лкивали. Мэт оставил Паскаля среди молодых, а сам нагнал ближайшую пару.
Он обратил внимание, что они держались за руки, однако обручальных  колец  у
них не было, даже простеньких медных колечек, которые носят крестьяне.
   - Бла... - вырвалось у Мэта. - Он хотел  было  сказать:  <Благослови  вас
Господь>,  -  но  поймал  себя  на  полуслове  и  вместо  этого  сказал:   -
Здравствуйте, добрые люди. Куда путь держите?
   - Как куда? В столицу, ясное дело, - ответил  мужчина.  -  В  королевский
город Венарру!
   - Чего нам сидеть да  скучать  по  своим  городкам?  -  присоединилась  к
разговору женщина. - Дома только скука да работа с утра до вечера. Мы идем в
Венарру! Там всем за работу платят золотом, и все время веселье!
   Мэт полагал, что в городе их ждет жестокое разочарование, однако  сказать
об этом прямо не мог. Еще он заметил, что женщина  употребила  множественное
число. Значит, вся эта публика была из разных городков, а  это  при  здешнем
уровне  цивилизации  означало,  что  прежде  они  скорее  всего  никогда  не
виделись. Что же это? Счастливый конец давней любовной истории? Или  повесть
об обоюдной  супружеской  измене?  Мэт  решил  на  всякий  случай  держаться
подальше  от  этой  пары  -  на  тот  случай,  если  откуда-нибудь  пожалует
рассерженный муж с ножом, не говоря уже о взбешенной жене.
   - Видимо, эта толпа переростков тоже в Венарру направляется?
   -  Ой,  да  пусть  веселятся,  пусть  радуются  жизни,  покуда  могут!  -
воскликнула женщина, а мужчина согласился с ней:
   - Пусть побалуются всласть, пока не осели на одном месте.
   Мэт по собственному опыту знал, сколько можно вот так <баловаться>, но не
в средневековом же обществе!
   - Такое чувство, будто вы сами что-то такое пережили.
   По лицу мужчины пробежала тень, а женщина сказала:
   - Кто же из нас не пережил? - Она протянула Мэту  руку.  -  Вот>  смотри.
Видишь, сколько морщин, ранок, царапин. Поверь мне, они  меня  нисколько  не
радуют. Но любая женщина, у которой есть семья, покажет тебе такие же  руки.
Если только, конечно, - горько добавила она, - женщина не настолько  богата,
чтобы иметь прислугу, чтобы та ради нее гробила свои руки!
   Мэт понял, что перед ним бывшая горничная и мать семейства.
   - Это верно, милая дама, однако что бы все мы делали, не заботься  о  нас
наши матери?
   - Значит, вас должно быть меньше, - ответила милая дама. - Чтобы женщинам
по столько лет не ишачить. Нет уж, если мужьям так нужны дети, пусть сами  с
ними и нянчатся! Пусть тетешкаются с малявками,  которых  они  зовут  своими
сокровищами. Придут домой затемно - посмотрю, как  они  с  ними  тетешкаться
будут. Пинков надают - вот это точно. А женщинам - свободу!
   Мэт знал, что не всем женщинам  по  душе  материнство,  но  чем  чаще  он
выслушивал подобные гневные, обличительные речи, тем сильнее убеждался,  что
таких женщин становилось все больше.
   То есть так было в его родном мире. Для этого же мира подобная идея  была
в принципе нова.
   - Значит, вы так и сделали, а?  -  спросил  он  у  женщины  с  вымученной
ухмылкой. - Бросили мужа и оставили ему детей?
   - Да,  так  я  и  сделала,  -  ответила  женщина  и  горделиво  вздернула
подбородок. - Раз они ему так нужны, что он меня то  и  дело  брюхатит,  вот
пусть сам о них и заботится. А я поищу веселья да  приключений,  попирую  да
повеселюсь!
   - И вы тоже? - спросил Мэт у мужчины.
   В конце концов вывод напрашивался сам собой.
   Крестьянин пожал плечами:
   - А моя жена только и  делала,  что  орала  на  меня  день  и  ночь.  Все
распоряжалась мной и детишками. А под конец гаркнула, что ей бы  лучше  было
одной - вот так за все хорошее, что я для нее сделал.
   Женщина нахмурила брови и немного отстранилась от мужчины.
   - Ты не говорил, что она хотела, чтобы ты ушел!
   - Словами не говорила. Но она так глядела на меня, у нее был такой  голос
и такая ненависть в глазах - нет, она хотела, чтобы я ушел.
   - Так, значит, ты думаешь, что ты должен был командовать женой?
   - Женой - это  верно,  -  ухмыльнулся  крестьянин  и  крепко  обнял  свою
подружку за талию. - Женой, но не женщиной,  которая  идет  со  мною  вместе
веселиться и развлекаться. Мы же с тобой можем порадовать  друг  дружку,  а?
Нет, командовать не будем ни ты, ни я.  Мы  же  просто  попутчики,  пока  не
надоедим друг дружке.
   Мужчина  притянул  женщину   к   себе,   и   они   поцеловались,   однако
чувствовалось, что  женщина  целуется  не  так  страстно,  как  раньше.  Мэт
подумал, что, видимо, этого вопроса они коснулись впервые.
   Мэта нагнал Паскаль. Глаза его сияли, рот разъехался от уха до уха.
   - Они все ушли от родителей, - сообщил он. - Бросили  пахоту  и  кухонную
работу, чтобы разбогатеть и повеселиться в королевской столице Венарре, друг
Мэтью!
   - Послушать тебя - так  они  правильно  поступают!  -  искоса  глянув  на
Паскаля, проворчал Мэт.
   - Ну, разбогатеть-то они, может, не разбогатеют, зато повеселятся  -  это
уж точно! Ты уж прости меня, друг Мэтью, но мне очень нравится их компания!
   И Паскаль вернулся к весело распевающей толпе. Мэт  оглянулся  и  увидел,
что его спутник уже вовсю флиртует с молоденькой девицей. Нет, конечно,  это
отвлекало его от мрачных мыслей о кузине Панегире, но зато мало  говорило  в
пользу его верности. Да, она обошлась с ним не слишком-то любезно  -  только
что откровенно не отшила. Однако такой способ отшить влюбленного куда  более
жесток, потому что молодой человек остается привязанным к девушке.  А  можно
не сомневаться: Панегира из тех девиц,  которые  ценят  себя  по  количеству
парней, которых держат, как собачек, на поводках. И конечно, все  эти  парни
ужасно жалели ее за  то,  что  она  должна  связать  свою  жизнь  с  пожилым
мужчиной. Так что Паскаль  в  какой-то  мере  отыгрывался,  а  Мэт  искренне
надеялся, что хуже ему от этого не станет.
   С другой стороны,  толпа  молодежи  представляла  собой  вполне  надежное
прикрытие для Паскаля, да и Мэт не слишкомто бросался в глаза, шагая рядом с
искателями приключений среднего возраста. Да, конечно, он был помоложе,  ему
не исполнилось и тридцати, а остальным тут явно было или ближе к сорока, или
чуток за сорок. Хотя если учесть, что  на  дворе  стояли  средние  века,  то
шагающим рядом с Мэтом мужчинам и женщинам могло быть и  тридцать  или  чуть
больше. Порой крестьяне тут выглядели настоящими стариками в тридцать  пять.
Вот и выходило, что Мэт попадал как раз посерединке между двумя  группами  и
несколько выделялся, но ведь он был менестрелем в конце концов, и  для  него
было вполне естественно присоединиться к веселой толпе.
   Однако Мэта эта миграция на  юг  здорово  смущала.  Деревенская  молодежь
просто не знала законов большого города, а ни у  кого  из  старших  не  было
обручальных колец. Мэт подозревал, что все они скорее всего просто  сбиты  с
толку, как та пара, с которой он поговорил.
   Все, потому что впереди на  дороге  виднелось  еще  несколько  молодежных
компаний, весело хохотавших и передававших друг другу  бурдюки  с  вином,  и
несколько  групп  поменьше,  состоявших  из   людей   постарше,   болтавших,
размахивавших руками и  флиртовавших  так  же  откровенно,  как  и  их  юные
соотечественники.
   Неужели половина  деревенского  населения  тронулась  в  Венарру?  А  чем
занималась остальная половина, брошенная дома? Ну, кроме того, что эти  люди
нянчились с детьми - если нянчились?
   Чем эти люди занимались, вскоре выяснилось:  когда  компания,  к  которой
присоединились наши друзья, остановилась перекусить в придорожном трактире.
   - У нас там битком! -  извинялся  перепуганный  хозяин,  стоя  в  дверном
проеме и отмахиваясь от новых клиентов. - Ежели купите чего, это  мы  вам  с
радостью продадим: мяса там, сыра, хлеба, пива, - а сесть негде, уж  вы  мне
поверьте!
   Прошло несколько минут, и хозяину со служанкой пришлось изрядно попотеть,
принимая заказы <на вынос>, но когда  кто-то  из  тех,  что  были  постарше,
сунулись было помочь, в дверях трактира показалась пожилая женщина и  гневно
обвинила их:
   - Мразь! Подонки! У вас, видать, сердца из камня! Вы побросали ваших  жен
и детей на съедение волкам, да? Пожертвовали ими  ради  собственной  похоти?
Стыд вам и позор!
   Взрослые путники  удивленно  таращили  глаза.  Потом  вперед  вышла  одна
дородная матрона и расхохоталась:
   - Я жену не бросила, уж ты мне поверь!
   И вся толпа облегченно рассмеялась за ней следом.
   Женщина в дверях покраснела:
   - Зато ты бросила детей! Хорошеньких малышек, что сосали твою  грудь,  ты
бросила их, чтобы они получали тычки и пинки от их папаши! Ты бросила  мужа,
чтобы он один заботился об их пропитании, и ему  теперь  надо  и  за  землей
ухаживать, и пытаться как-то нянчиться с детьми! Что теперь  ждет  их  всех,
как не несчастья?
   - Для мужа-то моего несчастье было бы,  коли  бы  я  с  ним  осталась,  -
отрубила неверная жена. - Не сомневаюсь, он уже нашел себе бабу - вот  пусть
она и нянчится с детьми!
   - Не лезь в  чужие  дела!  -  выкрикнула  другая  женщина,  и  вся  толпа
огласилась выкриками и оскорблениями.
   Вся красная, дрожа от гнева, женщина ретировалась в трактир.
   Мэт вложил монетку в руку Паскаля.
   - Купи два маленьких мясных пирога и кувшин пива, ладно? Хочу  пробраться
внутрь и дослушать до конца.
   - Нет, я тогда пойду с тобой! - заупрямился Паскаль.
   - Уймись.
   - Не уймусь.
   Мэт с сомнением поглядел на Паскаля.
   - Ну ладно, может, сумеешь мне подыграть. Ладно,  давай  рискНем.  Хозяин
встал и загородил им дорогу.
   - Там полно народу, я же сказал! Не пущу!
   - Что, даже менестреля не пустишь? - прищурился Мэт, выхватил из-за спины
лютню и извлек из нее благозвучный аккорд.
   Глаза у трактирщика загорелись, но он пробурчал:
   - Сидеть негде.
   - А я и так всегда стоя пою.
   - Я тебе платить не стану.
   - Да ладно! Мой напарник пустит шляпу по кругу, - сказал Мэт и  кивнул  в
сторону Паскаля, который тут же стащил с головы шляпу.
   Трактирщик смерил их  обоих  взглядом  с  ног  до  головы,  видимо,  счел
неопасными и кивнул:
   - Ладно, проходите.
   Мэт вошел. Паскаль следом за ним. Заметив это,  несколько  путников  тоже
рванулись было к двери, но хозяин тут же загородил проем.
   - Я только менестреля пустил, чтобы он развлек посетителей!
   Толпа поворчала, повозмущалась, однако  рисковать  и  пробиваться  внутрь
больше никто не стал.
   В зале царил полумрак. Та женщина, что выходила побраниться на порог, все
еще не остыла:
   - Нахалы, изменщики! Обманщицы! Подонки! Повесить бы их всех,  и  дело  с
концом!
   - Они за это поплатятся, - стал утешать ее сидевший напротив нее мужчина.
- Вернутся и будут на коленях ползать, Клотильда, будут  умолять,  чтобы  мы
пустили их обратно. Поднаберутся ума, намучаются и вернутся все до  единого.
И моя Мод вернется, и твой Корин.
   - Я его назад не пущу, только разве что если ползком приползет!  Чтобы  я
его вот так взяла и пустила, когда он ушел, даже не попрощавшись с нами!
   - Мы должны простить их, - пробормотал мужчина. - Нам, тем,  кто  остался
здесь, нужно терпеть.
   - Так уж и терпеть? - Клотильда уставилась на него, и горечь в ее взгляде
вдруг превратилась в любовный жар.
   Мужчина выпучил глаза и смутился.
   - Мы же... ты же замужем, Клотильда, а я женат!
   - И что, твою Мод это остановило? А мой Корин,  что,  вспомнил  про  свое
обручальное кольцо? Нет, и звать его больше <моим> не желаю! -  Клотильда  в
гневе сорвала с пальца кольцо. - Если они нам не верны,  то  мы-то  с  какой
стати должны им верность хранить?
   Этот аргумент подействовал на собеседника Клотильды очень убедительно,  и
Мэт видел, какая внутренняя борьба .происходит у того в душе: Его можно было
понять: Клотильда была еще женщина хоть куда, и  вполне  можно  представить,
какова она была лет двадцать назад. Наверняка этот мужчина сгорал от любви к
ней еще молоденьким парнишкой. Потом  она  вышла  замуж  за  другого,  а  он
мучился, а потом и сам женился. А что ему оставалось?
   Может быть, именно поэтому Мод и ушла от него?
   - Если они не считают себя связанными с нами, то  и  нам  нечего  считать
себя связанными с ними! - бушевала  Клотильда.  Она  схватила  руку  мужчины
двумя руками, устремила на него горящий взор. - О, мы  отомстим  им!  Что  в
этом будет такого уж ужасного, Добло?
   - Да, что такого ужасного? - хриплым голосом проговорил мужчина.
   Дрожащей рукой он сжал руки Клотильды и встал. Встала и она, и они вместе
отправились к ведущей наверх лестнице.
   Тут внимание Мэта привлекли звуки, доносившиеся сверху. Вот тут-то  он  и
понял, чем занимались в Латрурии те, кто остался дома.
   Паскаль оглядывался по сторонам и хмурился.
   - Тут вроде нет никого моего возраста.
   - Нет, - подтвердил Мэт. - Все, кто помоложе, там, они  присоединяются  к
толпам, идущим на юг. Сними-ка шляпу и  будь  готов  пустить  ее  по  кругу,
Паскаль. Сейчас я их повеселю на славу. Над словами они задумаются, когда  я
уже уйду.
   Но тогда уж точно задумаются - это он знал наверняка.

***

   Через час, когда они вышли из трактира, их попутчики уже доедали дорожный
завтрак. Паскаль встряхнул холщовую торбу, приобретенную  у  трактирщика,  и
ахнул:
   - Чтобы люди так повеселились, если можно так выразиться,  да  еще  после
этого так расщедрились! А где это ты вызнал такую песню... насчет того,  как
один мужчина был рабом своей похоти и как он  лгал,  когда  не  мог  устоять
против искушения, ну и еще про то, как луна освещала улицу над какими-то там
доками?
   - Я ее узнал от двух ребят - их зовут Брехт <Бертольд Брехт (1898-1956) -
немецкий драматург и режиссер.> и Вайль <Курт Вайль (1900-1950)  -  немецкий
композитор, с 1935 года живший в США. Автор песен  (<зонгов>)  к  пьесам  Б.
Брехта.>. Лично я с ними незнаком, но мне очень нравятся их песенки.
   - И ты думаешь, что тутошний народ действительно задумается  над  смыслом
песенок, когда ты уйдешь?
   - Ода, - заверил товарища Мэт. - Наверняка. Может быть, даже очень скоро,
и тогда не произойдет беды. Брехт их так  задумал,  эти  песенки.  -  Честно
говоря,  в  душе  Мэт  сомневался,  что  первоначальный   замысел   великого
драматурга был именно таков. - Скажи, а латрурийцы всегда  отличались  таким
распутством?
   - Не сказал бы, судя по тому, какие они были на встрече нашего  семейства
прошлым летом, - ответил Паскаль. - Старики вспоминали, как гнули  спину  от
рассвета до заката, а потом еще дома горбатились до ночи.
   - Да, тут мало сил останется на разврат, - согласился Мэт. -  Теперь  же,
когда подати снижены и помещик не отнимает всех бычков, можно  прокормиться,
и работая по восемь - десять часов в день.
   - Верно, у них появилось время вспомнить про танцы и песни, -  согласился
Паскаль. - Ох, бедняги. Ну и жизнь же у них была так долго!
   - Бедняги, это верно, -  не  стал  спорить  Мэт,  всеми  силами  стараясь
уверить себя, что все происходящее здесь  связано  лишь  с  тем,  что  народ
просто приспосабливался, привыкал к появившемуся времени.  Теперь,  когда  у
всех  завелись  приличные  дома,   хорошая   одежда,   у   людей   появилась
неудовлетворенность, им захотелось чего-то большего, но чего - они  сами  не
знали, вот и боролись со скукой путем любовных  интрижек.  -  Вот  что  меня
удивляет, - задумчиво проговорил Мэт, - никого из них, похоже,  не  волнует,
что их могут застукать мужья и жены.
   - Как они их  застукают,  -  возразил  Паскаль,  -  если  они  сейчас  за
несколько миль отсюда?
   Что-то в тоне, каким это было сказано,  не  понравилось  Мэту.  Он  резко
глянул на молодого человека и заметил, что тот вожделенно уставился  в  одну
точку.
   - Уж не подумываешь ли ты завести интрижку с Панегирой?
   - Если я не отговорю ее от замужества, если она все же  выйдет  за  этого
старого дурака, то почему бы и нет? Не захочет же она  спать  с  ним!  Можно
было бы, конечно, выставить все так, будто я ее украл, но не думаю,  что  ей
такое понравится.
   - Паскаль, - осторожно проговорил Мэт, - это может быть очень опасно.
   - Да что тут такого-то? - изумился  Паскаль.  -  Если  все  остальные  не
гнушаются изменами, так чего же нам стесняться?
   Что ж, всегда отрадно найти тех, кто поступает так  же,  как  ты,  и  тем
самым доказать свою правоту. Однако Мэт все-таки попробовал поспорить:
   - Но ведь неверные мужья вернутся, как только поймут, что  в  столице  не
разбогатеешь, а когда они вернутся, непременно найдутся соседи, имеющие  зуб
на его жену, и все ему расскажут.
   - Да брось ты! - воскликнул Паскаль. - Зачем тогда так рисковать!
   - А затем, что опасность быть застигнутыми придает  самой  скучной  жизни
оттенок  приключения,  особенно  когда  ты  думаешь,  что  тебе  никогда  не
вырваться из такой жизни, потому что это тебя бросили, оставили  одного  или
одну с детьми. Ты же слышал, что говорила  Клотильда?  Она  хочет  отомстить
своему мужу. А какая же это будет месть, если он вернется и не  узнает,  чем
она занималась в его отсутствие? А как ты думаешь, что случится,  когда  муж
об этом узнает?
   А они об этом узнали в следующем трактире.

Глава 11

   Мэт и Паскаль опять вошли внутрь, чтобы поразвлекать  посетителей,  а  их
спутники остались снаружи, довольствуясь обслуживанием <на вынос>.  Мэт  как
раз заканчивал распевать <Есть  в  городе  нашем  таверна>,  как  в  трактир
вломился некий Грозный Муж.
   - Где он? - взревел Грозный Муж.  -  Где  эта  мразь  Симнель?  Где  этот
грязный вор, который похитил мою жену?
   В дальнем конце зала из-за  стола  в  страхе  вскочила  парочка.  Мужчина
вцепился в задвижку на окне и  принялся  судорожно  ее  дергать,  а  женщина
загородила дорогу Г.М.
   - Ах, похитил, послушайте, что он говорит! Не похитил, а подобрал ту, что
ты бросил, вот это больше на правду похоже!  Вернулся,  значит,  нашлялся  и
думаешь, я теперь снова буду твоя, да, Перкин?
   - Да, моя! - У Перкина явно было не  то  настроение,  чтобы  нежничать  с
женой. - И я тебе это докажу - вот поколочу тебя как следует, и ты вспомнишь
про это, Форла!  Что,  думаешь,  этот  вонючий  трус  защитит  тебя?  Перкин
отодвинул жену в сторону могучей лапищей и бросился к окну, в котором только
что исчез соблазнитель Форлы. Перкин выругался и бросился к двери. Его жена,
похоже, не собиралась вмешиваться, да и не смогла  бы,  судя  по  тому,  что
лежала на полу не двигаясь. К ней сбежались женщины  и  принялись  наперебой
твердить ей, что ей ни в коем случае нельзя вставать.
   Паскаль посмотрел вслед исчезнувшему в дверях Перкину.
   - Он, похоже, того мужичка убить замыслил!
   - Да,  есть  мужчины,  которые  просто  свихнуты  на  почве  ревности,  -
подтвердил Мэт. - В конце концов только  честь  у  них  и  осталась.  -  Что
касается его, он не на шутку изумился - никто из других неверных мужей и  не
подумал остановить Перкина. - Слушай, пойдем отсюда. Хочу увидеть,  чем  это
кончится.
   Паскаль зыркнул на него так, словно  Мэт  сбрендил,  но,  как  только  он
шагнул к двери, Паскаль пошел за ним.
   Завернув за угол трактира, Мэт отдал Паскалю лютню и проверил, хорошо  ли
вынимается из ножен кинжал. А вон и Перкин - мчится за своим соперником. Вот
он нагнал убегавшего и подставил ему  подножку,  которая  сделала  бы  честь
полузащитнику национальной футбольной лиги. Симнель, впрочем, тут же вскочил
на ноги,  с  перепугу  заехал  своему  преследователю  по  физиономии  и,  к
собственному удивлению, попал в цель. Перкин взвыл от злобы и изо  всех  сил
ударил Синеля между лопаток  -  тот  успел  уже  набрать  скорость.  Симнель
захромал. Перкин, пользуясь этим, быстро нагнал его  и  заработал  кулаками,
как какими-нибудь паровыми молотами. Бедняга Симнель защищался как  мог,  но
большая часть ударов достигала цели. Однако он начал огрызаться, и  вот  его
ответный удар угодил Перкину в нижнюю челюсть. Перкин отшат