же попытаться пройти сквозь  стену.  Так  со
мной бывало всегда, с самого  раннего  детства.  Мой  мозг  зацикливался  на
какой-нибудь проблеме и не оставлял ее до тех пор, пока  не  находил  ответ.
Сейчас я испытывал те же чувства, что и всегда, с тех самых  пор,  как  я  в
первый раз позволил неуемной "аппаратуре" моего мозга впервые запустить зубы
в проблему. Я отлично помню ужасное чувство, которое испытал во время первых
мгновений сдвига времени, когда мне показалось, что у меня снова инфаркт.  Я
помню пронзившее меня чувство несчастья,  беспомощности,  жалкости,  которое
испытал после того, как пришел в себя. Я вспомнил  каждую  мелочь  и  каждый
штрих всего, связанного с этим плохого, и все же.., все же.., все же  -  чем
дольше я стоял, тем сильнее было желание пройти сквозь эту стену и  выяснить
то, чего я еще не знаю. Желание напоминало то ли чуть сладковатый, в  первый
момент, привкус горького соуса на губах, то ли голод, огнем пожиравший  меня
изнутри.
   Наконец я обернулся и посмотрел на девочку и Санди. Если я пройду  сквозь
стену и не вернусь, что станется с  ними?  Я  попытался  убедить  себя,  что
ничего им не должен, но тут же внутренний голос обозвал меня лжецом. В то же
время мысль о какой-либо ответственности, которую я могу нести по  отношению
к одному из них, оказывала на мой голод тот же эффект, какой оказывает чашка
воды, выплеснутая на стену пылающего здания. Настоящего  выбора  у  меня  не
было. Я обязательно должен пройти сквозь эту стену, пусть даже мне и им ради
этого придется умереть. Я повернулся спиной к леопарду  и  девочке,  которые
по-прежнему сидели в машине.
   - Оставайтесь на месте! - сказал я. - Понятно?  Сидите  в  машине.  И  не
вздумайте хоть шаг ступить следом за мной. Сидите там, где сидите!
   Они оба молча смотрели на меня. Наконец рука девушки чуть шевельнулась  -
и все. Я развернулся и пошел прочь от них к туманной стене.  Я  шел  до  тех
пор, пока не пришлось прищуриться, чтобы летящая из стены пыль не запорошила
глаза. Перед тем как войти в туманный  слой  стены,  я  оглянулся  еще  раз.
Девушка по-прежнему сидела рядом с Санди, и оба наблюдали за мной. Ни он, ни
она даже не шевельнулись.
   Я снова повернулся лицом к стене, закрыл глаза, в которые летела пыль,  и
на ощупь двинулся вперед.
   Но главным препятствием оказалась не пыль. Самым  трудным  оказалось  то,
что на меня обрушился настоящий эмоциональный торнадо. Это было плохо. Очень
плохо. Но совсем не так плохо, как было в тот  первый  раз  у  моей  хижины.
Может быть, потому, что  мой  первый  переход  наградил  меня  чем-то  вроде
иммунитета, как  будто  я  получил  прививку  против  воздействия,  которому
подвергся.  А  может,  на  сей  раз  мне  было  легче  потому,  что  я  имел
представление, чего ожидать, и подготовился к этому. В целом  ощущение  было
такое, будто из меня вырвали душу. Я чувствовал себя обнаженным.  Больным  и
напуганным. Но это был совсем не тот страх, которого я боялся, если подобное
выражение имеет для вас хоть какой-нибудь смысл. И я  на  собственных  ногах
вышел с другой стороны стены.
   Меня тут же  буквально  оглушил  раздавшийся  где-то  неподалеку  громкий
собачий лай. Я открыл глаза и увидел больше дюжины псов, все -  на  коротких
поводках, все - яростно лают и рвутся с привязи, чтобы наброситься на  меня.
Их поводки были привязаны к толстым кольям, вбитым в  землю  перед  обрубком
дома, расположенного футах в пятидесяти от того места, где я вышел из стены,
дома, стоящего на ломтике лужайки, занимающей внутренний угол,  образованный
двумя туманными стенами. За домом виднелся лес, а сам дом представлял  собой
двухэтажное дощатое строение, выглядевшее более уместным на  ферме  Среднего
Запада. Пока я разглядывал его, открылась дверь, и на пороге дома  появилась
женщина со вскинутым и направленным на меня ружьем.
   - Бросьте оружие! - У нее оказалось низкое  чистое  сопрано,  мягкое,  но
уверенное..
   - Минуточку, - взмолился я. - Может, сначала все обсудим?
   Бросать ружье у меня не было ни  малейшего  желания.  Она  стояла  позади
собак на открытом месте, и ей не на  что  было  опереть  ружье  для  точного
выстрела. Однако ружье у нее было и, главное, нацеленное на  меня.  Если  бы
мне пришлось застрелить ее, чтобы остаться в живых самому, я бы это  сделал.
Она же на таком расстоянии  -  если  только  она  не  являлась  прирожденным
снайпером - вряд ли смогла бы удержать ружье  достаточно  неподвижно,  чтобы
попасть в меня. С того места, где я стоял при свете  солнца,  я  видел,  как
чуть подрагивает ствол ее ружья.
   Гораздо больше меня тревожили ее собаки, и я вовсе не  собирался  бросать
единственное оружие, которое смогло бы меня от них защитить. На самом деле -
ситуация наконец оформилась у меня в сознании,  и  я  пришел  к  неизбежному
заключению, - если она спустит на меня своих псов, я  сначала  застрелю  ее.
Собаки были всех размеров, но даже  самая  мелкая  весила  никак  не  меньше
сорока фунтов - вес вполне достойный, чтобы справиться с  человеком.  Я  мог
перестрелять три четверти псов, но все равно остальные легко завалят меня  и
прикончат. Кроме того, если она  все  же  спустит  их,  то  вряд  ли  сможет
оттащить, чтобы спасти мне жизнь.
   - Послушайте! - крикнул я ей. - Я попал сюда совершенно случайно...
   - Я  сказала  -  бросьте  оружие!  -  крикнула  она  в  ответ.  Ее  ружье
громыхнуло, и пуля, просвистев мимо моего уха,  исчезла  где-то  в  туманной
стене за моей спиной.
   - Прекратите! - сказал я, поднимая свой "двадцать второй". - Или мне тоже
придется стрелять.
   Она заколебалась - а может, это и не было  колебанием,  -  но  больше  не
стреляла. Возможно, первый ее выстрел  все  же  был  скорее  случайным,  чем
намеренным. Я продолжал:
   - Послушайте, - выкрикнул я, стараясь перекричать собачий лай. - Я  вовсе
не собирался вас беспокоить. Наткнулся на ваш дом совершенно случайно и буду
только рад продолжить путь.  Да  в  общем-то  и  зачем  мне  доставлять  вам
беспокойство? Вы вооружены, и у вас есть  ваши  псы,  а  я  один-одинешенек.
Послушайте, почему бы нам обоим не опустить ружья и не потолковать...
   Ее взгляд, устремленный на меня, вдруг переместился  куда-то  в  сторону.
Ружье качнулось туда же.
   - Один? - крикнула она в ответ. - И это вы называете - один?
   Я обернулся. И, конечно, вопрос ее был задан абсолютно по существу.  Если
я и мог быть в чем-то абсолютно уверен, когда дело касалось Санди и девочки,
так это в том, что они сделают именно то, чего я им велел  не  делать  ни  в
коем случае. Каким-то образом они набрались смелости, самостоятельно  прошли
сквозь туманную стену и теперь стояли прямо за моей спиной.
   Конечно, это коренным образом изменило всю ситуацию. Теперь у  женщины  с
ружьем стало в три раза больше целей. В меня она может и не попасть, зато ее
шансы угодить хоть в кого-нибудь из нашей группы утроились.  Я  почувствовал
что-то очень близкое к панике. А ведь ко всему прочему нужно добавить еще  и
тот факт, что, увидев Санди и учуяв его запах, собаки начали просто  сходить
с ума, а спина Санди начала медленно выгибаться как тетива лука. Он  на  дух
не выносил собак.
   Но, несмотря на это, он вовсе не собирался отходить от меня  и  бросаться
на них в одиночку. Он плотно прижался к моей  ноге  и,  неотрывно  следя  за
собаками, издавал негромкое горловое ворчание.  Картина  была  восхитительно
трогательной, но в  то  же  время  было  совершенно  невыносимо  знать,  что
полоумный котяра останется со мной, даже если я погоню его прочь дубиной.
   Я снова перевел взгляд на женщину, как нельзя более  вовремя.  Видимо,  у
нее устали руки держать ружье навскидку и она как раз двинулась  к  собакам,
чтобы отвязать ближайших. Времени обсуждать этические проблемы ситуации  уже
не оставалось. Я выстрелил, и пуля угодила в землю между ней и ее зверюгами.
Она замерла.
   - Не пытайтесь спустить их! - крикнул я.  -  Я  не  желаю  причинять  вам
вреда, но и не собираюсь позволить  вашей  своре  растерзать  нас.  Отойдите
назад и положите ружье.
   Она попятилась, но ружья не бросила. Я еще  раз  выстрелил  из  "двадцать
второго" - теперь в дверной косяк  за  ее  спиной.  Она  замерла  на  месте,
засомневалась и позволила ружью выскользнуть из руки и упасть на землю к  ее
ногам.
   - Порядок! - сказал я. - Послушайте, я не собираюсь причинять  вам  вред.
Но я должен быть уверен в том, что  и  вы  нам  не  навредите.  Стойте,  где
стоите, и не двигайтесь.
   Она стояла неподвижно. Я обернулся к девушке.
   - Стоять, Санди! - приказал я. - Стойте, где стоите, вы оба. На сей раз я
не шучу!
   Я двинулся вперед, держа "двадцать второй" наизготовку. Собаки до предела
натягивали поводки, стараясь добраться до меня, поэтому я видел,  где  лучше
проходить, чтобы ни одна не смогла ухватить меня зубами. Наконец я подошел к
женщине, нагнулся и поднял с  земли  ее  ружье.  Это  был  "30.06",  отлично
вычищенное охотничье ружье. С  ним  в  руках  я  почувствовал  себя  гораздо
увереннее.
   Я знал, что должен сделать обязательно, - перестрелять  собак,  пока  все
они на привязи и безопасны. Но уже поднимая ружье, я  понял,  что  не  смогу
этого сделать. И не потому, что без них  эта  женщина  останется  совершенно
беззащитной, особенно теперь, когда я заберу ее ружье и уйду. Просто  я  все
еще оставался слишком цивилизованным человеком. Я не мог перестать думать  о
них, как о домашних животных, а не как о четвероногих убийцах, в которых она
их превратила. Я снова повернулся к женщине.
   - Послушайте, - сказал я. - Я собираюсь перебить ваших  собак,  поскольку
хочу быть уверенным в том, что они не причинят  нам  вреда.  И  перестреляю,
если вы не убедите меня в том, что они на нас не нападут.
   Она тяжело вздохнула и одновременно вздрогнула. Создавалось  впечатление,
что внезапно ее полностью покинули силы.
   -  Я  могу  это  сделать,  -  сказала  она  потускневшим  голосом.  Потом
отвернулась от меня и посмотрела на собак. - Тихо! Лежать - все вы!  Лежать!
Тихо!
   К моему  удивлению,  они  все  повиновались.  Лай  и  рычание  постепенно
сменились тишиной. Псы, облизываясь, уставились на хозяйку и один за  другим
начали ложиться на землю, молча глядя на нас.
   - Неплохо, - заметил я.
   - Я содержала школу дрессировки, - отозвалась  она  все  тем  же  тусклым
голосом. - Больше вам беспокоиться не о чем. Можете продолжать путь.
   - Простите, но я ничего не знаю насчет того, что у  вас  припасено  дома,
э.., в смысле оружия или собак. Давайте зайдем и посмотрим. Идите первая.
   Она застыла.
   - Нет!
   - Да успокойтесь вы, черт побери! - разозлился я. -  Мне  просто  хочется
осмотреть дом.
   Она по-прежнему стояла как изваяние.
   - Минуточку, - сказала она. Повернув голову, она крикнула через  открытую
дверь в темное пространство прихожей:
   - Уэнди, выходи! Моя дочь, - резко сообщила она.
   Через  секунду  в  дверях  показалась  светловолосая   девочка   младшего
школьного возраста. Она вышла и прижалась к женщине, а та обхватила  ребенка
рукой.
   - Все в порядке, - сказала женщина. - Мы сейчас просто покажем этому дяде
наш дом.
   Сказав это, она повернулась и, по-прежнему обнимая девочку рукой,  повела
меня за собой. Я двинулся следом за ней, неся  оба  ружья.  Внутри  смотреть
было не на что. Линия сдвига  времени  разрезала  дом  практически  пополам.
Остались лишь часть гостиной,  вся  кухня  и  ванная  комната  плюс  полторы
спальни. Яркие солнечные лучи, проникавшие в дом сквозь незанавешенные  окна
оставшихся комнат, сразу выдавали те спартанские  условия,  в  которых  жили
здесь эти двое. Я тщательно осмотрел все помещения, но других ружей  в  доме
не оказалось,  а  единственным  возможным  оружием  могли  бы  стать  только
несколько кухонных ножей.
   За все то время, что я осматривал дом, женщина не  произнесла  ни  слова.
Она стояла в гостиной у окна и время от времени выглядывала наружу. Я решил,
что она проверяет, по-прежнему ли спокойны собаки, поскольку на  улице  было
тихо. Но я ошибался.
   - Там ваша жена? - наконец спросила она.
   - Жена? - переспросил я.
   На какое-то мгновение вопрос показался мне  совершенно  бессмысленным.  Я
выглянул в окно, чтобы понять, куда она смотрит, но увидел  только  Санди  и
девочку. И только тут я наконец понял.
   - Конечно же нет! - ответил я. - Она еще совсем ребенок. Я нашел ее сразу
после того, как по ней прошлась линия сдвига времени и  крайне  отрицательно
воздействовала на нее. В принципе, она и сейчас еще не в себе. Я...
   Я осекся, поймав себя на том, что  хочу  рассказать  ей,  как  до  самого
последнего времени был твердо убежден в том,  что  Свонни  удалось  избежать
изменений  времени,  и  еще  много  другого,  сугубо  личного.  Но  все  это
совершенно ее не касалось. Да и судьба девочки, кстати, тоже ее не касалась.
Суть  заключалась  в  том,  что  я  давным-давно  скатился  к  игнорированию
каких-либо половых отличий девочки, если,  конечно,  я  вообще  когда-нибудь
обращал на это внимание. Голова моя была все  это  время  занята  множеством
моих  собственных  личных  проблем.  Вряд  ли  стоило  объяснять   все   это
незнакомке, если я не хотел еще больше запутать проблему, вместо того  чтобы
прояснить ее. Я был даже слегка удивлен силой своего внезапного порыва взять
да и выложить свою историю буквально первому встречному. Но потом  я  понял:
она была первой разумной взрослой женщиной, которую я  встретил  со  времени
начала шторма времени. Тем  не  менее  мои  личные  дела  ее  совершенно  не
касались.
   Я еще раз окинул взглядом гостиную, собираясь уходить. Как будто прочитав
мои мысли, женщина поспешно заговорила:
   - Почему вы не пригласите ее зайти?
   - Пригласить ее? - переспросил я. - Но если войдет она, то леопард зайдет
следом за ней.
   Услышав это, она слегка побледнела и еще крепче прижала к  себе  ребенка.
Но затем откинула голову и спросила:
   - А он опасен? Этот ваш леопард?
   - Нет, если вы с дочерью будете держаться от него подальше, - сказал я. -
Но для того чтобы войти в дом, ему придется пройти мимо ваших  псов,  а  вот
это действо просто трудно себе представить.
   - А мне не трудно, - спокойно сказала она. -  Они  будут  слушаться  моей
команды.
   Они с дочерью подошли к открытой двери и вышли на улицу. Я последовал  за
ними.
   - Заходите! - крикнула она  девочке  и  Санди.  Конечно  же,  девочка  не
шевельнулась и ничего не ответила, а уж Санди тем более.
   - Все в порядке, - сказал я девочке. - Можете входить. - Я  повернулся  к
женщине. - А вам лучше последить за собаками.
   Девочка уже двинулась к дому,  но  Санди  все  еще  оставался  на  месте.
Заметив, что он не идет за ней, она повернулась к нему. Пришлось мне идти за
ними обоими.
   - Пошли, - сказал я. Взяв Санди  за  шкирку,  я  повел  его  к  дому.  Он
подчинился - немного неохотно, но все же подчинился.  Собаки,  оказывавшиеся
ближе всего к нему, при нашем приближении старались отползти назад,  те  же,
что  лежали  подальше,  скулили  и  старались  подползти  как  можно  ближе,
натягивая поводки, скаля зубы и тяжело дыша.
   - Лежать! - скомандовала женщина с крыльца, и, услышав ее голос, я понял,
что, будь я собакой, то незамедлительно сделал бы так, как она  приказывает.
В мягком сопрано теперь слышались острые как нож нотки. Этот голос  колол  и
резал. Он был отчетливо слышен, хотя она вроде бы говорила совсем негромко:
   - Ну-ка, все вы - лежать! Тихо!
   Собаки следили за девочкой и Санди - я буквально ощущал их частое влажное
дыхание, - но с земли не вставали и лежали молча.
   Мы все вошли в дом,  и  женщина  закрыла  за  нами  дверь.  Стоило  двери
закрыться, как одна из оставшихся на улице собак негромко тявкнула.  Женщина
снова открыла дверь и выглянула наружу. Теперь  все  было  тихо.  Она  снова
закрыла дверь, и на сей раз тишину больше ничто не нарушало.
   - Привет, - сказала она девочке. - Меня зовут Мэри  Уолкотт,  а  это  моя
дочь Уэнди.
   Девочка - моя девочка - ничего не ответила. На лице ее застыло выражение,
судя по которому она просто не поняла того, что ей сказали,  но  которое  на
самом деле, как мне было прекрасно известно, свидетельствовало лишь  о  том,
что она упрямится.
   - Она не говорит, - объяснил я женщине. - То есть, она умеет говорить, но
просто не любит - думаю, это частично из-за  потрясения.  Но  она  слышит  и
понимает вас, это точно.
   Девочка при этих моих словах обошла меня и опустилась на колени  рядом  с
Санди, обняв леопарда рукой за шею.
   - Бедняжка, - заметила женщина, глядя на нее. Выражение на  лице  девочки
не изменилось. Женщина снова взглянула на меня. - И какие у вас планы?
   - Двинемся дальше, - сказал я. - Я ведь вам  уже  говорил.  И  учтите:  я
возьму с собой это ваше ружье. А вам оставлю свой "двадцать второй" -  брошу
его ярдах в ста от дома так, что, когда вы доберетесь до него, мы будем  уже
далеко. Оно не такое тяжелое, и вам будет легче с ним управляться. Настоящей
вашей защитой являются собаки, и их я вам оставляю, притом живыми. Но только
попробуйте натравить их на нас, и я перестреляю  всех  тех,  с  которыми  не
успеет разобраться Санди.
   - Да нет, у меня ничего такого и в  мыслях  нет,  -  сказала  женщина.  -
Кстати, куда вы направляетесь?
   - В самый будущий сегмент времени, который смогу найти,  -  сказал  я.  -
Туда, где может найтись человек, понимающий, что случилось с миром.
   - А почему вы так уверены, что такой человек существует?
   - Что ж, - ответил я, - если такого человека и нет, то мы все равно будем
искать либо наилучшее время,  в  котором  можно  осесть,  либо  какой-нибудь
способ жить при сдвигах времени. Раньше я убегал от туманных стен, теперь же
собираюсь проходить сквозь те, которые попадутся на пути, -  хочу  выяснить,
что там, на другой стороне.
   Она выглянула в окно на две туманные стены, нависающие над ее собаками  и
домом.
   - А что там по другую сторону? - спросила она.
   - Вам бы это не понравилось, - ответил я. - А что там дальше? - Я  указал
на подступавший к дому лес.
   - Не знаю, - сказала  она.  -  Раньше  там  был  городок  с  пятьюдесятью
тысячами жителей - Грегори, штат Иллинойс - милях в десяти дальше по дороге.
Но теперь даже и дороги больше нет. Так что не знаю.
   Я внимательно взглянул на нее.
   - Выходит, вы не трогались с места с тех самых пор, как  начались  штормы
времени?
   - Точно. - Она помрачнела. - Мы с Уэнди сидели здесь  и  молились  с  тех
самых пор, как произошел первый сдвиг времени. Сначала  мы  молились,  чтобы
Тим - это мой муж - поскорее вернулся. Но потом мы стали молиться, чтобы нас
оставили в покое туманные стены.
   - Но ведь две из них прямо у вас под носом, - напомнил я. - Вы не  думали
о том, чтобы уйти подальше от них?
   - Куда? - ответила она вопросом на вопрос и пожала плечами. -  У  меня  в
погребе полугодовой запас продуктов - так уж получилось, поскольку до города
довольно далеко. Если они надвинутся на нас, тогда конец всему  и  сразу.  А
пока мы здесь в большей безопасности, чем где-либо еще.  Я  держала  собачий
питомник, поэтому здесь жили собаки, которые теперь нас охраняют. А еще  был
шанс - или мы просто надеялись, - что мой муж...
   Она снова пожала плечами и замолчала.
   - Хорошо. - Я прихватил оба ружья и повернулся к двери. - Санди, девочка,
нам пора. А вы, миссис Уолкотт, подождите минут пятнадцать, а  потом  можете
выходить. Вы найдете "двадцать второй" прислоненным к  дереву  вон  там,  на
опушке.
   Я открыл  дверь.  За  спиной  у  меня  раздался  голос  женщины,  которая
повелительно скомандовала собакам:
   - Тихо!  Лежать!  -  Затем  тон  ее  голоса  изменился.  -  Мы  могли  бы
отправиться с вами.
   Я развернулся. Сначала я непроизвольно решил, что она шутит,  но  тут  же
понял свою ошибку. И тут я неожиданно увидел и понял множество разных других
вещей.
   Я почему-то сразу р