да и те по очереди кемарили в своих  креслах,  если  над
сопками висело ясное безоблачное небо.
   В десантуру обычно попадали бывшие  солдаты  из  ВДВ,  молодые  парни  из
местных, еще не потерявшие вкус к опасности, своеобразную романтику  прыжка
само тушение пожара как бы отступало на второй план, являлось делом  земным,
крестьянским, где надо пахать часов по двадцать в  сутки  в  прямом  смысле,
отбивая  очаг  возгорания  от  живого  леса  "минеральной"  полосой.   Когда
начальство подбрасывало взрывчатку,  упакованную  в  пластик,  как  сосиски,
отбивали минполосы быстро и со вкусом, а больше прорубали  широкие  просеки,
рыли лопатами или пускали встречный пал.
   Всего-то и удовольствия было - минуты три-четыре, пока летишь над  тайгой
под  пестрым  ярким  куполом,  причем  удовольствия  тщательно  скрываемого,
поскольку щенячий восторг не котировался и мог  стать  причиной  унижений  и
насмешек среди бузотеров и горлопанов. Ловить "кайф" от  прыжка  позволялось
втихушку.
   И все его ловили. При всем каторжном труде, парашютистов считали лодырями
и бездельниками: полетают пожароопасный период  летом  месяца  два,  прыгнут
раза по четыре-пять, а остальное время лежат, водку пьют, дерутся с местными
парнями, в карты рубятся, ножи, топоры, пилы, кайлы и  даже  ломы  метают  в
стены своей конторы - болезненный атавизм, оставшийся после  службы  в  ВДВ:
метать все, что втыкается. И зарплату получают каждый месяц без задержек. На
зиму так вообще расползаются по своим семьям и лежат уже до весны. И стаж  у
них идет, как на фронте, - год за два...
   Они же славы о себе и не собирались развенчивать, спали себе  по-братски,
бок к боку в одной зыбке, висящей под небом, сопели, храпели,  причмокивали,
не мешая тем самым друг другу, ибо от моторного рева  все  равно  ничего  не
слыхать. Сейчас двое из них - старший группы Лобан  и  Азарий,  двухметровый
парень, вес которого едва выдерживал  основной  купол,  -  были  с  перепоя,
поэтому часто вставали воды попить Паша недавно женился, проходил испытания
медовым месяцем и на патрулировании спал беспробудно трезвенник Тимоха этой
ночью перекладывал печь у себя дома, точнее, ломал старую, и к  работе  даже
сажу не успел отмыть на руках, так и дрых молодняк -  Шура  с  Игорем,  еще
армейские тельники не доносившие, приперлись на базу под утро с дискотеки  в
сельском клубе. Успели поплясать, помахаться, снять девочек-десятиклассниц и
нацеловаться так, что и  во  сне  продолжали  обнимать  парашютные  сумки  и
чмокать оловянными губами.
   Начальник базы лесоохраны летнаб Дитятев  тоже  придремывал  в  пилотском
кресле, приоткрыв форточку, но  уже  по  причине  другой,  профессиональной,
оправдывая поговорку "спит, как пожарник". Пока небо было чистым  и  светлым
горизонт, машиной управлял молодой  пилот  Леша  Ситников,  который  еще  не
налетался  после  училища,  не  насмотрелся  на  затаеженные  сопки   сквозь
блистающий круг винта и душа его еще не  накричалась,  сдавленная  восторгом
лечу! Мать ее так, лечу ведь, лечу!
   Дитятев в  тридцать  семь  лет  готовился  на  пенсию  и  потому  штурвал
принимал, только когда на горизонте замечался сизый дымок. А вообще-то он  и
во сне уже видел себя "новым русским", поскольку собирался  открыть  частное
предприятие  по  производству  мебели  из  ценнейшей  карельской  березы   и
мелкослойной сосны. У него уже и станки стояли в сарае базы,  закупленные  в
Финляндии,  и  лесу  заготовлено  полтысячи   кубометров,   который   теперь
выдерживался по дедовской технологии.
   Только бы долетать последний сезон...
   Шел пятый час патрулирования, пилот Леша подустал  смотреть  на  горизонт
сквозь темные очки и не сразу увидел со стороны своего  командирского  борта
некий круглый плоский предмет, будто расстеленный на  лысой  вершине  сопки.
Было до него  километров  семь,  и  потому  отчетливо  просматривались  лишь
контуры и сероватый металлический блеск, будто  от  крыши  из  оцинкованного
железа. Заинтересовавшись, Леша повернул машину  к  сопке.  После  разворота
солнце оказалось за спиной  и  его  лучи  ударили  в  предмет,  причем  свет
отражения был настолько сильным, что пилот схватил "зайчика", как от сварки.
В тот же миг повсюду до самого горизонта заплясали световые пятна и набежала
слеза. Леша толкнул дремлющего летнаба, сказал по переговорному устройству:
   - Гляди, что это там? По моему борту?
   Дитятев открыл глаза, привычным взором обвел пространство.
   - Фигня какая-то... Зеркало, что ли?
   - Ничего себе, зеркало! Полета  метров,  -  засмеялся  пилот.  -  Смотри,
смотри, она еще и распускается!
   - Металлизированный полиэтилен, - определил  летнаб.  -  Классная  штука,
если толстый. Палаток можно нашить!.. А тут на целый ангар хватит!
   - Да ты гляди! - заливался от восхищения Леша.  -  Она  же  распускается,
смотри! На цветок уже похожа!
   - Да это же туристы! - ахнул Дитятев. - Вон, бегают!..  Лешка,  давай  на
боевой!
   А сам подозвал из пассажирского  салона  старшего  группы:  шли  обратным
курсом, поэтому можно было выпустить двух-трех парашютистов,  чтобы  собрали
этот  полиэтилен  и  составили   протокол.   Половина   штрафа   отчислялась
непосредственно  группе,  а  сумма  его  со  всеми  накрутками  была  просто
драконовской. Если там внизу отдыхала богатенькая  дикая  турбанда  -  эвон,
полсопки затянули пленкой! - можно заработать самим, дать немножко Родине  и
наказать нарушителей.
   Старшой Лобан натянул наушники СПУ.
   - Сначала им депешу с разъяснением, - мудро сказал летнаб. - Чтоб потом в
суде, курвы, не вертелись.
   Старшой проспался, глаза опухли от выпитой воды.  Он  обладал  уникальным
здоровьем  и  феноменальными  способностями  тибетских  монахов  сказывалась
восьмилетняя работа в десантуре. Лобан  усилием  воли  понижал  артериальное
давление после пьянки, когда наутро  врач  проводил  осмотр  перед  вылетом,
регулировал частоту пульса и хвастал, что сможет  остановить  сердце,  если,
конечно, захочет. Хвастун и трепло он был великое, наврать мог что угодно, и
все на голубом глазу, но эксперименты со своим организмом и вправду проводил
блестяще. Доктор нюхал жуткий перегар, видел красные похмельные очи старшего
группы и никак не  мог  снять  его  с  борта.  Лобан  уже  начинал  страдать
комплексом пьющего человека и в  трезвом  состоянии  проявлял  беспредельную
инициативу, деловитость и сообразительность.
   - Слушаю, шеф!
   - Вымпел к бою, - распорядился летнаб.
   Старший группы приготовил пластиковую бутылку с листовкой, с  привязанным
к ней грузом и длинным хвостом кумача, пристегнулся фалом и,  пробравшись  к
выходу,  распахнул  дверь.  От  ветра  вся  команда  проснулась,   завертели
головами, щурились на свет. Дитятев взял управление на себя, сделал разворот
и пошел чуть ли не в пике на сверкающий предмет.
   - Никакой это не полиэтилен! - вдруг сказал пилот Леша. - Смотри, он же в
клеточку! А это не наука какая-нибудь?
   - Откуда здесь наука? - буркнул летнаб и подал сигнал готовности Лобану.
   Блестящий круг пронесся внизу и в наушниках вякнул старший группы:
   - Вымпел пошел! - Приготовь Тимоху! - распорядился  Дитятев.  -  Да  чтоб
ручку взял!
   А то опять углем протокол напишите!
   Он заложил круг, зашел на объект от солнца и  положил  машину  на  боевой
курс. Это была испытанная и продуктивная тактика - сначала выбросить  одного
десантника вроде бы с пристрелочным прыжком  и  улететь  из  зоны  видимости
турбанды. А когда она, увидев единственного десантника, обнаглеет или рванет
в бега, высыпать ей на голову еще двух-трех. А в протоколе отметить, что  во
время задержания оказали сопротивление -  штраф  автоматически  увеличивался
вдвое.
   Тимоху обряжали  всей  командой,  натягивали  специальную  защиту,  чтобы
прыгать  на  лес,  застегивали  лямки,  проверяли  подвеску,  охлопывали   и
оправляли, таким образом сочувствуя товарищу. Летнаб знал, что делает Тимохе
подлянку: у него дома печь разобрана, грязь в избе, жена Ольга  запилит.  На
базу-то он вернется  не  раньше  чем  через  сутки!  Но  трезвенника  Тимоху
невозможно было  подкупить,  напоить,  а  значит,  нарушителям  не  избежать
протокола. Он был настойчив и привязчив хуже самого зловредного мента.
   Приближаясь к лысой сопке, Дитятев вдруг обнаружил, что блестящий предмет
сильно потемнел, налился свинцовой серостью и стал медленно  сокращаться.  А
рядом уже не было ни одной человеческой фигурки. Разбежались они, что ли? Но
почему тогда так быстро уменьшается площадь круга?
   - Тимофей, пошел! -  приказал  летнаб,  и  дождавшись,  когда  парашютист
сиганет в открытую дверь и откроет купол, передал  управление  пилоту,  взял
радиостанцию "Комарик" - портативный прибор, умещающийся в руке.
   - Ну ты и удружил, шеф! - первым делом передал свою  обиду  Тимоха.  -  Я
только печь разломал...
   - Постараюсь сегодня пригнать вертушку, - пообещал Дитятев. - Что там под
тобой?
   - Хрен знает... Ничего!
   - Как - ничего? - самолет ушел к соседней сопке  и  теперь  делал  правый
разворот - задний план был полностью закрыт.
   - Ни дыма, ни огня... И на кой ляд ты меня выпихнул?
   Похоже, Тимоха еще не проснулся и предмета на земле не видел.
   - Смотри, там полотнище такое блестит и люди бегали, - указал летнаб. Ищи
их и рисуй протокол.
   - Лысина пустая, шеф, - через минуту сообщил  Тимоха.  -  Хорошо  вижу...
Даже ягель не тронут.
   Пилот Леша развернул машину, и  Дитятев  увидел  купол  Тимохи,  медленно
плывущий над сопкой. Вершина ее действительно оказалась чистой...
   Десантура таращилась в иллюминаторы.
   - Где же эта хреновина? - возмущенно спросил Леша. -  Растаяла,  что  ли?
Оптический эффект?
   Внезапно  с  опушки  лысины  повалил  густой  багровый  дым,   прорезался
всполохами белого огня, словно замедленный, ленивый какой-то взрыв. И  сразу
же вспыхнули крайние деревья от корня до макушек.
   - Вот тебе и оптический эффект,  -  недовольно  сказал  Дитятев.  Вызывай
базу!
   Подожгли, суки! А что еще!
   Купол Тимохи все еще болтался в воздухе, словно  приклеенный  к  голубому
небу.
   Умышленные поджоги в пожароопасный период случались  часто  за  последние
годы,  особенно  на  нефтепромыслах  Тюмени  и  в  Якутии,  куда  карельскую
десантуру гоняли в командировки. Несколько раз огонь вспыхивал вот  так  же,
на глазах у патруля, видны были и сами поджигатели,  их  машины  и  моторные
лодки, но поймать никого не удавалось. Хотя по сигналам лесоохраны на  место
происшествия немедленно вылетали бригады ОМОНа и спецгруппы ФСБ, блокировали
районы,  прочесывали   окрестности   злоумышленники   всякий   раз   уходили
безнаказанными.
   - Лобан, готовь всю группу! - распорядился летнаб и позвал по  "комарику"
Тимоху. - Теперь-то что-нибудь видишь?
   - Да пусто кругом, на что смотреть-то? - недовольно отозвался тот.
   - Пусто? Сейчас задницу поджаришь! Развернись на север!
   - Развернулся, и что?
   - Огонь видишь?
   - Ну и шуточки у тебя, шеф! Кончай травить! При на базу и гони  вертушку!
- разозлился Тимоха. - Что в самом деле-то?..
   - Смотри лучше-то! Глаза разуй! - закричал Дитятев.
   - Я смотрю,  на  какую  бы  сосну  повеситься,  -  невозмутимо  отозвался
парашютист. - Внизу курумник  -  ноги  сломаешь.  Мне  твои  дрючки  слушать
некогда, привет!
   - Чего он, ослеп?! - возмутился летнаб.
   - Шеф, связи с базой нет, - вместо ответа сказал пилот Леша.  -  По  всем
каналам жуткие помехи.
   - Как всегда, не понос, так золотуха! - ругнулся  Дитятев.  -  Ложись  на
боевой, я пошел выпускать группу.
   Деревья на опушке полыхали ярко, со странным белым дымом: похоже,  горела
какая-то химия. Тимоха на миг скрылся в облаке вместе  с  куполом  и,  когда
вновь открылся взору, то уже висел на  высокой,  разлапистой  сосне,  накрыв
парашютом половину кроны. Причем рядом с горящими деревьями!
   - Он что? Крыша поехала? - тыча пальцем в иллюминатор,  прокричал  Лобан.
Сожжет купол!
   Иногда от лени, чтобы не ползать по каменистой тайге с грузом,  десантура
норовила приземлиться поближе к очагу. Тимоха же вконец обнаглел! И в  самом
деле, от излучения парашют мог вспыхнуть в  любой  момент.  Или  сплавиться,
скомкавшись и расползаясь дырами. При нынешней бедности на счету был  каждый
купол, со складов подопревшее старье вытаскивали...
   Самолет шел уже по боевому курсу,  в  салоне  вспыхнул  световой  сигнал,
включенный по расчетному времени, и десантура столпилась у  открытой  двери,
тяжелая, толстая от снаряжения,  неповоротливая.  Первыми  прыгнули  молодые
Шура с Игорьком, за ними молодожен Паша и  тяжелый  Азарий  -  машина  сразу
подпрыгнула вверх на несколько метров. Последним сиганул Лобан.
   Летнаб затворил дверь. Со следующего захода следовало выбросить  "мабуту"
на грузовом парашюте и мешок с продуктами на стабилизации. Он придвинул груз
к двери, зацепил карабином вытяжной фал. В этот момент заработал "комарик".
   - Шеф! Шеф! Ну, блин, какая тут  потеха!  Человечки  какие-то  бегают!  с
восторженным страхом закричал Тимоха. - Мужички! В скафандрах!
   - Где бегают? - бросаясь к иллюминатору, спросил летнаб.
   - Подо мной! Метр с кепкой! Зелененькие! Я с дерева не слезу!
   - Ты  что,  перегрелся?  -  вдруг  заорал  Дятитев,  отчего-то  мгновенно
покрывшись испариной и одновременно гусиной кожей. - Тима? Тимофей!
   Земля больше не отвечала. Летнаб втиснулся в кабину, взял управление.
   - Вызывай базу!
   - Связи нет, постоянно вызываю, - Леша почему-то слегка побледнел, верно,
первый раз в острой ситуации попал в зону радионепроходимости  и  вместе  со
связью терял присутствие духа.
   - Сейчас будет! - Дитятев потянул штурвал на себя  и  прибавил  оборотов.
Стрелка  высотомера  поползла  вверх.  Пока  набирал  высоту,  заметил,  как
десантура один по одному развешивалась на деревьях вдоль опушки  -  тоже  не
хотели далеко улетать от пожара. Связи не было и на тысяче  метров,  помехи,
кажется, сгустились еще  больше,  в  наушниках  стоял  сплошной  раскатистый
треск, как во время грозы. Летнаб махнул рукой, приказал пилоту ложиться  на
боевой и пошел выпихивать груз. Дым клубился над лесом, переливался, таял от
внутреннего свечения,  но  облако  отчего-то  не  разрасталось  и,  сохраняя
прежний объем, висело на одном месте, хотя над землей тянул  ветерок  метров
пять в секунду. Эту странность он заметил, когда отправил грузовой парашют.
   - Тимофей? - позвал по "комарику" летнаб -  рация  была  только  у  него.
Тимоша?
   Сейчас мужики тебя снимут. Ты что, стукнулся? Слышишь меня?
   - Слышу, - отозвался Тимоша.:
   - Голова болит, кружится...
   - Ударился? Головой ударился?
   - Нет... Я умираю, шеф, - невнятно забормотал тот. -  Все,  отпрыгался...
Шеф?
   Шеф!..   Печь   разломал...   Помоги   моей   бабе...   Ребятишки   зимой
перемерзнут...
   - Тима? Тимошка?! Я сейчас  вертушку  пригоню!  Терпи,  братан!  чувствуя
непонятную тоску, прокричал летнаб. - Только отрезаться не  вздумай!  Стропы
не режь! Мужики снимут! Они рядом с тобой сели!
   - Шеф! Гляди! - заорал пилот Леша, подавшись вперед. - Где  огонь?  Огонь
исчез! И дыма нет!
   Там, где только что клубилось облако и  полыхали  сосны,  был  совершенно
чистый и прозрачный воздух. Как повсюду. И  деревья  вышли  из  пламени,  не
потеряв ни сучка, ни  хвоинки  -  ветерок  буравил  зеленые  кроны...  Шесть
куполов, развешанные по крайним соснам, трепетали,  как  угасшие  паруса,  и
только грузовой приземлился точно в центр каменистой  лысины,  вытянулся  по
ветру и лениво всхлипывал, уползая к лесу.
   -  Мы  что,  все  белены  объелись?  -  неведомо  кого  спросил   летнаб.
Померещилось, что ли? Ну уж хрен! Моим глазам не мерещится!
   Он снова взялся за штурвал, заломил лихой вираж, выровнял машину, и резко
бросил ее к земле. Сквозь блистающий круг винта он старался рассмотреть, что
происходит на опушке: по времени десантура должна была уже  отстегнуться  от
куполов и спуститься с деревьев. У каждого  был  специальный  фал-спасатель:
привязал к стволу или за прочный сук и в три секунды слез.
   Парашютисты все еще  болтались  на  деревьях,  как  мухи  в  тенетах.  И,
кажется, даже не делали попыток спуститься. Двух он  рассмотрел  точно:  лес
вдоль залысины был редким и  легко  пробивался  солнечными  лучами.  Самолет
пронесся в двадцати метрах над вершинами сосен. Летнаб потянул ручку газа  и
стал набирать высоту, намереваясь сделать еще один заход.
   - Хреново дело! - проговорил с внутренней дрожью. - Связь! Связь давай!
   Пилот  Леша,  кажется,  "поплыл":  белые  губы,  ноздри,  кожа  на   лице
натянулась, словно у покойника, выступила молодая щетина на щеках и рот  уже
не закрывался.
   - Леша? Ситный друг? Ты что, в штаны наделал?
   Пилот потряс головой, что-то сказал, забыв нажать кнопку СПУ на штурвале.
По губам понял летнаб: спрашивал, куда делся огонь...
   - Никуда, Леша, - ласково проговорил он. - Погас огонь! Сам потух! Бывает
и такое.
   Сам загорается, сам и гаснет. Под божьим оком ходим. Бери штурвал,  Леша,
поехали на базу. Сейчас вертушку мужикам пригоним.  Огня  нет,  что  им  там
делать? Вроде бы заговор на пилота подействовал - поозирался,  положил  руки
на  штурвал,  ноги  поставил  на  педали.  Дитятев  продолжал  наговаривать,
содрогаясь от внутреннего холода:
   - Вот, молоток! Вывезем десантуру  -  водочки  купим,  попьем,  на  танцы
сходим, девок снимем. В Покровском девки красивые... Ты что  с  мужиками  на
танцы не ходишь? Не бойся, они в обиду не дадут. Они у меня по сорок человек
команды разгоняли. Наденут  тельники  и  -  вперед.  Выйдем  из  зоны  связь
наладится. А связь наладится, так мы вертушку сразу сюда погоним...
   Он  еще  боялся  полностью  отдать  управление  пилоту  и   контролировал
положение  штурвала.  Набирали  высоту,  уходили  от  злополучной  сопки  на
северо-восток, в сторону базы забалтывая Лешу, Дитятев и  себя  забалтывал,
поскольку все сильнее и сильнее ощущал в груди ледяной стержень.
   Глянув на приборы, он почувствовал холод и  в  затылке:  стрелка  компаса
вертелась  волчком,  точно  так  же  крутился  шарик   плавающего   компаса,
остановились бортовые часы, упала на нуль стрелка тахометра, хотя  двигатель
работал без всяких перебоев. И горючего было нуль...
   Потом зажглась лампочка пожарной тревоги и словно пробудила пилота Лешу.
   - Шеф, мы же горим! - объявил он. - А что приборы так... пляшут?
   - Где ты видишь огонь? - пытался сохранить спокойствие летнаб. Двигло  не
горит, дымного следа нет...
   - Может, прыгнем, шеф? - Он стал щелкать триммерами управления.
   Дитятев ударил его по руке.
   - Спокойно, Леха! Набираем  высоту!  Приборы  -  ерунда,  бывает.  Машина
старая.
   Может, в магнитную воронку попали. Знаешь, бывают такие, как на воде...
   - Не ври, шеф! - лишенным страха,  совершенно  трезвым  голосом  закричал
Леша. - Мозги не пудри! Прыгать надо!
   Он стал пристегивать лямки спасательного парашюта, болтавшиеся на  ручках
кресла, торопился, получалось вкривь и вкось...
   - Попробуй связь! - хотел отвлечь его Дитятев. - Может, появилась...
   - Нет связи! Как только потерялась - все понял. Я все понял!
   - Что ты понял? Дуралей...
   Леша приподнялся в кресле и боком, вниз головой  вывалился  из  кабины  в
салон.
   Сорвавшиеся с его головы наушники хлестанули летнаба по лицу.
   - Назад! Назад, сказал! - рявкнул он. Но даже обернуться не  мог,  словно
пригвожденный к креслу этим заиндевелым стержнем.
   Пилот уже открыл дверь  и  висел  в  проеме,  обдуваемый  ветром.  И  был
почему-то в одних носках...
   Дитятев не видел, как он прыгнул. Каким-то странным образом  пошло  время
толчками, пунктирной линией. Потом, кажется,  и  вовсе  остановилось.  Краем
глаза он заметил, что в салоне уже никого нет и некому закрыть дверь....  Не
выпуская штурвала, он попробовал включить триммер, однако что-то  сломалось,
или он сам что-то дела