лей на низкой орбите на  высоте  менее  двухсот
миль над ее поверхностью.
   - Я бы хотел спуститься вниз даже без наших тел и убедиться,  что  все  в
порядке, - сказал Порнярск.
   - Да, - сказал я, потом одернул себя. - .. Нет.
   - Нет?
   - Что-то не дает мне покоя, - сказал я. - Не  нравится  мне  это.  Зануда
говорила о том, что примерно через девять месяцев в этом  секторе  ожидается
нарастание сил времени в сторону центра Галактики.
   - Если ты вызовешь в памяти ту же информацию,  что  заложена  в  меня,  -
спокойно сказал Порнярск, - то поймешь, что район  пространства,  о  котором
она говорила, довольно обширен. Резонно предположить, что шансы за  то,  что
наша собственная система будет им затронута, довольно незначительны...
   - И все равно мне  это  не  нравится,  -  повторил  я.  -  У  меня  такое
чувство... Я замолчал.
   - Какое? - спросил Порнярск.
   - Неприятное предчувствие, - сказал я. - Вот почему я ничего не сказал об
этом Зануде - слишком уж расплывчатая идея. Но прежде чем  я  отправлюсь  на
Землю,  обязательно  надо  взглянуть  на  силы  ближайшего  района.   А   ты
отправляйся. Это не займет у меня больше нескольких часов, которые  нам  все
равно предстоит как-то убить до тех пор, пока Обсидиан не доставит сюда наши
тела, и никто до тех пор все равно не узнает, что мы здесь. А  ты  давай.  Я
тебя догоню.
   - Ну как хочешь, - сказал Порнярск. - Я точно тебе не нужен?
   - Нет причин и тебе оставаться со мной. Отправляйся  вниз.  Проверь,  как
они там.
   - Ладно. Если ты так хочешь, - сказал Порнярск. Я не  мог  почувствовать,
что он исчез, но в данном случае я просто не стал себя ни в чем  убеждать  -
пока я разговаривал с ним, тревожное ощущение в подсознании все усиливалось.
Я развернулся прочь от Земли и Солнечной системы,  чтобы  взглянуть  на  юг,
восток, запад и север плоскости Галактики в тот момент, когда  там  появятся
силы шторма времени.

Глава 37

   Я хотел изучить не  только  сами  силы.  Они  действительно  должны  были
значительно измениться с тех пор, как я в последний раз  рассматривал  их  в
танке лаборатории Порнярска, но этот танк все равно давал мне  конфигурации,
на основании которых я мог мысленно экстраполироваться до настоящего времени
с большой долей определенности в  том,  что  получу  конфигурацию  нынешнего
положения вещей. Но сейчас меня, заботило то,  как  будут  эти  конфигурации
выглядеть в свете моего нового  знания,  и  не  только  о  двигателе  вокруг
С-Дорадуса и находившейся там линзе, но и об обратной  тяге.  Обратная  тяга
беспокоила меня даже потому,  что,  как  выяснилось,  при  встрече  обладала
свойством беспокоить меня как физически, так и умственно.
   Ситуация в районе, когда я его изучил, оказалась такой, что секторы  были
установлены внутри силовых линий, которые  были  стабилизированы  вселенским
сообществом, с тем чтобы члены этого сообщества могли  использовать  их  для
физических  путешествий  среди  звезд.  Теперь  я  мог  безо  всякого  труда
проследить первые  двадцать  девять  сдвигов  времени,  которые  апартаменты
Обсидиана использовали, чтобы доставить нас к месту тестирования  Занудой  и
остальными. Я мог бы продолжать отслеживать их до самого  места  назначения,
но сейчас я был озабочен лишь  ситуацией  в  районе,  куда  определила  меня
Зануда.
   Между силовыми линиями стабильность отсутствовала - за исключением нашего
собственного района вокруг Земли,  где  мы  установили  ее  сами.  В  порыве
внезапного любопытства я проверил земной  баланс  сил  с  помощью  знаний  о
шторме времени и удовлетворился тем, что нынешний баланс  был  не  моих  рук
делом. Мой первоначальный баланс, очевидно, продержался гораздо дольше,  чем
я рассчитывал, - на самом деле несколько сотен лет. Но с  того  времени  его
периодически  восстанавливали  какие-то  внешние  силы.  Меня   на   секунду
озадачило, что Порнярск пропустил это свидетельство  внешнего  контроля  над
штормом времени. Потом я вспомнил, что поиск проводился компьютерным разумом
танка и, несомненно, Порнярск, как и я сам, не удосужился проинструктировать
его учитывать длительное состояние  бездействия  в  том,  что  уже  было,  в
качестве аномалии, районом без шторма.
   В  пределах  фиксированных  границ   стабилизированных   силовых   линий,
установленных для передвижения в пространстве,  шторм  времени  находился  в
своем  нормальном  состоянии   развития   и   распространения   темпоральной
дезинтеграции до тех пор, пока примерно три тысячи лет назад,  когда  начали
появляться свидетельства периодических  растрескиваний  районов,  угрожающих
распространить  обширные  возмущения  на   общегалактическом   уровне.   Эти
растрескивания,  очевидно,  были   столь   незначительны,   что   оставались
практически незаметны до тех пор, пока кумулятивный  эффект  большого  числа
подобных событий не начал проявляться в виде аномалии  на  общем  уровне,  и
танк обратил на них внимание.
   Я изучал стабилизированные силовые линии, и я изучал более ранние,  более
мелкие свидетельства растрескивания возмущений. Наконец я решил, что сильнее
всего  меня   грызет   то,   что   корректировки,   которые   были   слишком
незначительными, чтобы иметь хоть какое-то значение, взятые  по  отдельности
могли накапливаться и иметь гораздо более серьезный кумулятивный  эффект  на
стрессовую ситуацию галактического района в целом.
   Более того, это могло передаться по потоку энергии на линзу и вызвать тот
самый разрыв и увеличение, которое всегда представляло для нее опасность.
   Все это было очень неопределенно. Это была цепная реакция возможностей  -
но  вид  ее  мне  не  нравился.  Я  мысленно  метался  взад  и  вперед   над
конфигурацией напряжений силовых линий в моем секторе, пытаясь  найти  всему
виденному какое-то другое истолкование, но получал  всегда  один  и  тот  же
ответ.
   Я охотился, скорее всего, за элементами  конфигураций,  которые  направят
меня к развитию одной конкретной конфигурации, примерно на год отстоящей  от
нынешнего момента. Это было трудным и полным разочарований делом,  поскольку
у меня до сих  пор  не  было  ни  малейшего  представления,  какую  конечную
конфигурацию я ищу. Все, чем я располагал,  -  подсознательной  реакцией  на
нечто, что мне не нравилось; так человек, постоянно  живущий  на  природе  в
лесу или на море, выйдет утром на крыльцо,  втянет  в  себя  воздух,  ощутит
ветер, посмотрит на небо и скажет: "Не нравится мне эта погода".  День  даже
может быть  ясным,  солнечным  и  теплым,  без  каких-либо  явных  признаков
грядущих изменений, и все же какой-то спрятанный  глубоко  в  мозгу  датчик,
запрограммированный долгим сознательно  не  запомнившимся  опытом,  посылает
сигнал тревоги.
   Я подумал, не вызвать ли мне Зануду, и тут же заметил препятствие на этом
пути. Зануда предупредила меня, что  единственный  способ  доказать,  что  я
способен работать со штормом времени, это  именно  работать  с  ним.  А  мое
вглядывание в тени, если я действительно занимался сейчас именно этим  и  на
самом деле беспокоиться мне было не о чем, может показаться ей как  раз  тем
признаком, о котором она говорила, - что я не могу работать со штормом.
   Возможно, она даже окажется права. Она не давала мне повода  думать,  что
здесь нарастала  какая-нибудь  опасная  ситуация.  Напротив,  она  намеренно
уверила меня в том, что это не так.
   Возможно, думал я, для меня будет лучше всего выкинуть все это из  головы
и последовать за  Порнярском  на  поверхность  Земли.  Я  почти  не  обращал
внимания на время, но теперь понял, что уже прошло как  раз  столько  часов,
сколько, по словам Зануды, требовалось Обсидиану, чтобы прибыть на  Землю  и
доставить наши с Порнярском  тела.  Теперь  я  должен  отправляться  на  его
станцию, вернуться в свое тело и возвращаться к своим.
   Я развернулся и  ринулся  вниз.  Мысленно  это  был  всего  один  шаг  до
штаб-квартиры Обсидиана в лесу к востоку от нашей  общины.  Когда  я  прибыл
туда, Обсидиана не было, как и тела Порнярска, что означало  -  аватара  уже
дома. Но мое собственное тело дожидалось меня, и я уселся  в  него  на  краю
подушки, на которой лежал, снова ощущая странность ощущения  веса  и  массы,
вызванных земным притяжением.
   Как  только  я  сел,  освещение  в   комнате   стало   ярче.   Автоматика
отреагировала на мое  ускорившееся  сердцебиение,  температуру  и  полдюжины
других сигналов, считанных аппаратурой с моего снова активированного тела. Я
встал и подошел  к  одному  из  двух  пультов,  которые  по-прежнему  стояли
примерно на тех же местах, что и во время нашего отлета.
   Сейчас я знал, как ими пользоваться. Я дотронулся до кнопок на  одном  из
них и попал из комнаты в жилище Обсидиана на то место на посадочной площадке
возле летнего дворца, где всегда появлялся Обсидиан.
   Темнота, окружившая меня, явилась легким  потрясением.  Придя  в  себя  в
жилище Обсидиана, я совершенно не осознавал, что могу вернуться домой  в  те
часы, когда территория моей планеты, на которой мы жили, повернута к  солнцу
обратной стороной. Появившись там,  я  с  секунду  чувствовал  себя  немного
странно, как будто вернулся домой не в своем  телека  по-прежнему  оставался
лишь точкой зрения,  витающей,  как  я  и  витал,  в  пространстве  -  всего
несколько мгновений назад разглядывая всю Галактику и  все  звезды,  которые
теперь сияли над моей головой.
   Окна летнего дворца, задернутые занавесками,  освещались  теплым  светом.
Внутри все праздновали возвращение Порнярска и в любой момент ожидали  моего
появления. Я повернулся и бросил взгляд на склон и на  городок  внизу,  и  в
ярком свете молодой луны увидел, что окна в домах  светятся  в  ночи  теплым
светом. Я собирался немедленно повернуться к двери и  войти  во  дворец,  но
невольно застыл на месте.
   Легкий прохладный послезакатный ветерок обернулся вокруг меня. Я слышал и
то, как он тихонько шелестит вдалеке  среди  растущих  на  склоне  деревьев.
Птичьих криков слышно не было - прохлада и тишина удерживали меня от света и
от разговора, который непременно состоится внутри. Из лавины печатных  слов,
которые я прочитал во время периода своего  безумия,  на  память  мне  вдруг
пришло еще кое-что. На сей раз  не  цитата,  а  рассказ  -  франко-канадская
легенда о "La Chasse Galerie". Это был миф о духах древних  путешественников
- которые умерли далеко от дома, во  время  своих  торговых  путешествий  за
мехами, - возвращающихся на большом призрачном каноэ в канун Нового года для
краткого визита к своим живым семьям и к женщинам, которых они любили.
   Одиночество и темнота странным образом удерживали  меня  от  того,  чтобы
войти внутрь, и я чувствовал себя, как один из  тех  вернувшихся  призраков.
Внутри, за освещенными окнами, сейчас находились  живые,  но  независимо  от
того, как сильно я хотел присоединиться к ним, это было бы  бесполезно.  Как
призраки путешественников, я больше не был  одним  из  них  -  из  тех,  кто
внутри. Я стал кем-то другим, частью совершенно иного места и  времени.  Мне
вдруг показалось, что легкий прохладный  ветерок,  который  я  чувствовал  и
слышал, больше не обвивался вокруг меня, а дул прямо сквозь мои  кости,  как
он проносился сквозь ветви деревьев на склоне, и я  подумал,  что  всю  свою
жизнь я провел снаружи, глядя на освещенные окна и думая о том,  как  хорошо
было бы оказаться внутри.
   В свое время я мог бы попытаться попасть туда. Видит Бог, я пытался -  со
своей матерью, со Свонни.., но теперь было слишком поздно, и никто в этом не
был виноват. В определенном смысле, даже моей вины тут не было.  Потому  что
на своем пути я делал у каждой развилки дороги лучший, с моей точки  зрения,
выбор, и вот теперь дорога привела меня сюда. И даже если  я  обречен  вечно
оставаться снаружи, путь сюда привел меня ко многим хорошим вещам, начиная с
Эллен и полоумного кота и до этого самого момента,  который  по-своему  тоже
был очень хорошим. Потому что  если  я  стоял  здесь  в  темноте,  глядя  на
освещенные занавески окон и зная, что я не могу оказаться там за  ними,  мне
было менее одиноко, поскольку я знал - кто там  внутри,  их  жизни,  которые
теперь были частью меня, теперь станут теплыми и яркими.
   При этих мыслях я почувствовал, что в конце концов какая-то частица тепла
выходит изнутри и вливается в меня.  Я  вспомнил,  что  давно  понял,  -  не
существует настоящей отчужденности. Я  был  всем,  и  все  было  мной..,  и,
вспомнив это, я снова попытался соприкоснуться со  вселенной.  Я  постарался
стать частью окружающего меня ветерка, землей, на которой стоял, и деревьями
вокруг, частью всех домов в городке с их светящимися окнами и  жизнью  людей
внутри. Я ощутил за своей спиной летний дворец и  потянулся  к  нему,  чтобы
коснуться каждого, кто был внутри.  Света  не  было,  но  все  кругом  снова
окрасилось в золотистые тона. Я увидел их всех за стенами позади моей спины,
увидел погруженного в вечный сон Санди, Дока, Билла, Порнярска  и  Эллен.  Я
увидел Эллен и коснулся ее, и она была  ключом  ко  всему  остальному  между
стенами бесконечности и всеми бесконечностями за пределами этих стен. Передо
мной вдруг предстала картина и этой вселенной, и всех остальных. Я  проникал
все дальше и дальше...
   - Марк!
   Я повернулся, собираясь исчезнуть,  вернуться  в  жилище  Обсидиана,  но,
поворачиваясь, знал, что опоздал. Повернувшись лицом  к  летнему  дворцу,  я
увидел в сумраке более темную тень. Это была Эллен.
   - Эллен, - спросил я, - как ты узнала, что я здесь? Она подошла ко мне.
   - Я знаю, где ты, - сказала она, останавливаясь передо мной. Я едва видел
ее лицо. - Я всегда знаю, где ты. Порнярск вернулся, и, поскольку  тебя  все
не было, значит, ты был здесь.
   - Возвращайся к остальным, - сказал  я,  чувствуя,  как  сдавленный  хрип
наполняет мой голос. - Возвращайся. Я сейчас приду.
   - Нет, не придешь, - возразила она. - Ты собирался исчезнуть, а не войти.
Я промолчал.
   - Почему, Марк?
   Я по-прежнему не мог ответить. Потому что я вдруг понял - почему. То, что
не давало мне покоя все то время, что я изучал силовые линии, теперь,  когда
я впал  в  состояние  абсолютного  видения  своего  единения  со  вселенной,
неожиданно превратилось из возможности в  определенность,  из  подозрения  в
уверенность.
   Я отворачивался потому, что знал, что не вернусь.
   - Почему?
   Тут я понял, что она спрашивает меня совсем не о том, почему я ухожу. Она
и так уже это знала, потому что я не собирался возвращаться. Она  спрашивала
меня, почему я собираюсь уходить туда, откуда никогда не вернусь.
   - Я должен, - сказал я.
   Она обвила меня руками. Она была очень сильной, но мы оба знали,  что  ей
меня не удержать. Целая чертова вселенная тянула меня в другом  направлении.
У нее всегда останется Док, мрачно подумал я, глядя на нее.  Я  знал,  какие
чувства он испытывает к ней. Но теперь я был мудрее, чем раньше, и  понимал,
что говорить об этом не стоит.
   - Я люблю тебя, Эллен, - признался я.
   - Знаю, - сказала она, все еще обнимая меня. -  Знаю.  И  тебе  вовсе  не
нужно уходить.
   - Нужно, - сказал я. - Это все шторм времени.
   - Пусть кто-нибудь другой занимается им.
   - Кроме меня, никого нет.
   - Это потому, что ты сам сделал так, что никого нет.
   - Послушай, Эллен. - Я чувствовал ужасную беспомощность. - Если  я  этого
не сделаю, вселенная взорвется.
   - Когда?
   - Когда? - эхом откликнулся я.
   - Я спросила: когда? Через десять лет? Через десять месяцев? Две  недели?
Два дня? Если даже это случится через два дня, воспользуйся  ими  -  первыми
двумя настоящими днями  в  своей  жизни,  -  оставайся,  и  пусть  она  себе
взрывается.
   - Не могу.
   - Не можешь? - спросила она,  разжала  объятия  и  отступила  на  шаг.  -
Правильно. Ты не можешь.
   - Эллен... - сказал я и шагнул к ней, но она снова отступила  за  пределы
досягаемости.
   - Нет, - сказала она. - Иди. Все в порядке.
   - Ничего не в порядке.
   - Все в порядке, - повторила она. - Иди.
   Я постоял еще с секунду. Но я не мог дотянуться до нее, и у  меня  больше
не было слов, которые бы чем-нибудь помогли. Она и так уже  знала,  что  мне
очень хотелось бы остаться. Но знала она и то, что я не останусь. Что я  еще
мог ей сказать?
   Я исчез. Это было все равно что разорвать себя пополам и оставить большую
часть позади.
   Я снова оказался в жилище Обсидиана и подошел к пульту, чтобы связаться с
Занудой.  Пришлось  немного  подождать,  потом  прямо  из  воздуха  в  мягко
освещенной комнате со всеми ее подушками  и  окружающим  меня  ночным  лесом
раздался голос Зануды:
   - Простите меня, но я сейчас работаю, и меня нельзя беспокоить.  Оставьте
сообщение, если хотите, чтобы я с вами связалась попозже.
   Это было что-то вроде автоответчика.
   - Это Марк. Свяжитесь со мной, как только получите сообщение.  Это  очень
важно.
   Я уселся на ту же подушку, с которой чуть раньше поднялся,  вернувшись  в
тело, и снова послал свой разум в пространство.
   Силы шторма времени по-прежнему были там, поджидая меня. Теперь, когда  я
вернулся к ним с дополнительным пониманием, пришедшим в результате  контакта
со вселенной там,  возле  летнего  дворца,  то,  что  я  раньше  мог  только
подозревать, оказалось  теперь  не  только  определенным,  но  и  совершенно
очевидным. Удастся ли  мне  убедить  Зануду  и  остальных  инженеров  в  его
очевидности?  Это  было  далеко  не  столь  определенным.  Моя  убежденность
основывалась  на  моем  собственном  способе  интерпретации   сил,   который
отличался от их способа.
   Шторм времени слишком вошел в их кровь  и  плоть,  чтобы  они  могли  так
любить и ненавидеть его,  как  я.  Потому  что  я  одновременно  и  любил  и
ненавидел его. Я ненавидел его за то, что он сотворил, за  миллионы  жизней,
которые он уничтожил. Хотя, вполне вероятно, они все все еще существовали  в
какой-нибудь крошечной тупиковой вселенной - моя  жена,  Свонни,  все,  кого
знала Эллен, муж Мэри, семья  Сэмуэлсона  и  бесчисленное  множество  других
стертых не только на Земле, но и по  всей  вселенной.  Но  при  том,  что  я
ненавидел его, я и любил его, поскольку он был моим противником, он был моим
врагом, который закалялся в борьбе.
   Именно благодаря этой любви и ненависти я теперь мог видеть тенденцию его
развития, но боялся, что Зануда и другие темпоральные инженеры, рассматривая
его лишь как проблему чисто технологическую,  увидеть  не  смогут.  Я  снова
отследил вызывающие у меня подозрение линии, уходящие через целую  сеть  сил
далеко  за  пределы  моего  сектора,  за  пределы  Галактики,   за   пределы
воздействия линзы, которую я видел до тех пор, пока не сравнил со штормом по
всей видимой вселенной. То, чего я боялся, было там. Я мог  проследить  свои
подозрения, к своему вящему удовлетворению, я мог видеть последствия,  но  я
не мог предоставить инженерам никаких убедительных доказательств.
   Я все еще искал хоть чего-нибудь, что могло бы послужить  доказательством
моей правоты, когда со мной связалась Зануда.
   - Марк? - голос раздался у меня в мозгу. - Вы хотели поговорить со мной о
чем-то важном?
   - Шторм времени намеревается выйти из-под контроля,  -  сказал  я.  -  Он
выйдет из-под контроля прямо здесь, в нашей Галактике  и,  возможно,  еще  в
нескольких Галактиках нашей вселенной одновременно. Такая  конфигурация  уже
создается из  конфигураций  последней  тысячи  лет.  У  вас  уже  есть  тому
доказательства. Вы сказали мне, что через девять месяцев или около  того  по
местному времени здесь ожидается рост активности. Но  это  не  будет  просто
ростом  активности.  Это  будет   активность   учетверенная,   ушестеренная,
возросшая в сотню или тысячу раз, причем мгновенно.
   - А что заставляет тебя так думать, Марк?
   - Характер развития конфигураций, которые я  вижу.  Последовало  недолгое
молчание.
   - Марк, можно описать то, чт