Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Липскеров Дмитрий. Последний сон разума -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
ловой и кинжал, лежавший рядом. Обернувшись, он увидел спящего Батыя, но без сомнений подошел к кровати и толкнул его в плечо. Мальчишка мгновенно проснулся и ощетинился, словно дикая кошка, готовая защищаться. При виде отца он расслабился. - Зачем ты меня разбудил? - недовольно поинтересовался Батый и зевнул. - Кто тебе разрешил взять кинжал? - стараясь говорить спокойно, спросил грузин. Он заметил, что мальчишка за рабочий день изрядно подрос и походил на пятиклассника. Старому грузину это не нравилось. - Жена твоя показала. Хороший кинжал! - Больше никогда не трогай! - приказал Дато. - Понял? Батый ничего не ответил, но спросил: - Что чувствует воин, когда убивает? Дато растерялся и, не зная, что ответить, шевелил седыми бровями. - Ты разве не убивал? - Я стрелял на войне. - Значит, убивал. - Не знаю. - Как это? - Я не знаю, попадал или промахивался. - Зато в тебя попали, - засмеялся Батый. - Пулей! Из свинца! Дато перекосило. - Откуда ты это знаешь? - Мать рассказала. Старый грузин промолчал и все смотрел на перебинтованный палец мальчика. - Порезался? - Да, - отозвался Батый. - О сталь кинжала? - Точно. - Ты еще настолько глуп, что тебя побеждает сталь, которая должна служить! Ты сам себя ранил, тогда как меня ранил враг! В этом большая разница между нами. Батый не знал, что ответить. Он чувствовал правоту Дато, а оттого злился. - Мое время еще настанет, - пообещал он и вышел в кухню, в которой встал опять у окна, следя за падающим снегом. Он стоял, уперев руки в бока, и думал - что такое пуля и как она может ранить или убить на расстоянии? От этих вопросов, на которые он не мог найти ответа, все его маленькое существо охватило злобой; неожиданно он подошел к раковине, схватился рукой за кран, коротко напрягся и выдернул его, разрывая металл, словно бумагу. Хлынула фонтаном горячая вода, заливая кухню. - Дато, - позвал мальчик голосом настолько спокойным, как будто ничего не произошло. - Что? - отозвался грузин из комнаты. - Здесь что-то сломалось. - Где? - На кухне. - Сейчас приду. Совсем не встревоженный мирным голосом мальчика, грузин не спешил, что-то делал в комнате свое, а когда вошел в кухню, оказавшись по щиколотку в горячей воде, вскрикнул что-то по-грузински и запрыгал в прихожую за своим слесарным чемоданчиком. - Ах, кипяток! - приговаривал он. - Кипяток! Пока грузин обувался в резиновые сапоги, у него промелькнула мысль, как это Батый стоит в горячей воде голыми ногами, когда ему и в ботинках было нестерпимо. Полчаса понадобилось Дато, чтобы ликвидировать аварию. В дверь звонили соседи с нижнего этажа, а грузин, занятый починкой раковины, кричал из кухни: - Знаю! Все знаю! Все возмещу! Авария, понимаете! Во все время ремонта Батый продолжал стоять в воде и следил за процессом восстановления. Мельком взглянув на приемыша, Дато вдруг углядел сильно выросшее мужское отличие мальчика, покраснел лицом и, трудясь разводным ключом, буркнул: - Поди оденься во что-нибудь! - Зачем? - поинтересовался Батый. - Негоже голым ходить! Сейчас мать придет!.. - Я - некрасивый? - Не в том дело, - скривился Дато, затягивая винт. - А в чем? - В том, что я твой отец и приказываю тебе одеться! Понял? Батый пожал плечами, но все-таки вышел в комнату, где снял с подушки наволочку, затем оторвал у нее два края и надел ее наподобие штанов, просунув ноги в дырки. Подвязался узлом. Вернулся в кухню, где Дато заканчивал ремонт. - Так нормально? Почему-то старому грузину захотелось швырнуть в голову мальчишки разводным ключом, но, сдержавшись, он лишь сказал, что наволочку можно было не портить. Еще он подумал, что жена притащила в дом отпрыска какого-то япошки и что только японца в их семье не хватало. Старый Дато был уверен, что оторванный кран - дело рук Батыя, но как он, такой малыш, сумел проделать этакое, что и взрослому мужчине не под силу! - Ты - воин! - вдруг произнес Батый возвышенно. - Я - слесарь, - ответил грузин, уловив в голосе мальчишки издевку. - Да, ты слесарь, а я - воин! Дато хмыкнул. - Завтра я буду в кондициях! - добавил Батый. Грузин не понял, что такое быть "в кондициях", но переспрашивать приемыша не хотелось, и он просто принялся вычерпывать с пола затопленной кухни воду... Что затопило квартиру, Кузьминична узнала уже на подходе к дому. Она ловила на себе сожалеющие взгляды соседей и слышала, что ремонт двух квартир обойдется им с мужем в копеечку! А где она, повариха и нянька Детского дома, возьмет эту копеечку?!. Несколько часов понадобилось Кузьминичне, чтобы убрать с пола кухни воду. То и дело во входную дверь просовывалась соседская голова с нижнего этажа и сообщала, что штукатурка обвалилась повсеместно. Затем голова сообщила примерную сумму ущерба, которая равнялась почти двум годовым зарплатам Дато и Кузьминичны. Когда же голова заявила, что ошиблась в расчетах и ремонтные работы обойдутся на пару тысяч дороже, Дато не выдержал и метнул в физиономию соседа гайкой на двенадцать, попал страдальцу в лоб, чему был несказанно рад. Визг пронесся по всему дому, и сосед бросился в свою квартиру звонить по телефону в органы охраны общественного порядка. Через пять минут на место происшествия прибыл прапорщик Зубов и принялся лениво разбирать ситуацию. - Мало того, что квартиру мне порушили, так еще и травму нанесли! - верещала голова, указывая на лиловую шишку, торчащую изо лба. - Увечье, можно сказать, непоправимое! - Виноват я, - согласился Дато, склонив седую голову. - Что же это вы! - пожурил Зубов, сплевывая семечковую кожуру. - Пожилой человек, а хулиганите! Здесь пришлось вступить Кузьминичне, которая поведала милиционеру о сумме, требуемой пострадавшим от потопа. - Сколько?!! - вскричал Зубов. Его рука дрогнула, и из нее посыпались тыквенные семена. Повариха повторила. - Ах ты гнида! - почернел лицом Зубов. - Да я тебя сейчас пристрелю, как собаку! На чужом горе наживаться! Прапорщик потянулся за пистолетом, но голова, сориентировавшись в обстановке мгновенно, ретировалась и кричала с лестницы, что, может, в расчеты и вкралась досадная ошибка, но то дело неумышленное, а, следовательно, простительное! - Чтобы я твоей хари здесь больше не наблюдал! - прокричал вслед Зубов и тотчас успокоился. - Армянин? - спросил он ласково Дато. - Грузин. - Понятно. Как же это? Зубов обвел взглядом испорченную кухню. - Да сам не понимаю! - посетовал грузин. - Вот, глядите! - он указал пальцем на рваный металл. - Как его так прорвало? - Да-а, - согласился Зубов. - Невиданно!.. Может, давление какое в трубе? - Да что вы! - отмахнулся Дато. - Какое давление! Я слесарем работаю, про трубы все знаю! Тут как будто трактором дернули! - Да, дела!.. Ну, похоже, я здесь больше не нужен? - Похоже, что да. - Спасибо вам, - поблагодарила Кузьминична. - За что же? - удивился Зубов, которому по работе "спасибо" сказали, кажется, впервые. - Вы нас приехали карать, а вышло все наоборот. Помогли! - Не радуйтесь больно, - уже в дверях предупредил Зубов. - Эта лиловая харя адвокатов еще найдет! А уж они вас как липку обдерут! Я эту категорию знаю!.. С грехом пополам воду убрали. За всеми перипетиями наблюдал Батый, безучастный к происшедшему. - Есть, - потребовал он. - Сейчас-сейчас! - засуетилась Кузьминична и выложила из сумки на стол килограмм говяжьего фарша. Батый оживился, резво подошел к столу и, прислонив нос к самой упаковке, втянул в себя запах. В этот момент с ним что-то произошло. Он сорвал упаковочную бумагу и стал горстями черпать прокрученное мясо и засовывать его себе в рот. Он поглощал пищу жадно, чавкая и пуская слюну, как голодная зверюга, пока от полуфабриката не осталось и следа. Дато и Кузьминична наблюдали эту картину зачарованно, можно даже сказать, будто под гипнозом, словно в клетке с тигром находились. - А-а-а... - удовлетворенно выдохнул Батый и утер окровавленный рот рукой. - Еще есть что? - Может быть, хлебушка? - вышла из оцепенения повариха. Батый сморщился, словно перед ним лимон ели. - Колбаса есть, - неуверенно сообщила Кузьминична. - Давай. Колбасу он сожрал еще быстрее, чем фарш. Дато, глядя на это поглощение пищи, шепнул на ухо жене, что испытывает непреодолимое желание убить звереныша. Пожилая женщина перекрестилась и зашептала в ответ: "Что ты, что ты!.." Обожравшись, Батый отвалился от стола и обвел взглядом присутствующих. - Мама! - неожиданно произнес он с нежностью. Но был в этой нежности оттенок опьяненности, одурманенности - в общем, такого состояния, которое позволяет вдруг сказать то, что не одурманенным никогда не произнесешь. Это уловил старый Дато, и все нутро его сжалось. Кузьминична же была тронута до слез. Она рванулась к ребенку и обняла его крепко, пачкаясь следами фарша. - Сыночек мой, дорогой! - пела она, а Батыю, уложившему голову ей на плечо, вдруг нестерпимо захотелось откусить старухе дряблое ухо с дешевой сережкой. Он перетерпел все ласки и был уложен в мягкую постель. На ночь Кузьминична рассказала ему сказку про Трех богатырей, про их подвиги и невиданную силу, на что Батый открыл один глаз и презрительно скривил рот. - И откуда сила-то у них такая? - поинтересовался он. - От земли русской! - ответила повариха. - Откуда же еще! - Я, пожалуй, посильней буду! - прикинул подросток. - Конечно, конечно! - улыбнулась Кузьминична. - Ты самый сильный!.. Он заснул и всю ночь рос, как в русских сказках - не по дням, а по часам, так что к утру весь его организм вытянулся до взрослого, мышцы налились редким сплавом силы и выносливости. Под носом проклюнулись редкие усики, а подбородок пустил пяток волосков, черных и завитых. К тому времени, как он поднялся с кровати, Дато уже отправился починять всевозможные краны и прочищать засоры. Кузьминичне сегодня было во вторую смену, а потому она с раннего утра возилась на кухне, приготовляя Батыю завтрак с жареным мясом. Он появился перед нею голый, весь сочленение мышц, с короткими мощными ногами и неприкрытым естеством. - Ой! - вскрикнула Кузьминична. - Как ты вырос! Старуху, все ее существо, охватил страх. Она, словно кролик на удава, уставилась в черные злые глаза Батыя, и все боязней становилось ей, но оторваться от азиатского взгляда не было мочи. Еще Кузьминична задалась вопросом: что это сынок держит руки за спиной, как будто что-то прячет? А?.. Она не решилась на вопрос, отказалась от него и тут же забыла - из страха. - Есть буду! - оповестил Батый. Несмотря на мускулистое тело и грозный до мистиче-ского облик, голос юноши был по-женски тонок и по-машинному бесчувственен, отчего Кузьминична еще более заволновалась. Она уже предчувствовала, что произойдет что-то страшное, непостижимое, а потому, сказав, что мясо готово, повернулась лицом к окну, спиной к Батыю. - Спасибо за мясо! Азиат вытащил из-за спины руки. В правой он сжимал кинжал дамасской стали. Сталь вибрировала, готовая к применению. Батый поиграл ею в свете солнечного луча. Старуха чувствовала, как сын тихо ступает босыми ногами, приближаясь к ней. Все ее тело охватило судорогой, свело, по коже побежали мурашки, душа сжалась до булавочной головки, но она продолжала стоять на месте, уставив невидящие глаза в небо. Батый приблизился к ней на расстояние дыхания. - Мама, - проговорил он тонким девичьим голосом, затем приобнял Кузьминичну левой рукой за талию, завел спереди правую с кинжалом и, выдохнув, воткнул старинную сталь в старую плоть. - Ох! - осела повариха, схватившись за живот, а когда убийца провернул кинжалом на триста шестьдесят градусов, и вовсе села на пол, смешно плюхнувшись задом на влажный линолеум. Обильно потекла кровь, расползаясь темным пятном. Старуха сидела, не закрывая глаз. Батый макнул пальцы в кровь, а затем лизнул их, пробуя липкую на вкус. - Я - воин! - гордо произнес он. - Я - богатырь! Он был уверен, что убил старуху, а потому не стал тратить время попусту, сожрал со сковороды несколько кусков раскаленного мяса, вернулся в комнату, в которой спал, надел свою наволочку, затем снял ее, порылся в гардеробе, отыскал в нем брюки и прочее необходимое, облачился в чужое и, проговорив: "Я - Батый!" - вышел из входной двери. Кузьминична по-прежнему сидела, привалясь спиной к стене, и держала стремящиеся наружу кишки. Это он убил Кино! - внезапно догадалась старуха. - Это он ее детским мечом ткнул в самое нутро!.. Она потеряла сознание и находилась в странных эмпиреях другого бытия до прихода мужа, своего Дато, который, сохраняя самообладание, вознес жену свою на руки и бежал с нею до самого приемного покоя больницы, где ей сделали операцию и заверили пожилого супруга, что его благоверная останется жить. Ему позволили сидеть с ней в реанимации, и когда она пришла в себя после наркоза, муж первым делом спросил: - Он? - Нет, - прошептала она синими губами, защищая сына. - Он! - был уверен Дато. Батый вышел из дома и направился в сторону вокзала. С ним была сумка, в которой помещались остатки жареного мяса. Кинжал был устроен под левой подмышкой, подвязанный на ремешке. На вокзале он подошел к воинской кассе и попросил у миловидной кассирши билет до Улан-Батора. Девушка выписала проездной документ и подумала о покупателе, что он ничего себе лицом и телосложением, только вот голос тонковат. - Служить? - поинтересовалась кассирша. - Воевать, - ответил Батый. Девушка с пониманием кивнула головой, а когда покупатель удалился, по прошествии получаса она вдруг осознала, что не взяла с него за билет деньги. Еще она подумала, что в той стороне, куда отправился азиат, вроде бы горячих точек нет, в чем, впрочем, до конца не была уверена... Она провздыхала до конца рабочего дня, сетуя на себя, что как была дурой всю жизнь, так и останется таковой навсегда! За билет до Улан-Батора ей работать целый месяц. Батый сел в поезд, забрался на полку и смотрел долго на удаляющийся город, в котором он родился и который покидал навсегда. - Я - воин! - шептал он. - Я - богатырь!.. Мыкин и Митрохин с удовольствием проводили время на погранзаставе. Так как они были на переподготовке, к которой кадровые офицеры относились снисходительно, считая тридцатипятилетних мужиков гражданскими, то и спроса с них не было никакого. Более того, офицерский состав даже несколько завидовал мужикам, поскольку те жили в мегаполисе и были причастны к его радостям, в частности к пивным местам и девицам, коих в азиатских степях не имелось вовсе. Начальство закрывало глаза на то, что друзья частенько самовольно уходили за пределы части и возвращались навеселе. - Лишь бы солдат не вовлекали! - мудро решил начальник заставы. - Ах, благодать! - вздохнул Митрохин, потягивая пивко и закуривая его травкой, приобретенной на базаре. - И не говори! - поддержал Мыкин, обсасывая воблино ребро. Друзья отдыхали в котельной, которая обогревала всю заставу. Они расположились на толстых трубах с горячей водой и воображали себя на теплом пляже. Котельная работала на угле, который забрасывался в специальную печку. - Устарелая система! - со знанием дела констатировал Мыкин. - Лет тридцать как вышла из употребления! - Как думаешь, ищут нас? - поинтересовался у друга Митрохин. - А ты думал, забыли! - сплюнул пивной слюной Мыкин. - Какого хрена ты у мента пушку хватанул! Если бы не ствол, то давно бы забыли! - Да, - согласился Митрохин. - Дурака свалял. - Авось пронесет! - неожиданно перекрестился Мыкин, чем удивил подельщика. - В Бога веришь? - Готов во все верить, лишь бы пронесло! - Все будет зер гут! - улыбнулся Митрохин и глотнул пива прямо из трехлитровой банки, не пролив ни капли. Дверь в котельную отворилась, и весь кайф друзьям обломал старшина Огрызов. Он втащил в жаркое помещение свое жирное тело и, оглядев картину попойки, сделал притворно-круглые глаза. - Да это что такое здесь происходит! - возопил старшина. - Да как посмели! - Пшел ты! - процедил сквозь зубы Мыкин, разо-млев на горячей трубе. Старшина, честно сказать, совершенно не хотел скандала, а просто желал, чтобы его пригласили на распитие пива; попросить гордость не позволяла, потому служака решил показать власть, а потом смилостивиться и утолить жажду за чужой счет. Но не тут-то было! Его примитивно послали! Приходилось отстаивать свою честь и честь мундира! - Ты кому это сказал! - завращал глазами жирный пограничник. Обычно от этого вращения глазными яблоками новобранцы приходили в ужас, который сопровождал их первые полгода службы. Затем пацаны привыкали к жиртресту и только делали вид, что пугаются его моргал. Тем более скорченной физиономии не испугались и Мыкин с Митрохиным. - Я тебе это сказал! - уточнил Мыкин. - Тебе, жирная харя! И не вращай своими свиными глазками, не напугаешь! - Да ты что!.. - взвизгнул Огрызов. - Да я сейчас!.. Старшина схватился за свой круп, к которому была прикреплена кобура с оружием, нервно задергал замком, пока наконец пистолет не оказался в его руке, направленный на Мыкина. - А ну, встать! - приказал Огрызов. - Счас! - скривился Мыкин, сделал глубокую затяжку травкой и пустил пахучее кольцо к потолку. - Ты лучше проваливай подобру! - посоветовал Митрохин. - Не любим мы тебя! И пиво на шару не получишь! Огрызова трясло. Трясло и руку с пистолетом. - Встать, кому сказал! - прокричал он истошно. - Обоих постреляю, гады! - Ну, гнида! - отозвался тепловик и лениво сполз с трубы. Он медленно подошел к старшине, уперевшись в дуло пистолета грудью. - Давай стреляй, окорок тухлый! Чего медлишь! - Лучше отойди! - нервно предупредил Огрызов. - А ты не пугай! Мы тебя давно знаем, давно тобою пуганные! Не припоминаешь? - Мыкин повернул лицо в фас. - Напрягись! Старшина сузил глаза. - Лет пятнадцать назад! - уточнил Митрохин, туша докуренную папиросу с анашой. - Это мы тебе тогда пердунчик подложили! Припоминаешь?!. Через секунду было ясно, что Огрызов вспомнил. С того момента в Ленинской комнате Вася Огрызов остался старшиной навсегда, безо всякой надежды на прапорщика. Было такое мнение у командования - пердунов не повышать в звании. Он все вспомнил, и обида подкатила к глазам океаном. Его толстый палец затрепетал на курке табельного оружия, и Мыкин каким-то шестым чувством уловил смертельный миг, нагнулся, пропуская кусок свинца у себя над головой. Но уже через мгновение разогнулся и коленом нанес непоправимый удар в пах Васи Огрызова, так что тот рухнул, словно заколотая свинья, и завозился, закорчился на полу. Мыкин, осознав, что его только что чуть было не убили, утерял над собой контроль и стал наносить один за другим удары кирзовыми сапогами в область головы старшины. Он бил долго и точно. Если бы Митрохина спросили, делал ли Мыкин это с удовольствием, то Митрохин бы искренне ответил, что нет! Нет, нет и нет! Тепловик просто защищался, стараясь нейтрализовать врага. Сапоги работали еще минут пять, пока Вася Огрызов, сорокапятилетний мужик, не проле

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору