ешил - даже особенно не приглядываясь к ней, - что она
обычная домохозяйка средних лет. На  ней  были  брюки,  мужская  рубашка  и,
конечно же, никакой косметики. Волосы ее были  коротко  острижены  -  причем
довольно неуклюже, а  под  глазами  лежали  усталые  тени.  По  контрасту  с
девочкой, единственной представительницей противоположного пола,  которую  я
видел  со  времени  первого   шторма   времени,   Мэри   Уолкотт   выглядела
зрело-женственной, хотя и ничем не примечательной. Теперь же я вдруг  понял,
что она, скорее всего, не старше меня.  Дайте  ей  возможность  вернуться  к
цивилизации, и она  станет  чертовски  привлекательной.  Это  была  взрослая
женщина, причем одних со мной лет, с телом женщины, а не  девочки-подростка,
с трезвым взрослым рассудком и даром речи. Я внезапно осознал, как  давно  у
меня уже не было женщины...
   Я заметил все это за какое-то мгновение и в то же самое мгновение  понял:
она и добивалась, чтобы  я  все  это  заметил,  -  сделала  все,  чтобы  это
произошло. Это сразу изменило всю картину.
   - Отправиться с нами? - переспросил я, больше для себя, чем для нее.
   - Чем больше группа, тем больше безопасности, - сказала она. - Да  и  еще
один взрослый человек вам не помешает. И, конечно же, собаки.
   Насчет собак она была совершенно права. Такая свора, да еще  как  следует
выдрессированная, могла бы оказаться просто бесценной.
   - Но ведь у вас дочь, - сказал я. - Она еще слишком мала, чтобы ежедневно
совершать длинные переходы.
   - У меня есть тележка, которую  могут  тащить  собаки,  кроме  того,  нам
наверняка будут попадаться дороги и рано или  поздно  найдется  какой-нибудь
транспорт, разве  нет?  А  тем  временем  мне..,  нам  обеим  будет  гораздо
спокойнее, если рядом окажется мужчина.
   Она приводила мне все разумные доводы за  то,  что  у  нас  действительно
может получиться хорошая команда, я, в  свою  очередь,  всеми  практическими
доводами старался их опровергнуть, и при этом мы оба знали, что ходим вокруг
да около единственной реальной причины, по которой  я  или  возьму,  или  не
возьму ее с собой, и причина эта заключалась в том, что она была женщиной, а
я - мужчиной.
   - Почему бы вам  как  следует  это  не  обдумать?  -  предложила  она.  -
Оставайтесь на ночь и подумайте. А завтра мы могли бы еще раз все обсудить.
   - Хорошо, - решил я. - Остаемся до утра. Я выглянул в окно.
   - Думаю, нам лучше будет остановиться вон там, на опушке, - сказал  я.  -
Тогда Санди не будет так раздражать ваших собак, а они - его.
   - Санди? - переспросила женщина. - Вы так его зовете? А как зовут нас, я,
по-моему, вам уже говорила. Я - Мэри Уолкотт, а это Уэнди.
   - А я Марк Деспард.
   - Рада познакомиться с вами, Марк. - Она протянула руку, и  я  пожал  ее.
Было странно, после стольких недель, обмениваться с кем-то  рукопожатием.  У
нее была небольшая, но твердая ладонь, а у оснований  пальцев  чувствовались
мозоли. - Вы француз?
   Я рассмеялся.
   - Нет, это франко-канадская фамилия.
   Она наконец выпустила мою руку и взглянула на девочку.
   - А ее...
   - Она так и не сказала мне своего  имени,  -  пояснил  я  и  взглянул  на
девочку. - Ну так как? Может, сейчас скажешь? Девочка по-прежнему молчала. Я
пожал плечами. Я называю ее просто "Девочка",  -  сказал  я.  -  Думаю,  вам
придется поступать так же.
   - Может быть, - Мэри улыбнулась девочке, - она все-таки скажет  нам,  как
ее зовут, - просто чуть попозже, когда ей этого захочется.
   Девочка стояла, не говоря ни слова.
   - Думаю, не стоит на это рассчитывать, - сказал я Мэри.

Глава 10

   Для себя и девочки я установил нечто вроде заплечной  палатки,  сделанной
из брезента, найденного  мной  в  лодочном  сарае  возле  дома  у  озера.  Я
установил ее на опушке леса с подветренной от собак стороны. Санди понемногу
перестал обращать внимание на собачью свору, а Мэри все оставшиеся полдня не
спускала с них глаз, командуя им вести себя спокойно каждый раз,  когда  они
снова начинали проявлять свое недовольство  присутствием  Санди  или  нас  с
девочкой. Когда лагерь был наконец разбит, я оставил девочку и Санди и снова
вернулся в дом.
   Мэри подвела меня  к  собакам  и  представила  каждой  в  отдельности.  Я
поговорил с каждой из них и каждую погладил, а в это время Мэри стояла рядом
и следила за тем, чтобы они прилично себя вели. То одна,  то  другая  иногда
коротко виляли хвостом в знак признания, но большинство просто  косились  на
меня и лишь терпели и мой голос, и мои  прикосновения.  Думаю,  с  их  точки
зрения, чтобы испытывать ко мне расположение, от меня слишком разило  котом,
и я не преминул сказать об этом Мэри. Но она лишь пожала плечами.
   - Привыкнут, - заверила она. Тон ее голоса говорил о том, что в противном
случае им же будет хуже.
   После этого она отправилась готовить  обед  и  оставила  меня  одного.  Я
попытался  подружиться  с  ее  дочерью.  Но  Уэнди  была  тихим  застенчивым
ребенком, который, как и собаки, очевидно, находил меня слишком  странным  и
потенциально опасным, чтобы за столь короткое  время  почувствовать  ко  мне
расположение. Очевидно, когда я наконец отстал от нее и вернулся  в  лагерь,
она испытала лишь облегчение.
   Санди по-прежнему был там, привязанный к  большому  дереву  куском  нашей
самой прочной веревки, которая петлей охватывала его шею. Он лежал на  земле
и, к моему удивлению, похоже, ничего не имел против того, что  его  посадили
на привязь. Поскольку он не возражал, а держать его на привязи было довольно
удобно, я не стал отпускать его. Девочка, должно быть, привязала его,  чтобы
иметь возможность хоть ненадолго отойти, поскольку ее нигде не было видно.
   Не вернулась она и к тому времени, когда Мэри выглянула из дверей,  чтобы
позвать нас обедать. Я подождал еще немного, но она не  вернулась  и  тогда,
когда Мэри позвала нас во второй раз, и я решил не  беспокоиться  о  ней.  В
любом случае на нее рассчитывать было  нечего.  Санди  по-прежнему  не  имел
ничего против того, чтобы сидеть на привязи, что с моей  точки  зрения  было
просто идеально. Он дремал как котенок, лежа на спине и задрав  лапы  вверх,
будто и на тысячу миль вокруг не было ни единой собаки. Я встал и ушел, а он
всего лишь сонно приоткрыл глаза и посмотрел мне вслед.
   Запах вкусной еды достиг моих ноздрей  задолго  до  того,  как  я  открыл
дверь, и буквально окутал меня, когда я вошел в дом. Мэри выставила на  стол
ветчину, должно быть, консервированное мясо, которую запекла в духовке, а на
гарнир подала  скорее  всего  выращенные  в  собственном  огороде  помидоры,
картошку и салат из какой-то зелени, которую я  не  распознал,  но  которая,
посыпанная тертым сыром, на вкус оказалась просто восхитительной.
   - Что, не пошла она с вами, да?  -  спросила  Мэри,  усаживаясь  за  стол
вместе со мной и Уэнди.
   - Ушла куда-то. А Санди привязан, - ответил я.  Мэри  кивнула,  очевидно,
удовлетворенная ответом. Она просто не знала, что, пожелай Санди, он мог  бы
запросто в мгновение ока перекусить любую веревку. Но отлучаться он особенно
не любил, да и ума у него хватало не затевать ссоры с собаками, ну разве что
ему вдруг вздумалось бы освободиться и присоединиться ко мне в доме.
   Обед был просто замечательный. Мэри избавилась от брюк и рубашки.  Теперь
на ней было мягкое желтое платье, которое удивительно гармонировало с цветом
ее светлых волос, которые - хотя по-прежнему и коротко  остриженные  -  были
как-то уложены и теперь гораздо меньше походили на продукт домашней стрижки.
Она и губы слегка подкрасила и, возможно, чуть-чуть подвела глаза. Конечного
результата всех этих манипуляций оказалось вполне достаточно, чтобы  навеять
воспоминания о прошлом, как их не удалось навеять даже нескольким скотчам  с
содовой в доме у озера.
   Весь день я сожалел о том, что не догадался прихватить с  собой  из  того
дома хотя бы одну бутылку. Но, как выяснилось, у Мэри был собственный  запас
спиртного. К ужину она никакого вина на стол не выставила,  но,  после  того
как мы поели, и Уэнди отправилась спать, принесла  откуда-то  бутылку  рома.
Ром, конечно, был так себе, но с кофе пошел вполне хорошо.
   Мы  сидели  на  диване  в  ее  гостиной  и   разговаривали,   обмениваясь
воспоминаниями о пережитом.., и о многом другом. Помнится, под влиянием рома
я рассказал ей о себе куда  больше,  чем  когда-либо  собирался  кому-нибудь
рассказывать. Но в  тепле  и  уюте  гостиной  меня  вдруг  охватило  чувство
безопасности. Я отлично понимал, что Мэри  преследует  исключительно  личные
цели. Я сознавал, что между нами происходит,  но  мне  на  это  было  ровным
счетом наплевать. По правде говоря, кажется, в тот вечер я решил, что просто
заслуживаю чего-то вроде этого, после того как  столько  недель  нянчился  с
полоумным леопардом и дикой девчонкой. Наконец в какой-то момент за ромом  и
кофе я приобнял Мэри, а вскоре мы потушили свет.
   Не знаю, сколько было времени. Но когда я выходил из дома, уже явно  было
далеко за полночь. Обнаженная Мэри, не  зажигая  света,  проводила  меня  до
двери,  выглянула  наружу  и  шикнула  на  собак,  которые,   увидев   меня,
настороженно приподнялись. Я поцеловал ее на прощание  и  отправился  сквозь
ночную темноту под светом молодого месяца к себе в лагерь.
   Санди, все так же свернувшись клубочком, лежал под  деревом,  к  которому
был привязан, а рядом с ним  виднелся  какой-то  темный  комок,  на  поверку
оказавшийся вернувшейся  девочкой.  Кусок  брезента,  служащий  полом  нашей
палатки и который девочка постелила под  себя,  на  освещенной  луной  земле
казался темной лужицей. Сверху же они оба укрылись несколькими одеялами.
   Я пьяно пожал плечами. Если девчонке хотелось спать под открытым небом  и
утром промокнуть от утренней росы, что ж - ее дело. Я забрался в палатку  и,
как мог плотнее, завернулся в оставшиеся одеяла. То ли я толком не заснул  и
галлюцинировал, то ли наоборот заснул и все это мне  приснилось,  но  только
мне показалось, что незадолго до того, как я провалился в бездонный  колодец
забвения, Санди вдруг поднял голову и, глядя мне прямо в глаза, заговорил.
   - Ты воняешь! - отчетливо проговорил  он  голосом  девочки.  И  это  было
последнее, что я запомнил.
   Когда я проснулся, надо мной кто-то стоял. Но  это  был  не  Санди  и  не
девочка. Это оказалась Мэри, которая протягивала мне чашку горячего кофе.
   - Извините, что разбудила вас, - сказала она. -  Но  если  мы  собираемся
выступить сегодня, то мне не помешала бы ваша помощь.
   - Выступить сегодня? - глупо отозвался я. Она с секунду  стояла  и  молча
смотрела на меня.
   - Разве мы не об этом вчера вечером говорили, а? - сказала она. - Вы что,
не помните?
   Я уже хотел было признаться, что действительно ничего не помню. Но  потом
меня осенило. Конечно же, она права. Это и в самом деле было  одной  из  тем
нашего вчерашнего разговора. Мы планировали отправиться в путь сегодня - все
вместе.
   - Да, - сказал я, по-прежнему лежа и глядя на нее.  Какая-то  часть  меня
ненавидела и презирала себя за то, что я так  легко  позволил  себя  купить,
другая же  часть  отлично  помнила  все,  что  было  прошлой  ночью,  и  уже
предвкушала следующую. - Буду готов через секунду.
   - Отлично, - сказала она и ушла.
   Я встал и оделся. Девочки и Санди нигде не было видно. За то  время,  что
мы провели на плоту у ящериц, я волей-неволей  отрастил  довольно  приличную
бороду. Но вообще-то мне всегда нравилось ощущение, и, когда  мы  наткнулись
на дом у озера, я был просто счастлив, найдя там бритву, и снова вернулся  к
бритью.  Обычно  я  брился  с  удовольствием.  Это  было  частью  привычного
утреннего ритуала окончательного пробуждения, а по  утрам  я,  как  правило,
довольно долго приходил в себя. Но этим утром привычное выскребание лица  не
помогло соскрести налет вины, оставшийся после вчерашней  ночи.  В  каком-то
смысле я предал Санди и девочку ради эгоистичного удовлетворения собственных
желаний.
   Конечно же, Санди не понимает, что происходит.  Но  независимо  от  того,
сознает он это или нет, теперь, когда ему придется  сосуществовать  с  целой
собачьей сворой, он  лишится  привычной  свободы.  Кроме  того,  отныне  ему
придется делить меня с парой чужих людей, что  тоже  вряд  ли  доставит  ему
удовольствие. Он привык к девочке, но девочка любит его, а Мэри  и  Уэнди  -
нет, и нет никакой гарантии, что они когда-нибудь его полюбят. Девочка же  и
без того  достаточно  ясно  дала  понять,  как  относится  к  складывающейся
ситуации.
   Я  смыл  с  лица  остатки  мыльной  пены  и  принялся   накачивать   себя
контраргументами. Мы  обязательно  наткнемся  на  других  людей,  с  которым
захотим и обязательно будем общаться.  В  конце  концов,  Санди  так  и  так
придется учиться делить меня с другими людьми. То же относится и к  девочке.
Мы трое просто не можем вечно оставаться в коллективном безумии,  в  котором
пребывали до тех пор, пока я  не  увидел  пресноводное  море  и  не  осознал
наконец, что Свонни больше нет.
   Если уж на то пошло, мне и самому  будет  очень  нелегко  приспособиться,
говорил я себе. Но придется заставить  себя.  То  же  самое  относится  и  к
девушке с Санди... Такова жизнь - не всегда можно иметь то, что хочется.
   К тому времени, когда я наконец отправился к Мэри завтракать  и  помогать
ей паковаться, на поверхности моих  мыслей,  пусть  пока  и  не  в  глубине,
пузырилась твердая убежденность, что я не только поступаю наилучшим  образом
в интересах всех заинтересованных сторон,  но  и  иду  на  серьезные  личные
жертвы.
   На сборы у нас ушла большая часть дня. У  Мэри  имелось  две  тележки  на
велосипедных колесах, и она научила несколько собак возить их. Хотя  тележки
были явно самодельными, но оказались  на  удивление  прочными  и  надежными.
Мэри, похоже, обладала недюжинным талантом механика. Ко  всем  своим  прочим
достоинствам, тележки были очень легкими и отлично катились. Но у них был  и
один серьезный недостаток: в конструкции полностью отсутствовали рессоры,  а
колеса  крепились  в  точности,  как  на  велосипедах.  При  ровной   дороге
беспокоиться было не о чем, но вряд ли они долго продержатся нагруженными на
пересеченной местности, которую  нам  наверняка  придется  рано  или  поздно
преодолевать. Однако, поскольку  у  нас  не  было  ни  запасных  частей,  ни
инструментов, чтобы оборудовать их рессорами, я решил ничего не говорить.  К
чему поднимать шум попусту?
   Выступили мы в середине дня. Девочка - она появилась к завтраку, -  Санди
и я составляли авангард и шли ярдах в пятидесяти впереди  остальных.  Позади
нас шла пешком Мэри, за ней следовали обе тележки, на одной из которых ехала
Уэнди, а вторая была загружена провиантом, водой и  необходимыми  вещами  на
всю нашу компанию плюс "двадцать  вторым",  который  я  отдал  Мэри.  Каждую
тележку тянули по три собаки, а остальная свора,  дисциплинированно  окружив
плотным кольцом тележки и Мэри, охраняла их.
   Наша группа двигалась с неплохой для пересеченной местности скоростью, но
все же не так быстро, как могли бы двигаться Санди, девочка и  я,  поскольку
то и дело приходилось останавливаться по тому или иному поводу,  чаще  всего
таким поводом оказывалась Уэнди. Наша  троица,  поскольку  мы  шли  впереди,
частенько игнорировала проблемы остальных. Практически мы были как  бы  сами
по себе. Санди, естественно, был совсем  не  против  того,  что  мы  шли  не
слишком быстро. Это давало ему  больше  времени  на  то,  чтобы  обследовать
окрестности. Он и собаки, как я заметил, уже решили проблему сосуществования
в типичной для животных манере - они попросту  не  обращали  друг  на  друга
внимания. Один раз, когда Санди немного отстал, один из бегущих впереди псов
протрусил мимо него на расстоянии менее десяти футов, но ни тот ни другой не
удостоили друг друга даже взглядом.
   Несколько раз я пользовался возможностью и, оставаясь с девочкой наедине,
пытался разговорить ее.  Но,  очевидно,  она  была  не  в  настроении.  Даже
смотреть на меня не хотела.
   - Что ж, ладно, - наконец сдался я. - Тогда давай уж сама.
   Я двинулся вперед, выбросив ее из головы и сосредоточившись  на  разведке
пути для всей нашей  группы.  Через  несколько  часов  после  того,  как  мы
покинули дом Мэри, я набрел на что-то вроде проселочной дороги или  просеки,
проложенной трактором какого-нибудь фермера в лесу, и шел по ней до тех пор,
пока сквозь поредевший лес не увидел того,  что,  очевидно,  было  маленьким
городком,  раскинувшимся  на  дне  небольшой  чашеобразной   формы   долины,
окруженной открытыми полями. От опушки  леса  до  ближайших  домов  было  не
больше трехсот ярдов.
   Я развернулся и отправился обратно, чтобы переговорить  с  Мэри.  Если  в
городке  кто-нибудь  оставался,  то  я  бы  не  хотел   появляться   там   в
сопровождении леопарда и своры собак.  Какой-нибудь  особо  нервный  местный
житель вполне мог выстрелить - особенно в Санди. Остальные были  еще  далеко
позади. Очевидно, я обогнал их дальше, чем думал. Как  бы  то  ни  было,  мы
наконец встретились, вместе вышли на опушку леса  и  принялись  разглядывать
городишко в бинокль, который прихватила с собой Мэри.
   На вид  городок  казался  совершенно  пустым.  Не  заметно  было  никаких
признаков движения, ни людей, ни животных. Я протянул бинокль стоящей  рядом
со мной Мэри.
   - Ну-ка, взгляни, - предложил я. Она поднесла бинокль к глазам.
   - Насколько я понимаю, это Грегори, да? - сказал  я,  когда  она  наконец
опустила бинокль.
   - Да, - отозвалась она, и лицо ее стало хмурым. После короткой паузы  она
добавила, правда, медленно и еще более мрачно:
   - Вроде бы.
   - Вроде бы? - переспросил я. - Что ты имеешь в виду?
   - Да нет, это, конечно, Грегори - я его узнаю, - сказала она.  -  Но  вот
только не знаю.., какой-то он не такой.
   - Людей не видно, да? - подсказал я.
   - Да, и это тоже, - согласилась она. - Но и еще что-то не так.  Он  будто
стал другим. Только я никак не пойму, в чем дело.
   Я снова взял у нее бинокль и принялся  разглядывать  находящиеся  в  поле
зрения здания. Не считая  полной  кажущейся  пустоты,  при  свете  вечернего
солнца в облике городка вроде бы не было ничего, что сразу же показалось  бы
странным. И тут я заметил дом, все окна которого были закрыты ставнями.
   Я оглядел другие дома. На ближайших из них ставни закрыты не  были.  Если
бы они все были закрыты, то, конечно, это попросту могло  бы  означать,  что
сдвиг времени прошел через городок ночью и застиг его обитателей. Но окна  в
домах, стоящих рядом, открыты, затем,  поведя  биноклем  вокруг,  я  заметил
сначала один, а затем и еще четыре  дома,  где  все  ставни  вроде  бы  были
закрыты.
   Конечно же, это могло ничего и не значить.
   - А тебя в Грегори знали? - спросил я Мэри.
   - О, конечно, - ответила она. - Мы же всегда там все покупали.
   Я повернулся к девочке.
   - Держись рядом с Санди. И никуда его от себя не отпускай, - сказал я.  -
Мэри, а мы с тобой можем прогуляться в городок с парой собак - но  только  с
парой - и посмотреть, есть там кто-нибудь или нет.
   Я оставил свое ружье и заставил Мэри сделать то же самое. Мы вышли из-под
покрова леса на яркий солнечный свет и двинулись по направлению к домам. Все
было так обыденно, что я почувствовал себя даже немного смешно, и  вот  тут,
когда мы прошли футов пятьдесят  по  открытому  месту,  из-за  угла  дома  с
закрытыми ставнями вдруг появилась пошатывающаяся фигура  и,  остановившись,
уставилась на нас.
   Я не очень хорошо разглядел, кто это. Человек был очень  крупным,  то  ли
необычайно здоровый мужчина, то ли закутанная  в  меха  или  во  что-то  еще
женщина. Даже лицо незнакомца было скрыто шерстью или густой бородой.  Выйдя
из-за угла дома, человек поднял руку. Из нее вырвалась вспышка света, и пес,
бежавший первым футах в пятнадцати впереди  нас,  вдруг  подпрыгнул,