и был согласен посадить за руль Бернара, но отослал его искать следы стрелявшего, и он еще не вернулся, хотя скоро и должен был.
     Рауль открыл передо мной дверь: "Значит, в восемь?"
     "Спасибо, да".
     "Я проверю, чтобы Бернар был на месте. Как я понимаю, мы теперь говорим по-французски?"
     "Я только что сказала", - прошептала я, но не добавила, то в чем была абсолютно уверена. Мое признание было излишним. Король-демон уже все знал.
     Ровно в восемь свет автомобильных фар расколол темноту под балконом. Филипп крепко спал, Берта сидела перед камином в моей гостиной и шила. Легкими шагами и с невесомой душой я сбежала вниз к неожиданному вечеру свободы. Мотор "Кадиллака" работал, водитель ждал у двери, я села, он захлопнул ее, обошел вокруг и устроился рядом со мной. "Вы? Мы так не договаривались". Машина тронулась с места и поехала на зигзаг. Рауль де Валми смеялся.
     "Будем говорить на французском? Это самый подходящий язык, чтобы выводить девушек погулять".
     "Почему вы решили меня везти, не смогли найти Бернара?"
     "Нашел, но я его не просил. Вам неприятно?"
     "Да что вы, вы очень добры".
     "Следуя собственным желаниям? Предупреждаю, я всегда так делаю, это мой modus vivendi".
     "Почему предупреждаю? Они опасны?"
     "Иногда". Я думала, что он улыбнется, но он этого не сделал. Настроение у него вдруг испортилось, и снова он заговорил почти холодно. "Очень жаль, что у вас были такие ужасные два дня".
     "Два?"
     "Я вспомнил про вчерашний эпизод на мосту".
     "А, это... Я уже почти забыла".
     "Рад слышать. Похоже вы уже победили и сегодняшний страх. Испугались?"
     "Сегодня - да". И я снова стала рассказывать о происшествии, только подробнее про то, что тогда чувствовала, пока совсем не расстроилась. "Давайте забудем про это на сегодня?"
     "Для этого мы и поехали. Вы почувствуете себя совсем по-другому после обеда. Паспорт с собой?"
     "Что?"
     "Паспорт".
     "Да, вот он. Звучит серьезно, это что, депортация?"
     "Что-то вроде этого. - Мы подъезжали к пригородам Тонона. - Как скажете, может захватим всю ночь? Поедем через границу в Женеву, поедим, потанцуем, сходим может быть в кино или что-нибудь еще?"
     "Что угодно. Все. Принимать решения я не хочу". "Вы серьезно? Отлично", - сказал Рауль, и большая машина вылетела на освещенную площадь Тонона и понеслась дальше.
     Я не собираюсь описывать этот вечер подробно, хотя для меня он отчаянно важен. Просто один из замечательных вечеров... И почему я думала, что Рауля трудно узнать? Мы говорили, будто знали друг друга всю жизнь. Он расспрашивал меня о Париже, и мне впервые было легко говорить о маме и папе. Даже годы в приюте я вспоминала без печали, со смехом. Он говорил о своем Париже, совсем другом, о Лондоне, в котором не мог находиться дом Констанс Бутлер, и о Провансе. О чем угодно, кроме Валми. О нем мы не вспоминали не разу.
     И делали мы все. Пообедали где-то. Не в модном месте, но еда была прекрасной, а моя одежда не имела значения. Там мы не танцевали, потому что Рауль сказал, что пища - это очень важно, и нельзя отвлекать себя гимнастикой. Но потом мы танцевали где-то, а потом неслись по прямой дороге с бешеной скоростью, от которой кровь моя кипела, на прекрасной машине восхитительной ночью. На границе нас ни на секунду не задержали, мы помчались в гору, в Тонон, вдоль бульвара, через пустую рыночную площадь, мимо поворота на Субиру...
     "Эй, ты проскочил поворот".
     "Соблазны меня одолели".
     "А точнее?"
     "В Эвиан - казино".
     Я вспомнила миссис Седдон и улыбнулась: "А какой твой счастливый номер?"
     Он засмеялся. "Пока не знаю. Но знаю, что он сегодня проявится". И мы пошли в казино, он играл, а я смотрела. А потом он уговорил играть меня, я выиграла, потом еще раз. Мы сложили свои выигрыши вместе, пошли пить cafe-fine, много смеялись, а в конце концов поехали домой.
     В три утра огромный автомобиль поднимался по зигзагу. От возбуждения, усталости и вина я чувствовала себя, как во сне. Рауль остановился у боковой двери, которая выходила на конюшню. Все такая же сонная я поблагодарила его и пожелала спокойной ночи. По темным коридорам и лестницам я поднималась в том же состоянии транса. Не помню, как я это делала и даже как легла в кровать.
     Это вовсе не коньяк, кофе погасил его последствия достаточно эффективно. Намного более опасное воздействие. Оно возвышалось скалой среди наших вечерних развлечений. Глупо, ужасающе и прекрасно, но это случилось. К добру или худу, я по уши влюбилась в Рауля де Валми.

Шестая карета

9

     Этого следовало ожидать. Чудной была бы Золушка, встретившая Рауля де Валми после одиночного заключения в приюте, с которой не произошло бы чего-нибудь в таком роде. Его внешность и обаяние гарантировали успех и без попыток понравиться, а тут он еще постарался устроить одинокой женщине приятный вечер. Я прекрасно понимала, что ничего больше в этом не было. Склонность к романтическим чтению и мечтаниям не лишила меня французского здравого смысла. Сюда еще добавилась известная английская флегматичность, такой коктейль помогает контролировать состояние чувств. Кончился вечер. Завтра будет другой день.
     Так и случилось. Вскоре после завтрака огромный "Кадиллак" укатил вниз по зигзагу. Рауль, надо полагать, вернулся в Бельвинь. Я выбросила из головы идиллию, в которой мы постоянно катили через освещенные луной виноградники, периодически проезжая мимо Тадж-Махала и голубого грота на Капри, и сконцентрировалась на Филиппе. Никто не признался в происшествии с выстрелами, надежды выяснить, кто был его виновником, почти не осталось. Но Филипп вроде успокоился, так что можно было об этом забыть. Жизнь вошла в обычное русло. Основное содержание разговоров теперь составлял предстоящий пасхальный бал, который много лет давали в Валми в понедельник. Миссис Седдон и Берта, когда заходили в класс, с удовольствием повествовали о прошлых балах.
     "Цветы и свет везде, - говорила Берта, которую ничуть не удивил мой внезапный бурный успех в освоении французского. - Огнями увешивали зигзаг до моста, освещали озеро, включали фонтан и маленькие огни плавали в воде, как лилии. Конечно, раньше было еще великолепнее. Мама рассказывала, что, когда был жив старый граф... Говорят, он купался в деньгах, так ведь теперь не бывает? Но все равно это будет очень роскошно. Говорят, что не очень хорошо танцевать, раз граф и графиня убиты в прошлом году, но я им отвечаю, что мертвые есть мертвые, упокой господи их души, - при этом она отчаянно крестилась, - а живые должны заниматься своими делами. Не хочу быть жестокосердной, но вы меня понимаете?"
     "Конечно".
     "Мадам говорит, что это будет маленькая встреча хороших знакомых, но если бы вы знали, что она так называет, у вас бы глаза на лоб вылезли. А у нас тоже будут танцы - у всей прислуги, вечером после бала во дворце, во вторник, внизу в деревне".
     Это заставило меня размышлять, на какой бал пригласят меня. Но скоро мадам дала ясно понять, что я в этом случае отношусь к высшим. Поэтому я тоже подключилась к общему ожиданию, настроение портило только то, что нечего надеть.
     Я не долго об этом беспокоилась. Любая француженка владеет иглой, а я экономила большую часть своей зарплаты, просто потому, что ее некуда было деть. Я не сомневалась, что создам что-нибудь симпатичное, хотя вряд ли выдержу конкуренцию с платьями от лучших модельеров, которыми наверняка будет заполнен зал. "Ну и буду сидеть", - подумала я, старательно выпихивая из головы видение своего танца с Раулем в бальном зале не меньше Букингемского дворца.
     Через три дня после инцидента с выстрелами у меня были свободные полдня, и я отправилась на полуденном автобусе в Тонон покупать ткань и выкройку. Я и не надеялась найти что-нибудь готовое в таком маленьком городке и в конце концов удовлетворилась хорошеньким итальянским белым материалом с серебряными нитками и выложила за него деньги без малейших переживаний.
     Было почти пять. Темный апрельский день, дождь и теплый ветер. Многие витрины и окна уже светились и отражались мягкими оранжевыми пятнами на мокрой мостовой. Очень хотелось чаю, но во мне вдруг проснулся дух экономии. Чай - дорого, а кофе или аперитив стоят в два раза дешевле, а качеством даже лучше. Я пересекла площадь, вошла в ресторан и стала выбирать столик, как вдруг раздался явно английский голос: "Мисс Мартин? Помните меня? Мы встречались в Субиру..."
     "Конечно помню, мистер Блейк". Я могла бы добавить, что и не могла забыть единственного среди моих гордых французских тигров английского барашка, да еще таких впечатляющих размеров, но подумала, что это нетактично. "Надеюсь, не пришлось использовать бинты?"
     "Нет еще. Но собираюсь со дня на день. Вы зашли сюда что-нибудь... В смысле буду очень рад, если..."
     Я перебила его. "Спасибо большое. С удовольствием. Давайте сядем здесь, чтобы видеть, что происходит на улице".
     Мы устроились у окна, он заказал кофе на своем англо-французском и был в восторге, когда напиток действительно принесли. Блейк приехал в Тонон за покупками - здесь всегда кто-нибудь немного знает английский, а к тому же дешевле. Его избушка ему нравилась, там он большей частью и находился, но периодически ночевал в Субиру.
     Я спросила: "С вашей стороны долины кто-нибудь приходит с ружьем в Валми?"
     "Только по приглашению. Осенью бывает охота". "Я не это имела в виду. Лесники ходят с ружьями, чтобы разгонять, например, лисиц?" "Бог мой, нет! Зачем?"
     Я рассказала коротко о том, что произошло во вторник, как не нашли следов и оказалось, что даже пуля выковыряна из дерева. Людей туда послали сразу же, как только мы с Филиппом вернулись. Значит этот человек понял, что произошло и не убежал. Тихо дожидался, пока мы уйдем, а потом уничтожил улики. Даже подумать страшно, но узнать, скорее всего, ничего уже не удастся. Алиби, по-моему, было только у самого де Валми и дворецкого.
     "А сыночек был там?" - спросил Вильям лениво, и кровь прилила к моим щекам.
     Я отвернулась и посмотрела на улицу. Если я собираюсь краснеть каждый раз при упоминании Рауля, долго я в поместье под ехидным взором короля-демона не проживу. Такой глупости он не пропустит. Я сосредоточилась на ярких желтых и пурпурных цветах, и спокойно ответила:
     "Был. Уехал на следующее утро. Но вы же не можете подумать, - хотела я того или нет, в мой голос эмоции прорвались, - это не мог быть он!"
     "Нет? Железное алиби?"
     "Просто не мог! У него бы не было причин выковыривать пули из дерева!"
     "Конечно, нет".
     Я решила поменять тему и совершенно некстати спросила о работе. Это прекрасно подействовало, скоро мы опять мило беседовали, я задавала разумные, по мере возможности, вопросы и думала о бале. Он будет там? Будет там он? Он там будет? И вдруг я услышала прозаический вопрос, не собираюсь ли я на автобус, потому что один отходит через двенадцать минут, а потом нужно ждать два часа.
     "О господи, конечно. А вы поедете на том же?"
     "Нет, мой еще раньше. Я уезжаю на этот уик-энд к друзьям в Эннеси. Они приехали туда на неделю и хотят, чтобы я с ними пошел в горы". Подошел официант. С большим трудом разбираясь в словах и бумажных деньгах, мистер Блейк расплатился. "Боюсь, пора бежать. Было очень приятно... Мы не могли бы, в смысле, когда вы будете свободны..."
     "Не знаю, - ответила я не очень честно. - А вон ваш автобус. Водитель уже за рулем. Бегите! До свидания!"
     Он схватил пакеты, рюкзак, веревку, пролетел между столиками, через безумно раскачивающиеся двери, помахал мне рукой и вскочил в автобус, когда его мотор уже рычал. Я помахала рукой в ответ и пошла через площадь к своему автобусу, но сделала только шаг. Рядом с шорохом остановился "Кадиллак". "Вам со мной по пути?"
     Он был один в машине. Я молча села рядом, и мы пустились в путь. Повернули за угол мимо автобуса и по аллее на юг. И только тогда я заметила, как прекрасен вечер. Фонари, как апельсины. Дверь открыта в пещеру Алладдина - винную лавку, и ряды бутылок светятся драгоценными камнями от пола до потолка. Музыка, запах свежего хлеба. Когда исчез последний фонарь, появилась золотая луна. Голубые сумерки. Потом нас окружили горы. Стемнело. Рауль молчал. Я заговорила первая.
     "Вы быстро вернулись. Не ездили в Бельвинь?"
     "Нет, были дела в Париже".
     "Хорошо провели время?"
     "Да", - сказал он так обособленно, что я замолчала, расслабилась и решила получать удовольствие от поездки. Скоро я поняла, что в нем что-то не так. Он и в прошлый раз ехал очень быстро, но сейчас так играл с опасностью, будто был пьян. Свет фар отразился от скалы и осветил его лицо. Нет, трезв, но очевидно, что-то случилось. Он смотрел в темноту, забыл, что я здесь, и вымещал плохое настроение на автомобиле.
     "Что делали в Тононе?" Он умудрился задать простой вопрос очень грубо.
     "Что? У меня свободный день".
     "Что обычно делаете?"
     "Ничего особенного. Хожу по магазинам, в кино... Что-нибудь".
     "Встречаетесь с друзьями?"
     "Нет. Никого не знаю. Я же вам говорила, когда мы... Во вторник".
     "Да. Говорила". Он опять замолчал. Я кусала ногти и думала про сказочки про Золушек. Чушь какая.
     Мы проехали две трети пути, когда он заговорил опять. "Кто этот парень?"
     "Какой?"
     "В Тононе. В кафе".
     "Мой друг".
     "Ты сказала, что никого не знаешь".
     "Его знаю".
     "Он англичанин?"
     "Да".
     "Альпинист?"
     "Пойдет в горы в этот уик-энд".
     "Живет здесь?"
     "Да".
     "Знала его в Англии?"
     "Нет".
     "Значит, он приходил в Валми".
     "Не видела".
     "Он живет здесь постоянно?"
     "Послушайте, ну что за допрос?"
     Пауза. "Извините. Не понял, что вмешиваюсь в вашу личную жизнь".
     "Это не личная. То есть, я имею в виду... Не хотела говорить".
     "Не хотела говорить что?"
     "Ничего. Вообще не хочу разговаривать".
     Он глухо выругался и поехал через мост и вверх по зигзагу еще в два раза быстрее. "Вы меня не правильно поняли. Я вовсе не хотел вмешиваться в то, что меня не касается. Но..."
     "Понимаю. Извините. Устала. Несколько часов болталась по Тонону, искала материал на платье... Ой! Я его забыла в кафе. Положила на полку под столиком, а потом Вильям побежал на автобус... Ой, какая глупая! Думаю, если позвонить..." Его рука резко двинулась, машина затрубила, я спросила ошалело: "Что случилось?"
     "Какой-то зверь. Ласка".
     "Вам обязательно ехать так быстро? Мне страшно".
     Машина замедлила ход. "Вы рассказали ему о выстрелах?"
     "Что? Кому?"
     "Этому Вильяму".
     "Да. Он считает, что стреляли вы". Машина тихо ехала под деревьями, Рауль молчал, и дьявол продолжал тянуть меня за язык. "И не понятно, с какой стати я должна отчитываться перед моим работодателем во всем, что делала и говорила в свой свободный день!"
     Это его достало. "Я вам не работодатель".
     "Нет? - сказала я очень противным голосом, потому что боялась заплакать. - Тогда какое вам дело, что я делаю и с кем вижусь?"
     Мы были на последнем повороте. Тормоза заскрипели, "Кадиллак" остановился, Рауль повернулся... "Вот почему". Он грубо притянул меня к себе, его рот прижался к моему.
     Первый в жизни поцелуй меня разочаровал. Определенно в романтических историях целуются не так. Я не Золушка, но и он не прекрасный принц. Рауль де Валми - опытный мужчина, которого я вывела из себя. Я выпала из его объятий в потрясенном состоянии, которое упорно пыталась принять за холодную ярость. А следующее его действие вообще нельзя было предугадать. Вместо страстных или извиняющихся слов, которые обязательно должны были за этим последовать, он спокойно отпустил меня, опять завел мотор и ни говоря ни слова доехал до дома, остановил машину и открыл дверь. Я выскочила. Он догнал меня, что-то сказал, кажется мое имя. Голос его, кажется, дрожал от смеха. Я прошла мимо, будто он не существовал, прямо на свет и Леона де Валми, пересекающего холл. Он посмотрел на меня, на Рауля... я резко повернулась и побежала наверх.
     Если бы требовалось дополнительное воздействие, чтобы лишить меня дневных мечтаний, взгляд Леона де Валми очень бы для этого подошел. Я прислонилась к двери спальни и прижала руку к горячей щеке. Горело тело и лицо. Я включила свет и начала яростно стягивать перчатки. Как он посмел! Чертов Рауль! Чертов Леон! Чертовы все Валми! Всех их ненавижу и больше видеть не хочу! На этой мысли я остановилась. Очень может быть, что так и получится. Король-демон наверняка все понял и запросто меня уволит. Мне не пришло в голову, что Рауль может сказать правду, что он поцеловал меня против воли, а так как большую часть времени его здесь не бывает, можно меня и оставить. Я аккуратно повесила пальто и почувствовала себя в полной депрессии, от того, что возможно больше никогда не увижу ненавидимых мною Валми.
     Я накрасила губы, причесалась и пошла в класс. Пусто. Свет горел, огонь в камине притих. Одно из окон было открыто, ветер шевелил занавески. На ковре лежала открытая книжка. Я посмотрела на часы. Филиппу давно пора вернуться из салона, но в конце концов, сегодня вечером не мое дело, почему его задержали. Поднимется к ужину.
     Я собралась бросить полено в огонь и услышала звук. Он прошелестел по комнате не громче тиканья часов. Очень тихий звук, но от него у меня все волосы встали дыбом. Не громче выдоха: "Мадмуазель..."
     Одним прыжком я выскочила на балкон и побежала вдоль перил. Направо и налево окна закрыты и темны. "Филипп?" Конца балкона не видно в глухой темноте. Я встала на колени. Он висел, скорчившись на обломках перил. То есть перил вообще не было. Днем я взяла из буфетной лестницу стремянку и пристроила в слабом месте для страховки. На ней. А ниже - провал темноты, тридцать футов до гравия и острого забора...
     Мне перехватило горло, я схватила его руками, заговорила трясущимся хриплым голосом: "Филипп! Что случилось? Ты не упал, бог мой, ты не упал... Мой маленький Филипп, ты как?"
     Маленькие холодные лапки схватились за меня. "Мадмуазель..."
     Я обняла его, прижалась лицом к мокрой щеке. "Тебе больно? - Он помотал головой. - Точно?" Кивок. Я поднялась, держа его на руках. Я совсем не большая, но он оказался легче перышка. Я внесла его в класс, села у огня, прижала к себе. Он крепко обнял меня за шею. Не знаю, что я говорила, просто бормотала всякий вздор в темную голову, уткнувшуюся в мою шею. Наконец мальчик расслабился и перестал дрожать, но когда я хотела бросить в огонь полено, он опять вцепился изо всех сил. "Все в порядке, - сказала я быстро. - Только огонь посильнее разожгу. Мы должны тебя согреть".
     Ребенок разрешил мне наклониться и терпел, пока я бросала в огонь какие-то палки, они разгорались, потом я выпрямилась. Похоже было, что обнимать его важнее, чем поить горячим чаем или давать лекарства. Я спросила тихо: "Что, машина? - Он кивнул. - Но я тебя предупреждала, что камень шатается, и не надо туда бросаться, разве нет?"
     Он сказал еще более по-детски, чем обычно: "Гудок. Я подумал... Папа всегда гудел по дороге... Чтобы я знал, что он едет..."
     Я вздрогнула. Да, конечно. Я ничего не видела на дороге. Очень возбуждающий сигнал - Рауль поцеловал меня, Филипп помчался в темноту в упрямой страстной надежде разбиться о камни.
     Я сказала больше себе, чем ему. "Даже не представляла, что все так легко может развалиться. Слава богу, я поставила там лестницу. И чего мне в голову взбрело? Слава богу, что взбрело! Филипп, а где Берта? Она должна была быть с тобой".
     "За ней пришел Бернар, она что-то забыла сделать".
     "Понятно. Слушай, у нас огонь так замечательно разгорелся. Как насчет того, чтобы погреть твои лапы?"
     Он послушно отцепился, сел рядом со мной на ковер и протянул руки к огню. "Я ударился о камень, и он исчез. Я полетел вниз, наткнулся на что-то и ничего не видел. Было очень страшно. Я знал, что ты придешь, и ждал".
     "И я пришла. Как хорошо, что меня подвез на машине твой кузен,