ак  в  период  моего  пребывания  в Ясеноваце непосредственно в
лагерь, где содержались узники, я не заходил".

Небольшой группе заключенных лагеря-III,  размещавшегося в кирпичном заводе,
удалось в последние дни спастись.  К вечеру 21 апреля усташи повели к  месту
уничтожения  около  800 женщин,  а также 60 детей.  Оставшихся в лагере 1073
человека (по данным  на  21  апреля  1945  года)  заперли  в  здании  бывшей
столярной мастерской.

Сразу же  после  освобождения  страны три комиссии проводили осмотр остатков
лагеря Ясеновац,  заминированного и взорванного усташами в последний момент.
Первый   осмотр  проводила  окружная  комиссия  Нова-Градишки  по  выявлению
преступлений оккупантов и их пособников 11  мая  1945  года.  Второй  осмотр
осуществила  18  мая  того же года специальная анкетная комиссия,  которую в
Ясеновац направила хорватская комиссия по выявлению преступлений  оккупантов
и  их  пособников.  Третий  осмотр  провела  хорватская  комиссия с участием
судебно-медицинских экспертов и двух профессиональных фотографов.

В служебном протоколе комиссии от 18 мая 1945 года констатируется:

"После произведенного   осмотра   лагеря,   заключения   врачей  и  судебных
экспертов,  а также допроса свидетелей  комиссия  установила:  преступления,
совершенные  в печально знаменитом лагере Ясеновац,  одном из самых страшных
мест пыток не только  в  нашей  стране,  но  и  во  всей  Европе,  по  своей
жестокости,   способам  и  извращенности  их  исполнения,  по  количеству  и
масштабам  убийств  превосходят  все,  что  может  вообразить  самая  буйная
фантазия.   Проявленная   жестокость   в   сочетании  с  дикими  садистскими
извращениями свидетельствует о том,  что только психической патологией можно
объяснить  применявшиеся  пытки:  усташи  морили  узников  голодом  и мучили
жаждой,  содержали их в  специальных  камерах-клетках,  забивали  под  ногти
гвозди, резали живое тело и посыпали раны солью, использовали половые органы
живых женщин в качестве пепельниц для окурков,  сжигали живых людей в  печах
для  обжига кирпича,  отрезали половые органы,  подкидывали в воздух детей и
насаживали их на штыки, ломали кости, вешали, топили в Саве...

Комиссия установила,  что  жертвами были представители всех наших народов со
всей территории Югославии (сербы,  хорваты, черногорцы, македонцы и другие).
Людей  бросали  в лагеря только за то,  что они в отличие от своих мучителей
были другой веры или "расы",  или же по малейшему подозрению в том,  что они
не поддерживают усташское правительство террора".

СТАРА-ГРАДИШКА. Лагерь располагался в бывшей тюрьме в Стара-Градишке с осени
1941 года.  Он находился примерно в 40 километрах  от  Ясеноваца.  Лагерь  в
Ясеноваце  и  лагерь  в  Стара-Градишке  можно  рассматривать  как  один:  в
усташских сводках лагерь СтараГрадишка упоминается под номером V,  как часть
лагеря  Ясеновац.  Вот  несколько  характерных  примеров злодеяний усташей в
отношении женщин и детей.

Англичанка ПАУЛИНА ВАЙС рассказала о своем пребывании в  лагере  Ясеновац  и
Стара-Градишка следующее:

"... Во  время моего пребывания в лагере,  кроме ежедневных пыток и убийств,
совершались и многочисленные массовые уничтожения узников.  Однажды в лагерь
прибыла  партия еврейских женщин и детей из Сараева.  Когда же открыли двери
вагона, то оказалось, что там были одни мертвецы.

Однажды усташи  вывели  из бараков всех евреев и православных и перебили их.
Больных и слабых убили  прямо  в  бараках.  Тогда  было  уничтожено  600-800
человек.

Часто случалось,  что вечером прибывала партия узников,  а наутро их уже  не
было в живых.  Нам приходилось видеть горы убитых и изуродованных людей.  22
декабря 1942 года меня  поместили  в  женский  лагерь  в  Стара-Градишке.  Я
провела в нем более 7 месяцев.

Убийцами, заправлявшими  в этом лагере,  были Буджон,  некая Милка,  22 лет,
начальница швейной мастерской,  затем Божана,  около 16  лет,  Нада  Лубурич
(сестра  Векослава),  18 лет.  Они резали и душили свои жертвы по ночам.  По
моим подсчетам,  они убили около 2 тыс.  женщин.  Повседневным явлением были
избиения и содержание в карцере без пищи.

Я находилась в лагере до 15  июля  1943  года,  когда  меня  выпустили  и  я
вернулась домой".

РОЗИКА ШИМКО:

"В конце  1943  года  меня  перевели  в  печально  известную  "башню",   где
содержались  главным образом еврейки и сербки.  Женщины были изголодавшиеся,
изможденные тяжким трудом на полях, которым они занимались все лето и осень.
Поскольку зимой работы для них не было,  их заставляли щипать перо.  Однако,
по мнению наших  мучителей,  это  было  недостаточно  продуктивной  работой,
поэтому усташи стали методически уничтожать узниц. Каждый день в помещениях,
где размещались узники, появлялся известный своей жестокостью сотник Босак в
сопровождении  еще  одного  усташа,  имени  которого  я  не  знаю,  а  также
женщин-усташек Нады Лубурич, Буджон и православной Божицы Обрадович. Отобрав
жертвы,  они резали и добивали их в одиночных камерах. Однажды я видела, как
усташка Мая приказала одной ослабевшей женщине встать,  а когда та не смогла
сделать  это  из-за слабости и болезни,  задушила ее своими руками.  К концу
моего пребывания в лагере появилась еще одна изуверка, усташка Вилма Хорват,
которая убивала такими же способами, о которых я уже говорила".

Из числа  усташских  преступников  был  допрошен  Яков  Маркович,  охранник,
служивший в лагере с 1944 года до его ликвидации. Он рассказал следующее:

"...Расстрел производился   по  плану:  мы  выводили  на  лесоразработки  по
несколько сот узников и из этой партии две трети расстреливали, а одну треть
возвращали  обратно  в  лагерь.  Так  мы  поступали  при  каждом  расстреле.
Заключенные  сами  копали  ямы,  куда  мы  их  потом   сбрасывали.   Узника,
пытавшегося   совершить  побег,  мы  на  месте  убивали  ножом,  а  матерей,
пытавшихся защитить детей, уничтожали топорами и кувалдами".

Вместе с матерями в лагерь привозили сербских и еврейских детей. Их постигла
участь матерей. Без малейшей жалости их мучили голодом, избивали и убивали.

РУЖА РУПЧИЧ:

"... Во время моего пребывания в лагере начиная с мая и до конца  1942  года
усташи доставляли в лагерь целые партии женщин и детей. Детей сразу отделяли
от  матерей,  их  отправляли  на  работу  в  Германию,  если  же  они   были
нетрудоспособными,  убивали  и  мать,  и ребенка.  Дети были в возрасте от 2
месяцев до 10-12 лет.  Питание и обращение  с  детьми  в  лагере  были  хуже
некуда.  Грудным  детям  вообще  не  давали  пищи,  и они умирали от голода,
остальных же кормили сырым человеческим мясом,  от которого  они  заболевали
поносом, вплоть до выпадения кишок. Спали на полу, почти голые, в результате
чего умирало по 30-40 человек в день. В июле 1942 года усташи отобрали около
2  тыс.  детей якобы нежизнеспособных,  сложили их штабелями,  как дрова,  в
одной из комнат и удушили газом. Более здоровых, закаленных детей оставили в
живых,  и они,  как я уже говорила,  продолжали умирать медленной смертью. В
конце концов оставшихся в живых детей погрузили в машины и отправили в Яску.

Когда дети умирали,  их трупы складывали в кучу во дворе,  откуда могильщики
уносили их на кладбище, но случалось, что отдельные трупы лежали во дворе по
нескольку дней".

ОТО ЛАНГФЕЛЬДЕР:

"... В июне 1942 года прибыла комиссия для осмотра лагеря.  В связи  с  этим
всех  детей  в  возрасте до одного года поместили в усташскую больницу.  Как
только комиссия уехала, все дети были убиты".

ЭДО ДОЛИНАР:

"... По моим подсчетам, в лагере было убито от 6 до 7 тысяч детей".

ВИНКО ЗДРАВЕЦ:

"Примерно 22 октября 1944 года усташи уничтожили около 200 детей.  Это  была
последняя группа детей, находившихся в лагере".

ДАМНЯНА ЗВЕЧЕВАЦ:

"11 октября 1942 года усташи погнали жителей нашего села Кукуневац в лагерь.
Меня вместе с моей семьей затолкали в церковный двор.  В тот день  мой  муж,
покойный  Михаиле  Звечевац,  был  убит  в  Кукуневаце  вместе с другими 780
жителями этого села.

В церкви  крестьян  разделили:  мужчин в возрасте от 13 до 50 лет (всего 780
человек) убили топорами и кувалдами.

Мы же,  оставшиеся в  живых,  около  10  часов  двинулись  к  вокзалу.  Нас,
партизанские  семьи,  отправили в лагерь.  Мы шли по дороге,  но старик Миле
Катич отстал от  нас.  Подошедший  к  нему  усташ  убил  его  ножом.  Спустя
некоторое  время  усташи  сбили с ног дочь Петра и Мары Нежич и зарезали ее.
Так же они поступили с одной старушкой,  которая не могла  больше  идти.  Ее
звали Джурджа Крайинович.

По прибытии  на  станцию  в  Кукуневаце  нас сразу же затолкали в вагоны для
скота и повезли в направлении Банова-Яруги,  где  поезд  на  какое-то  время
остановился. После этого он поехал в сторону Окучани. На станции нас, женщин
с малыми детьми, посадили в грузовики и привезли в Стара-Градишку.

Нас выгрузили у лагеря,  обнесенного забором высотой около 3 метров с  тремя
рядами колючей проволоки наверху.

В воротах стояли усташи, которые обыскивали и избивали нас, отбирали деньги,
золотые  вещи,  одним  словом,  все,  что  представляло  хоть   какую-нибудь
ценность.

В лагере  с  левой  стороны  стоял  небольшой  дом.  Туда  усташи завели Елу
Джуранович и Мару Вулетич и там убили их.

Стариков - Милоша Цыгановича, Джуро Звечеваца, Петара Джодана, Дане Марунича
и  других  моих  односельчан - разместили на втором этаже здания.  Мы же все
остались во дворе и  не  смели  никуда  отлучиться,  так  как  у  забора  на
сторожевой  вышке  стояли  охранники с ручным пулеметом,  и стоило кому-либо
отойти в сторону, как его тут же убивали из пулемета.

Одного из наших односельчан -  Дане  Марунича  -  усташи  принялись  жестоко
избивать в его камере. Он стал громко кричать, и они его тут же убили.

Полтора месяца  промучилась я со своим 18-месячным ребенком во дворе лагеря,
где одеялом нам служило небо, а простыней - сырая земля. Была поздняя осень,
и  мы  вместе  с  моими  односельчанами  терпели  все невзгоды,  связанные с
непогодой, а также другие страшные муки.

Из еды  мы  получали один раз в день заправленную кукурузной мукой баланду с
плавающими горошинами,  кусочками картофеля, кукурузной соломой, часто в ней
попадался крысиный помет. Гигиенические условия были ужасными. Я видела, что
утром людей куда-то уводили, и они больше не возвращались. И так было каждый
день!

Как я уже говорила,  обращение с нами усташей и усташек было очень жестоким,
просто невыносимым.  Я вспоминаю,  как  узники  выкопали  в  лагере  траншею
трехметровой ширины и такой же глубины,  вероятно, она послужила могилой для
заключенных.

После месячного пребывания в Стара-Градишке нас, матерей с детьми, собрали и
отправили поездом в лагерь Сисак.

Как только мы прибыли туда,  у нас сразу же отобрали детей.  Забрали и моего
сына,  Михаиле Звечеваца,  и больше я его не видела.  Женщин тут же отвели в
какое-то  помещение,  где нас остригли наголо,  а затем издевались над нами,
обливая то горячей,  то холодной водой, невзирая на наши страдания. В лагере
я  сильно  страдала  от поноса,  так как в еду добавляли каустическую соду и
другие "медикаменты".  Обо мне заботилась и лечила  меня  моя  односельчанка
Савета Липар.

Мне известно,  что детей морили голодом.  Четырехлетний ребенок  женщины  из
нашего села Милицы Шарчевич грыз от голода свои пальцы и в конце концов умер
в лагере от истощения.

Я знаю также,  что многих молодых женщин отправляли в Германию, а беременных
- в Ясеновац, где они распрощались с жизнью.

Через 14  дней  после  прибытия  в  Сисак мне удалось вместе с женщинами,  у
которых был пропуск, бежать и вернуться домой в Кукуневац".

ДРАГА РАДЖЕНОВИЧ-ПАВКОВИЧ:

"Это было в апреле 1942 года, по-моему, в понедельник. Мы с мужем целый день
работали  в  поле  -  сеяли  кукурузу.  Нам уже оставалось засеять небольшой
участок.  Но муж, Никола, сказал, что хватит на сегодня, закончим завтра. Мы
пришли домой уставшие, сделали все дела по дому, поужинали и легли спать.

Утром во  вторник нас разбудили усташи.  Сонных,  не одетых,  нас погнали на
школьный двор. Сказали, что будут выступать перед нами с речью, приказали не
беспокоиться и не разбегаться.

Речь должен был произнести усташский сотник,  имени которого я не помню,  но
он  так  и  не появился.  Когда же все собрались возле школы,  нас погнали к
шоссе.  Это шоссе, которое ведет от Липика к Окучани и Босанска-Градишке. На
шоссе уже стояли грузовики и "черный ворон".

Нас в  спешном  порядке  затолкали  в  грузовики  и  повезли  на  восток  по
направлению к Окучани,  а затем в  лагерь  Стара-Градишка.  При  погрузке  в
машины  нас  отделили от мужчин,  а когда привезли в лагерь,  то всех мужчин
старше 15 лет развели на одну сторону, а женщин и детей - на другую.

Я помню  какую-то  хибару,  напоминающую  свинарник,   длинную   и   низкую,
расположенную  рядом  с  "башней".  В нее втиснули столько узников,  что там
нельзя было  пошевелиться.  В  конце  этого  строения  было  одно  маленькое
окошечко, через которое оно проветривалось.

В этом аду нас держали двое суток. Днем нас допрашивали, интересовались, где
наши  мужья,  хотя  прекрасно знали,  что наших мужей отделили от нас еще на
шоссе и тоже отправили в  лагерь.  После  этого  нас  поместили  в  печально
знаменитую "башню".

Иначе как кошмаром,  который неведом людскому роду,  это не назовешь. Внутри
"башни"  были  только голые стены,  помещение было битком набито измученными
голодом и жаждой женщинами и детьми.  "Башню" окружал высокий каменный забор
с  колючей проволокой.  Наверху дежурили усташские охранники.  Усташи были и
внизу, среди узников якобы для поддержания порядка, а в действительности они
мучили и убивали несчастных женщин и детей. Насколько я смогла узнать, среди
узников были женщины и дети  из  наших  трех  сел,  имевших  общее  название
Голеши,  в  которые  входили:  Раденовичи,  Райчичи и Милисавцы;  были также
заключенные из Млаки, Ясеноваца, Босанска-Дубицы и Хорватска-Дубицы, а также
из других мест.

Этот кошмар  продолжался  три  недели.  Нас мучили голодом и не давали пить.
Когда нам приносили еду,  то она состояла из  баланды  из  кукурузной  муки,
вместо соли туда сыпали каустическую соду, от чего внутри все горело, а воды
нам не давали.  Да и такую пищу мог получить только сильный,  так как за еду
дрались,  отталкивая  друг  друга.  Те  же,  кому не доставалось,  умирали с
голода.  А что могла сделать я,  имея на руках двух малых детей? Одному было
девять месяцев,  а второму три года. Если мне и удавалось пробиться к котлу,
то еду мне приходилось наливать в уголок фартука,  который был на мне надет,
и этой пищей я кормила детей, самой же не оставалось ничего. К тому же малыш
все время сосал грудь,  хотя молока у меня  уже  не  было.  У  единственного
колодца  всегда  стоял  усташ.  Когда  же он время от времени разрешал взять
немного воды,  начиналась давка в попытке достать хоть  глоток  воды.  Тогда
усташ  отгонял нас от колодца,  избивая и убивая тех,  кто попадался ему под
руку,- прикладом, ножом, ударом сапога.

На этой  небольшой  территории,  переполненной  людьми,   усташи   намеренно
разрешили  заключенным  вскопать  землю  и  посадить картофель.  Было строго
запрещено  трогать  и  топтать  его,  но  несчастные   изголодавшиеся   дети
выкапывали картошку и ели ее сырую вместе с землей. В довершение этих ужасов
и страданий все вокруг кишело вшами,  нас кусали крысы,  нападавшие в первую
очередь на детей.

Рядом со  мной умерло 5 или 6 женщин,  а дети умирали в несчетном количестве
от голода и кровавого поноса,  вызываемого каустической содой. Каждое утро в
"башне"  появлялся  дежурный  усташ  в  сопровождении заключенных,  которые,
собрав трупы детей,  вывозили их на тачках на улицу,  а затем -  за  пределы
лагеря  на  берег Савы и сбрасывали в овраг.  Когда вода в реке поднималась,
она уносила трупы.  Это видели наши женщины,  которых ежедневно  уводили  из
"башни"   на  какие-то  работы,  а  возвращаясь,  они  нам  рассказывали  об
увиденном.

Чтобы описать этот ад, потребовалось бы несколько томов.

Через три  недели усташи отобрали всех девушек и женщин без детей и увели их
из "башни". Позже мы узнали, что их угнали на работу в Германию.

Мы же,  женщины с детьми и старухи,  оставались в "башне" еще в течение 8-10
дней,  а затем усташи отобрали старух и беременных женщин и увели их.  Среди
них была и моя свекровь Сока Радженович. Этих женщин мы уже больше не видели
среди живых.  Слышали,  что их на грузовиках отправили в лагерь Ясеновац. Их
везли через Окучани, а далее - неизвестно куда.

Через 6 дней повезли и нас.  Вначале отобрали  детей  у  матерей.  Нас  всех
построили,  и какой-то усташский офицер произнес перед нами речь. Он страшно
ругал и оскорблял нас.  Говорил,  что мы плохие матери,  так  как  не  умеем
воспитывать  своих  детей.  И  что  теперь  этим будут заниматься власти,  а
матерям будет разрешено только приезжать и навещать их.

У женщин, не отдававших детей добровольно, усташи отнимали их силой.

Моих детей к этому времени уже не было в живых.  Девочка умерла  у  меня  на
руках; ее забрали и увезли на тачке в небытие. Мой же девятимесячный мальчик
умер у моей груди, держа во рту пустой сосок. И его убийцы забрали и увезли.
Эта  картина  будет  стоять  перед  моими глазами всю жизнь.  Мне невероятно
тяжело об этом вспоминать.

С мужем нас разлучили еще по дороге в лагерь,  когда нас уводили из села. Мы
нашли  друг  друга в Германии посредством переписки.  Он там заболел,  и как
нетрудоспособного его отпустили домой.  Мне же не разрешили  уехать  с  ним.
Последнее  письмо  я  получила от него из Марибора,  и с тех пор я ничего не
знаю ни о нем, ни о том, где его убили.

Свекровь увезли  из  лагеря  вместе  с  другими  старухами   и   беременными
женщинами, и я тоже не знаю, где ее убили. Вместе со мной в лагере было трое
детей моего деверя и невестки, умерших перед войной. После их смерти я и мой
муж  взяли этих детей к себе.  Племяннику Владо было 9 лет,  когда он умер в
лагере.  Племянницу Саю (15 лет) удалось с помощью Красного Креста в Загребе
вызволить из лагеря. Она вернулась к дальним родственникам в село Криче близ
Новски и там умерла вследствие подорванного в  лагере  здоровья.  Племяннику
Остое  было  12 лет.  Его с помощью Красного Креста вызволил из лагеря Добри
Йово и привез домой.  В настоящее время  он  живет  в  селе  Транковац  близ
Окучани.

Я осталась одна. Не знаю, жива я или нет, если бы я сказала что-то другое, я
бы покривила душой.  После того как у женщин отобрали детей,  нас держали  в
лагере  еще 2 дня.  Затем нас построили в "башне" и погнали пешком в сторону
Окучани - грязных,  измученных,  голодных,  сгорающих от жажды,  раздетых  и
разутых.  Мы думали, что нас ведут на расстрел. По дороге мы рыдали, просили
пить. Но никто не отважился дать нам ни капли воды, а тем более пищи.

В Окучани нас погрузили в вагоны  для  скота,  запломбировали  их,  и  поезд
тронулся в направлении Загреба".

КАТИЦА ФИЛИПОВИЧ:

"Млака - это подсобное хозяйство Ясеноваца,  именно  так  называли  лагерные
угодья.  Ранее  это  были  православные  села,  население  которых истребили
усташи,  обширные же земли обрабатывали заключенные с тем,  чтобы  лагерь  и
гарнизон могли прокормить себя с помощью этого подсобного хозяйства.  Наряду
с лагерным гарнизоном там размещалось еще несколько усташских частей.

Млака когда-то  была   большим   и   довольно   богатым   селом.   Об   этом
свидетельствует большое количество красивых домов и церквей. Для заключенных
же Млака стала местом ужасов и  смерти.  Даже  по  сравнению  с  тяжелейшими
условиями Ясеноваца режим там был невыносимым. "Куда угодно работать, только
не в Млаку",- думали и говорили заключенные.  Но все-таки многие работали  в
Млаке,  работали  там  с  раннего