.
     - Я не о том. Читая в письме об условиях завещания, я подумал, что  он,
возможно, обладал чувством юмора, но грубым и жестоким. Он любил вас?
     - Не знаю, - сказал Адам.- Иногда казалось, что  любил.  А  однажды  он
чуть не убил меня.
     - Да, это есть у него в  лице  -  и  любовь,  и  способность  убить.  И
сочетание этих двух свойств сделало из него скрягу;  скряга,  скаред  -  это
ведь, испуганный человек, прячущийся за крепостной  стеною  денег.  Он  знал
вашу жену?
     - Да.
     - Любил ее?
     - Терпеть не мог.
     - В сущности, это не важно,  -  вздохнул  Ли.  -  Не  в  этом  же  ваша
проблема?
     - Не в этом.
     - И вы хотите ее четко выразить и рассмотреть?
     - Вот именно.
     - Ну что же, я слушаю вас.
     - Голова моя что-то плохо работает.
     - Хотите, чтобы я разложил за вас карты? Со стороны иногда видней.
     - Давай, раскладывай.
     - Хорошо же. - И вдруг Ли хмыкнул, на лице у него выразилось удивление.
Худенькой рукой он взялся за подбородок, сказал:  -  Черт  побери!  Странная
мысль мелькнула.
     Адам пошевелился неуютно.
     - О чем ты? Не скрытничай, - раздраженно произнес он.- А то  смотрю  на
тебя, как неграмотный в книгу.
     Ли, не отвечая, достал из кармана трубку -  медную  круглую  чашечку  с
тонким, черного дерева чубуком. Набил чашечку-наперсток табаком тонкой,  как
волос, резки, зажег, длинно пыхнул четыре  раза  и  положил  трубку,  и  она
погасла.
     - Это опиум? - жестко спросил Адам.
     - Нет, - ответил Ли. - Это дешевый сорт китайского  табака,  неприятный
на вкус.
     - Зачем же ты куришь его?
     - Не знаю, - сказал Ли. - Наверно, потому  что,  как  мне  кажется,  он
проясняет мне ум.- Ли сощурил веки. Ладно, попробую расправить  ваши  мысли,
как лапшу после нарезки, и просушить на солнце. Эта женщина и посейчас жива,
и посейчас ваша жена. По букве завещания ей  достается  пятьдесят  с  лишним
тысяч долларов. Это крупная сумма. На эти деньги можно сделать много добра и
много зла. Знай ваш брат, где она и чем занимается, пожелал бы  он  оставить
ей эти деньги? Суд всегда бывает склонен выполнить волю завещателя.
     - Нет, не оставил бы ей брат, - сказал Адам. Но тут же вспомнил  визиты
Карла к девушкам в гостиницу, на верхний этаж.
     - Решите-ка, подумайте-ка за него, - сказал Ли. То, чем занимается ваша
жена, само по себе ни хорошо, ни худо. Святость может  произрасти  из  любой
почвы. На эти деньги она, возможно, сотворит какое-нибудь доброе  дело.  Нет
мощнее толчка к творению добра, чем угрызения совести.
     - Она сказала мне, что сделает, когда накопит деньги, - поежился  Адам.
Тут убийством пахнет, а не добрыми делами.
     - Значит, по-вашему, лучше, чтобы у нее этих денег не было?
     - Она грозилась погубить многих уважаемых людей в Салинасе. И это в  ее
силах.
     - Понятно, - сказал Ли. - Я рад, что  мое  дело  тут  сторона.  У  этих
уважаемых  людей,  должно  быть,  порядком   подмокла   репутация.   Значит,
по-вашему, нравственнее будет не давать ей этих денег?
     - Да.
     - Ну что ж. Она здесь безымянна и безродна. Шлюха возникает,  как  гриб
из земли. Если она и узнает об этих деньгах, все равно без вашей  помощи  не
сможет их заполучить.
     - Пожалуй. Да, без моей помощи она их вряд ли получит.
     Ли взял трубку, медной палочкой выковырнул золу, снова  набил  табаком.
Четырежды пыхнул неторопливо, приподняв тяжелые веки и глядя на Адама.
     - Проблема весьма деликатная, - сказал  он.-  С  вашего  позволения,  я
предложу ее на рассмотренье  моим  почтенным  родичам  -  не  называя  имен,
разумеется. Они обследуют ее тщательно, как мальчишка, выискивающий у собаки
клещей. Я уверен, они достигнут интересных результатов.- Он  положил  трубку
на стол.- Но у вас-то нет ведь выбора?
     - Ты о каком выборе?
     - О том, которого у вас нет. Неужели вы настолько хуже знаете себя, чем
я вас?
     - Не знаю я, как поступить, - сказал Адам.- Надо будет крепко подумать.
     - Я вижу, что теряю время попусту, -  сердито  сказал  Ли.  -  Вы  меня
хотите обмануть? Или же и самого себя обманываете?
     - Не смей так говорить со мной!
     - Но почему же? Я не терплю обмана. Как вы поступите с этими  деньгами,
совершенно ясно. Написано у вас, так сказать, на челе.  Я  намерен  говорить
так, как мне вздумается. Я стал капризен. Не сидится  мне  уже  здесь.  Меня
манит затхлая вонь старых книг и аромат любомудрия.  А  вы  из  двух  разных
нравственных подходов неизбежно выберете  тот,  который  впитан  с  детства.
Думайте, не думайте - это ничего не изменит. И то, что жена ваша салинасская
шлюха, не изменит ни йоты.
     Адам встал, нахмурясь гневно.
     - Ты  решил  уйти  -  и  потому  стал  дерзок,  -  сказал  он,  повысив
голос.Говорю тебе, что еще не решил, как поступить с деньгами.
     Ли глубоко вздохнул. Ладонями оттолкнувшись от коленей,  выпрямил  свое
щуплое тело. Устало подошел к передней двери, открыл ее. Обернулся к Адаму и
сказал с дружеской улыбкой:
     - Чушь вы собачью говорите!
     Вышел и закрыл за собой дверь,

3

     Кейл прокрался темным коридором, скользнул в свою  и  Аронову  спальню.
Увидел очертание головы брата на подушке в широкой кровати, но слит ли брат,
разглядеть не смог. Бесшумно лег на свое место рядом, тихонько повернулся на
спину, заложил руки за голову, сцепил пальцы  и  стал  глядеть  на  пляшущие
мириады цветных точек, из которых состоит  темнота.  Ночной  ветер  медленно
надул оконную штору и утих, и старенькая штора, шурша, опала.
     Серая, ватная тоска окутала Кейла. Зачем,  зачем  Арон  ушел  из  сарая
обиженный? Зачем,  зачем  было  подслушивать  за  дверью  в  коридоре?  Кейл
зашевелил губами в темноте, произнося слова беззвучно и все же слыша их.
     - Милый Господи, пусть я буду, как Арон. Пусть я не буду плохим.  Я  не
хочу быть скверным. Сделай, чтобы все меня любили, и я  дам  тебе  все,  что
хочешь, а если не найдется у меня, то я обязательно добуду, Я не  хочу  быть
скверным. Не хочу быть одиноким. Ради Христа прошу Тебя. Аминь.
     По щекам медленно катились горячие слезы. Напрягаясь,  Кейл  сдерживал,
глотал всхлипы.
     Арон прошептал сбоку в темноте:
     - Какой ты холодный. Ты простыл.
     Пальцами коснулся руки Кейла, ощутил пупырышки  гусиной  кожи.  Спросил
негромко:
     - Ну что, были у дяди Карла деньги?
     - Нет, - сказал Кейл.
     - А ты долго там пробыл. О чем это отец толковал с Ли?
     Кейл молчал - у него еще сжимало горло.
     - Не хочешь сказать мне? Ну и не говори.
     - Я скажу, - прошептал Кейл. Повернулся на бок  спиной  к  брату.  Отец
пошлет матери векок. Здоровенный венок из гвоздик.
     Арон приподнялся в постели, взволнованно спросил:
     - Правда? А как венок доедет на другой край Америки?
     - Поездом. Тише говори.
     - Но гвоздики же завянут? - перешел Арон на шепот.
     - А их льдом обложат, - сказал Кейл.- Вокруг всего венка.
     - Так это же куча льду нужна! - сказал Арон.
     - Еще какая куча, - сказал Кейл.- Давай спи.
     Арон замолчал. Потом шепнул:
     - Вот бы хорошо, чтоб венок доехал свежий и красивый.
     - Такой и доедет, - сказал Кейл. А мысленно молился: "Пусть я  не  буду
скверным".

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1

     Адам все утро пробродил в задумчивости по дому, а в  полдень  вышел  на
огород к Ли. Тот высевал в темную удобренную землю весенние овощи: морковь и
свеклу, репу, фасоль и горох, брюкву, браунколь. Сажал семена ровными рядами
- по веревке, натянутой на колышках; пустые пакеты  от  семян  Ли  надел  на
колышки, чтобы знать, где что посеяно. В парнике  на  краю  огорода  рассада
помидоров, сладкого перца и каиусты  была  уже  почти  готова  к  высадке  -
дожидалась только, чтобы миновала опасность заморозков.
     - Признаю, что вечером вел себя глупо, - сказал Адам.
     Ли, опершись на вилы, спокойно поднял на него  глаза.  -  Когда  едете?
спросил он.
     - Хочу  поспеть  к  поезду,  что  идет  в  два  сорок.  Чтоб  вернуться
восьмичасовым.
     - Вы ведь можете и письмом сообщить, - сказал Ли.
     - Я думал об этом. Но сам бы ты стал сообщать письмом?
     - Нет. Вы правы. Тут уж сглупил я. Никаких писем.
     - Надо ехать, - сказал Адам.- Я тыкался мыслью во всех направлениях,  и
всякий раз меня назад отдергивало, точно поводком.
     - Вы можете быть нечестным во многих отношениях, но только не в этом, -
сказал Ли. - Что ж, удачи вам. Интересно, что она скажет и как поступит.
     - Я поеду в пролетке, - сказал Адам.- Оставлю в конюшне, в Кинг-Сити. В
форде ехать один не рискую.
     В четыре пятнадцать Адам,  взойдя  по  шатким  ступенькам,  постучал  в
облупленную дверь заведения Кейт. Ему открыл новый вышибала - квадратнолицый
финн в рубашке, широкие  рукава  подхвачены  резинками  в  красной  шелковой
оплетке. Оставив Адама  на  крыльце,  финн  ушел  справиться,  через  минуту
вернулся и повел гостя в столовую.
     Это была просторная комната,  голые  стены  и  панели  выкрашены  белой
краской. В центре комнаты - прямоугольный длинный  стол,  на  белой  клеенке
расставлены приборы-тарелки, блюда,  чашки  на  блюдцах  повернуты  донышком
вверх.
     Кейт  одиноко  сидела  во  главе  стола;  перед  ней  лежала  раскрытая
счетоводная книга. Платье строгое. Глаза защищены  зеленым  козырьком;  Кейт
нервно вертела в  пальцах  желтый  карандаш.  Холодно  поглядела  на  Адама,
стоящего в дверях. Спросила:
     - Что тебе на сей раз нужно?
     Финн встал за спиной у Адама.
     Адам не ответил. Подошел к столу, положил на счетоводную книгу письмо.
     - Что это?- спросила Кейт и, не дожидаясь ответа, быстро прочла письмо.
- Выйди и закрой за собой дверь, велела она финну.
     Адам сел за стол рядом с Кейт. Отодвинул тарелки, положил шляпу.
     Когда дверь затворилась, Кейт сказала:
     - Это что - шутка? Да нет, где тебе шутить шутки...- Немного  подумала.
- Но, может быть, брат шутит? Ты уверен, что он умер?
     - Не имею никаких известий, кроме этого письма, - сказал Адам.
     - Ну, и что ты хочешь, чтобы я сделала?
     Адам пожал плечами.
     - Надеешься, что подпишу что-нибудь? Зря надеешься. Чего тебе надо?
     Адам не спеша провел пальцем по черной ленте на шляпе.
     - Ты вот что - запиши адрес этих юристов  и  свяжись  с  ними  сама,  -
сказал он.
     - Что ты им обо мне писал?
     - Ничего. Я написал Карлу, сообщил, что ты живешь в другом городе  -  и
больше  ничего.  Карл  умер,  письмо  получить  не  успел.  Письмо  передали
адвокатам. Они об этом пишут.
     - Из приписки видно, что писавший - твой приятель. Что ты ему ответил?
     - Я еще не отвечал.
     - А что собираешься написать?
     - То же самое - что ты живешь в другом городе.
     - Написать, что мы в разводе, ты не можешь. Мы не разведены.
     - Я и не собираюсь так писать.
     - Хочешь знать, сколько я возьму с тебя отступного?  Сорок  пять  тысяч
наличными.
     - Нет.
     - То есть как - нет? Торговаться тебе не с руки.
     - Я не торгуюсь. Ты прочла письмо и знаешь столько  же,  сколько  и  я.
Поступай как хочешь.
     - С чего это ты такой хладнокровный?
     - А с чего бы мне нервничать?
     Она вгляделась в него из-под зеленого  прозрачного  козырька.  Кудряшки
окаймляли козырек, как плющ зеленую крышу.
     - Адам, ты идиот. Тебе надо было молчать в тряпочку, и никто бы никогда
не узнал, что я жива.
     - Я знаю.
     - Знаешь? И рассчитывал на то, что я побоюсь истребовать эти деньги?  В
таком случае ты просто набитый дурак.
     - Мне все равно, как ты поступишь, - терпеливо отвечал Адам.
     - Все равно?- Она саркастически усмехнулась. А если я тебе скажу, что у
шерифа лежит в столе  бессрочный  ордер,  оставленный  прежним  шерифом?  На
высылку меня из округа и штата, как только я для чего либо сошлюсь  на  тебя
разглашу, что я твоя жена. Соблазняет тебя эта новость?
     - Соблазняет на что?
     - На то, чтоб выдворить меня из Калифорнии  и  забрать  все  наследство
себе.
     - Я же принес тебе письмо, - сказал Адам так же терпеливо.
     - Я хочу знать, почему.
     - Мне все равно, что ты думаешь я кем меня считаешь, -  продолжал  Адам
спокойно. - Карл  оставил  тебе  деньги  в  завещании.  Оставил  без  всяких
оговорок. Я завещания не видел, но деньги он оставил тебе.
     - Ты затеял с этими деньгами какую-то замысловатую игру. Но ты меня  не
проведешь. Не знаю, в чем твоя игра, но я дознаюсь.- И, помолчав, сказала: -
Но о чем я? Будто ты, простофиля, сам додумался. Кто у тебя в советчиках?
     - Никто.
     - А этот китаец? Он умен.
     - Он мне советов не давал.
     Адаму было самому странно, до какой степени он равнодушен.  Он  как  бы
отсутствует, хотя говорит с ней. Взглянув пристальней на Кейт,  он  удивился
никогда прежде не видел у нее такого выражения. Кейт боится - боится его. Но
почему?
     Усилием воли Кейт согнала с лица страх.
     - Ты такой честненький,  да?  Такой  уж