тье девочки. Мокрая зернистая поверхность подо  мной  вдруг  показалась
мне мягкой как матрас, и меня сморил внезапный глубокий сон.
   Проснулся я от солнечного света и медленно  теплеющего  воздуха.  Девочка
лежала всего в нескольких футах от меня. Неподалеку я увидел и Санди.
   Ни плота, ни чего-либо еще в бухте видно не было. Мы  остались  настолько
одни, что можно  было  подумать,  будто  мы  несколько  недель  блуждали  по
пустыне. Я лежал, давая возможность новой ситуации медленно приобрести черты
реальности.
   Мы снова были свободны, но при этом остались без пищи, оружия  и  средств
передвижения. Кроме того, у меня возникло ощущение, будто меня подряд,  одно
за другим, протащили через несколько  игольных  ушек.  В  отличие  от  меня,
девочка и Санди выглядели такими отдохнувшими и довольными, словно ни  бури,
ни всего остального и в помине не было. Что ж, их реакции нечего удивляться,
ворчливо сказал я себе. Я вдвое или около того старше девочки  и,  наверное,
раз в пять старше Санди. Впрочем, все это ничего не значило. Господи, ведь в
конце концов мы все трое на свободе!
   Когда я  через  некоторое  время  попытался  сесть,  они  заметили  меня.
Буквально через секунду оба уже были на мне.  Санди  одним  большим  прыжком
оказался и тут же принялся тереться о мою грудь,  снова  опрокинув  меня  на
песок. Девочка добралась до  меня  на  долю  секунды  позже  и  помогла  мне
подняться.
   - Перестань! - прикрикнула она  на  Санди,  притом  громко  и  неожиданно
сердито. Я уже снова сидел, но руки ее были все еще сомкнуты вокруг меня,  а
голова прижата к моей груди. У меня возникло странное чувство, что она  меня
обнимает. Такая их реакция  заставила  меня  испытать  прилив  глупо-теплого
чувства, но, когда я  попытался  погладить  девочку  по  голове,  она  сразу
вырвалась, вскочила, повернулась ко мне спиной и отошла на несколько шагов в
сторону. Санди, громко мурлыча, изо всех сил старался снова повалить меня на
песок, но теперь я сам крепко ухватился за него руками.
   Тяжело оперевшись рукой на его спину, я со скрипом поднялся  на  ноги.  С
берега, на котором мы оказались, место еще меньше напоминало Калифорнию, чем
тот пляж, на  котором  мы  впервые  столкнулись  с  ящерицами.  За  полоской
открытого песчаного пляжа росли какие-то колючие, похожие на сосны  деревья,
выглядевшие как-то очень по-северному, и еще  дерево,  напоминающее  иву,  а
открытые места поросли густой травой.
   Я похлопал Санди по загривку и обратился к девочке:
   - Думаю, нам стоит осмотреться, - хрипло произнес я.
   Я двинулся  вперед,  а  двое  моих  спутников  последовали  за  мной.  За
близлежащими деревьями оказался небольшой холм. Мы поднялись на его  вершину
и принялись оглядывать то, что казалось  обычным  куском  среднеамериканских
прерий, там и сям поросших рощицами деревьев.  Деревьев  было  недостаточно,
чтобы назвать их лесом, к тому  же  практически  отсутствовал  подлесок.  На
прогалинах в основном  виднелась  высокая  трава,  зеленая  и  бурая,  среди
которой лишь изредка встречалось одинокое деревце или куст.
   Нигде не было заметно ни малейшего признака цивилизации.
   Я  стоял  на  вершине  холма  и  размышлял.  Мне  не   очень   понравился
полупустынный вид лежащей  перед  нами  местности.  Теперь  нам  приходилось
рассчитывать лишь на собственные силы, и,  если  потребуется,  мы  могли  бы
протянуть без еды несколько дней. Но то, на что я сейчас смотрел,  вовсе  не
производило впечатления озерной или речной страны, а без питьевой  воды  нам
никак не обойтись. Плюс к тому, теперь,  если  не  считать  моего  складного
ножа, мы были не вооружены, а ведь вполне возможно, что здесь  нам  придется
опасаться встречи не только с дикими животными.
   В конце концов я решил, что не стоит уходить от единственного  известного
источника питьевой воды, которым являлось озеро. Мы  отправились  на  восток
вдоль берега, в ту же сторону, куда в свое время направлялся плот, и шли три
дня, питаясь ракушками и разной мелкой живностью, которую ловили в песке или
на мелководье. Наша диета из рыбешек, живущих  под  днищем  плота,  приучила
меня к такого рода питанию. Теперь я мог есть все что угодно,  при  условии,
что оно не было ядовитым, причем сырым. Девочка, как я  заметил,  была  тоже
неприхотлива в еде, что же до Санди, то он вообще никогда особенно  внимания
не обращал на то, как выглядит его пища.
   На третий день мы наконец сорвали банк или своего рода банк. Должно быть,
это был чей-то загородный  дом  на  берегу  озера,  ставшего  теперь  частью
внутреннего моря. Людей поблизости видно не было, равно как и других  домов.
Но этот уютный уголок в свое время обошелся  кому-то  в  кругленькую  сумму.
Большой особняк с примыкающим к нему гаражом  и  отдельно  стоящим  амбаром,
вернее, похожим  на  амбар  строением,  состоящим  из  металлической  крыши,
опирающейся на врытые в землю стойки  толщиной  в  телефонный  столб,  также
обшитые металлическими листами. Кроме того, имелся небольшой  док  и  лодка.
Грунтовая, но ровная дорога, за которой явно следили, вела куда-то прочь  от
дома и озера. Окрестности густо поросли деревьями;  настолько,  что  здешние
места с полным правом можно бы было назвать лесом.
   Дом выглядел так, будто обитатели оставили его не более чем неделю назад.
Кое-что из еды в холодильнике все еще  выглядело  съедобным,  а  продукты  в
большом, похожем на  сундук  морозильнике  в  двойном  гараже  скорее  всего
остались бы съедобными, будь в доме электричество.  Должно  быть,  некоторое
время назад мы пересекли линию прохождения туманной стены. Это была одна  из
шуточек, которые часто выкидывал шторм времени. Еще в  нескольких  милях  от
этого места мы находились в местности, отстоящей на несколько  геологических
эпох в прошлое, а теперь попали в свое время, но во вчерашний день. А завтра
мы легко можем оказаться где-нибудь в будущем.
   На полках хранилось настоящее богатство -  груды  консервов  и  множество
бутылок. Когда я смешал скотч с содовой - пусть даже и без льда - и сидел  в
мягком кресле в гостиной, прихлебывая, меня охватило странное чувство.
   Единственным недостатком этого места было то, что здесь не оказалось двух
вещей, которые были нам более всего необходимы: оружия и транспорта - машины
или грузовика, в котором мы могли бы двигаться дальше.
   Я обыскал все - от дока до дороги. В лодочном  сарае  не  оказалось  даже
каноэ. В амбаре, правда, стоял "форд" модели "А" 1931 года выпуска,  который
кто-то, по-видимому, пытался отремонтировать, но он и по сию пору пребывал в
нерабочем состоянии. К тому же отсутствовали запчасти, которые можно бы было
установить, чтобы завершить ремонт. В машине был только  блок  цилиндров  со
снятой головкой и без самих цилиндров, коленвала и картера. В гараже имелась
пара велосипедов  -  потрепанный  односкоростной  женский  и  трехскоростной
мужской "рейли" чуть побольше, содержавшийся в ненамного лучшем состоянии.
   В  одном  амбаре,  однако,  обнаружился  бензиновый  генератор,   отлично
сохранившийся под густым слоем консервирующей смазки, и  большое  количество
дерева и слесарного инструмента, как электрического, так и ручного, также  в
прекрасном состоянии. Я очистил генератор от смазки  и  запустил,  но  через
пятнадцать минут выключил. Наша троица вполне привыкла обходиться без  такой
роскоши, как электрическое освещение и приспособления,  а  когда  я  померил
палочкой уровень оставшегося бензина, то выяснилось, что в  баке  генератора
осталось не более десяти или пятнадцати галлонов. Я еще точно не  знал,  для
чего мне может понадобиться бензин, но все равно он был слишком ценен, чтобы
тратить его понапрасну. Немного позже я нашел несколько  жестяных  фляжек  с
завинчивающимися крышками, наполнил их бензином и обвязал горлышки тряпками,
с тем чтобы их можно было мгновенно превратить в  коктейли  Молотова.  Таким
образом у нас появилось хоть какое-то оружие.
   Тем временем девочка и Санди обживались в доме. В нем было две спальни со
стенными шкафами, в которых висела женская  одежда,  и  девочка  впервые  за
долгое время проявила хоть какой-то интерес к тому, что на ней  надето.  Она
до сих пор в основном ходила в рубашке и джинсах, но  пару  раз,  неожиданно
заходя в дом с улицы, я заставал ее примеряющей на себя найденные  в  шкафах
вещи.
   Санди же больше всего понравились ковры. Он вообще только спал и ел. Да и
все мы ели и спали, понемногу набирая вес.
   Я твердо решил, что мы не тронемся отсюда до тех пор, пока не обзаведемся
хоть какими-то средствами самозащиты. У меня  была  пара  мыслей  по  поводу
оружия, которое я в принципе мог бы смастерить. Мысль о  луке  и  стрелах  я
отбросил  сразу.  Лучник  из  меня  никакой.  Да  и  сделать   по-настоящему
эффективный лук я бы скорее всего не  смог.  Альтернативой  сначала  служило
самодельное, заряжающееся с дула ружье, которое  можно  было  изготовить  из
куска обмотанной проволокой металлической водопроводной  трубы,  если  бы  я
таковую нашел, и серы от  спичек  в  качестве  взрывчатого  вещества.  Одним
словом  -  самопал.  Потом  мне  в  голову  пришла  идея  сделать   арбалет,
использовав рессорную  пластину  "форда".  Бензина  было  достаточно,  чтобы
воспользоваться генератором для работы столярным и слесарным инструментом  в
амбаре.
   В конце концов я остановил выбор на арбалете, и не  потому,  что  сделать
его было проще, а потому, что перед  глазами  у  меня  то  и  дело  вставала
картина разрывающейся мне прямо в лицо водопроводной трубы.  Я  нашел  сухое
полено, которое, на мой взгляд, было кленовым или дубовым,  начерно  обтесал
его до  нужной  формы,  а  потом  обработал  на  токарном  станке  так,  что
получилось  некое  подобие  рамы  и  приклада  арбалета.  В  раме  я  сделал
поперечную прорезь, вставил в нее самую маленькую рессорную пластину  и  как
можно прочнее закрепил ее клеем. Эти современные клеи могли творить  чудеса,
стоило дать им хоть полшанса. Поверх рамы  я  наклеил  отдельную  планку  из
твердого дерева с зарубками для тетивы арбалета и установил изогнутый рычаг,
позволявший натягивать тетиву последовательно, зуб за зубом.
   Гораздо больше хлопот, чем изготовление самого  арбалета,  мне  доставило
изготовление коротких тяжелых стрел. Как я выяснил, не так-то легко выточить
прямое древко из обычной деревяшки.
   Но настал день, когда у меня в руках оказались  и  арбалет,  и  стрелы  к
нему. И то и  другое  подверглось  испытанию.  Арбалет  оказался  достаточно
мощным. Проблема заключалась в стрелах. При попадании во что-нибудь  твердое
их древки слишком легко ломались. Но против цели из плоти и крови  они  были
вполне пригодны. Пришло  утро,  когда  мы  с  девочкой  погрузились  на  два
велосипеда - к счастью, ей, по-видимому, доводилось ездить на  велосипеде  и
раньше и навык вернулся очень быстро, - и с рюкзаками за  спиной  припустили
по пустынной дороге прочь от озера, а Санди бежал рядом с нами.
   Погода стояла на редкость приятная, было около шестидесяти по Фаренгейту,
а в небе висели  небольшие  облачка.  Стоило  нам  удалиться  от  воды,  как
влажность стала резко уменьшаться до тех пор, пока летний день не стал похож
на раннюю осень где-нибудь возле  канадской  границы.  Мы  держали  неплохую
скорость, учитывая, разумеется, Санди. Собаки обычно охотно трусят рядом  со
своими хозяевами-велосипедистами. Но в  Санди  клокотало  кошачье  неприятие
какого бы то ни было принуждения. Санди предпочитал,  чтобы  мы  с  девочкой
тащились со скоростью пешехода, а он при этом имел бы возможность  время  от
времени совершать короткие экскурсии в сторону от дороги  или  даже  немного
вздремнуть, а потом снова догнать нас. Когда мы наконец остановились,  чтобы
дать ему возможность отдохнуть, он тяжело улегся  на  девочкин  велосипед  и
отказывался стронуться с места до тех пор, пока я насильно не  спихнул  его,
ухватив за загривок и подталкивая рукой.
   В конце концов нам с ним удалось прийти к компромиссу. Теперь мы ехали со
скоростью, чуть превышающей скорость пешехода. И нет ничего удивительного  в
том, что при такой неспешной  езде  я  все  глубже  и  глубже  погружался  в
собственные мысли.
   Дорога, по которой мы катили, все еще не привела нас хоть к  каким-нибудь
признакам цивилизации. Но, с другой стороны, мы и ехали не так уж быстро.  В
конце концов путь обязательно должен был привести нас туда,  где  мы  сможем
разжиться оружием и колесами, которых мне так не хватало. После этого, когда
мы  снова  будем  мобильны  и  вооружены,  я  собирался  провести  небольшое
исследование в развитие той мысли, которая пришла мне в голову  той  далекой
уже ночью на  плоту  ящериц.  Если  миру  предстояло  стать  местом,  полным
потенциальных опасностей, каким он до сих пор представал перед нами, настало
время начать активно учиться тому, как наилучшим образом в нем выживать.
   Во  второй  половине  дня  мы  миновали  ручеек,  вернее,  струйку  воды,
протекающий под дорогой по проложенной трубе. Судя по этим открытым  местам,
вода в нем скорее всего была чистой, но я на всякий случай все же  вскипятил
ее, и мы расположились возле ручейка на ночлег.
   На следующий день, около полудня, мы проехали  мимо  кусочка  предместья.
Да-да, именно это я и хотел сказать  -  кусочка.  Он  располагался  ярдах  в
двухстах от дороги, по которой мы ехали, - приблизительно треугольный  кусок
коттеджной застройки с лужайками, гаражами, улицами  и  загородными  домами,
выглядевшими так,  словно  его  отрезали  наугад  и  бросили  здесь  посреди
бескрайнего ничто.
   Людей, как и в доме у озера, не было. Но  коттеджи  нельзя  было  назвать
нетронутыми. Весь район выглядел так, будто через него пронесся торнадо  или
что-то размером с динозавра и с соответствующей жаждой разрушения. Здесь  не
было ни одного целого или хотя бы сохранившего крышу здания, а некоторые  из
домов были буквально расплющены.
   Тем не менее они представляли для нас  самую  настоящую  сокровищницу.  Я
обшарил все дома и обнаружил охотничье ружье шестнадцатого калибра и карабин
двадцать второго. Но патронов для ружья не оказалось, а для карабина - всего
одна коробка. Утешало то, что шансы найти  патроны  для  оружия  двух  таких
распространенных калибров были довольно велики.  Кроме  того,  в  несчастном
обрезке пригорода обнаружилось восемь машин. Пять из них  были  приведены  в
полную негодность той же силой, что разрушила  здания.  Остальные  три  были
довольно старыми, а одна и вообще не пожелала заводиться. Это  ставило  меня
перед  выбором:  либо  двухдверный  "понтиак"   в   относительно   приличном
состоянии, либо четырехдверный и довольно потрепанный "вольво".
   В конце концов я все же остановил свой выбор на  "вольво".  И  не  только
из-за его большей грузоподъемности, но и потому, что у него был более низкий
расход топлива. Среди домов в поселке заправочной станции не  оказалось,  но
зато я выдоил бензобаки всех остальных  машин,  в  которых  оставалось  хоть
немного бензина, и, когда мы двинулись дальше, у нас был полный  бак  и  еще
пятнадцать галлонов в канистрах, привязанных к крышке багажника. Кроме того,
я обнаружил два трехскоростных велосипеда  в  хорошем  состоянии.  Они  были
привязаны на крыше.
   Через пригород вела отличная  четырехполосная  бетонка,  но  к  сожалению
оказалось, что она обрывается ярдах в двухстах от  крайнего  из  разрушенных
домов. Я повел подпрыгивающий "вольво" через кочковатое поле, чтобы  вывести
его обратно на нашу старую знакомую асфальтовую  дорогу,  и,  выбравшись  на
нее, свернул налево, туда, куда мы направлялись и раньше. Примерно через час
справа от нас я заметил туманную стену. Она  двигалась  под  углом  к  нашей
дороге и выглядела так, будто пересекла асфальт где-то впереди.

Глава 9

   При виде стены сердце мое екнуло, но, понаблюдав за ней некоторое  время,
я успокоился. Было ясно, что туманная  стена  замерла  в  неподвижности.  Мы
продолжали  свой  путь  по  дороге,  и  ее  вертикальная  белая  поверхность
становилась все ближе и ближе до тех пор, пока наконец мы не достигли места,
откуда было видно, где она кончается. Она  действительно  перерезала  дорогу
примерно в четверти мили от нас, но лишь самым  краем,  который  заходил  на
другую ее сторону всего на какую-то сотню ярдов. Съехав с асфальта и проехав
немного по полю, мы запросто могли объехать край облачного занавеса. И мы не
только могли безопасно объехать ее, но и, проехав еще немного, оказались  бы
там, откуда будет  видно,  что  находится  за  ней,  и  при  этом  не  будет
необходимости ступать ногой туда, где  нас  могут  подстерегать  неизвестные
опасности. Я продолжал вести машину вперед.
   Наконец мы притормозили и съехали с дороги в добрых  пятидесяти  или  ста
футах от того места, где ее  пересекла  туманная  стена.  На  таком  близком
расстоянии казалось, что она исчезает из вида где-то в небе высоко над нами,
и мы снова ощущали все тот же  необычный  ветерок  и  видели  пыль,  которые
всегда сопровождали туманные стены и которые оседали на наших лицах и  руках
подобно какой-то очень тонкой пудре. Мы  поехали,  виляя  среди  деревьев  и
кустов, растущих слева от дороги. Машина шла на первой скорости и  двигалась
практически параллельно стене.
   До края мы добрались очень быстро. Однако я проехал еще немного, не желая
сворачивать за угол, предварительно не посмотрев, что там за ним. Но хотя мы
все ехали и ехали, а за край почему-то заехать так и  не  могли.  Наконец  я
понял, в чем дело. Мы все равно ничего не увидим. Там, где, как я думал, она
кончается, она на самом деле либо загибалась вправо и  продолжалась  дальше,
либо сливалась с другой, движущейся под углом в этом направлении стеной.
   Поначалу единственное, что  я  почувствовал,  так  это  разочарование  от
невозможности заглянуть за стену. Затем мне пришло в голову, что,  возможно,
ни первая туманная стена, ни примыкающая к ней вторая ее часть не  двигаются
потому, что они столкнулись друг с  другом,  и  две  линии  сдвига  времени,
встретившись, каким-то образом  создали  необычное  состояние  или  условия,
которые их остановили.
   Стоило мне подумать об этом, как  я  тут  же  испытал  прилив  страстного
желания увидеть, что же там, за пересечением двух этих  туманных  стен.  Еще
когда я валялся на бревнах плота, мне пришло в голову, что, возможно, те  из
нас, кто до сих пор бродил по опустевшей  земле,  могут  быть  индивидуально
иммунными к сдвигам времени, и  с  тех  пор  постоянно  играл  с  мыслью  не
стараться избежать следующей встреченной нами туманной стены,  а,  напротив,
попробовать пройти сквозь первую же попавшуюся на пути и проверить, могу  ли
я, пройдя сквозь нее, остаться в живых. Теперь у меня была  двойная  причина
попытаться пройти сквозь ту, что высилась перед нами. И теперь причина  была
не только в том, чтобы выяснить, смогу ли я преодолеть  эту  преграду  и  не
заработать ничего более серьезного,  чем  кратковременная  потеря  сознания,
которую я пережил в первый раз, но и выяснить, есть ли что-нибудь  особенное
или странное в ситуации, когда одна  линия  сдвига  времени  сталкивается  с
другой. Я остановил "вольво".
   Выйдя из машины, я внимательно осмотрел стену. Затем бросил взгляд  вдоль
изгиба второй стены или продолжения первой, чтобы выяснить, продолжается  ли
дорога, которая,  по  идее,  должна  была  вновь  появиться  в  каких-нибудь
двухстах футах от этого места. Мне вдруг пришло в голову, что самое  лучшее,
что я сейчас могу сделать, это вернуться на  дорогу  и  продолжать  путь,  и
тогда мы все трое по-прежнему будем в безопасности, вместе и счастливы.  Или
я могу повернуться и пройти  сквозь  стену  и,  возможно,  только  возможно,
узнать что-нибудь, конечно, в том случае, если со мной ничего не случится.
   Я продолжал нерешительно топтаться на месте. И чем дольше  я  стоял,  тем
сильнее становилось желание все