Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Фантастика. Фэнтези
   Фэнтази
      Липскеров Дмитрий. Последний сон разума -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
рящими светом, как луна на небе. Мужик и луна сочетались цветовой гаммой. - А я его знаю, - пролепетала Светка пьяно. - Это участковый из Пустырок. Он меня про Ильясова спрашивал... - Здрасьте, товарищ майор! - донеслось из открытой форточки. - А, это ты, Синичкин, - признал командир. - Летаешь? - Летаю, - согласились из-за окна. - А я, вот видишь, тут с женщиной!.. Светка совсем не удивлялась, что какой-то мент летает за окном, к тому же светится. Ей, отравленной алкоголем, вдруг захотелось пожаловаться стражам порядка, что ее побили в своей же квартире, но язык по-прежнему не слушался, и она перестала сопротивляться усталости, закрыла глаза и заснула. Сквозь сон Светка чувствовала, как пальцы майора трогают ее грудь, но она была во сне не против, да и, как помнится, наяву тоже. - Умру я... - услышала продавщица и не знала, приснились ей эти слова или прибыли из реальности. - Скоро Новый год!.. Митрохин и Мыкин проснулись следующим утром с распухшими головами и медленно поползли к холодильнику. В нем они нашли бутылку финской водки, которая, как гласила реклама, когда-то была холодной родниковой водой, откупорили ее, потрясываясь организмами, и по очереди хлебнули сорокаградусного родника. Огурец в белом "Аристоне" нашелся один, да и то вялый; им хрустнули по очереди и после в унисон сказали блаженное "а-а-а-а!". Затем сожрали яичницу из восьми яиц, помеченных буквой "А", значит диетических, потом глотнули из родника уже цивилизованно, через стопки, и сели в разные углы комнаты, слегка порыгивая от удовольствия. - Светка - человек! - блаженно проговорил Мыкин. - Ага, - подтвердил Митрохин. - Сегодня я ее по-настоящему тюкну! - А кто даст? - Кто-кто? Она... - Я не дам! - Чегой-то ты! - обиделся Митрохин. - Здесь одна попытка дается! Баба моя. Я не хочу, чтобы она через тебя неприятные ощущения имела! Понял?.. К тому же выгонит! Митрохин был обижен, но вынужденно кивнул, согла-шаясь, так как понимал, что, если Светка их попрет, деваться будет некуда! - Давай мента замочим?! - неожиданно предложил он, сублимируя половую энергию в русло агрессии. - Столько от него проблем! - Совсем голова мягкая стала? - А чего терять? Ильясова мы грохнули, и мент обещал вышку за это! - На понт брал. Сейчас смертную казнь отменили. Совет Европы настоял. - Тем более. Пожизненно нам и так дадут. Так хоть напоследок менту отомстим! Мыкин ничего не ответил, просто сидел и смотрел в окно на то, как падает снег. - Хочешь, я ему сам в башку стрельну? - предложил Митрохин. - Я людей не убиваю. - Так я и говорю, сам стрельну! - А если у него дети? - А у меня их нет? - Он работу свою делает. - Так вот за то, что он так хреново работу свою делает, я его и... - Митрохин наставил на Мыкина указательный палец и чмокнул губами. - Мы что, Ильясова нарочно убили? А? Скажи мне? Не было ведь умысла! - Не было, - согласился тепловик. - Харя у него вампирья, рожа татарская! Ненавижу! И жена моя его ненавидит, и Елизавета!.. При упоминании о дочери Елизавете Митрохин вдруг расстроился лицом и с болью в сердце представил свою плоть от плоти со шприцем в руке. От этого видения его всего передернуло, и свое чувство родитель вновь перевел в агрессию, подскочив к Мыкину: - Дай "ТТ"! - Ты чего это? - Мента грохну сегодня же! - Остынь, придурок! Обоих нас спалишь не за понюх! - Ах, ненавижу! За что нас к стенке, скажи мне! Митрохин забегал по комнате, совсем потеряв самообладание. Лицо его стало молочного цвета, а руки ходили ходуном в разные стороны, словно он искал чье-то горло, чтобы сдавить его в одно движение. - Охолони! - крикнул Мыкин. - А-а-а! - завопил друг. Тогда тепловик поднялся из плюшевого кресла, подошел к Митрохину и ударил его в челюсть. Удар был несильным и незлобным, но достаточным, чтобы привести подельщика в чувство. - Ты что?!. - изумился Митрохин. - Из терапевтических соображений. Контроль теряешь! Митрохин яростно смотрел на Мыкина, глаза горели огнем, но потом он вдруг обмяк, в мгновение обвис кожей на лице, согнулся пополам и заплакал. Слезы капали на паркет, а он жалобно вопрошал: - За что нас стрелять? Разве мы в чем-то виноваты? Наблюдая эту картину, Мыкин почувствовал себя не в своей тарелке, так как видел друга в таком состоянии впервые. - Ты чего? - спросил он, сглатывая подступивший к горлу комок. - За что? За что? Я не хочу! И тогда Мыкин подошел к переломанному другу и, взяв его за плечо, сказал: - Все будет хорошо! И так он проникновенно это сказал, что Митрохин поднял к нему заплаканное лицо и улыбнулся сквозь слезы. - Правда? - Правда. Мы поедем на границу, и там нас никто не найдет! Все утрясется! - Спасибо тебе!.. Спасибо... Митрохин поднялся, утер рукавом лицо, налил в чайную кружку водки и выпил залпом двести. - Ты - друг мой! - признался он. - Ты друг мне тоже! - получил он признание в ответ. Две недели друзья провели в квартире Светки. Сама хозяйка приходила редко, примерно раз в три дня, принося сумки с едой. - Воруешь? - поинтересовался однажды Митрохин. - Ворую, - ответила она. Светка была какая-то странная. В лице ее поселилась непонятная озабоченность, она не привечала даже ласки Мыкина и на вид похудела изрядно. - Любишь грузчика? - поинтересовался Мыкин в очередной приход любовницы. Продавщица не ответила, лишь посмотрела на тепловика пронзительно, с глубинной тоской, словно из проруби, затем выложила продукты в холодильник и вновь ушла. А потом наступил нужный день. Друзья побрились и выбрались на свет Божий. Они щурились от солнечных отблесков, с отвычки глубоко вдыхали зиму и шагали к районному военкомату. - Явились? - удивился военком. - Так точно! - ответили они хором. - И что, никаких справок о болезни не принесли? - Здоровы, - ответил Мыкин. - Вы мои дорогие! - расплылся в улыбке подполковник. - Значит, поедете на границу? - Это наш долг! - с пафосом произнес Митрохин, счастливый, что МВД не связалось с военной прокуратурой. - Ну тогда пошли со мной! Подполковник привел их в хозяйственную часть военкомата и выдал друзьям билеты на поезд. - Вот! И проездные! Он подтолкнул конверт. - Два месяца всего, ребята! - Да мы хоть на год! - пожал плечами Мыкин. - А что! - хлопнул по столу военком. - Прапоров вам присвоим - и служите себе на здоровье! - Подумаем, - пообещал Митрохин и протянул подполковнику руку. Вечером того же дня друзья лежали на полках в плацкартном вагоне и под стук колес думали каждый о своем... После смерти Айзы Илья пролежал на полу бессознанным несколько дней. Когда он пришел в себя, то потратил много времени, чтобы забраться на стол, где покоился захлопнутым склепом атлас речных рыб. Таракан был большой и сильный. Он долго пытался открыть атлас, но тщетно, пока в голову ему не пришла плодотворная мысль. Он попросту стал толкать книгу к краю стола, и в конце концов она рухнула на пол. Все произошло удачно, и в процессе полета атлас раскрылся птицей и выпустил со своих страниц сплющенную засохшую стрекозу, которая, медленно кружась, словно осенний лист, спланировала на пол. Илья долго лежал рядом со своей возлюбленной и говорил с нею, как с живой. - Любовь моя, не знаю, близок ли, далек мой конец? Но всей оставшейся у меня жизнью я люблю тебя, люблю безумно, как если бы взять сто страстных мужчин и сложить их чувства вместе! А и то, пожалуй, мало будет!.. Но, вероятно, Всевышнему так нужно, чтобы я мучился бесконечностью твоих смертей. Только вот не знаю - зачем?.. Должно быть, это не мое дело... Но имею же я право задать вопрос! Зачем?!! Он плакал. Плакал горько, и не было облегчения в этих слезах. Он был чудом природы - плачущий таракан! Потянуло из форточки, и легкое тело стрекозы приподнялось с пола и перевернулось, как живое. А потом Ильясов, сам того не сознавая, стал ее есть. Он поглощал Айзу с хвоста, отрешась от всего на свете. Так маньяки-каннибалы поедают свои жертвы, чтобы соединиться с ними навеки. Татарин вкушал свою Айзу два дня и две ночи, пока от стрекозы не осталось даже слюдяных крыльев. После он наставил бесчисленное количество черных точек на паркете. А потом он летал. Летал по квартире, нарочно ударяясь о стены и потолок, желая разбиться насмерть. Но панцирь был крепок, и судьбы конец не настал. Потом он уполз под буфет и заснул там без сновидений... Поезд прибыл в областной город, где Митрохина и Мыкина встретил военный газик, и каково было удивление друзей, когда во встречающем их они узнали старшину Огрызова, значительно постаревшего, с потной плешью под фуражкой. Старшина по причине многочисленных прошедших лет не узнал их и вез к погранзаставе молча. Друзья косились друг на друга, с трудом сдерживая смех. - Чего лыбитесь? - поинтересовался старшина. Они ничего не ответили, но улыбаться продолжали. Каждый вспоминал тот самый пердунчик и толстый зад, садящийся на него. - Доскалитесь! - лениво пригрозил Огрызов. Они прибыли на заставу, где получили обмундирование, свободное время до вечера, а потом заступили на охрану Государственной границы России. Вскоре, в один из зимних степных дней, им предстояло защитить Родину... 10. СЕМЕН Володя Синичкин, обладатель мертвого семени, признал своего приемного сына на второй день и о своей неспособности производить детей на свет Божий забыл начисто. Жена, Анна Карловна, души не чаяла в маленьком Семене и первые три дня не выпускала малыша из рук. На четвертый день ей стало плохо с сердцем и участковый выразил предположение, что ей не по возрасту держать такую тяжесть. Ребеночка взвесили на напольных весах и обнаружили, что масса его составила двенадцать килограмм. - Вот это грудник! - воскликнул Синичкин. - А зубов-то у него полный рот! - Да, - согласилась Анна Карловна. - Мальчик развивается стремительно! Акселерация! На самом деле женщина обостренным материнским инстинктом уже предчувствовала, что с младенцем что-то не то, да и младенцем его назвать было уже трудно. Густые черные волосы спадали прямыми прядями на уши и на лоб, из-под которого смотрели на мир глаза, полные какой-то мудрости. Или так казалось матери... Участковый во время обеденного перерыва рассказывал майору Погосяну о своих сомнениях: - Чуднґо как-то - мальчишка растет не по дням, а по часам! Уже волосатый и зубастый! И ходит!.. - Так бывает! - ободрил майор, поглаживая свой живот. - Сейчас такие дети! Брюхо болит!.. У самого Погосяна, как известно, детей не было, и откуда он знал, как все это бывает неизвестно. Но ответ старшего по званию совершенно успокоил Володю, и он продолжал исполнять свои обязанности. На отделении было два висяка, причем тяжелых. Убийство татарина Ильясова и аналогичное преступление - убийство Кино Владленовны Дикой, воспитательницы Детского дома. Если считать, что дело Ильясова было почти раскрыто, во всяком случае известны фигуранты, то с воспитательницей обстояло хуже - никаких версий! Девушку похоронили на загородном кладбище, и милиционеры во время похорон прятались за деревьями, надеясь вычислить преступника, - те нередко приходят попрощаться со своими жертвами. Но такового обнаружить не удалось, и гроб забросали стылой землей... На четвертый день маленький Семен стал разговаривать. Причем он сразу сказал целую фразу: - Все было бы хорошо, если бы не было так плохо! Анна Карловна чуть было не упала в обморок, а Володя Синичкин, наоборот, воспринял сына вундеркиндом, способным добиться в жизни более примечательной судьбы, нежели он, капитан милиции. На пятый день Семен весил уже двадцать килограмм, самостоятельно встал к завтраку и поел с аппетитом, поддерживая при этом содержательную беседу с отцом. - Ты мой отец, и я тебя ценю! - произнес мальчик, хрустнув огурчиком. - За что же ты меня ценишь? - поинтересовался Синичкин. - Ведь ты обо мне ничего не знаешь! - Мне достаточно, что ты мой отец, и именно за это я тебя ценю. Володе стало очень приятно. Его еще никогда не превозносили. - Я тебя тоже люблю! - признался участковый. - Я о любви не говорил, - покачал головой Семен. - Я о человеческой ценности. - Так значит, ты меня не любишь? - Ты как женщина говоришь - любишь или не любишь, когда существует множество других оттенков человеческих чувств. Анна Карловна слушала их разговор, и ей было не по себе до холодности в желудке. - Каких, например? - поинтересовался Володя. - Например, нежность, уважение... - Родителей необходимо любить! - рек Синичкин. - Кто это так сказал? - Это говорю я, твой отец! Мальчик откусил от бутерброда с колбасой. - Хорошо, - ответил он. - Я подумаю. Но все же мне кажется, что уважение к родителям гораздо важнее, чем любовь! Любить нужно детей, мужчине необходимо любить женщину, а женщине - мужчину! Родителей же надо уважать! У Анна Карловны началась истерика. Сначала она завсхлипывала, а потом завыла в голос. Ей было совершенно непонятно, более того, в голове все перемутилось от того, как ее муж разговаривает о таких умных вещах с ребенком пяти дней от роду! Володя с неудовольствием поднялся из-за стола и отвел жену в спальню, где уложил в постель, накапав в рюмочку валокордина. - Да как же так! - всхлипывала Анна Карловна. - А так! - ответствовал муж. - Акселерация! Мальчик гением, может быть, вырастет! - Ах, не нужен нам гений! Хочу обычного ребенка! - Эгоистка! - рассердился Синичкин. - Лежи тут! Он вернулся на кухню к сыну и сказал, что тоже подумает над его словами. - Спасибо, - поблагодарил мальчик. - На здоровье, - ответил Володя. В голове Синичкина родился план вызвать представителя Книги рекордов Гиннесса и запечатлеть на камеру такое выдающееся его дитя. Но как доказать Жечке Жечкову, что мальчику действительно всего пять дней от роду?.. В этом состояла главная загвоздка... - Ах, не нужно никакой шумихи по моему поводу! - сказал маленький Семен. - Я не хочу славы. Слава - блеск самовара в лучах вечернего солнца. Она неплодо-творна и разрушает организм до основания. Скромность - вот что созидает душу, оттачивая ее грани. Синичкин оторопел от того, что сынок прочитал его мысли, но постарался виду не подать и опять пообещал, что подумает над словами Семена. - Еще колбаски хочешь? - поинтересовался капитан. - Спасибо, я сыт. Мне кажется, что нельзя в еде переусердствовать, так как сытый желудок - это колыбельная для мозга. Участковый поперхнулся холодной котлетой и взялся за стакан с чаем в тяжелом подстаканнике. Обычно он подслащивал напиток тремя ложками сахара, но на этот раз решил обойтись одной, да и то без верха. - Тяжело мне, сынок! - почему-то сказал Володя. - Преступления не раскрываются!.. - Значит, не там ищете, - ответил мальчик. - Все преступления раскрываются, только десятилетия могут пройти, или жизни. - Девушку убили. Красавицу! - Жаль. Синичкин вдруг заметил, что волосы Семена, к началу завтрака отросшие до ушей, сейчас закрыли их полностью. Эка, диво! - воскликнул участковый про себя. Но сейчас же вспомнил, что и с ним случаются всякие дива, например, ноги светятся! - Твои ноги - живородящие! - объяснил маленький Семен, опять прочитав мысли отца. - Твои ноги рождают чужие судьбы, о которых тебе неведомо, но которые тесно с тобой переплетены. Ты проводник, отец! - Проводник чего? - Воли. - Чьей? - Воля может быть только одна. Божья! Володя перекрестился, но получилось у него это слева направо и почему-то двумя перстами. Слышащая разговор Анна Карловна находилась в постели в крайнем замешательстве и все время хотела потерять сознание, так как для нее весь диалог казался сверхъестественным и устрашающим. - А ты кто, сынок? - спросил Синичкин. - Твой сын. - Ты тоже проводник? - Каждый проводник. - А чего ты проводишь? - А я пока не знаю. Я слишком мал. - Ах, сынок! - мечтательно воскликнул Володя. - Как бы я хотел, чтобы твоя судьба была удачливее, чем моя! Чтобы ты достиг всего, чего сам захочешь, и чтобы мы с мамой гордились тобой! - Я постараюсь, папа. Но у меня никогда не получится рождать жизни, тем более по многу раз! - Твой талант обнаружится в другом! Не сомневайся! Никогда нельзя терять надежды! Ты еще слишком молод! Анна Карловна все же потеряла сознание. Володя Синичкин услышал треск и обнаружил, что рубашка сына разошлась по шву, оттого что плечи его раздались вширь. - В школу тебя надо определять! - решил участковый. - Пора! Семен как-то странно посмотрел на отца, но в ответ ничего не сказал, лишь жалостливо взглянул вдруг посеревшими из голубых глазами. Володя поежился, закончил завтрак, глотнув несладкого чая, и сказал, что обязан отправляться на работу. В обеденный перерыв он опять разговаривал с майором, повествуя начальнику о мудрости сына, о его философском построении души, на что Погосян искренне радовался, потирая живот. - Ай, молодца! - Он имел в виду сына Синичкина. - Молодца! Потом начальник вдруг загрустил и опять проговорил, что скоро умрет, чем рассердил подчиненного. - Нельзя так говорить! Это Богу противно! Погосян опешил. - А что, на все воля Божья! - наехал Синичкин круче. - Никто не знает, близок ли, далек его конец! Вон на Магистральной улице чемпион мира по штанге в ларьке пивом торговал, гора мышц, здоровье, как у быка, так обвалился балкон на десятом этаже и сплющил ларек вместе с чемпионом. Диалектика! - А у меня живот - комок невров! - почему-то вспомнил Погосян. - Скоро Новый год. - Скоро. - Завтра Карапетяна выпускают. - Прижился язык? - Прирос. Только чересчур длинный. В рот не помещается!.. Появился Зубов. Он сплюнул на пол семечковую кожуру и сообщил: - Мою Василису Никоновну в больницу забрали. Нервный криз. Во как!.. Было совсем непонятно, расстроен армянин или нет, но офицеры посочувствовали коллеге и предложили ему покушать долмы и хошломы. Прапорщик согласился и доел все, что оставалось на столе. Потом он громко икнул, на что майор Погосян неожиданно разозлился и за-орал: - Что, гады, расселись!!! У нас два убийства, а вы тут о детях и женах беседы ведете! Начальник попытался было встать, но живот задел за край стола и некоторая посуда соскользнула на пол. Прогремело металлическими приборами и разбившимся стеклом. - А-а-а, ядрена мать! Кто убил татарина Ильясова?!! Тебя спрашиваю, Синичкин?!! Говорить, не молчать!!! - Так... - участковый опешил на мгновение, но потом доложил четко: - Татарина Ильясова лишили жизни Митрохин, его сосед, и Мыкин - дружок Митрохина! Есть протокол с признаниями! - А где преступники? - взвизгнул Погосян. - А преступников нету! В бегах! - Розыск объявили? - Местный - да! - ответствовал капитан. - А всероссийский? - На то команды не было! - Ах е!.. - далее майор Погосян перешел на армян-ский язык, и чем дольше продолжалась его эмоциональная тирада, тем светлее становилась черная физиономия прапорщика Зубова-Зубяна. - Понял, - отозвался Синичкин. - Объявляю всероссийский! Он поднял трубку телефона и сказал несколько слов

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору