тру иностранных дел 4 марта  1942  г.  (исх.  ј  2,  3  Серб.-
114/42).

12.

В апреле  и мае 1942 года хорватские усташи убили в восточной Боснии на реке
Дрина большое количество беженцев православного вероисповедания, в том числе
женщин и детей. О случившемся стало известно из немецких военных донесений.

Об этом сообщено в письме от 20 мая 1942 года (исх.  ј 3-4с-312а42) министру
иностранных дел с просьбой  сообщить  о  мерах,  которые  надлежит  принять.
Письменный ответ на него до сих пор не поступил.

13.

В начале  июня  1942  года  при  проведении  мер  по  выселению  населения с
территории,  прилегающей  к  Дубице,  находящиеся  там   православные   села
полностью обезлюдели. Эвакуации не избежали ни старики, ни дети.

Об одном подобном случае,  касающемся Васы и Драгини Пантелич,  сообщалось в
записке от 22 июня 1942 года (исх.  ј 2,  Зb-1338/42)  хорватскому  министру
иностранных дел.

14.

В соответствии с собранной 25 июня 1942 года надежной информацией,  в лагере
Ясеновац  и  близлежащих  православных  селах  под  руководством  усташского
капитана  Лубурича,  поручика  Любы  Милоша,  а  также Матковича - постоянно
совершались жесточайшие преступления в  отношении  узников  и  православного
населения.

По заявлению министра иностранных дел, сделанному в беседе с представителями
германской  миссии  в  Загребе  8  июня  1942  года,  поглавник  намеревался
предпринять соответствующие меры (исх. ј 3 4с-А 411/42).

15.

В августе 1942 года слушатели усташского училища младшего командного состава
Загреба эвакуировали православных жителей из сел Набрдже,  Боровник и Банчия
возле  Джаково.  При  этом,  кроме расстрелов,  имели место случаи грабежа и
уничтожения продуктов питания.

Записка об этом направлена 8 сентября 1942  года  министру  иностранных  дел
(исх. ј 3 4с-1961/42).

16.

12 августа  1942  года  и  в последующие дни усташи под командованием майора
Лубурича убили около 100 мирных жителей православного вероисповедания из сел
Орлевац,  Брестовац, Вилич-Село, Скендеровац и Завршай возле Пожеги, а также
рабочих из Германии,  находившихся там в отпуске. При этом их имущество было
разграблено.   В   лагере   для  беженцев  Павловци  постоянно  уничтожались
содержавшиеся в нем узники.

Сообщено в записке  от  15  сентября  1942  года  (исх.  ј  3  4с  2159/42),
адресованной министру иностранных дел.

17.

а) Принятые  хорватским  правительством  в  конце сентября 1942 года меры по
выселению  мирного  населения  с  территории,  прилегающей  к   Беловару   и
Вировитице,  имели  своим  следствием  массовое  бегство  людей в леса.  (Из
немецкого донесения от 29 сентября 1942 года);

b) Меры по выселению нанесли большой ущерб экономике;

c) С конца 1942 года началось выселение православного населения  из  жупании
Билогора,  особенно  из  округа  Беловар,  которое  было отправлено в лагеря
Стара-Градишка и Сисак.  12 октября 1942 года в эти лагеря поступили из села
Велике-Писанице  члены  семей  лиц,  угнанных  на  работу  в Германию или же
находившихся на военной службе в НГХ.  Осуществлявшие акцию усташи  зачастую
были пьяны, избивали детей и женщин кнутами.

(В подтверждение этого прилагаются обширные показания надежных свидетелей).

18.

Утром 18  октября  1942 года усташи из Ясеноваца вывезли и уничтожили мирное
православное  население  села  Лукуевац  возле  Липика.  Немецкий   поручик,
посетивший  село  через несколько дней,  установил,  что оно почти полностью
обезлюдело. Он обнаружил там массовое захоронение.

Отчет немецкого поручика прилагается (приложение 2d).

19.

Население, проживающее в районе  Славонски-Брода,  по  приказу  жупана  д-ра
Саболича   в  сентябре-октябре  1942  года  было  принудительно  обращено  в
католическую  веру.   Те,   кто   противился   этому,   были   заключены   в
концентрационный лагерь, а их имущество разграблено.

В подтверждение  этого  прилагается немецкое военное донесение от 17 октября
1942 года (приложение 2е).

Ниже приводится  строго  секретное  донесение  командира  1-го   стрелкового
домобранского  полка,  направленное  в  управление  общественного  порядка и
безопасности:

"До 27 июля с.  г.  положение,  с учетом того  удара,  который  был  нанесен
сербскому  населению  созданием  Независимого  Государства Хорватии,  было в
целом  удовлетворительным.  Значительная  часть  сербского   населения   уже
смирилась с судьбой. Многие изъявили готовность перейти в католическую веру.
Верно  то,  что  немногие  поступали  так,  исходя   из   своей   внутренней
убежденности, но если бы была достигнута цель четников, то сербы, перешедшие
в католическую веру,  оказались бы в большей опасности,  чем сами  католики,
так  как их считали не только национальными,  но и религиозными предателями,
следовательно,  можно было бы думать,  что они сделали это, исходя из добрых
намерений.  И что самое важное, большинство сербов не занималось бы активной
антигосударственной деятельностью, более того, в своих собственных интересах
они способствовали бы укреплению государства.

После того как 27-30 июля с. г. на территории района Войнич была выведена из
строя телефонно-телеграфная связь (идея о  проведении  такого  диверсионного
акта  принадлежала  коммунистам  из  Карловаца,  осуществляли же его местные
жители,  симпатизировавшие коммунистам),  сербское население охватил  страх,
так  как  оно понимало,  что подозрение падет на него,  хотя подавляющее его
большинство не только ничего не знало об этом,  но и не  хотело,  чтобы  это
случилось, возможно, не из-за любви к НГХ, а исходя из личных интересов, так
как сербы знали, что им придется расплачиваться за это.

С 29 июля  усташи  начали  проводить  "чистки".  Это  вызвало  панику  среди
сербского населения,  которое из страха скрылось в леса. Они продолжались до
8 августа с.  г., но в последние дни с меньшим успехом, поскольку люди знали
о "чистках" и прятались в лесу. Их охватил всеобщий страх. С психологической
точки зрения "чистки"  вызвали,  с  одной  стороны,  проявления  трусости  и
приспособленчества, а с другой стороны - ярую ненависть.

Кроме того,  усташи действовали тактически неправильно, в результате чего не
только враждебно настроенные молодые и здоровые мужчины,  но  и  женщины,  и
малые  дети  скрылись  в  лесах.  Одним  словом,  можно  сказать:  "ЧИСТКАМ"
ПОДВЕРГЛИСЬ ТЕ,  КТО НЕ БОРОЛСЯ,- БОРЦЫ ЖЕ ОСТАЛИСЬ В ЛЕСАХ. Более наивные и
доверчивые  люди  вначале  не уходили в леса,  так как полагали,  что с ними
ничего не случится.

Тотальные "чистки" были проведены в Слуне и в его окрестностях,  в то  время
как в более отдаленных местах они не совсем удались.

Охарактеризовать нынешнюю   ситуацию   невозможно  из-за  отсутствия  точных
данных,  так как часть людей и сейчас скрывается в лесах, однако несомненно,
что многие семьи потеряли по крайней мере по одному человеку.

Усташи проводили  "чистки"  почти  в  открытую,  что  стало  одной из причин
бегства населения в леса.  Людей арестовывали в домах,  дворах,  на дорогах,
как правило,  в присутствии родителей и детей. Дома и имущество подвергались
разграблению,  причем усташи  выбирали  дома  наиболее  зажиточных  людей  в
надежде  основательно поживиться.  Между ними разгорались ссоры из-за дележа
добычи.  Усташи напивались, дело доходило до диких случаев, забирали грудных
детей,  стариков,  уводили  семьи  в  полном  составе,  применяли садистские
методы,  страшные пытки.  Такое обращение с людьми вызвало негодование  даже
среди преданных и стойких хорватов,  которые,  хотя и вполголоса,  говорили:
"ЭТО - ПОЗОР ДЛЯ НАРОДНОЙ ХОРВАТИИ, ЕЕ КУЛЬТУРЫ И КАТОЛИЧЕСКОЙ ВЕРЫ".

Рвы, как правило, копали заблаговременно. Иногда сами арестованные приносили
с собой инвентарь для рытья рвов.

Нередки были   случаи   погребения  полуживых  людей,  порой  рвы  оставляли
незакопанными или же слегка присыпанными землей. Родственники погребенных, а
также  те,  кто бежал в лес,  приходили к местам таких захоронений в надежде
отыскать близких.

Все это породило такой страх и ненависть,  что о примирении не могло быть  и
речи. Если бы имелась хотя бы малейшая возможность, то об этом можно было бы
подумать, но здесь не было и нет необходимых условий для примирения.

Я, как и все солдаты,  был абсолютно беспомощен.  Все  делалось  без  нашего
ведома.  К  нам  проявлялось  большое недоверие.  Даже не очень существенное
замечание с моей стороны могло поставить мою жизнь под  угрозу,  нам  давали
понять, что "сейчас пришло время действовать жандармам".

Возможно, главная  причина  недоверия к солдатам состояла в том,  что они не
проявляли особого рвения  в  ходе  "чисток".  Я  говорил  солдатам,  что  мы
представляем   органы   государственной  власти  и  должны  поддерживать  ее
авторитет.

Среди хорватского   населения   (по   крайней   мере   среди   многих    его
представителей)  наблюдается проявление чувства негодования против "чисток",
поскольку им подвергались многие,  о которых твердо известно, что они ничего
плохого  хорватам  не  сделали,  более того,  их преследовали прежние режимы
именно потому,  что они отстаивали интересы хорватов.  Такие  люди  были  бы
сейчас нужны,  так как через них можно было бы оказывать влияние на тех, кто
бежал в лес.

В связи с приказом прекратить  "чистки"  и  вернуть  людей  к  своим  очагам
солдаты   старались  помочь  им  и  агитировали  людей  за  возвращение,  но
результаты были незначительны.  Люди утратили доверие, причина, вызвавшая их
уход  в леса,  постоянно давала о себе знать.  Они думали,  что в результате
малейшей  ошибки  в  случае  возвращения  могут  потерять   все.   Я   вновь
подчеркиваю, что добиться возвращения всех из лесу вряд ли удастся.

В ответ  на  вопрос  солдата  "Почему  вы  бежите?" один из беженцев сказал:
"Бегу, господин, чтобы на полчаса больше прожить".

В некоторых домах остались только дети, иногда даже один малолетний ребенок,
или  старики.  Подобных  случаев было немало.  Пострадали фруктовые деревья,
много  скота  было  угнано.  Некоторые  беженцы  заявляют,  что  им   некуда
возвращаться.

Люди были  готовы  на все:  выселение,  заточение в концентрационные лагеря,
обращение в другую веру,  лишь бы не  подвергнуться  "чисткам".  Но  охотнее
всего они остались бы в своих домах и выполняли бы то,  что от них требуется
(конечно,  не  все,  но  большинство).  Лучше  всего  удался  бы  перевод  в
католическую веру с помощью миссионеров, ибо таким путем наверняка это можно
было бы осуществить.

В тот день,  когда  в  районе  Войнича  началась  "чистка",  оттуда  уходила
итальянская армия. Были такие случаи, что солдаты говорили жителям: "Бегите,
сербы, идут усташи и всех подряд вырезают..."

МИЛА ДЖОДАН:

"Мы бежали на гору Петра.  И оказались  в  кольце.  Мы  жгли  листья,  чтобы
сварить себе что-нибудь.  Место, где мы скрывались, называлось Белевине. Нас
было много:  из Малевца, Гейковца и Свинины. Целая толпа. Немало народу было
тогда вырезано.  Когда мы прятались в кустарнике,  появились усташи. Один из
них скомандовал:

- Орешкович, прикрой левый фланг!

Начали стрелять, кричать, чтобы мы вышли. Говорят:

- Вот они, партизаны!

Мы их упрашивали:

- Господа,  бог с вами,  ведь тут одни дети и женщины, мы ничего плохого вам
не сделали.

Они в ответ:

- Выходите!

Привели нас в Калове, обыскали. Все, что им нужно было из наших вещей, взяли
себе,  остальное - выбросили.  После этого нам  связали  проволокой  руки  и
погнали в Метальку на смерть.

Местность была  равнинная.  Мы вновь начали их упрашивать,  а они велели нам
встать на колени в грязь. Мы снова просили их смилостивиться над нами, а они
приказывали  встать  на  колени,  твердя,  что  мы скоро высохнем.  Тогда мы
поняли,  что нас ждет.  Встав на колени,  мы соединили руки  и  снова  стали
умолять их:

- Господа,  побойтесь  бога!  Здесь  же одни дети и женщины,  мы ни в чем не
виноваты!

Один из них, выругавшись матом, в ответ спросил:

- Где партизаны?

И вновь обругал нас матом. Всего их было 15 головорезов.

Один усташ приказал:

- Обайдин, приступаем!

У этого Обайдина за поясом виднелся нож. Нож был в деревянном футляре. Это я
помню,  хорошо  помню.  Лезвие  ножа было узким.  Он выглядывал из-за пояса.
Обайдин ответил:

- Нет, я сам...

Усташ, который обращался к нему, сказал:

- Значит, ты будешь...

Мы поняли,  что Обайдин был палачом.  Палачи остались с  нами,  а  остальные
пошли дальше. Сначала стали убивать девушек, выкрикивая:

- Это партизанки, мать их так!

Усташи зарезали четырех девушек.  Потом пришел наш черед - женщин и детей. Я
сказала своей одиннадцатилетней дочери, чтобы она спряталась за какой-нибудь
женщиной.  Она так и сделала,  бедняжка. Меня ударили ножом чуть ниже глаза.
Кровь брызнула мощной стру„й.  Усташ схватил меня за волосы и стал  наносить
удары ножом. Когда моя дочь это увидела, она, бедняжка, запричитала:

- Ой,  мамочка моя!  - и подбежала ко мне,  сжав кулачки.  Они схватили ее и
вонзили нож в горло.  Ее шейная артерия лопнула,  как  спресованные  волокна
конопли.  Она тут же замертво рухнула. Я упала, а усташ бросил ее на меня. Я
оказалась под ней.  Вот так...  Бедная моя девочка,  родненькая моя. Мы, как
цыплята,  скачущие взад-вперед,  когда им голову отрежут;  смотришь на них и
жалость берет - не могут ни жить,  ни умереть.  Уходя,  усташи обыскали нас,
забрав продукты,  у кого что было. У меня с собой было немного хлеба и мяса.
Один из них, взяв их, тут же стал резать окровавленным ножом и есть.

После этой бойни осталось несколько  человек  в  живых,  хотя  мы  все  были
изранены  и изувечены:  жена и сын Яна Гушича,  Джукан Михайлович и Анджелия
Гушич, Сока Напияло и я".

ДАНИЦА МАМУЛА-ГВОЗДЕНОВИЧ:

"...1 апреля 1942 года усташи отправились на гору Петра.  Ночью шел снег,  и
всюду было мокро.  Бедные дети. Мы разжигали костры и готовили какую-то еду.
Пришли партизаны. Среди них был и мой дядя. Они сказали нам:

- Дайте нам что-нибудь поесть. Из Ключара сюда идут усташи.

Мы сварили макароны и отнесли партизанам.  Когда мы  вернулись,  усташи  уже
были тут как тут. Мы не очень боялись, так как вокруг было много народу. Все
знают друг друга. Спрашивают:

- Есть тут партизаны?

Женщины ответили отрицательно.  Усташи сказали,  что поведут нас к развилке,
ведущей в Присеку, Крсиню и Войнич.

Наши открыли по ним огонь.  Один из усташей пошел в том направлении,  откуда
стреляли. Он был молод. Вернувшись, сказал:

- Вы говорите, что нет никого, а кто же стрелял в нас?

Мы немного растерялись, а он говорит:

- Ну-ка, постройтесь в колонну по три человека!..

Божо Вуйич попросил у усташа сигарету. Он протянул ему полную ладонь сигарет
и сказал:

- Почему вы не убежали? Тебе не удастся все их выкурить!

Тот же усташ украдкой от других,  с глазами, полными слез, отламывал кусочки
хлеба и раздавал их детям, повторяя:

- Убьют вас, почему вы не убежали?

Усташи приказали выйти вперед 12 наиболее сильным мужчинам якобы  для  того,
чтобы  что-то нести.  Среди вызвавшихся был и Никола Поляк из села Брда.  Их
всех увели.  Спустя некоторое время раздались выстрелы и крики. Вскоре к нам
вернулись   усташи   и  сказали,  что  нас  тоже  перебьют  партизаны,  а  в
действительности это они расстреляли тех 12 мужчин, которых увели.

Они опять приказали нам  построиться  по  трое.  Я  вспомнила  то,  что  мне
говорили Драгица Булат и Божо Спачек:  когда начнут стрелять, надо броситься
на землю,  чтобы пули летели над тобой.  Я взяла  своего  одиннадцатилетнего
брата Милоша за руку и,  повалив его на землю, прикрыла своим телом. Мать же
держала семилетнюю сестру Милу. Старшая сестра сидела возле меня.

Раздалась команда:

- Пулеметчики, по местам!

Начали стрелять.  Пулемет,  стоявший сбоку, был направлен прямо на то место,
где были мать,  тетка София Шимулия и тетка Милева Вучинич, и он их сразу же
подкосил. Брат Милош закричал:

- Пусти! Ты меня задушишь!

Он вырвался...  и тут же был сражен пулей,  которая попала ему в  шею.  Пуля
задела  и  меня - скользнула по лбу.  Одна девушка из села Брда поднялась и,
увидев мертвой свою мать,  забилась в истерике. Усташ прицелился и выстрелил
в  нее.  Меня  ранило в плечо и руку.  Потом усташи забросали нас гранатами,
вследствие чего я получила семь ран в области бедра.

Когда усташи ушли,  многие зашевелились.  В это время они  снова  вернулись.
Сынишка  Милана  Цвияновича  Йовица  встал на ноги (Милан был в партизанах).
Мальчику было полтора года,  и он остался в живых. Он просил грудь у матери,
которая лежала рядом мертвая.

Усташи заметили его, но не убили.

Когда они  наконец  ушли,  раненые  попытались подняться.  Я увидела мертвую
женщину,  державшую в объятиях мертвую дочь Милеву.  Эта страшная картина  и
сейчас стоит у меня перед глазами.  Старшая сестра Стана была тяжело ранена.
Я хотела увести ее оттуда. Она вырвала свою руку и тут же умерла. У младшего
брата Милоша было прострелено горло.

Восемнадцатилетний юноша  Бранко  Поляк  поднялся,  держа обеими руками свои
кишки.  Его отец и мать были тяжело ранены. Мать приблизилась к нему, рыдая.
Он прошел несколько метров и упал замертво.

Только Нино  Маджерчичу удалось бежать.  Я видела,  как он шагал в колонне в
военной форме без фуражки.  Он нес коровью ногу. Его на ходу били прикладом.
А  он  продолжал  идти,  не бросая эту ногу.  Вдруг он бросился наутек.  Все
повернулись в его сторону,  открыли стрельбу.  Он упал  на  землю.  И  снова
побежал. Бежал тогда, когда бежали и усташи. Другие усташи не могли стрелять
из опасения убить своих. Нино убежал, не получив даже ранения".

НИКОЛА БИЗИЧ:

"Время от времени входили, ругаясь матом, усташи, каждый раз по двое, но нас
больше  не  били.  Это  убеждало нас,  что Муйич говорил правду.  Отправка в
Германию все же не самое худшее.  К тому же все мы начали верить в  то,  что
нас  действительно  подвели  те,  кто  перерезал проволоку.  В беде человеку
трудно рассуждать  разумно.  Вдруг  к  зданию  подкатили  грузовики.  Усташи
вызвали человек 10 или 20,  меня в том числе, и перевели в другое помещение.
Там нас связали по двое,  а затем протянули через связанные руки  проволоку,
соединив  всех  вместе,  вывели  на  улицу  и затолкали в грузовик,  где уже
находились какие-то люди. До грузовика нас вели через плотный строй усташей,
которые  осыпали  нас ругательствами,  но на этот раз не избили.  Выехали мы
ночью,  но нам удалось установить,  что  везут  нас  по  шоссе,  ведущему  к
Карловацу.  Ехали мы недолго.  Грузовик внезапно остановился. Нас вытолкнули
из грузовика и опять повели сквозь строй усташей. Обе связки людей погнали к
речушке  в  направлении  Лоскуне.  Мы  хорошо знали эти места и поняли,  что
находимся недалеко от Ивановича и Божича.  Не успели мы отойти от шоссе, как
нас стали молча избивать прикладами. Недалеко виднелись четыре дома, но ни в
одном  из  них  не  горел  свет.  Подойдя  поближе  к  речке,  мы   услышали
доносившиеся изо рва на противоположном ее берегу стоны,  крики вперемешку с
матерной бранью.  Только теперь мы поняли,  куда нас ведут.  Тем более,  что
усташи  принялись  безжалостно  бить  нас  прикладами,  дубинами,  ружейными
стволами,  сопровождая побои криками и бранью,  так что мы больше не слышали
стонов изо рва,  вообще ничего не слышали.  Мы уже брели по воде,  когда при
свете карманного фонарика я заметил,  что  все  идут  без  головных  уборов,
головы  у многих окровавлены.  Я знал,  что впереди в группе связанных людей
идут Перо Кресоевич и его сын.  Впереди меня шел также Михаиле Симич,  а я и
еще один человек оказались в середине. Через речку был переброшен деревянный
мостик.  Здесь было неглубоко.  Усташи шли через мостик.  Один из них держал
веревку,   которая   была   привязана   к  проволоке,  связывавшей  узников,
переходивших речку вброд. Вода осве