ыв дверь, она посмотрела на  тех,  кто  находился  в
комнате.
   - Вы живете в каком-то другом мире, Николь, - говорил усатый человек,
худой как тростинка, в белых брюках и белом халате, - вы верите в  такие
вещи, которых я даже не понимаю.
   Виктор - так звали  врача  -  начал  теребить  пальцами  узел  своего
шелкового галстука.
   - Неужели вы действительно думаете, что Бог существует, а  у  каждого
из нас есть душа?! - воскликнул он.
   Виктор буквально пронзил взглядом Николь, и та растерялась, не  зная,
что ответить.
   - А в вашей  вере  разве  учат..,  не  тому  же  самому?  -  несмело,
запинаясь,  спросила  Николь.  Она  сидела  скрестив   ноги   и   нервно
вздрагивала.
   - Да, пожалуй, но я никогда не воспринимал этого всерьез, - парировал
Виктор. - Знаете, если бы мы действительно верили всему этому, то просто
не смогли бы жить.
   Грейси вошла в комнату и села рядом с Николь.
   Николь Себастиан была пухлой невысокой брюнеткой с  широко  открытыми
глазами. Когда Грейси познакомилась с ней, в Николь бурлила, била  через
край жизненная энергия. Но постепенно она  менялась  и  в  конце  концов
оказалась в этой клинике. Впервые она попала сюда полтора года назад.  И
это устроила ей миссис Себастиан, но мнению Грейси, законченная  стерва.
Миссис  Себастиан,   властная,   надменная   особа,   захлебывалась   от
негодования,  узнав,  что  отец  завещал  все  свое  имущество,  которое
оценивалось в десять миллионов долларов, не ей, дочери,  а  десятилетней
внучке Николь. Она рассказывала всем и вся, что Николь сошла с ума после
смерти деда. Ясно, что после всего Николь возненавидела мать всей душой.
   - Только подумайте, - закатывая глаза, рассуждал Виктор, - если  душа
бессмертна и она  будет  существовать  вечно,  какой  же  страшный  груз
воспоминаний ей предстоит нести. Даже ад покажется  лучше!  -  от  своих
слов Виктор содрогнулся.
   - А если эти воспоминания прекрасные  и  счастливые?  -  вмешалась  в
разговор Грейси.
   Все присутствующие посмотрели на нее, а Николь улыбнулась.
   - Такого не может быть, - ответил Виктор. - Все мы допускаем  ошибки.
Вспомните о первородном грехе и о том, что - как  там  говорится?  -  мы
должны его искупить, - добавил он и зябко повел плечом.
   Виктор жил и работал в клинике уже десять  лет,  считал  себя  ценным
специалистом и полагал, что он держит в руках всех пациентов. Прошло уже
много лет с того холодного ноябрьского вечера, когда  он  застал  своего
любовника в объятиях другого мужчины. Он схватил кухонный нож и бросился
на них, пытаясь отрезать  у  обоих  члены.  "Черт,  наверное,  это  было
временное помешательство!" - думал он впоследствии.  Виктор  с  упоением
вновь и вновь освежал в памяти все детали  этого  происшествия.  Как  он
сжимал в руке нож, как их лица окаменели от страха.
   "Зато теперь они оба практически кастраты, - думал он, улыбаясь. -  И
это помогает мне жить".
   - Вам, мисс Портино, явно не интересны мои суждения, - продолжал  он.
- Полет вашей мысли столь высок, что мне туда не дотянуться.
   Между Грейси и Виктором уже не раз происходили  столкновения.  Им  не
удавалось найти общего языка.
   - Но вообще-то, - поспешил продолжить  он  с  сарказмом,  -  я  и  не
пытаюсь дотянуться. Я предпочитаю скромно и счастливо жить, а затем уйти
в небытие.
   Грейси с жалостью посмотрела на него. А он говорил:
   - Если бы вы оперировали понятиями  "знание"  и  "невежество",  а  не
понятиями "грех" и "добро", вы определенно были бы более счастливы.
   Грейси твердо верила, что Бог - это доброта, любовь и справедливость.
Она не думала, что Бог создал любовь для того, чтобы она умирала. Он  не
мог ничего  делать  зря.  Даже  человеческая  мысль  не  могла  пропасть
понапрасну. Ничто не свершается в этом  мире  безвозмездно,  и  плата  -
ответные добро или зло.
   Грейси обвела взглядом присутствующих и  поняла,  что  ей  здесь  нет
места. Как не находилось места  ее  матери,  когда  отец  встречался  со
своими новыми религиозными друзьями.
   Однажды она и Керри услышали, как отец рассказывал собравшимся:
   - Знаете, Энн очень странная. Мне кажется, она хочет присоединиться к
дьяволопоклонникам.
   В комнате тогда установилась гнетущая тишина, а минуту спустя,  когда
туда вошла мама, все смотрели на нее  очень  странными  глазами.  Грейси
вспомнила,  что  мама  приветствовала  друзей  Декстера  своей   обычной
дружелюбной  улыбкой.  Но   эта   улыбка   была   встречена   враждебной
холодностью. О ее матери тут же поползли самые невероятные слухи:  о  ее
пристрастии к наркотикам, ее сексуальной извращенности,  припадках.  Кто
же были все эти люди, которые считали себя очень  набожными?  Ведь  сами
они присваивали себе право осуждать человека и могли поверить любой лжи,
обвинить в отсутствии моральных устоев кого угодно.
   После того дня  ей  и  Керри  долго  снились  кошмары,  они  спали  с
зажженной лампой еще несколько месяцев.
   Когда наконец они спросили маму, что имел в виду Декстер,  Энн  мягко
улыбнулась и ответила:
   - Если ваши  души  полны  любви,  дьявол  никогда  не  сможет  к  вам
прикоснуться. Иногда между людьми возникают разногласия, но вам не стоит
беспокоиться. Чем больше вы будете узнавать о жизни, тем  меньше  будете
сталкиваться с такими разногласиями.
   Несмотря  на  эти  слова,  Грейси  всегда  волновалась,  когда   дома
проводились подобные встречи.  Точно  так  же,  как  она  волновалась  и
сейчас.
   Виктор прервал ее размышления. Он был возбужден.
   - Что ж, если ваши знания столь глубоки, - раздраженно произнес он, -
а ваша жизнь столь безгрешна, почему бы вам не поделиться с нами  вашими
сверхценными мыслями? Может быть, вы  помолитесь  во  искупление  грехов
наших бедных, заблудших душ?
   Грейси посмотрела на Виктора и подумала: у него такой кислый вид, что
ему определенно нужна помощь свыше - кажется, он не успел позавтракать.
   Николь сначала не хотела вмешиваться, но потом  все-таки  произнесла,
повернувшись к Грейси:
   - Кажется, нас здесь никто не хочет понять.
   Слава Богу, доктор Кейн подал знак Виктору, и тот закончил  сеанс  со
словами:
   - Я буду в своем кабинете. Встретимся в четверг в то же время.
 
*** 
 
   Джейн выпрыгнула с водительского места длинного  лимузина  и  с  ходу
влетела в двери клиники Северного Палм-Бич. Ее огромные  солнечные  очки
"Рэй Бэн" косо сидели на переносице, а  на  спину  падала  пышная  грива
рыжих волос.
   Ее появление в холле клиники вызвало почти сенсацию. Во всем черном с
ног до головы - начиная с мягких итальянских полусапожек и  обтягивающих
кожаных джинсов и заканчивая шелковым лифом, поверх которого  был  надет
пиджак из шкуры пантеры от Картье, -  она  широкими  энергичными  шагами
направилась  к  стойке  регистратуры.   Через   руку   было   перекинуто
серебристого цвета манто из искусственного  меха.  Ее  наряд  не  совсем
вязался с местным тропическим климатом, как и весь ее облик, от которого
веяло буйной жизненной силой, - с духом этого учреждения. Едва  выслушав
слова регистратора, Джейн  уже  давала  распоряжения  озадаченного  вида
шоферу, который вслед за ней втащил в холл множество чемоданов от  Гуччи
и ворох свертков самого разного размера.  Она  отправила  его  к  лифту,
велев  подняться  на  третий  этаж,  а  сама  помчалась   по   лестнице,
перепрыгивая через  две  ступеньки,  пока  наконец  в  глубине  длинного
коридора не оказалась у двери комнаты Грейси.
   Здесь она остановилась, взяла себя в руки  и  отдышалась,  сбросив  с
себя маску, которая долгие годы помогала ей играть на публику. Она  тихо
и коротко  постучала  в  дверь.  Не  услышав  ответа,  она  наклонилась,
расстегнула молнии своих сапожек и сбросила их. С заговорщическим  видом
она уже взялась за ручку двери, как вдруг  в  коридоре  появился  шофер,
пыхтя и  отдуваясь  под  грузом  своей  непомерной  ноши.  Она  тревожно
замахала на него руками, жестами прося быть потише, и, продолжая держать
указательный палец у губ, на цыпочках вошла в комнату.
   Шофер так и остался  стоять  столбом  среди  багажа.  Очень  странная
женщина, думал он,  какая-то  помесь  сумасшедшей  лошади  и  ирландской
лесной феи. Два часа назад он встречал ее в аэропорту Майами, и,  вместо
того  чтобы  отдыхать  в  пассажирском  салоне  автомобиля,  выпивать  и
радоваться жизни, как обычно поступают все,  кто  перелетел  океан,  она
заявила ему, что предпочитает сама сидеть за рулем, а  ему  не  помешает
оттянуться на заднем сиденье его же автомобиля.
   Он, напустив на  себя  самый  строгий  вид,  на  который  только  был
способен, с жаром старался убедить эту женщину, что  политика  компании,
вопрос страхования и другие причины не позволяют... Но она прервала его,
заверив, что когда-то классно водила грузовики и тракторы на ферме, а до
этого несколько  лет  работала  шофером  в  Красном  Кресте.  Затем  она
прибавила, что доставит себя до места назначения  в  доли  секунды.  Ему
ничего другого не оставалось, как сесть в пассажирский салон, где  он  и
просидел весь путь, прямой, словно лом проглотил. Конечно же,  он  и  не
думал прикасаться к бару и орешкам, как ему рекомендовала  эта  дама,  и
только молил Бога, чтобы шеф не узнал обо всем этом безобразии.
   Джейн аккуратно присела на  край  кровати  и  посмотрела  на  Грейси,
которая дремала с наушниками на голове. Она увидела в  палате  стул,  на
котором обычно сидела Энн в их детской комнате, и к ее  горлу  подступил
комок. Все эти годы Джейн не  нарушила  слова,  данного  когда-то  своей
лучшей  подруге.  Она  всегда  оставалась   очень   близка   со   своими
крестницами.
   И Энн даже незачем было просить ее об этом.
   Джейн любила Керри и Грейси так, словно это были ее собственные дети,
которых у нее самой никогда не могло быть из-за  неудачно  сделанного  в
шестидесятые  годы  нелегального  аборта.  Ей  всегда  удавалось  помочь
девочкам укрепить чувство уверенности в себе, и после их встреч  у  всех
оставались веселые воспоминания. Вся нерастраченная материнская  энергия
Джейн досталась им.
   Лицо Грейси казалось в эту минуту таким умиротворенным. Когда  у  Энн
было спокойно  на  душе,  у  нее  было  точно  такое  же  лицо.  Но  все
изменилось, когда она была лишена родительских прав. Декстер по крупицам
отбирал у Энн то, ради чего она жила, и в конце концов Энн почувствовала
себя улиткой, спрятавшейся в своей ракушке. Когда она  потеряла  надежду
вновь обрести свою семью, эта ракушка стала совсем маленькой и раздавила
ее. С этого момента, думала Джейн, красивое лицо ее подруги не  выражало
ничего, кроме глубокой боля.
   Грейси проснулась, моргнула, и широкая улыбка появилась на ее лице.
   - Ой, тетя Джейн, - пробормотала она сонным голосом.
   - Здравствуй, моя дорогая, -  сказала  Джейн  в  ответ  и,  порывисто
наклонившись, обняла Грейси так крепко, что у той перехватило дыхание.
   - Ты привезла мне что-нибудь от мамы? - спросила Грейси, когда смогла
снова дышать.
   - Конечно! - воскликнула Джейн. Она  выглянула  за  дверь  и  кивнула
шоферу, чтобы тот принес в комнату ее чемоданы. - Я  никогда  не  помню,
что и куда положила, но, пока мы поговорим, я перерою все это барахло. -
Она открывала один чемодан за другим, расшвыривая самые  непредсказуемые
вещи,   которые   Грейси   доводилось   когда-либо   видеть   в   багаже
путешествующей дамы.
   Книги, наброски, лекарственные растения, бирманские шелковые подушки,
русский  самовар,  древние  музыкальные  шкатулки,   горчичный   порошок
"Дижон", молоток и резец, янтарные бусы,  кристаллы  кварца,  фарфоровая
лягушка  династии  Мин,  ягоды  можжевельника,  тамтамы  бонго,  собачьи
витамины, древние гончарные изделия из Колумбии  и  так  далее,  и  тому
подобное. Отведя глаза от того беспорядка, который наделала Джейн  в  ее
палате, разбросав вокруг все эти вещи, Грейси подумала, удосужится ли ее
сумасшедшая крестная  мать  упаковать  хоть  что-то  по-человечески,  не
считая, разумеется, туалетов. Грейси откинулась на свою подушку и  снова
улыбнулась. После недолгой паузы она поинтересовалась:
   - А ты уже знаешь, что произошло?
   - Конечно. Керри позвонила  мне  в  Лондон,  как  только  приехала  в
Палм-Бич. Завтра мы с ней обедаем вместе, - ответила Джейн, стоя на полу
на коленях и шаря руками в свертке с небольшим гобеленом. - Я так  давно
ее не видела. Жду не дождусь, когда мы наконец  встретимся,  а  о  твоем
отце, к сожалению, не могу сказать того же.
   - Знаешь, тетя Джейн, - заговорила снова Грейси с задумчивым видом, -
когда мама говорила с нами об отце, в ее голосе никогда не чувствовалось
ни  злобы,  ни  холодности,  ни  ненависти.  Она  говорила  так,   будто
рассказывала сказку. Она убеждала и меня, и Керри, что его нужно любить.
А я всегда терялась, потому что где-то  глубоко  во  мне  жило  какое-то
мрачное чувство по отношению к отцу.
   Грейси отвернулась и задумчиво посмотрела на окно.
   - Не может быть, чтобы мама так ошибалась в  нем.  Как  бы  я  хотела
знать все до конца, - пробормотала она.
   Джейн знала, что Грейси никогда не удавалось окончательно разобраться
в своих чувствах к Декстеру. Да  и  как  она  могла?  Господи,  подумать
только, что он сделал с ней, что он сделал со всеми, кого она любила. Со
всеми, кто любил ее. Джейн внезапно захотелось крепко обнять дочь  своей
лучшей подруги и заверить ее, что отныне она будет в полном порядке.
   Но она не могла дать Грейси столь обнадеживающего обещания. Во всяком
случае, пока та полностью в руках Декстера.
   - Нашла! - радостно завопила Джейн, вскакивая с колен. - Это тебе  от
мамы, дорогая, с любовью и наилучшими пожеланиями. - С этими словами она
протянула Грейси светло-голубой пакет от Тиффани.
   В нем лежали две серебряные рамки, в которых под  стеклом  изгибались
светлые локоны, а в  нижней  части  были  выгравированы  имена  Керри  и
Грейси.
   - Как замечательно, - сказала Грейси дрогнувшим голосом.
   - А это от меня для твоей коллекции. -  Джейн  протянула  ей  золотое
пасхальное  яйцо  Фаберже,  украшенное  финифтью.  -  Я  готова  удавить
Декстера за то, что он испортил наши весенние планы в последнюю  минуту.
Мне так не хватало тебя в Эспене. - Джейн раздраженно покачала  головой.
Ее рыжие волосы, казалось, рассыпались по всей комнате.
   - Спасибо, тетя Джейн. Ты  меня  так  балуешь,  -  сказала  Грейси  и
поцеловала ее.
   -  А  чем  ты  сегодня  занималась?  -  спросила  Джейн,   принимаясь
запихивать свои пожитки обратно в чемоданы.
   - У меня был сеанс с доктором Кейном, - ответила Грейси.
   - Да, кажется, ничего не изменилось, - улыбнулась Джейн.
   - А потом был сеанс групповой терапии. Темой была религия, а говорили
только три человека, включая меня. А когда я возвращалась назад  в  свою
комнату, одна из девушек шепнула мне, что вчера было намного интереснее,
потому что темой беседы была мастурбация.
   - О-о, мне такая тема тоже понравилась бы, - расхохоталась  Джейн.  -
Когда она будет повторяться в следующий раз, сообщи мне.  Я  обязательно
поучаствую. У меня такой интересный и разнообразный  список  способов  и
технологий, которыми пользуются во всех частях света,  что  твой  доктор
Кейн просто с ума сойдет.
   Грейси обожала Джейн. В свои пятьдесят лет Джейн выглядела от силы на
сорок и была известна как  хороший  скульптор.  Она  три  раза  побывала
замужем. Ее первый муж попытался шантажировать ее, когда  она  собралась
развестись с ним. Он потребовал несколько сотен  тысяч  долларов.  Джейн
презрительно  рассмеялась  ему  в  лицо,  зная,  что  ее  просто   нечем
шантажировать. Когда он попытался затеять  бракоразводный  процесс,  она
выписала ему чек на двадцать пять тысяч долларов и попросила  больше  не
попадаться ей на глаза.  Второй  муж  был  намного  богаче,  чем  Джейн.
Проблема состояла в том, что он был на тридцать лет  старше  ее  и  имел
необъяснимую привычку выпроваживать из дома гостей в пять часов утра. Ее
третий муж, как позже выяснилось, не выгонял гостей, но он любил мужчин.
   Теперь Джейн снова была свободной. Зная все свои  достоинства  и  то,
какие именно мужчины клюют на нее, она не видела конкуренток  себе  даже
среди   молоденьких   красоток   Палм-Бич   и   неизменно   пользовалась
колоссальным успехом.
   "Какая у меня замечательная крестная, - подумала Грейси.  -  И  Керри
любит ее не меньше, чем я".
   - Тетя Джейн, а если бы у тебя  были  дети,  ты  бы  выбрала  маму  в
качестве их крестной матери?
   - Разумеется, дорогая. Кого же еще? - с чувством ответила Джейн.
   - Я просто подумала, почему никто из подруг не просил ее об этом.
   - Честно говоря, Энн думала, что Андреа попросит  ее  стать  крестной
матерью Чесси, но ее даже не пригласили на крестины.
   - А почему?
   - Все из-за того скандала. Люди боялись дружить с Энн.
   Грейси покачала головой, не веря своим ушам.
   - Послушай, дорогая, твоя  мать  была  необыкновенной  женщиной,  она
осмеливалась  всегда  оставаться  самой  собой  и  жила  полной  жизнью,
невзирая ни на что и ни на кого, - начала объяснять Джейн с подъемом.  -
А все эти.., они и в подметки ей не годились.
   - Не говори о маме в прошедшем времени, тетя Джейн. Пожалуйста.
   - Извини, Грейси. Я только имела в виду,  что  прошло  много  лет.  -
Джейн взяла ее за руку.
   - Прошлой ночью я видела маму возле моей постели, - заговорила Грейси
хриплым голосом. - Я смотрела на нее две, а может быть, три  минуты,  но
потом она исчезла. Знаешь, как радуга в надвигающейся туче.
   - Тебе нужно отдохнуть, Грейси, - сказала Джейн, у  которой  к  горлу
подступил комок. Она накрыла Грейси одеялом и поцеловала ее в лоб.
   - Приезжай еще, тетя Джейн. Поскорее. Спасибо тебе.
   Грейси закрыла  глаза  и  вспомнила  долгие  бессонные  ночи,  полные
одиночества, несмотря на то что она лежала в объятиях спящей Керри.  Она
лежала тогда, слушая шум океана. Сейчас ей показалось, что то  же  самое
холодное одиночество поджидает ее за дверью палаты:  "Оно  снова  готово
охватить меня. Вот оно приближается.., все ближе.., ближе".
   Грейси  беспокойно  заметалась  во  сне  и  повернулась  на  бок.  Ей
приснилось,  что  она  подходит  к  огромным  золотым  воротам,  которые
раскрываются. перед ней, и она входит в дворцовый зал, весь из золота, в
котором  находится  бесчисленное  множество   людей,   рабов   и   слуг,
вооруженных охранников. Гвардейцы охраняли внушительный трон, на котором
с высоко поднятой головой восседала  женщина  в  короне.  Ее  лицо  было
скрыто вуалью, а в правой руке она держала золотой  скипетр,  украшенный
сотнями драгоценных камней.
   Вдруг Грейси поняла, к чему приковано всеобщее внимание, - у подножия
трона, замерев, стоял на коленях израненный человек, закованный в  цепи.
Голова его была помещена под нож гильотины.
   За ней возвышался человек в багровом плаще, лицо которого было скрыто
черным капюшоном. Грейси бросилась было  на  помощь  узнику,  но  чьи-то
сильные руки схватили ее, заставляя оставаться на месте  и  смотреть  на
происходящее.
   В этот момент женщина в вуали медленно встала с трона.
   Грейси услышала свой собственный голос, и слова застревали  у  нее  в
горле.
   - Не надо! Пожалуйста, не надо! - И слезы затуманили ее глаза.
   Женщина величественным жестом подняла  сверкающий  скипетр  и  подала
знак палачу. Лезвие гильотины мягко скользнуло с высоты и  нанесло  свой
смертоносный удар. Грейси в ужасе  отвернулась,  но  какая-то  невидимая
сила заставила ее вновь открыть глаза. Она посмотрела на казненного,  на
возбужденную толпу вокруг себя, на королеву.
   Грейси, замерев, смотрела на женщину, когда та  откинула  назад  свою
золотую вуаль.
   И увидела собственное лицо.
   Рабы подняли с пола  обезглавленное  тело,  а  когда  они  подняли  и
отрубленную голову, Грейси увидела лицо казненного. Это был Декстер.
   Затем наступила гробовая тишина  и  полная  темнота.  Грейси  села  в
постели,