ь, кто он и откуда,  мать  рассказала  ему
свою версию этой истории. Слейду уже порядком надоело,  что,  кроме  фамилии
Доусон, которая, как ему было прекрасно известно, была девичьей фамилией его
матери, у него нет никакой другой.  И  тогда  мать,  смертельно  бледная,  с
неподвижным лицом, до боли тихим голосом поведала ему свою историю: как  она
полюбила и потеряла любимого человека...
   Едва сдерживая  ругательства,  Слейд  отогнал  все  эти  еще  болезненные
воспоминания и вновь сосредоточился на Трейси и  причине  ее  появления.  Не
желая того, он тут же вспомнил эпизод в ванной:  сияющее  от  водяных  брызг
тело Трейси и тот шок, который он пережил, когда увидел ее. Слейда  пронзила
судорога - невольная реакция на воспоминание об этой завораживающей  женской
красоте. И тут же он испытал отвращение к себе за то, что настолько  слаб  и
грешен - позволил себе соблазниться женой своего отца.
   Мысль о ней была ему  ненавистна,  но  ее  образ  жил  в  нем:  цветущее,
роскошное тело, жаждущее любви. Слейд опрокинул  стакан,  стремясь  погасить
огонь, сжигавший его изнутри. Горячие языки пламени  проникали  все  глубже,
словно щупальца, грозя захватить его целиком -  все  мысли,  разум,  ясность
души. Ему нужно быть начеку, чтобы избежать опасных  чар  Трейси  Мурленд  и
сосредоточиться на защите Дабл-Джей. Ранчо  было  смыслом  всей  его  жизни,
единственным, что имело для него значение. И возможно, он всегда подозревал,
что придет день, когда над его правом владения нависнет опасность.
   Но никогда он не мог даже вообразить себе, что эта угроза явится в образе
прекрасной, соблазнительной  женщины.  Когда  из  сухого  послания  конторы,
ведшей всю бухгалтерию ранчо, ему довелось узнать о смерти Джейсона Мурленда
и о том, что теперь пятьдесят процентов дохода от ранчо будет  поступать  на
счет Слейда Доусона, он немного расслабился. Мысль, что  в  один  прекрасный
день Джейсону Мурленду, просто  по  капризу  или  по  здравому  размышлению,
вздумается увидеть ранчо и своего сына, перестала мучить его.
   Раньше времени успокоился, горько усмехнулся Слейд. Жадная до денег вдова
представляет гораздо большую угрозу, чем старый  Джейсон.  Владея  половиной
ранчо, может ли она обобрать его? Ему нужно выяснить, какие права  у  Трейси
Мурленд, пока она не пустила их в ход. Хорошо бы, у нее было право только на
продажу  своей   части   собственности...   Слейд   выпрямился   на   стуле,
взволнованный этой мыслью. Если так, то он будет просить, занимать или  даже
украдет деньги, чтобы выкупить ее половину.  Стать  полноправным  владельцем
ранчо слишком соблазнительная, слишком далекая мечта, и он боялся, что может
сглазить ее.
   К тому же множество дурных предзнаменований: вся  эта  куча  чемоданов  и
малоправдоподобная история о длительной поездке. Слейд очень сомневался, что
Трейси действительно проведет на ранчо не так много времени. Вещей у  нее  с
собой достаточно, чтобы остаться жить здесь, а  перспектива  сталкиваться  с
ней каждые два-три часа очень тревожила его.
   Но, возможно, было бы приятно почувствовать это  цветущее  тело  в  своих
объятиях. Черт возьми, мужчина  должен  быть  каменным,  чтобы  на  него  не
произвела впечатления эта сцена в ванной комнате. А он отнюдь не  из  камня,
хотя в случае с миссис Мурленд это было бы очень кстати.
   Слейд сомневался, удастся ли  ему  устоять,  особенно  теперь,  когда  он
увидел ее всю и узнал то, чего больше не  скроет  от  него  никакая  дорогая
одежда. Сумеет ли он посмотреть ей в глаза и не показать, о чем думает?
   С другой стороны, случившееся, вероятно, ему на руку:  если  у  нее  есть
хоть малейшее представление о скромности, она будет чувствовать себя  с  ним
неловко. Кривая усмешка смягчила мрачное выражение его  лица.  Возможно,  он
сильно ошибается в своих предположениях. Что, если Трейси Мурленд  не  имеет
ничего против легкого развлечения?
   Разве это не было бы его местью человеку,  который  причинил  его  матери
столько мучений и до самой смерти не пожелал признать своего сына? Эта  идея
сулила такое удовлетворение, что Слейд тихо  рассмеялся,  сознавая,  что  ее
воплощение принесло бы ему двойное удовольствие.  Обладание  Трейси  Мурленд
могло бы не только исцелить множество его душевных ран,  но  и  стать  самым
пьянящим любовным приключением в его жизни.
   Мрачно усмехаясь, он резким движением отодвинул стул и бросил  на  стойку
несколько купюр.
   - До свиданья. Бак, - сказал он, двумя  шагами  преодолев  расстояние  до
двери.
   - До скорого, - отозвался бармен, но Слейд уже не слышал его.
   Стояла теплая, прекрасная, тихая ночь, и было уже  гораздо  позднее,  чем
думал Слейд. Посмотрев на часы, он с удивлением  обнаружил,  что  уже  около
одиннадцати. Покинув ранчо, он долго кружил  вокруг  него,  стараясь  как-то
убить время, только чтобы избежать обеда и  необходимости  сидеть  за  одним
столом с этой женщиной. Теперь все, должно быть, легли спать  и  можно  идти
домой, не боясь встретиться с ней.
   Трейси повернулась на  другой  бок  в  новой  постели  и  открыла  глаза.
Какой-то звук  в  тихой  ночи  разбудил  ее.  Через  распахнутые  окна-двери
струился лунный  свет,  заливая  комнату  серебристым  сиянием,  обрисовывая
старинную мебель, отгоняя внезапно охвативший ее страх. Она  тихо  вздохнула
и, немного успокоившись, постаралась снова  заснуть.  Она  вдыхала  приятный
аромат растущей зелени, цветов, деревьев. Вдали промычала корова,  и  Трейси
насторожилась, вспомнив прошедший день.
   Без Слейда Дабл-Джей обрело совершенно иной облик. Обед прошел прекрасно.
Ей очень понравился брат Рейчел, Бен; он был лет на пять  моложе  сестры,  у
него были рыжеватые  волосы  и  добрые  карие  глаза.  Втроем  они  дружески
беседовали и осматривали дом, говорили главным образом о ранчо. Рейчел  жила
здесь более тридцати лет, а Бен около десяти. Это был их дом, и они говорили
о нем с любовью и гордостью.
   Бен  обещал  сопровождать  Трейси  утром,  во  время  осмотра  ранчо,  и,
вспоминая об этом,  она  предвкушала  приятную  прогулку.  Только  бы  Слейд
держался на расстоянии! Возможно, эпизод в ванной и для него  был  столь  же
сильным шоком, и он  тоже  постесняется  снова  ее  увидеть.  Что,  впрочем,
маловероятно, судя по тому, как долго он стоял и не спешил отказать  себе  в
удовольствии разглядеть ее.
   Какая  наглость!  Любой  мало-мальски  воспитанный  мужчина   моментально
захлопнул бы за собой дверь. Но только не Слейд Доусон. Ей никогда не забыть
выражения стальных глаз, блуждавших по ее телу. Да и была ли это  сталь?  На
самом деле в его глазах светилась раскаленная лава, излучая такой  жар,  что
Трейси до сих пор ощущала его.
   У нее вдруг перехватило  дыхание.  Приписав  это  необычно  теплой  ночи,
Трейси выскользнула из постели и подошла к  окну.  Длинная  шелковая  ночная
рубашка вилась вокруг ее щиколоток, переливаясь в  серебристо-голубом  свете
луны. Она поправила одну  из  тонких  бретелек,  соскользнувшую  с  плеча  и
обнажившую грудь. Ночной ветерок был таким соблазнительным, и она  вышла  на
веранду.
   - Ax, - вздохнула она, подставляя лицо этому ветерку  и  закрывая  глаза.
Ощущение прохлады было божественным. Трейси подняла свои  тяжелые  волосы  и
держала их так, чтобы дуновение коснулось шеи и плеч. Несмотря  на  открытые
окна, в комнате было все же  очень  жарко,  и  теперь  она  дышала  глубоко,
чувствуя,   как   волнуется   ее   грудь,   как    соски    наливаются    от
мучительно-сладостных прикосновений шелка.
   Господи, неужели ей никогда не избавиться от настроения, в которое поверг
ее Слейд? Он зажег в ней огонь, казавшийся неутолимым и  почти  нестерпимым.
Сон ее был неглубоким, и кто знает, что за звук разбудил ее? Может, это было
ее внутреннее смятение. Почувствовав себя  несчастной,  Трейси  вздохнула  и
опустила руки. И в этот самый момент поняла, что на веранде она не одна.
   Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, и  она  боялась  вглядеться  в
темноту и обнаружить того, кого скрывала  тьма.  Она  медленно  повернулась,
готовая броситься бежать, но у нее перехватило дыхание:  длинная,  вытянутая
тень шевельнулась, распрямилась и отделилась от стены. Слейд!
   Сознание того, что он наблюдал за ней, что он молча  стоял  в  темноте  и
снова рассматривал ее, тревожило, будоражило. Неужели ему  вообще  неведомо,
что такое стыд? Он подвинулся ближе - безмолвный, обнаженный, шаги его босых
ног были бесшумны, каменные черты лица едва различимы в лунном свете. Сердце
ее бешено колотилось.
   - Что вы здесь делаете? - Голос ее прозвучал сдавленно, незнакомо.
   - Дышу воздухом, так же как и вы. Для вас здесь слишком жарко, не  правда
ли?
   В вопросе клокотала ирония. Трейси с радостью заметила, что он в джинсах.
Поначалу ее внимание привлекла только обнаженная грудь, и показалось, что он
совершенно голый.
   - Нет,  -  произнесла  она  быстро,  проигнорировав  двусмысленность  его
вопроса. - Что-то разбудило меня, какой-то звук.
   - Может быть, вы услышали, как я пришел. Я только что вернулся.  -  Слейд
ощущал ее присутствие каждой клеткой своего тела. В этом  серебристом  свете
она казалась струящейся и призрачной, точно фея. От  малейшего  ее  движения
призывно мерцал светлый шелк.  Удерживаемые  на  плечах  тонкими  ленточками
бретелек изящные чашечки, прикрывавшие грудь, едва вмещали полные,  округлые
формы и подчеркивали набухшие соски. Он неотрывно смотрел на них, и внезапно
ему до боли захотелось прикоснуться к ним, почувствовать их, овладеть ими.
   Трейси понимала, что нужно уйти. Она должна вернуться в свою комнату,  он
не посмеет последовать за ней. Но он так близко, что можно даже  дотронуться
до него... И медлила, глядя,  как  ритмично  поднимается  и  опускается  его
грудь.
   Жар во всем теле причинял ей почти ощутимую  боль.  Она  еще  никогда  не
испытывала столь  сильного  физического  влечения.  Трейси  облизнула  вдруг
пересохшие губы.
   - Вы пропустили обед, - прошептала она. Торжество опьянило Слейда. Он был
прав, она не имеет ничего против флирта. Вот так насмешка над дорогим старым
папочкой! Слейд  не  мог  и  мечтать,  что  возможность  испытать  моральные
принципы Трейси представится ему так быстро, а он совсем не тот,  кто  может
отказать даме. Медленно, вызывающе он  сократил  расстояние  между  ними  на
несколько дюймов. Его рука скользнула вверх по шелковистой коже к ее  плечу,
ощутив ответную дрожь. Она была готова, она почти задыхалась от желания!
   - Тогда я не был голоден, - прошептал он, наклонился  вперед  и  прижался
губами к ее плечу, ошеломленный почти  электрическим  разрядом,  пробежавшим
между ними.
   От нее пахло так сладко, что ему хотелось погрузиться  в  этот  аромат  и
вдыхать его без конца. Кровь  его  бешено  пульсировала,  а  губы  двигались
неспешно, прижимаясь к мягкому изгибу ее шеи.
   - Я голоден сейчас, - прошептал он, заключая ее в свои объятия.
   Трейси задыхалась. Ее голова  откинулась  назад,  широко  открытые  глаза
видели  бархатное  небо  с  мириадами  звезд,   смотревших   на   них.   Эти
прикосновения  жгли  ее,  и  все  происходящее   представлялось   ей   почти
нереальным. Она позволила едва знакомому мужчине ласкать себя,  хотя  совсем
еще недавно он был готов оторвать  ей  голову,  -  все  это  было  настолько
странно, что ошеломило, оглушило ее. Но та струна, которой  коснулся  Слейд,
та глубоко запрятанная ее женская чувственность, о которой она  до  сих  пор
могла лишь подозревать, отвечала на его ласки с такой необузданной страстью,
которая никогда не возникала у нее  раньше.  Дрожь  сотрясала  ее  маленькое
тело, в то время как горячие и влажные губы Слейда, покрыв поцелуями ее шею,
двинулись вниз, к груди.
   Не подчиняясь голосу разума, ее руки поднялись и  обхватили  его  голову,
задержались в густых, непослушных волосах, а затем по крепкой шее опустились
вниз, на плечи. Сталь, подумала она. Слейд сделан из стали, она  поняла  это
раньше, в одном только ошибалась: он не был холодной сталью. Его  кожа  была
горячей и гладкой и сообщала ее блуждающим пальцам неодолимую, невообразимую
страсть. Он еще не поцеловал ее, а Трейси уже знала, что отдаст себя  Слейду
Доусону, едва он захочет этого. Она жаждала ощутить его  наготу,  увидеть  и
узнать его удивительное тело, она хотела почувствовать  всю  его  тяжесть  и
слиться с ним воедино. Губы искали его поцелуя, сейчас, немедленно.
   - Слейд! - это было все, что она могла сказать, в одном  этом  выдохнутом
слове были заключены зов страсти и желание, способные растопить айсберг.
   С трудом оторвавшись от ее соска, Слейд выпрямился и притянул ее к  себе,
и она вся затрепетала, ощутив, как 6н дрожит. Это переполненное  сексуальным
возбуждением тело, прильнувшее к ней, поразило Трейси, она задохнулась -  но
скорее от собственной раскованности, чем от силы его реакции. Ей было  ясно:
возбуждение Слейда лишь отражение ее собственного состояния, она знала,  что
он чувствует. Руки ее сами поднялись и обхватили его за шею. Она прижалась к
Слейду, испытывая в этом такую же потребность, как в воздухе, в воде, -  без
чего она не могла бы жить. Губы  ее  раскрылись,  влажные  и  трепещущие,  в
ожидании его губ.
   Слейд смотрел на нее сверху вниз, в лунном свете ему  хорошо  было  видно
это охваченное страстью лицо. Какое-то неясное сомнение  шевелилось  в  нем.
Сознание того, что он испытывает судьбу, вторгаясь туда,  куда  не  следует.
Если бы кто-то узнал о том, что он занимается любовью с женой  своего  отца?
Кто бы мог сейчас посмеяться  вместе  с  ним,  став  свидетелем  его  мести?
Рейчел? Она была лучшей подругой Джеммы и разделила  с  ней  боль  прошлого.
Рей-чел не стала бы  смеяться,  она  была  бы  шокирована  и  не  смогла  бы
произнести  ни  слова.  Старые  друзья,  которым  пришлось   бы   вспоминать
заплесневелую, давнюю историю? Кого из них это могло бы заставить  смеяться?
Бена тогда здесь не было, и он знает лишь то, что рассказала ему Рейчел. Да,
единственный человек, которого все это еще волнует,  -  он  сам,  а  ему  не
очень-то хотелось сейчас смеяться.
   Женщина пошевелилась в его объятиях, безмолвно побуждая его  к  действию,
удивленная  его  нерешительностью.  Кто  она?   Невинная   участница   самой
иронической главы в истории его жизни? Или она на редкость умна и эгоистична
в своем умении прибирать к рукам - все равно, человека или ранчо!
   Зачем же его так влечет к ней!
   С коротким стоном он взял то, что она ему  предлагала,  -  ее  прекрасные
губы, которые тут же затрепетали под его губами. Его  мозг  пронзила  мысль,
что этот  жалкий  реванш  бумерангом  возвращается  к  нему  самому,  но  со
следующим ударом сердца  это  потеряло  всякое  значение.  Ему  вдруг  стало
совершенно безразлично, кто она или каковы мотивы  ее  поведения.  Она  была
теплой и живой, воплощенной женственностью, и его тело изнывало  от  желания
обладать ею. Его губы раскрылись, поглощая ее губы,  впивая  их  влагу,  его
руки нетерпеливо обхватили нежное тело, стремясь навсегда соединить  его  со
своим. Он был настолько выше, что невольно поднял ее,  оторвал  от  пола,  и
кровь с ревом устремилась по его венам, когда он почувствовал, как  ее  ноги
обхватили его бедра.
   Она желала его! Больше чем  желала  -  она  горела  нетерпением!  Страсть
вспыхнула между ними, их поцелуй был исполнен какого-то варварского огня. Он
знал, куда это ведет. Это могло кончиться  только  в  его  или  ее  постели.
Никогда еще он не испытывал такого сильного, непреодолимого желания.  Откуда
взялась эта дикая страсть? Трейси была прекрасна,  но  она  не  была  первой
красивой женщиной в его жизни. В этом чувстве было нечто большее, чем просто
сексуальное возбуждение. Оно было связано с тем, кем была она и кем  был  он
и...
   О Господи, разве он может это сделать?  Слейд  оторвался  от  ее  налитых
влагой губ и пристально вгляделся в нее. Свет звезд  отражался  в  блестящих
глазах, полных ласки, обещания и недоумения. Он размышлял о противоречивости
ее поведения, о том, почему  она  сначала  разбудила  его  чувства  и  потом
удивилась, что он принял ее игру. Он недоумевал, как можно  было  испытывать
вроде бы искреннее удивление и  не  пытаться  остановить  его.  Что  это  за
женщина?
   Одна из тех, для кого заниматься  любовью  с  едва  знакомым  мужчиной  -
привычное дело?
   Что-то мешало Слейду принять эту мысль, он должен был либо отодвинуть  ее
в сторону и забыть навсегда,  либо  получить  доказательства.  Это  странное
чувство на грани экзальтации требовало, чтобы женщина, словно созданная  для
его объятий, была кем-то другим, но не той, кем она была на самом деле.
   На минуту он замер, его учащенное дыхание  нарушало  тишину  ночи,  руки,
поддерживавшие ее, были крепко сомкнуты. Трейси тоже посмотрела ему в  лицо,
и сквозь горячий туман, в котором  плавали  ее  мысли,  стало  просачиваться
какое-то недоумение.  Она  не  могла  истолковать  выражение  его  лица,  но
почувствовала происшедшую  перемену.  Тут  только  до  нее  дошло,  что  все
случившееся с нею - реально. Неужели она совершенно потеряла голову?
   - Отпустите меня, -  прошептала  она  слабым  голосом,  испытывая  острое
чувство унижения, и была благодарна  темноте,  хоть  немного  скрывавшей  ее
позор. Он колебался, и она ощущала, как его  большие  ладони,  вмещавшие  ее
ягодицы, жгли кожу сквозь тонкую  рубашку.  -  Пожалуйста,  -  добавила  она
срывающимся, не своим голосом.
   Если бы он  не  промедлил,  мрачно  отметила  про  себя  Трейси,  она  не
остановила бы его. Она хотела именно того, чего хотел и он,  -  довести  эту
ситуацию до момента, обещавшего стать необыкновенным  переживанием.  Он  все
еще чувствовал ее страсть,  но  теперь  она  была  похоронена,  спрятана  за
прекрасным лицом, на котором читалось лишь желание сделать так,  чтобы  этих
минут не было.
   Медленно он опустил ее на пол, но продолжал прижимать к  себе,  не  желая
совсем отпустить. Он пристально смотрел на нее  снизу  вверх,  видя,  как  в
уголке ее глаза показалась слезинка, и удивляясь  собственной  глупости.  Он
уже мог лежать с ней в постели! Ведь было так просто отнести ее в комнату!
   Руки Трейси спустились с сильных  плеч  Слейда  на  обнимавшие  ее  руки.
Сердце билось так, что удары отдавались у нее в ушах.
   - Пожалуйста, отпустите меня, - повторила она едва  слышно.  Ей  хотелось
спросить: как это случилось, какими чарами он заставил ее желать его с такой
необузданной силой, что она забыла обо всем  на  свете?  С  ней  никогда  не
случалось ничего такого, что хотя бы отдаленно напоминало эту страсть, и она
не могла понять, что с ней произошло.
   Но и  Слейд  никогда  не  переживал  ничего  подобного.  Раздиравшие  его
чувства, заставившие его остановиться у самой цели, когда он украл еще  один
миг близости с ней, совсем не означали,  что  его  кровь  остыла.  Ему  было
совершенно ясно: независимо от того, кто эта женщина, она вошла в его  кровь
и плоть. Несмотря ни на что, он продолжал  желать  ее.  И  к  этому  желанию
примешивались самые безумные и запуганные чувства.
   Он мрачно признался себе в том, что, если бы она не была Трейси  Мурленд,
она была бы именно той женщиной, в которую он мог  влюбиться.  Резко  разжав
руки, он отступил назад.
   - Бегите в свою постель, - прорычал он, злясь на себя больше, чем на нее.
   Трейси покачнулась, внезапно лишенная поддержки. Оторвавшись от горячего,
крепкого тела Слейда,  она  ощутила  странную  опустошенность  и  машинально
ухватилась за перила.
   - Этого.., этого нельзя было допускать, - прошептала она приглушенно.
   -  Поклянитесь  своим  благополучием,  что  не  лукавите...   Ладно,   не
волнуйтесь, такого больше не повторится,  -  мрачно  сказал  он  и  подумал:
хорошенькая месть! Теперь она идет на попятный, зная, что  для  мужчины  это
больнее всего!
   Он смотрел на Трейси и видел, как трепещет ее