- Но  как  оно  есть  -  тоже  достаточно
скверно. К тому же эти мелкие стычки обескровят нас.
   - Да, - согласился Абивард. Рядом со степняками лежали и трое его  воинов
один неподвижно, а двое метались и кричали о своей боли равнодушным небесам.
   "Может, они поправятся, - подумал Абивард. - А может, и нет".  Он  сложил
ладонь в кулак и стукнул себя по бедру. - Брат мой, хотел бы  я  знать,  как
обстоят дела в других частях царства. Что, к примеру, скажет  Охос,  если  я
напишу ему и задам этот вопрос?
   - А он читать-то умеет? - полюбопытствовал Фрада.
   - Не знаю, - признался Абивард. Но тут же просиял:
   - Я же могу спросить у Рошнани. Кстати, она не отстает от меня,  чтобы  я
научил ее читать и писать.
   Наверное, моя переписка с Динак  убедила  ее,  что  я  не  против,  чтобы
женщины учились таким делам.
   - А ты ее учишь? - Голос Фрады звучал так, словно Абивард  говорил  не  о
грамотности, а о каком-то экзотическом и не вполне приличном занятии.
   Абивард тем не менее кивнул:
   - Да, и похоже, у нее есть к этому наклонности. Уверен, что отец поступил
бы точно так же; в конце концов, разрешил же он Динак учиться.
   - Да, разрешил, - задумчиво подтвердил  Фрада  и  тоже  кивнул.  Поступки
Годарса были для него примером даже в большей степени, чем для Абиварда.
   Видя, что противник не рвется отдать себя на заклание, хаморы ускакали на
север. Макуранцы выехали на поле,  прикончили  раненых  хаморов,  затабунили
степных лошадок и, как смогли, собрали разбредшееся стадо. Покончив с  этим,
перевязав своих раненых, наложив на их  раны  лубки  и  накрепко  приторочив
пострадавших седоков к коням, они направились в крепость. Стычка с  хаморами
по всем формальным признакам могла считаться победной. Но Абивард потерял  в
ней одного человека, а может, и троих, и  сомневался,  что  сегодняшний  бой
удержит хаморов в другой раз от нападения на его земли. Он  не  мешал  своим
воинам праздновать победу, но сам не чувствовал себя победителем.
   - О да, брат мой владеет грамотой,  по  крайней  мере,  он  ей  обучался,
сказала Рошнани. - Насколько он  ею  пользовался  с  тех  пор,  как  учитель
покинул крепость, сказать не могу.
   - Узнать можно только одним путем, - сказал Абивард. - Я  напишу  ему,  а
потом посмотрим, что за ответ мы получим. На  всякий  случай  я  велю  гонцу
выучить мое послание наизусть, чтобы точно знать, что Охос его понял. И  еще
я напишу Птардаку. Я знаю, что он умеет читать, ведь Динак написала мне, что
он был очень удивлен, узнав, что и она тоже знает буквы.
   - Ты будешь писать письма здесь, в спальне? - спросила Рошнани. - Я  хочу
посмотреть, как ты будешь выписывать каждое слово,  и  попробую  определить,
что они означают.
   - Перо и чернильница у меня здесь есть. Посмотрим, не  найдется  ли  пары
кусочков пергамента. - Абивард держал  чернильницу  и  тростниковое  перо  в
ящике небольшого  шкафчика  возле  кровати,  вместе  с  ножами,  несколькими
монетками, полосками кожи и другими мелочами. По крайней мере раз в день ему
приходилось рыться  в  этом  ящике  -  ведь  невозможно  предугадать,  когда
что-нибудь более всего похожее на хлам окажется вдруг очень нужным.
   Он удовлетворенно хмыкнул, наткнувшись на кусок  пергамента  величиной  с
ладонь. Одним из ножичков он аккуратно разрезал его пополам. Каждого из двух
кусочков было более чем достаточно для тех записок, которые  он  намеревался
послать.
   Он вынул пробку из чернильницы и  положил  ее  на  шкафчик.  Туда  же  он
положил первый  кусочек  пергамента,  потом  обмакнул  перо  в  чернильницу,
склонился и начал писать. Рошнани  присела  на  кровать  рядом  с  ним,  так
близко, что грудь ее оказалась прижатой к его боку. Это было приятно, но  он
старался не отвлекаться.
   "Потехе час, - сказал он себе. - А делу время".
   Поскольку он не знал, хорошо ли умеет читать Охос,  и  поскольку  Рошнани
только начала изучать буквы, он старался писать особенно четко и разборчиво,
хотя обычно из-под его пера выходили сущие каракули.
   - Охос? - воскликнула Рошнани. - Ты только что написал имя  моего  брата.
Через минуту она добавила:
   - А вот и твое имя! - От радости она чуть не прыгала.
   - Оба раза правильно, - сказал он, свободной рукой обнимая ее за талию.
   Она прижалась к нему еще теснее, запах ее волос заполнил его ноздри.  Ему
потребовалась вся сила воли, чтобы думать о письме. Закончив,  он  подождал,
когда высохнут чернила, и вручил письмо ей:
   - Сумеешь прочесть?
   Она сумела, слово за словом, медленнее, чем он писал. Она вся взмокла  от
усилий, но была чрезвычайно горда собой.
   - Я все поняла, - сказала она. - Ты хочешь знать, сколько Смердис отобрал
у Охоса на дань хоморам и сильно ли они докучали его наделу после этого.
   - Совершенно верно. Ты делаешь успехи, -  сказал  Абивард.  -  Я  горжусь
тобой.
   В доказательство этого он обнял ее обеими руками  и  поцеловал.  Случайно
или же умышленно ("По чьему умыслу?" - задумался он потом) она не удержалась
и повалилась на кровать. Письмо Птардаку было  написано  значительно  позже,
чем рассчитывал Абивард.
   И это письмо Рошнани прочитала вслух. Абивард обратил на ее чтение меньше
внимания, чем мог бы, - оба не стали обременять себя одеванием, и все  мысли
его были об одном: не худо бы повторить. Однако Рошнани, хоть и  обнаженная,
всецело сосредоточилась на своем занятии. Она сказала:
   - Если не считать имен, ты написал в этом письме то же  самое,  что  и  в
письме к Охосу. Почему ты это сделал?
   - А? - спросил он.
   Рошнани сердито фыркнула и повторила вопрос.
   Он немного подумал и ответил:
   - Мне письмо тоже дается не так уж легко. Если одни и те же  слова  могут
послужить мне дважды, нет нужды придумывать новые.
   Она не спеша, в обычной своей манере обдумала его слова.
   - Пожалуй, ты правильно поступил, - наконец сказала она. - Вряд ли Охос и
Птардак будут сравнивать эти письма и обнаружат, что ты оказался  не  вполне
оригинален.
   - Оригинален? - Абивард закатил глаза. - Если бы я знал, когда учил  тебя
буквам, что ты станешь наводить критику, я не стал бы этого  делать.  -  Она
возмущенно фыркнула. Он сказал:
   - И я знаю еще одну вещь, которая во второй раз ничуть  не  хуже,  чем  в
первый, даже если и делается без всяких изменений.
   Рошнани все так же стыдливо опускала глазки, как и в первый  день  своего
пребывания в крепости Век-Руд, но теперь уже в этом было больше игры, нежели
стыдливости.
   - И что же это за вещь? - спросила она, будто они не лежали обнаженные на
большой кровати.
   Наконец письма были запечатаны и отправлены. Ответ от Охоса пришел спустя
чуть больше недели. "Дихгану Абиварду дихган Охос, зять его,  шлет  поклон",
прочел Абивард. Сначала через его плечо заглядывал Фрада, а потом, когда  он
перечитывал письмо в спальне, - Рошнани. Ей он сказал:
   - Видишь? Все-таки пишет он  неплохо.  Почерк  у  Охоса  был  квадратный,
старательный, может быть, не очень отработанный, но четкий.
   - Читай дальше. Что он пишет? - спросила Рошнани.
   - "Да, дорогой зять, нас тоже ограбили - и люди Смердиса, и кочевники.
   Первым мы отдали пять тысяч аркетов, а вторым  проиграли  коров  и  овец,
коней и людей. Мы тоже нанесли кочевникам урон, но какая от этого  польза  -
убрать одну песчинку, когда ветер гонит на нас всю пустыню? Но мы сражаемся,
как можем. И тебе дай Господь победы в твоей войне".
   - Это все? - спросила Рошнани, когда он остановился перевести дух.
   - Нет, есть еще, - сказал он. - "Передай моей сестре, а твоей  жене,  что
брат ее часто думает о ней". Рошнани улыбнулась:
   - Я напишу ему ответное письмо. То-то он удивится, правда?
   - Не сомневаюсь, - сказал Абивард. Он подумал, только ли  удивится  Охос,
или еще и возмутится? Что ж, если возмутится, дело его. Ведь Абивард  же  не
разрешает своим женщинам разгуливать, где им  вздумается,  как  какой-нибудь
видессиец, и вообще не  позволяет  им  ничего  действительно  заслуживающего
осуждения.
   Ответа от Птардака пришлось дожидаться дольше. Письму  к  мужу  Динак  не
только пришлось проделать более долгий путь, чем письму, к Охосу, но Птардак
явно не поспешил с ответом.  Прошел  почти  месяц,  прежде  чем  к  крепости
подъехал гонец из Налгис-Крага.
   За проделанный путь Абивард дал ему половину аркета. До битвы в степях он
мог бы вообще этого не делать, но  теперь  любая  поездка  в  одиночку  была
опасна.
   Уж кто-кто, а Абивард прекрасно знал  это.  Да  и  большими  вооруженными
отрядами разъезжать было небезопасно.
   Он открыл кожаный футляр для писем  и  развернул  пергамент,  на  котором
Птардак написал свой ответ. После традиционного любезного обращения в письме
его зятя содержалась лишь одна  фраза:  "Я  во  всем  верен  Смердису,  Царю
Царей".
   - А кто ж в этом сомневался? - спросил Абивард вслух, словно Птардак  был
рядом и мог слышать его.
   - Повелитель? - произнес озадаченный гонец.
   - Это я так, о своем. - Абивард почесал в затылке. С чего это вдруг зятек
решил, что он его подозревает?

Глава 5

   Вот это другое  дело,  -  сказал  Абивард  усталому  всаднику,  буквально
вывалившемуся из седла во дворе крепости Век-Руд. - Почти  месяц  ни  одного
письма из Налгис-Крага, а теперь два за одну неделю.
   - Счастлив порадовать тебя, повелитель, - сказал гонец. Вместо кафтана он
был одет в кожаные штаны и куртку из овчины;  зима  еще  не  настала,  но  в
воздухе чувствовалось ее приближение. Гонец продолжил:
   - Это от госпожи твоей сестры.
   Так, во всяком случае, сказала мне служанка, передавшая письмо. Сам я  не
читал его, поскольку оно попало в мой футляр уже запечатанным.
   - Да ну? - сказал Абивард. Раньше Динак себя такими предосторожностями не
озабочивала. Он дал гонцу серебряный аркет. - В таком случае ты заслуживаешь
особой благодарности, раз доставил его сюда в целости и сохранности. Если бы
с ним что случилось, ты не мог бы на словах передать мне, о чем оно.
   - Ты добр ко мне, повелитель, но если бы что-то случилось с этим письмом,
то со мной скорее всего случилось бы кое-что похуже. Ты понимаешь, о чем  я.
Посланец  из  Налгис-Крага  отсалютовал  Абиварду  и  выехал  из   крепости,
направившись в обратный путь.
   Динак воспользовалась печатью Птардака -  всадник  с  копьем,  поражающий
кабана. Абивард сломал ее ногтем - ему не терпелось  узнать,  что  же  такое
стремилась скрыть от посторонних глаз его сестра. Как обычно, он  прочел  ее
слова вслух: "Дихгану Абиварду любящая сестра Динак шлет низкий поклон".  Но
следующая фраза заставила его резко остановиться:  "Ты  поступил  бы  мудро,
прочитав нижеследующее подальше от любого, кто мог бы тебя услышать".
   - Это еще к чему? - проворчал он. Но  Динак  всегда  поражала  его  своим
здравомыслием, поэтому он свернул пергамент  и  унес  его  в  свою  спальню.
"Здесь меня никто не услышит",  -  подумал  он.  Потом  он  посмотрел  через
решетчатое окошко в двери, ведущей на женскую половину. Там никого  не  было
видно.
   Удовлетворившись этим, он развернул письмо и вновь приступил к чтению.
   Динак писала:  "Птардак,  муж  мой,  недавно  отгородил  стеной  комнату,
соседнюю с моей и примыкающую ко входу на женскую половину, и сделал для нее
отдельный вход.  Я  спросила  его,  зачем  все  это,  но  он  ответил  очень
уклончиво. И это, должна признаться, сильно меня раздосадовало".
   Абивард  не  сердился  на  сестру  за  такие  чувства.  Самое   вероятное
объяснение такому поведению Птардока он видел в том, что тот поселил в  этой
особенной комнате другую женщину, хотя Абивард никак не мог  внять  в  толк,
почему бы тогда просто не ввести ее на женскую половину.
   Он читал дальше: "Гнев мой утих, но любопытство распалилось, когда, после
того как через стену я услышала, что в комнате появился обитатель, я поняла,
что обитатель этот - мужчина. А Птардак,  уверяю  тебя,  отнюдь  не  склонен
искать увеселений в подобном направлении".
   - Тогда какого черта он селит мужчину на женской половине, даже отгородив
его стеной от своих жен? - спросил Абивард, будто письмо  вот-вот  оживет  и
все ему расскажет, избавив от труда читать дальше.
   Этого, конечно, не произошло,  и  он  вновь  опустил  взгляд  на  письмо.
"Закрыв дверь, я тихо окликнула его из окна, -  писала  далее  Динак,  -  не
будучи  уверенной,  что  каменщики  заложили  в   соседней   комнате   окно.
Выяснилось, что не заложили. Оказавшийся там мужчина с большой охотой назвал
себя. Сейчас я сообщу тебе его имя, и ты поймешь, почему я так  осторожна  с
этим письмом: это Шарбараз, сын Пероза и, как он утверждает,  законный  Царь
Царей Макурана".
   Почти минуту Абивард смотрел  на  эти  слова,  остолбенев  от  изумления,
прежде чем смог читать дальше. Если Шарбараз добровольно отрекся  от  трона,
как утверждает Царь Царей Смердис, зачем  же  замуровывать  его  в  потайной
темнице, словно преступника, ожидающего палача с  его  топором?  На  это  он
нашел только один ответ, поразивший его своей простотой:
   "Смердис лжет".
   Следующая фраза Динак удивительным образом  развила  эту  мысль:  "Должно
быть, в первое же блюдо, съеденное Шарбаразом  после  того,  как  до  Машиза
дошло известие о гибели его отца, было подмешано сонное зелье,  потому  что,
проснувшись, он обнаружил  себя  в  маленьком  темном  помещении  где-то  во
дворце. К горлу его был приставлен нож, а перед ним лежало написанное от его
имени отречение от престола. Не желая умереть на месте, он подписал его".
   Кто-то громко свистнул. Абивард не сразу понял, что это он сам. Надо  же,
а он-то все гадал, с чего это молодой человек, от которого его  отец  ожидал
столь  многого,  покорно  уступил  престол  старику,  не  блещущему  особыми
заслугами.
   Теперь он знал, что Шарбараз не уступил покорно.
   Письмо продолжалось: "Смердис  прислал  сюда  Шарбараза  для  надежности:
крепость Налгис-Краг несомненно самая мощная  во  всем  Макуране.  Узурпатор
хорошо платит Птардаку за охрану его соперника, чтобы тот не мог и помыслить
о бегстве или спасении извне. Наверное, тебя не удивит, если  я  скажу,  что
прочла твое последнее письмо к моему мужу. С печалью я  узнала  о  том,  как
хаморы опустошают мою родину, несмотря на  огромную  дань,  которую  Смердис
заплатил им в обмен на обещание не лезть на южный берег Дегирда. Это говорит
мне, что тот, чей зад ныне оскверняет престол, не имеет представления о том,
что нужно царству".
   - Мне это говорит то же самое, - сказал Абивард, словно Динак  могла  его
услышать.
   Он почти дочитал письмо. В конце сестра писала:
   Думаю, что никакой армии не вызволить отсюда Шарбараза.  Но  может  быть,
удастся помочь ему бежать из крепости. Я приложу все силы, чтобы узнать, как
это можно сделать. Поскольку  участок  перед  комнатой  Шарбараза  формально
относится к женской половине и поскольку мне доверено вести здесь все  дела,
возможно, мне самой удастся разузнать, как организована его охрана".
   - Будь осторожна, - вновь прошептал Абивард, будто Динак была рядом.
   "Я приму все меры  предосторожности,  какие  только  сумею  придумать,  -
писала Динак. ("Да она и впрямь отвечает мне", - подумал Абивард.)  -  Ответ
на это письмо составь как можно уклончивей. У Птардака нет  привычки  читать
то, что ты мне пишешь, но любая неосторожность  гибельна  -  для  меня,  для
Шарбараза, Царя Царей, и, как мне кажется, для Макурана. Благослови и  храни
тебя Господь"
   Абивард хотел было положить письмо к остальным, но  передумал.  Некоторые
из его слуг умели читать, а это послание не должен видеть никто. Он  спрятал
его за шпалерой, к рамке которой Годарс когда-то прикрепил запасной ключ  от
женской половины.
   Сделав это, Абивард принялся расхаживать по комнате, как лев по клетке.
   "Что делать? - повторялось в его мозгу, словно бой далекого  барабана.  -
Что делать?"
   И вдруг он застыл на месте.
   - С этого мгновения я снимаю с себя все обязательства перед Смердисом, не
по праву величаемым Царем Царей, - вслух заявил он,  когда  осознание  этого
факта пришло к нему. Он присягнул на  верность  Смердису  при  условии,  что
повелитель Макурана сказал правду о том, как он  пришел  к  власти.  Сейчас,
когда доказано, что его слова были лживы, присяга больше не имела  силы  над
Абивардом.
   Однако это не отвечало на  вопрос,  что  делать  дальше.  Даже  если  все
дихганы и марзбаны откажутся признать Смердиса своим монархом и двинутся  на
приступ Налгис-Крага,  взять  крепость  вряд  ли  удастся;  к  тому  же  это
неминуемо приведет к убийству Шарбараза, чтобы они не объединились  под  его
знаменем.
   Потом он вспомнил о пророчестве Таншара: башня на холме, где утратится  и
обретется честь. Крепость Налгис-Краг - это и есть башня на  холме,  а  если
там заточен законный Царь Царей, то чести там можно  обрести  без  меры.  Но
утратить?
   Это Абиварду не нравилось.
   Перечитывая письмо Динак, он думал: беда с  пророчествами  заключается  в
том, что предсказанное в них почему-то невозможно распознать,  пока  оно  не
свершится и не станет ясно, так сказать, задним числом. Он не узнает, это ли
предсказывал Таншар, пока честь не будет утрачена  и  обретена,  если  такое
случится вообще. Но даже в этом случае полной уверенности не будет.
   - Надо это с кем-то обсудить, - сказал он,  чувствуя,  что  нужна  другая
голова, чтобы взглянуть на поставленную Динак проблему под иным углом. Хотел
было позвать Фраду, но передумал: брат молод  и  вряд  ли  способен  надежно
хранить тайну. Если слухи  о  заточении  Шарбараза  просочатся  наружу,  это
обречет сына Пероза на смерть вернее военного вторжения в Налгис-Краг.
   В тысячный раз Абивард пожалел, что не может все это спокойно обсудить  с
Годарсом. Но если бы отец был жив, скорее всего был бы жив и Пероз, Шарбараз
оставался бы  его  признанным  наследником,  а  Смердис  -  чиновником,  чьи
амбиции,  если  они  и  существовали  до  гибели  Пероза,  были  бы  глубоко
запрятаны. Абивард щелкнул пальцами:
   - Ну и дурак же я! Это дело происходит на женской половине, и кому знать,
что там надо предпринять, как не женщинам?
   И все же он шел к Барзое и Рошнани с некоторым сомнением. Смогут  ли  они
сохранить столь важный секрет? Сплетни на женских половинах были притчей  во
языцех по всему Макурану. Если об этом  услышит  служанка,  она  определенно
раструбит по всей крепости. Но Барзоя многие годы была правой рукой Годарса,
а этого не могло бы быть, не умей она хранить тайн, да и Рош-нани не из тех,
кто некстати развязывает язык. Абивард кивнул - решение было принято.
   Он взял ключ и вошел на женскую половину. Он мог вызвать мать  и  главную
жену в свою спальню, но этот необычный поступок насторожил бы остальных.
   Рошнани сидела в своей комнате над вышивкой, в той же позе, как и  тогда,
когда Ардини подбросила за комод магическую  куклу.  Она  подняла  глаза  от
работы, когда Абивард легонько постучал в дверь.
   - Муж мой, - улыбнулась она. - Что привело  тебя  сюда  средь  бела  дня?
Улыбка сделалась шире, показывая, что кое-какие соображения на  сей  счет  у
нес имеются.
   - Нет, не это, - улыбнулся в ответ Абивард. - С этим придется  подождать.
А пока - где госпожа моя мать? Возникло нечто такое, о чем я хотел бы с вами
посоветоваться. С обеими.
   - Хочешь говорить здесь? - спросила Рошнани. Он кивнул,  и  она  отложила
пяльцы. - Я позову ее. Я сейчас. - Она поспешила по коридору.
   Слово свое она сдержала. Когда она вернулась вместе  с  Барзоей,  Абивард
запер дверь. Мать удивленно подняла бровь:
   - Что же это за столь потрясающая тайна? - Тон ее выражал  сомнение,  что
такая тайна имеет место.
   Несмотря на запертую дверь, Абивард отвечал почти шепотом. В трех-четырех
коротких фразах он изложил суть письма Динак, закончив следующим образом:
   - Я хочу найти способ освободить законного Царя Царей. Смердис не  только
клятвопреступник - его правление несет Макурану одни беды.