вестно, чем окончилась бы эта путаница, если бы на помощь не
пришла Татьяна Аркадьевна, полная, веселая блондинка, которую вся прислуга
обожала за ее ровный характер и удивительное умение улаживать внутренние
междоусобицы.

- Одним словом, мы так не кончим до завтрашнего дня, - сказала она своим
спокойным, слегка насмешливым, как у Аркадия Николаевича, голосом. - Как бы
то ни было, Дуняша сейчас же отправится разыскивать тапера. Покамест ты
будешь одеваться, Дуняша, я тебе выпишу из газеты адреса. Постарайся найти
поближе, чтобы не задерживать елки, потому что сию минуту начнут
съезжаться. Деньги на извозчика возьми у Олимпиады Савичны...

Едва она успела это произнести, как у дверей передней громко затрещал
звонок. Тина уже бежала туда стремглав, навстречу целой толпе детишек,
улыбающихся, румяных с мороза, запушенных снегом и внесших за собою запах
зимнего воздуха, крепкий и здоровый, как запах свежих яблоков. Оказалось,
что две большие семьи - Лыковых и Масловских - столкнулись случайно,
одновременно подъехав к воротам. Передняя сразу наполнилась говором,
смехом, топотом ног и звонкими поцелуями.

Звонки раздавались один за другим почти непрерывно. Приезжали все новые и
новые гости. Барышни Рудневы едва успевали справляться с ними. Взрослых
приглашали в гостиную, а маленьких завлекали в детскую и в столовую, чтобы
запереть их там предательским образом. В зале еще не зажигали огня.
Огромная елка стояла посредине, слабо рисуясь в полутьме своими
фантастическими очертаниями и наполняя комнату смолистым ароматом. Там и
здесь на ней тускло поблескивала, отражая свет уличного фонаря, позолота
цепей, орехов и картонажей.

Дуняша все еще не возвращалась, и подвижная, как ртуть, Тина сгорала от
нетерпеливого беспокойства. Десять раз подбегала она к Тане, отводила ее в
сторону и шептала взволнованно:

- Танечка, голубушка, как же теперь нам быть?.. Ведь это же ни на что не
похоже.

Таня сама начинала тревожиться. Она подошла к старшей сестре и сказала
вполголоса:

- Я уж и не придумаю, что делать. Придется попросить тетю Соню поиграть
немного... А потом я ее сама как-нибудь заменю.

- Благодарю покорно, - насмешливо возразила Лидия. - Тетя Соня будет потом
нас целый год своим одолжением донимать. А ты так хорошо играешь, что уж
лучше совсем без музыки танцевать.

В эту минуту к Татьяне Аркадьевне подошел, неслышно ступая своими замшевыми
подошвами, Лука.

- Барышня, Дуняша просит вас на секунду выйти к ним.

- Ну что, привезла? - спросили в один голос все три сестры.

- Пожалуйте-с. Извольте-с посмотреть сами, - уклончиво ответил Лука. - Они
в передней... Только что-то сомнительно-с... Пожалуйте.

В передней стояла Дуняша, еще не снявшая шубки, закиданной комьями грязного
снега. Сзади ее копошилась в темном углу какая-то маленькая фигурка,
разматывавшая желтый башлык, окутывавший ее голову.

- Только, барышня, не браните меня, - зашептала Дуняша, наклоняясь к самому
уху Татьяны Аркадьевны. - Разрази меня бог - в пяти местах была и ни одного
тапера не застала. Вот нашла этого мальца, да уж и сама не знаю, годится
ли. Убей меня бог, только один и остался. Божится, что играл на вечерах и
на свадьбах, а я почему могу знать...

Между тем маленькая фигурка, освободившись от своего башлыка и пальто,
оказалась бледным, очень худощавым мальчиком в подержанном мундирчике
реального училища. Понимая, что речь идет о нем, он в неловкой
выжидательной позе держался в своем углу, не решаясь подойти ближе.
Наблюдательная Таня, бросив на него украдкой несколько взглядов, сразу
определила про себя, что этот мальчик застенчив, беден и самолюбив. Лицо у
него было некрасивое, но выразительное и с очень тонкими чертами; несколько
наивный вид ему придавали вихры темных волос, завивающихся "гнездышками" по
обеим сторонам высокого лба, но большие серые глаза - слишком большие для
такого худенького детского лица - смотрели умно, твердо и не по-детски
серьезно. По первому впечатлению мальчику можно было дать лет одиннадцать -
двенадцать.

Татьяна сделала к нему несколько шагов и, сама стесняясь не меньше его,
спросила нерешительно:

- Вы говорите, что вам уже приходилось... играть на вечерах?

- Да... я играл, - ответил он голосом, несколько сиплым от мороза и от
робости. - Вам, может быть, оттого кажется, что я такой маленький...

- Ах нет, вовсе не это... Вам ведь лет тринадцать, должно быть?

- Четырнадцать-с.

- Это, конечно, все равно. Но я боюсь, что без привычки вам будет тяжело.

Мальчик откашлялся.

- О нет, не беспокойтесь... Я уже привык к этому. Мне случалось играть по
целым вечерам, почти не переставая...

Таня вопросительно посмотрела на старшую сестру, Лидия Аркадьевна,
отличавшаяся странным бессердечием по отношению ко всему загнанному,
подвластному и приниженному, спросила со своей обычной презрительной миной:

- Вы умеете, молодой человек, играть кадриль?

Мальчик качнулся туловищем вперед, что должно было означать поклон.

- Умею-с.

- И вальс умеете?

- Да-с.

- Может быть, и польку тоже?

Мальчик вдруг густо покраснел, но ответил сдержанным тоном:

- Да, и польку тоже.

- А лансье? - продолжала дразнить его Лидия.

- Laissez donc, Lidie, vous etes impossible^5, - строго заметила Татьяна
Аркадьевна.

Большие глаза мальчика вдруг блеснули гневом и насмешкой. Даже напряженная
неловкость его позы внезапно исчезла.

- Если вам угодно, mademoiselle, - резко повернулся он к Лидии, - то, кроме
полек и кадрилей, я играю еще все сонаты Бетховена, вальсы Шопена и
рапсодии Листа.

- Воображаю! - деланно, точно актриса на сцене, уронила Лидия, задетая этим
самоуверенным ответом.

Мальчик перевел глаза на Таню, в которой он инстинктивно угадал заступницу,
и теперь эти огромные глаза приняли умоляющее выражение.

- Пожалуйста, прошу вас... позвольте мне что-нибудь сыграть...

Чуткая Таня поняла, как больно затронула Лидия самолюбие мальчика, и ей
стало жалко его. А Тина даже запрыгала на месте и захлопала в ладоши от
радости, что эта противная гордячка Лидия сейчас получит щелчок.

- Конечно, Танечка, конечно, пускай сыграет, - упрашивала она сестру и
вдруг со своей обычной стремительностью, схватив за руку маленького
пианиста, она потащила его в залу, повторяя: - Ничего, ничего... Вы
сыграете, и она останется с носом... Ничего, ничего.

Неожиданное появление Тины, влекшей на буксире застенчиво улыбавшегося
реалистика, произвело общее недоумение. Взрослые один за другим переходили
в залу, где Тина, усадив мальчика на выдвижной табурет, уже успела зажечь
свечи на великолепном шредеровском фортепиано.

Реалист взял наугад одну из толстых, переплетенных в шагрень нотных
тетрадей и раскрыл ее. Затем, обернувшись к дверям, в которых стояла Лидия,
резко выделяясь своим белым атласным платьем на черном фоне неосвещенной
гостиной, он спросил:

- Угодно вам "Rapsodie Hongroise"^6 ‘ 2 Листа?

Лидия пренебрежительно выдвинула вперед нижнюю губу и ничего не ответила.
Мальчик бережно положил руки на клавиши, закрыл на мгновение глаза, и
из-под его пальцев полились торжественные, величавые аккорды начала
рапсодии. Странно было видеть и слышать, как этот маленький человечек,
голова которого едва виднелась из-за пюпитра, извлекал из инструмента такие
мощные, смелые, полные звуки. И лицо его как будто бы сразу преобразилось,
просветлело и стало почти прекрасным; бледные губы слегка полуоткрылись, а
глаза еще больше увеличились и сделались глубокими, влажными и сияющими.

Зала понемногу наполнялась слушателями. Даже Аркадий Николаевич, любивший
музыку и знавший в ней толк, вышел из своего кабинета. Подойдя к Тане, он
спросил ее на ухо:

- Где вы достали этого карапуза?

- Это тапер, папа, - ответила тихо Татьяна Аркадьевна. - Правда, отлично
играет?

- Тапер? Такой маленький? Неужели? - удивлялся Руднев. - Скажите,
пожалуйста, какой мастер! Но ведь это безбожно заставлять его играть танцы.

Когда Таня рассказала отцу о сцене, происшедшей в передней, Аркадий
Николаевич покачал головой.

- Да, вот оно что... Ну, что ж делать, нельзя обижать мальчугана. Пускай
поиграет, а потом мы что-нибудь придумаем.

Когда реалист окончил рапсодию, Аркадий Николаевич первый захлопал в
ладоши. Другие также принялись аплодировать. Мальчик встал с высокого
табурета, раскрасневшийся и взволнованный; он искал глазами Лидию, но ее
уже не было в зале.

- Прекрасно играете, голубчик. Большое удовольствие нам доставили, -
ласково улыбался Аркадий Николаевич, подходя к музыканту и протягивая ему
руку. - Только я боюсь, что вы... как вас величать-то, я не знаю.

- Азагаров, Юрий Азагаров.

- Боюсь я, милый Юрочка, не повредит ли вам играть целый вечер? Так вы,
знаете ли, без всякого стеснения скажите, если устанете. У нас найдется
здесь кому побренчать. Ну, а теперь сыграйте-ка нам какой-нибудь марш
побравурнее.

Под громкие звуки марша из "Фауста" были поспешно зажжены свечи на елке.
Затем Аркадий Николаевич собственноручно распахнул настежь двери столовой,
где толпа детишек, ошеломленная внезапным ярким светом и ворвавшейся к ним
музыкой, точно окаменела в наивно изумленных забавных позах. Сначала робко,
один за другим, входили они в залу и с почтительным любопытством ходили
кругом елки, задирая вверх свои милые мордочки. Но через несколько минут,
когда подарки уже были розданы, зала наполнилась невообразимым гамом,
писком и счастливым звонким детским хохотом. Дети точно опьянели от блеска
елочных огней, от смолистого аромата, от громкой музыки и от великолепных
подарков. Старшим никак не удавалось собрать их в хоровод вокруг елки,
потому что то один, то другой вырывался из круга и бежал к своим игрушкам,
оставленным кому-нибудь на временное хранение.

Тина, которая после внимания, оказанного ее отцом Азагарову, окончательно
решила взять мальчика под свое покровительство, подбежала к нему с самой
дружеской улыбкой.

- Пожалуйста, сыграйте нам польку.

Азагаров заиграл, и перед его глазами закружились белые, голубые и розовые
платьица, короткие юбочки, из-под которых быстро мелькали белые кружевные
панталончики, русые и черные головки в шапочках из папиросной бумаги.
Играя, он машинально прислушивался к равномерному шарканью множества ног
под такт его музыки, как вдруг необычайное волнение, пробежавшее по всей
зале, заставило его повернуть голову ко входным дверям.

Не переставая играть, он увидел, как в залу вошел пожилой господин, к
которому, точно по волшебству, приковались глаза всех присутствующих.
Вошедший был немного выше среднего роста и довольно широк в кости, но не
полн. Держался он с такой изящной, неуловимо небрежной и в то же время
величавой простотой, которая свойственна только людям большого света. Сразу
было видно, что этот человек привык чувствовать себя одинаково свободно и в
маленькой гостиной, и перед тысячной толпой, и в залах королевских дворцов.
Всего замечательнее было его лицо - одно из тех лиц, которые
запечатлеваются в памяти на всю жизнь с первого взгляда: большой
четырехугольный лоб был изборожден суровыми, почти гневными морщинами;
глаза, глубоко сидевшие в орбитах, с повисшими над ними складками верхних
век, смотрели тяжело, утомленно и недовольно, узкие бритые губы были
энергично и крепко сжаты, указывая на железную волю в характере незнакомца,
а нижняя челюсть, сильно выдвинувшаяся вперед и твердо обрисованная,
придавала физиономии отпечаток властности и упорства. Общее впечатление
довершала длинная грива густых, небрежно заброшенных назад волос, делавшая
эту характерную гордую голову похожей на львиную...

Юрий Азагаров решил в уме, что новоприбывший гость, должно быть, очень
важный господин, потому что даже чопорные пожилые дамы встретили его
почтительными улыбками, когда он вошел в залу, сопровождаемый сияющим
Аркадием Николаевичем. Сделав несколько общих поклонов, незнакомец быстро
прошел вместе с Рудневым в кабинет, но Юрий слышал, как он говорил на ходу
о чем-то просившему его хозяину:

- Пожалуйста, добрейший мой Аркадий Николаевич, не просите. Вы знаете, как
мне больно вас огорчать отказом...

- Ну хоть что-нибудь, Антон Григорьевич. И для меня и для детей это будет
навсегда историческим событием, - продолжал просить хозяин.

В это время Юрия попросили играть вальс, и он не услышал, что ответил тот,
кого называли Антоном Григорьевичем. Он играл поочередно вальсы, польки и
кадрили, но из его головы не выходило царственное лицо необыкновенного
гостя. И тем более он был изумлен, почти испуган, когда почувствовал на
себе чей-то взгляд, и, обернувшись вправо, он увидел, что Антон Григорьевич
смотрит на него со скучающим и нетерпеливым видом и слушает, что ему
говорит на ухо Руднев.

Юрий понял, что разговор идет о нем, и отвернулся от них в смущении,
близком к непонятному страху. Но тотчас же, в тот же самый момент, как ему
казалось потом, когда он уже взрослым проверял свои тогдашние ощущения, над
его ухом раздался равнодушно повелительный голос Антона Григорьевича:

- Сыграйте, пожалуйста, еще раз рапсодию ‘ 2.

Он заиграл, сначала робко, неуверенно, гораздо хуже, чем он играл в первый
раз, но понемногу к нему вернулись смелость и вдохновение. Присутствие
того, властного и необыкновенного человека почему-то вдруг наполнило его
душу артистическим волнением и придало его пальцам исключительную гибкость
и послушность. Он сам чувствовал, что никогда еще не играл в своей жизни
так хорошо, как в этот раз, и, должно быть, не скоро будет еще так хорошо
играть.

Юрий не видел, как постепенно прояснялось хмурое чело Антона Григорьевича и
как смягчалось мало-помалу строгое выражение его губ, но когда он кончил
при общих аплодисментах и обернулся в ту сторону, то уже не увидел этого
привлекательного и странного человека. Зато к нему подходил с
многозначительной улыбкой, таинственно подымая вверх брови, Аркадий
Николаевич Руднев.

- Вот что, голубчик Азагаров, - заговорил почти шепотом Аркадий Николаевич,
- возьмите этот конвертик, спрячьте в карман и не потеряйте, - в нем
деньги. А сами идите сейчас же в переднюю и одевайтесь. Вас довезет Антон
Григорьевич.

- Но ведь я могу еще хоть целый вечер играть, - возразил было мальчик.

- Тсс!.. - закрыл глаза Руднев. - Да неужели вы не узнали его? Неужели вы
не догадались, кто это?

Юрий недоумевал, раскрывая все больше и больше свои огромные глаза. Кто же
это мог быть, этот удивительный человек?

- Голубчик, да ведь это Рубинштейн. Понимаете ли, Антон Григорьевич
Рубинштейн! И я вас, дорогой мой, от души поздравляю и радуюсь, что у меня
на елке вам совсем случайно выпал такой подарок. Он заинтересован вашей
игрой...

Реалист в поношенном мундире давно уже известен теперь всей России как один
из талантливейших композиторов, а необычайный гость с царственным лицом еще
раньше успокоился навсегда от своей бурной, мятежной жизни, жизни мученика
и триумфатора. Но никогда и никому Азагаров не передавал тех священных
слов, которые ему говорил, едучи с ним в санях, в эту морозную
рождественскую ночь его великий учитель.





                      --------------------------------



1 Пошло (от франц. mesquin).

2 Грубо (от франц. brutal).

3 Проказы (от франц. escapade).

4 Рассказ наш относится к 1885 году. Кстати заметим, что основная фабула
его покоится на действительном факте, сообщеном автору в Москве М.А.
3--вой, близко знавшей семью, названную в рассказе вымышленной фамилией
Рудневых. (Прим. автора.)

5 Перестаньте же, Лидия, вы невозможны (франц.).

6 "Венгерская рапсодия" (франц.).



                                А.И. Куприн
                                    Ужас


Источник: | А.И. Куприн. Собрание сочинений в 5 т. Том 1. Библиотека
"Огонђк" |
----------------------------------------------------------------------------
Издательство: | Москва, 1982. Издательство Правда |
----------------------------------------------------------------------------
Ocr, проверка: | Читальный зал |

                      --------------------------------



Впервые опубликованно в газете "Киевское слово", 1896, ‘ 2947, 27 марта.
Под названием "Дьявол" рассказ был вторично напечатан в журнале "За семь
дней", 1911, ‘ 6, 15 апреля. В собрания сочинений вошел под первоначальным
заглавием.

                      --------------------------------

Никто из нас четырех не знал своих случайных спутников. Разговорились мы
совершенно нечаянно, как можно только разговориться, сидя друг против друга
в вагоне, в длинный декабрьский вечер. Угарный запах железной печки,
зловещий тускло-желтый полусвет, изливаемый двумя фонарями, задернутыми
занавесками, утомительно однообразный стук колес, в такт с которыми
колыхались и вздрагивали на потолке вагона уродливые тени, - все это
сообщило нашей беседе странный, полуфантастический характер. Вспоминались
читанные и слышанные рассказы о загадочных явлениях жизни, объяснимых
только вмешательством сверхъестественных сил, о таинственных предчувствиях,
о самоубийствах и привидениях. Сообразно со вкусами и кругозором каждого из
собеседников, и рассказы были различного свойства. Один из нас, по всей
вероятности, купец, в медвежьей шубе таких гигантских размеров, что она
оказалась бы широкой для самого крупного медведя, склонен был более всего к
рассказам в религиозном духе. В его случаях фигурировали: то святотатцы,
задумавшие обобрать покойника, стоявшего в церкви, то убитый разбойниками
монах, требовавший по ночам, чтобы его тело предали земле, то икона в
Новгороде, на которой постепенно распрямляются сжатые в кулак пальцы
святого, и когда они окончательно распрямятся - это верный признак скорой
кончины мира. Другой пассажир - студент-медик первого курса - пугал нас
случаями, происходившими в анатомическом театре, случаями, передающимися из
поколения в поколение и совершенно недостоверного свойства. Я тоже,
помнится, варьировал какой-то из необыкновенных рассказов Эдгара По,
переделав его на происшествие с моим хорошим знакомым. Четвертый собеседник
- господин в ушастой меховой шапке и в пледе поверх пальто - лишь изредка
нарушал свое молчание односложными замечаниями.

Поезд несся вперед. Вагон однообразно вздрагивал, и вместе с ним
вздрагивали на потолке уродливые, тоскливые тени. За окном точно бежала
назад небольшая полоса мутно-серого снега, едва освещаемого огнями поезда.
Изредка в этой полосе быстро мелькали грустные черные силуэты оголенных
кустов и деревьев, а дальше глаз тонул в холодной жуткой тьме, с которой
сливались и небо и снег равнины, но в которой чувствовалась бушевавшая
метель. Наши нервы невольно настроились на печальный и таинственный лад.

- Конечно, господа, все, что вы сейчас рассказали, необыкновенно и очень
страшно, - произнес вдруг молчавший до сих пор господин в пледе и в ушастой
шапке. - Но только все это - недостоверно. Кто из вас может поручиться за
то, что эти случаи действительно происходили, а не явились плодом досужего
вымысла? А я могу вам рассказать, если хотите, об одном происшествии,
случившемся лично со мною. Я в продолжение всего лишь нескольких минут был
одержим "ужасом сверхъестественного", но эти пять-шесть минут остались, и я
знаю, что они навсегда останутся самым главным событием моей жизни, потому
что невозможно одному и тому же человеку два раза в жизни перенести такой
ужас.

Мы очень заинтересовались словами этого господина, и он начал:

- Десять лет тому назад я служил по таможенному ведомству и был смотрителем
переходного пункта в пограничном местечке В. На моей обязанности лежала
поверка товаров, пропускаемых за границу и провозимых из-за границы.

Пункт находился на плотине, пересекавшей реку Збруч. В шесть часов вечера,
в моем присутствии, сторожа запирали рогатку, и с этого момента моя служба
кончалась. Остальным временем я мог распоряжаться по своему усмотрению, и у
меня вошло в привычку каждый вечер отправляться на вокзал к приходу
вечернего кур