ось,
запасы были величайшими в  мире)  в  этом  штате  стало  возможным  развитие
скотоводства как ведущей отрасли хозяйства. Имея воду, можно было перегонять
скот на новые пастбища. Ведь главное  богатство  -  вода.  Скотоводы  быстро
богатели в то время, как овцеводы еле-еле сводили концы с концами.
   Райан подождал Энни у  дверей  зала  заседаний.  Члены  Совета,  толпясь,
выходили из зала и скользили безразличными взглядами  поверх  ее  нескладной
фигуры.
   - Вы ведь не собираетесь сегодня же вечером отправиться в обратный путь к
вашему любимому ранчо?
   Энни через силу улыбнулась:
   - Теперь все мое время занимают только два дела.
   - Если вы не будете как следует следить за  собой,  то  вряд  ли  сможете
заниматься вообще каким бы-то делом. Вы изматываете себя, Энни. Вместо того,
чтобы расцветать, как это  делают  другие  женщины  в  вашем  положении,  вы
выглядите бледной и измученной.
   Ее губы сложились утиной гузочкой:
   - Только вы осмеливаетесь говорить мне о моем положении.
   Райан взял ее за руку:
   - Давайте пообедаем вместе. Я верну вас в дом на  Элизабет-Бэй  в  полной
неприкосновенности. Вы хорошо отдохнете и завтра утром уедете в  ваше  Время
Грез.
   Она усмехнулась.
   - Многие, должно быть, говорили вам, что я запятнала  свою  репутацию.  У
меня тяжело на душе. Я - та самая Энни Трэмейн, самая скандальная женщина.
   -  Вы  -  одна  из  немногих   женщин,   преисполненных   достоинства   и
женственности. Энни нахмурилась:
   - Странно, что вы говорите это мне. Я всегда считала  себя  мужеподобной.
Райан, откинув голову, засмеялся.
   - Никогда даже и не смейте так думать, Энни. Ну, а теперь я предложил  бы
вам  пойти  со  мной  к  Ремингтону.  Кухня  вдовца   Ремингтона,   пожалуй,
превосходит даже стряпню китайца Джона.
   Энни устала. Ей был необходим отдых, и она приняла бы предложение Райана,
но сейчас так сильно беспокоилась за Рэгги. А Рэгги в  это  время  занимался
подвозом необходимых для восстановления своего ранчо Реки Бегут  материалов,
прикупая инвентарь за жалование, которое ему платила Энни.
   Она почти наяву ощутила его запах - запах свежести после принятия  ванны,
резкий мужской запах сразу после сна  и  этот  особый,  остро  ощущаемый  ею
аромат,  когда  она  покрывала  поцелуями  его  мускулистое  тело.   А   его
грациозно-ленивое кошачье тело так возбуждало ее!..
   Именно в этот момент Энни обратила внимание  на  то,  как  сложен  Райан.
Длинный, гибкий, жилистый, он весь лучился энергией там, где  Рэгги  был  бы
просто расслаблен. И не почувствовала к  Райану  никакого  влечения.  Бедный
Райан! Была ли в его жизни женщина, которая так же страстно желала его и так
же сильно тосковала по нему, как Энни тосковала и желала Рэгги?
   - Ну как, вы согласны? - спросил Райан, стрельнув заблестевшими  глазами.
Она улыбнулась:
   - Почему бы и нет. В конце концов, я кое-что вам должна за вашу поддержку
на Совете.
   Он взял Энни за руку и повел ее к выходу.
   - Я уже говорил вам, что не буду колебаться ни мгновения и сразу же скажу
вам, как только мне это потребуется.
   Энни на мгновение задержалась у стола своего секретаря. Джеме уткнулся  в
канцелярскую  книгу,  но  она  могла  бы  с  уверенностью  сказать,  что  он
внимательно слушал их беседу. Но как раз совсем  не  это  заботило  ее.  Она
наморщила лоб.
   - Райан, вы никогда не говорили мне, о чем можете меня попросить.
   Теперь пришла его  очередь  улыбнуться,  как  ей  показалось,  шаловливой
улыбкой:
   - Никогда? Неужели? Так мы будем обедать?
   Энни подумала о том, что  Райан  слишком  уклончив,  и  еще  вспомнила  о
пристани Эчука, где ее должен встречать Рэгги. Райан  мог  бы  быть  хорошим
другом, но иногда газетчик ставил ее в неловкое положение.  Он  был  слишком
сложен для нее, а Рэгги всегда как на ладони - ясен и понятен.
   После долгих трех месяцев разлуки предвкушение встречи с Рэгги  заполнило
ее  существо.  По  прибытии  колесного  парохода  к  пристани  Эчука  она  с
удовольствием сняла бы комнату в местном отеле, где провела бы с  ним  ночь,
занимаясь любовью, несмотря на то, что такие вещи противопоказаны беременной
женщине.
   Она нарочно расписала свое пребывание в Сиднее так,  чтобы  вернуться  ко
Времени Грез на седьмом месяце. Чтобы  родить  своего  ребенка  на  ранчо  и
получить передышку, прежде чем снова вернуться в Сидней к делам компании.
   Когда Энни сошла с парохода, ее встретил Зэб. На  его  черном  лоснящемся
лице застыло странное выражение. Энни остановилась у перил.
   - Что случилось, Зэб?
   Зэб комкал и без того изрядно помятую шляпу в руках, мелкие бусинки  пота
проступили на его темно-бархатной коже.
   - Мистер Льюис, мисс Трэмейн, он, он... Ее  сердце,  казалось,  перестало
биться.
   - Что с ним?
   - Умер. Это Майк Гаррисон и еще несколько безработных  овцеводов  создали
комитет бдительности и убили его. Они повесили мистера Льюиса.
   ...И время застыло. И в мире больше ничего не было...
   Карабин Шарпа хранился до сих пор зачехленным на  чердаке  среди  прочего
хлама. Еще в детстве Энни научили обращению с оружием.
   В те далекие годы время от времени случайные  племена  аборигенов  иногда
проходили через их земли. Размалеванные призрачные фигуры бесшумно скользили
в  высокой  траве.  Часто   они   проходили,   не   принося   сколько-нибудь
значительного вреда, возможно, из-за Баловэя и его племени, дружественного к
Амарис Трэмейн. Но в любом  случае  Энни  и  Дэниел  научились  быть  всегда
настороже и готовыми к любым неожиданностям.
   С остекленевшими пустыми глазами Энни достала карабин. Балансируя  им  на
выпирающем животе, Энни очистила оружие от смазки.
   В этот момент  в  комнату  вошла  Вена,  проследила,  как  Энни  нацепила
перевязь с патронташем, но не произнесла ни звука.
   - Я ухожу на некоторое время,  Вена,  -  сказала  Энни,  нахлобучивая  на
голову шляпу.
   Направляясь большими шагами  к  конюшням,  Энни  ощущала  себя  такой  же
толстой и неуклюжей, как слоноподобная Вена. В ее нынешнем положении вопроса
о брюках даже и не  возникало.  Энни  надела  на  себя  просторный  жакет  и
разрезанную в талии широченную длинную юбку из светлой шерсти меринос.
   Зэб встретил ее на полпути через двор. Его глаза озабоченно  расширились,
но голос оставался, как всегда, вежливо-сдержанным.
   - Куда вы собрались, мисс Трэмейн?
   - Охотиться на хищных крыс, Зэб. Не оседлал бы ты мне Пэдди?
   - Да, мэм.
   Наблюдая за тем, как он стягивает подпруги седла, Энни  подумала  о  том,
что у слуги несчастный и агрессивный вид. Его ноздри раздувались, а палочка,
хищно торчавшая в носу, слегка трепетала.
   - Следует ли вам ехать  теперь,  ведь  ребенок  может  родиться  в  любую
минуту? - спросил он, проверяя, крепко ли держится седло.
   - Все будет в порядке, Зэб. Ваши женщины  рожают  во  время  переходов  и
работают до последнего момента.
   Он что-то невнятно пробурчал в ответ и  перебросил  кожаный  повод  через
голову лошади на луку седла. Энни не  пыталась  больше  успокоить  его.  Зэб
получил  европейское  образование  у  белых,  но   сохранил   при   этом   в
неприкосновенности   все   верования,   предрассудки,   суеверия   и   табу,
свойственные аборигенам.
   Энни же не могла позволить себе расходовать силы на подобные вещи, сейчас
главное -  сосредоточить  все  свое  внимание  на  руках,  а  это  требовало
огромного напряжения всех душевных сил.  Ее  физическое  состояние  было  на
пределе человеческих возможностей, бушующие в глубине души  страсти  сжигали
ее адским пламенем.
   Она закинула карабин за спину прежде, чем взобраться  на  лошадь.  Теперь
Энни могла проделать это лишь с помощью Зэба. Но как только она оказалась  в
глубоком седле, навыки верховой езды вернулись сами собой.
   До ранчо Майка Гаррисона Энни  добиралась  почти  пять  часов:  экономила
силы,  часто  останавливалась,  делая  несколько  подкрепляющих  глотков  из
фляжки.
   К счастью, день выдался погожий,  небо  чистое,  лишь  изредка  несильные
порывы ветра вздымали пыль с дороги. Но с каждым километром Энни все сильнее
ощущала, с каким трудом дается ей эта дорога.
   Энни неимоверно устала, ее бедра начинали дрожать, дышать стало трудно, и
тем не менее она упорно продвигалась вперед к границе.  Энни  твердо  знала,
что скоро достигнет земель Майка, слишком часто  она  объезжала  собственные
земли.
   Все время, кроме сезона стрижки, овцы паслись на выгонах,  но  ее  жертва
должна была находиться или в самом поместье, или в непосредственной близости
от него.
   Когда Энни подъехала к ранчо, двое рабочих,  прервав  работу,  пристально
посмотрели на нее, но, заметив ее взгляд, тут же вернулись  к  своим  делам.
Три мальчика и девочка сошли с тропы, уступая  ей  дорогу.  Жена  одного  из
работников, развешивая во дворе  белье,  украдкой  глянула  на  Энни  из-под
простыни.
   Ее появление было внезапным. Видимо, Майк Гаррисон никак не  ожидал,  что
беременная женщина, возложив на себя карательные функции, осмелится  явиться
совершенно одна. Его рот скривился в презрительной гримасе.  Непростительная
оплошность представителя сильной половины человечества, не считающего женщин
способными на такие поступки.
   Энни нашла Майка в огороженном закутке с Капитаном Куком, оплодотворявшим
овец своим призовым породистым семенем. Майк снял шляпу  с  головы,  вытирая
тыльной стороной ладони пот со лба. Влажные волосы четко  отмечали  границу,
где прилегала шляпа.
   - Майк!
   С испугом он посмотрел вверх. Увидел карабин в  ее  руках,  и  его  глаза
расширились от ужаса.
   - Что это значит, черт подери?
   - Все что угодно, кроме детской колыбели, - резкий и властный голос  Энни
отдавался в ушах воем и шуршанием горячего степного ветра.
   - Ты сумасшедшая! - его глаза обежали двор в поисках кого-нибудь, кто мог
бы прийти на помощь.
   - Ну да, от горя. Ты знаешь, что это значит? Я сейчас  сделаю  нечто,  не
задумываясь о последствиях...
   Подбородок  Майка  задрожал,  руки  машинально  сжались  и  разжались   в
судорожном движении.
   - Если ты сейчас же не уедешь, то я позову  на  помощь,  а  мои  люди  не
станут особенно церемониться с женщиной, сжимающей ружье, даже  несмотря  на
ее положение.
   Она пожала плечами:
   - Я уже сказала, что от горя готова на все.
   Капля пота, появившаяся из ниоткуда, проступила на носу Майка и свесилась
с самого кончика.
   - Ты не сможешь после этого уйти отсюда.
   - Неужели ты думаешь, что меня это пугает?
   Он попытался использовать другую тактику:
   - Нет, но ты сейчас выглядишь как грязная шлюха,  обрюхаченная  паскудным
стокменом, которому указали его настоящее место.
   Майк почти добился успеха, пытаясь ее раздразнить. Ярость бурлила в крови
и стучала в висках. Энни поборола себя  и  обрела  самообладание.  Небрежным
движением она вскинула карабин и прицелилась.
   Майк невольно зажмурился и затрясся мелкой дрожью.
   - Нет, - прошептал он. - Пожалуйста!
   - Пожалуйста что?
   - Пожалуйста, не убивай меня!
   - На колени!
   Майк упал на колени среди овец, слезы градом покатились у него из глаз.
   - Бог свидетель, я не хотел убивать Рэгги. Когда он отказался уехать,  мы
с парнями решили немного позабавиться с ним, но...
   - Ты весь в соплях, Майк. Рэгги не попросил пощады, и это разозлило тебя,
не так ли? Посмотри на себя, Майк, ты -  червь,  ползающий  передо  мной  на
коленях. Теперь-то и ты знаешь свое настоящее место.
   Медленно она взвела курок.
   - О Господи! - зашептал Майк. С коротким  хлопком  карабин  подпрыгнул  в
руке. Энни глянула поверх стволов сквозь пороховой дым.  Капитан  Кук  лежал
мертвым.
   Серая волнистая шерсть призового барана заалела в месте попадания пули.
   Ошарашенный, Майк тупо уставился на мертвого барана.  До  него  не  сразу
дошло, что случилось. Наконец он что было мочи завопил:
   - За это ты заплатишь жизнью! - и сломя голову бросился на Энни.
   - Стой! - внезапно приказал мужской голос.
   Энни и Майк, обернувшись,  увидели  Зэба,  стоявшего  в  углу  ближайшего
загона. Абориген  сжимал  бумеранг.  Точно  пущенный,  он  мог  бы  разнести
человеческую голову на мелкие кусочки.
   Майк замер, сделав еще один короткий шаг вперед. Его глаза горели бешеным
огнем, он тяжело дышал, руки сжались в кулаки.
   Хладнокровно Энни  вытащила  еще  один  патрон  из  патронташа,  зарядила
карабин  взвела   курок,   прицелилась   и   снова   выстрелила.   Одна   из
оплодотворенных овец забилась в конвульсиях, затем стихла.
   Рабочие, привлеченные выстрелами, стали полукругом позади Энни.
   - Что здесь происходит?
   - Если твои люди попытаются  остановить  меня,  Майк,  твои  мозги  будут
разбросаны в пыли. И не думай, что я выражаюсь фигурально.
   Выражение лица Майка подтвердило, что он верит сказанному.  Энни  загнала
еще один патрон в карабин и выстрелила. Она стреляла снова и снова,  заряжая
и опять спуская крючок. Наконец  все  было  кончено,  и  единственным  живым
существом в загоне остался сам Майк Гаррисон.
   Энни спокойно зачехлила карабин и перебросила его через плечо.
   - Попробуй ступить хотя бы одной ногой на  мою  землю,  поднять  хотя  бы
палец на меня или моих людей, и ты узнаешь, что такое настоящая агония.  Мне
кто-то говорил, что аборигены умеют изумительно пытать...  Ты  понимаешь,  о
чем я?
   Майк что-то невнятно бормотал, беспрестанно кивая.
   - Ну что ж, тогда, я думаю, мы друг друга поняли.
   Внезапно Энни  почувствовала  чудовищную  усталость,  вдруг  навалившуюся
разом. Женщина так устала, что едва могла прямо удерживать голову.
   - Зэб? Пошли домой, ко Времени Грез.

Книга вторая

   "Простираясь на Северо-Запад в безлюд
   Ной стране,
   Куда редко доходят облака,
   Где лежат ранчо скотоводов за триста
   Долгих миль.

   Чтобы я не забыл, живя в городе,
   Настоящей дружбы мужской,
   О ней мне напоминают мехи для воды
   И старый котелок
   Висящие на стене".
   (Неизвестный автор).

Глава 9

1882

   Гавань Сиднея  была  весело  расцвечена  флагами.  Школьники,  скваттеры,
солдаты,  стригали  присоединились  к  горожанам,   празднующим   завершение
строительства моста Глэдсвилл - первой сухопутной коммуникапии,  соединившей
Северную и Южную части сиднейской бухты.
   С момента, когда Энни  сменила  короткие  детские  платьица  на  взрослую
одежду, она была свидетельницей открытия Суэцкого канала, вдвое сократившего
время,  необходимое  для  путешествий  из  Австралии  в  Европу,  того,  как
телеграфный кабель протянулся из Сиднея до  Лондона  и  гарнизон  Британских
войск был выведен из Австралии. Она  была  не  только  безучастным  зрителем
исторических событий, но и сама в некотором роде творила историю.  Осознание
этого захватывало дух.
   Вместе с премьером Нового Южного Уэльса, мэром города и прочими именитыми
гражданами Энни была приглашена на торжественный митинг по поводу завершения
строительства  моста.  Она  -  единственная  женщина  среди   более   дюжины
сиднейских  лидеров,  разместившихся  на   временной   трибуне,   специально
возведенной по этому случаю. Свежие опилки сразу же прицепились на кружевной
подол яблочно-зеленой юбки, как только Энни  поднялась  на  помост.  Морской
бриз трепал зеленые ленты на ее щегольском шотландском берете.
   - Мост, соединивший  два  берега,  символизирует  еще  одно  звено  цепи,
выкованной нами, и начало новой эры.  Эры,  которая  принесет  людям  мир  и
процветание. Эта цепь ковалась теми, кто был впереди нас  и  будет  коваться
теми, кто придет после. Ради сотрудничества и милосердия между людьми других
континентов, между людьми всего мира и, что  самое  главное,  -  между  нами
самими.
   Ее речь была потрясающе краткой. Зрители не знали, что и думать. Что  она
имела в виду? О чем говорила? На чьей стороне  была?  На  стороне  либералов
буржуазной партии или реформистского  крыла  лейбористов?  Может  быть,  она
выступала против изоляционистов?
   Неуверенные робкие хлопки раздались в толпе.
   - Вы смутили их, Энни, - сказал Райан, сидя с ней во французском ландо на
обратном пути в контору "НСУ Трэйдерс". Кожаная крыша экипажа была  опущена,
и ласковое сентябрьское солнце обнимало их мягким теплом.
   Энни неприязненно взглянула на Райана. Его  гардероб  состоял  из  одежды
самого высшего качества, впрямую соответствуя  процветанию  газеты.  Высокий
цилиндр, перчатки и трость дополняли туалет.
   - Ваша прямота доставляет мне чрезвычайное удовольствие.
   - Это было скорее похвалой, Энни. Люди ныне мыслят реальными категориями.
Они в каждом предполагают двуличность. У них нет желания выслушивать длинные
сентенции политических лидеров о том,  что  все  находится  в  их  руках,  о
надежде на лучшее и прочем. Они ожидают, что с ними будут обращаться  как  с
детьми, а вы отнеслись к ним, как ко взрослым, как к равным. Вы были  честны
перед ними.
   - Турецкая поговорка гласит: "Говори правду и  убегай",  -  она  вскользь
улыбнулась Райану из-под зонтика.
   - Зачем мы останавливаемся здесь?  -  спросил  он,  когда  кучер  натянул
вожжи. Энни кивнула на вывеску:
   -  "Дом  Одиноких  Женщин".  Моя  мать  учредила  его,  назвав   "Женским
Иммигрантским Домом". Предназначался он для женщин, осужденных на  ссылку  в
колонии, которые преимущественно пополняли местные бордели и  которых  затем
бросали на произвол судьбы.
   - Вы никогда не перестанете удивлять меня, Энни.
   Она оперлась на его руку, выходя из экипажа.
   - Я верю, что вам, во всяком случае, не скучно со мной. Он засмеялся:
   - До этого пока далеко.
   Старая монахиня в одеянии сестры милосердия встретила их  и  проводила  в
небольшую, но уютно обставленную комнату для посетителей.
   - Мы так рады видеть вас, мэм.
   - Спасибо, сестра Вероника. Кажется,  мои  визиты  становятся  все  более
редкими  и  отдаленными  один  от  другого  во  времени.  Я  заехала,  чтобы
справиться, доставлены ли вам медикаменты.
   Красные щеки монахини растянулись в улыбке.
   - Да, они прибыли вчера. Вместе с ящиком свежих овощей, благодарим вас.
   - Все благодарности ресторану "Бристоль", они добровольно  отправили  это
пожертвование. - И более непринужденно Энни добавила, - не нужно ли вам  еще
чего-нибудь? Может быть, белье, одежда?
   - У нас не  хватает  керосина.  Мне  пришлось  сменить  большинство  ламп
свечами.
   - Мой секретарь  позаботится  об  этом.  -  Внезапно  Энни  почувствовала
необходимость уйти поскорее, насколько позволят приличия,  так  как  молоко,
переполнявшее грудь, стало просачиваться через лиф платья.  -  Я  постараюсь
приезжать к вам почаще, сестра Вероника.
   Уже снаружи Райан спросил:
   - Та ли это грозная женщина, повергнувшая в прах  сиднейских  голиафов  -
Бальзаретти и МакИннеса? И та ли эта женщина, державшая Спрингфилд...
   - Это был Шарп. - Энни взобралась в ландо и приказала кучеру отвезти их в
контору. - Вся эта история была раздута до невероятных размеров.
   - Но тем не менее основана  на  факте.  Вы  взяли  карабин  и  прикончили
Капитана Кука, пятерых оплодотворенных им овец и их трех отпрысков.
   - Ну да, однако же я не прикончила Майка Гаррисона и даже не сделала  его
импотентом.
   Райан снова засмеялся, запрокинув голову.
   - Вас не испугает никакой мужчина.
   - А вас не испугает даже возможность стать чемпионом среди неудачников. -
Она намекала на стригалей и сезонных  рабочих,  осаждавших  конторы  богатых
овцеводов и заводчиков.
   - С вами я сталкиваюсь лбом чаще, чем у себя в  редакции  с  недовольными
бизнесменами. Если бы вы не были столь упрямы и твердолобы...
   - Я твердолоба и упряма? А чего достигли вы своими нападками  на  Уолтера
Филлипса? Только  того,  что  заводчики  и  фабриканты  перестали  размещать
рекламу в вашей газете.
   Американский  магнат   Филлипс   приехал   в   Сидней,   чтобы   получить
дополнительные  субсидии  компании  "Филлипс  энд  К".  Для  этой  цел